| ст. Кигаласы ) (в сотрудничестве с каллиграфом и худож. Юсуфом аль-Мусаввиром; араб. название - «Нанизанный жемчуг истории византийских императоров», 1648) и, совместно со своим отцом, начальную часть хроники Псевдо-Дорофея Монемвасийского (араб. название - «Удивительная история ромеев», 1667). Гипотетически П. А. приписывают компилятивные переводные описания Рима и храма Св. Софии в К-поле, сохранившиеся в ближневост. рукописных собраниях без указания авторства. Известен ряд рукописей-автографов П. А. 40-50-х гг. XVII в., из к-рых наибольший интерес представляет сборник ИВР РАН. В 1220 (1642 г.), содержащий уникальные тексты по церковной истории, а также колофон к иллюстрированной Псалтири ИВР РАН. А 187, выполненной Юсуфом аль-Мусаввиром (1648), и приписки к др. иллюстрированной рукописи Юсуфа (перевод хроники Матфея Кигаласа), находившейся во владении П. А. в 1-й пол. 60-х гг. ( Frantsouzoff S. Le patrimoine manuscript de Paul d " Alep conservé à St. Pétersbourg//Relations entre les peuples. 2012. P. 31-50). Арх.: РГАДА. Ф. 52. Оп. 1. 1654 г. 21. Ч. 1-3; 1667 г. 9; 1669 г. 21; 1670 г. 47. Соч.: The Travels of Macarius, Patriarch of Antioch/Transl. F. C. Belfour. L., 1829-1836. 9 pt.; 18362. 2 vol.; Путешествие Антиохийского патриарха Макария в Россию в пол. XVII в., описанное его сыном, архидиак. Павлом Алеппским/Пер. с араб.: Г. Муркос. М., 1896-1900. 5 вып.; 2005п; Voyage du Patriarche Macaire d " Antioche/Éd., trad. B. Radu. P., 1930-1949. 3 vol. (PO; T. 22. Fasc. 1; T. 24. Fasc. 4; T. 26. Fasc. 5); Jurnal de cltorie în Moldova i Valahia/Introd., ed., trad., not. I. Feodorov; cuvânt înainte R. Theodorescu. Bucur.; Brila, 2014; Paul of Aleppo/Introd., transl. I. Feodorov//The Orthodox Church in the Arab World, 700-1700: An Anthology of Sources/Ed. S. Noble, A. Treiger. DeKalb (Ill.), 2014. P. 252-275; «Путешествие патриарха Антиохийского Макария»: Киевский список рукописи Павла Алеппского/Изд., пер., коммент., предисл.: Ю. И. Петрова; ред.: В. С. Рыбалкин. К., 2015; Мат-лы к истории Грузии XVII в.: Описание Грузии, сост. |
| Вследствие этого они прибегали к такого рода хитрости. Обычно поджидали в Путивле приезда какого-либо знатного лица, которое без задержки пропускалось в Москву. Это знатное лицо имело право вместе с собою привозить в Москву и свою свиту. И вот все те, которых не пропускали в Москву, входили в денежную сделку с этим знатным лицом, обещая поделиться с ним милостыней, которую они рассчитывали получить в Москве, и записывались в его свиту, Все они тогда пропускались в Москву. Предоставлялись им и для их товаров дармовые казенные подводы и выдавались на содержание суточные деньги. Это же самое случилось и с нашими сирийцами. «Бедняки и торговцы, – говорит архид. Павел, – прибегли к нашему покровительству; мы записывали их в числе служителей; настоятели же монастырей записались как семь архимандритов, из коих при каждом был, по обычаю, келарь или повар». В свиту сирийцев, таким образом, набралось 40 человек. 68 «Макарий п. антиох. в России–документы Посольского приказа». Н. Рождественский. 19, стр. 14. 69 Было предписано ничего не говорить о делах царя: «А учнет спрашивать патр. или власти про Московское государство или о иных каких делех… говорити о том, что пристойно, а о больших делех отговариваться» стр. 7 71 «В нынешнем, 163-м году, февраля во 2-й день, приехал к г. царю и в. к. А. М. в Москве Антиохийский патриарх Макарий» стр. 24. 72 Такое же количество милостыни обозначено в документах Посольского приказа 101:107, 109 и 112 «Макарий, патр. антиохийский в России». Н. Рождественский 75 Коялович. История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям. Петроград. 1884 г., стр. 47. 86 Для примера мы приведем один его рассказ о сибирских собаках, на которых ездят инородцы. «Мы видали,–говорит он,–упомянутых собак в домах государственных сановников, кои хвастают ими и строят для них деревянные домики подле ворот своих жилищ, привязывая этих собак толстою цепью за шею, ибо, Бог свидетель, каждая собака больше осла; голова же у неё больше, чем у буйвола, а пастью своею она может проглотить голову буйвола» (вып. |
| В одной из заключительных глав (XX) той же книги путешествия автор, говоря об окончательном поражении Василия, как бы с досадой восклицает: «все это случилось к нашему злополучию!» Английская рукопись поясняет, в чем заключалось это злополучие. «Все наши надежды были окончательно потеряны, ибо основывались на Василии и его вельможах. Подарки, взятые нами для них и стоившие нам несколько сот пиастров, теперь были брошены напрасно и бесцельно. Василий обещал нашему владыке патриарху уплатить все его долги и издержки и изъявил готовность отпустить его далее на север, назначив посла сопутствовать ему к Царю Московскому и обязавшись снабдить его всем потребным для путешествия, как то: повозками, лошадьми и тому подобным. Об этом он говорил ему и публично и частным образом. Также и от вельмож мы ожидали больших сумм, но теперь все было вконец потеряно» (Вып. стр. 101–102). Об обычае валахов еженедельно назначать путешественникам «двух драбантов в ранге сержантов» наша рукопись не упоминает. Между тем в английской (кн. 3, гл. I) об этих прислужниках сказано, что «они приходили в воскресенье утром и оставались до вечера субботы. Они кололи дрова, разводили огонь, чистили рыбу, мыли посуду, приносили назначенную провизию и напитки; когда они уходили, владыка патриарх давал им на водку, а другие приходили» (I вып., стр. 115). В описании чина крестного хода по четвергам в Валахии (кн. III, гл. XI) по словам нашей рукописи, – «прошли по деревянному очень длинному мосту»; в английской же рукописи прибавлено: «мы проследовали на расстояние, как между Алеппо и Айн Аттилем или почти как между Дамаском и Кабоном» (I в., стр. 144). Сообщение о прибытии путешественников в украинское селение по имени Лясковска пополнено в лондонской рукописи следующей вставкой: «знай, что во всех этих странах всегда бывает протопоп, который занимает первое место между священниками при возглашении и прочем» (II вып., стр. 15). В Московской стране путешественники встретились с обычаем «называть мужчину или женщину не только их именем, но с прибавлением имени отца, даже у крестьян». |
| Софии по своей длине, обширности, ширине и подбору цветов мозаики на его стенах и на полу. В нем, от верху абсиды до низу (около 7 арш. высоты) в высшей степени прекрасное изображение Владычицы (вып. II, стр. 69), именуемой «Нерушимая стена». Богоматерь изображена во весь рост, она стоит «с платом у пояса, с раскрытыми дланями, подняв руки. Изображение сделано из разноцветной блестящей мозаики с позолотой» (вып. II, стр. 69). Это одно из самых редких мозаических изображений Богородицы Византийского стиля. – Основанием для наименования образа Богоматери «Нерушимая стена» послужило, по всей вероятности, то обстоятельство, что это изображение на стене, видимое в храме всеми, при низком иконостасе, вызывало в мысли распространенное в памятниках письменности сравнение Богоматери с твердынею. Она покровительница Константинополя; она надежнее крепостных стен его, она, по выражению церковных песнопений, «Царствия нерушимая стена», держава и утверждение, нерушимая стена и предстательство, стена необоримая, стена недвижимая, стена прибежища, стена нерушимая, прибежище и покров; палата, которою сохраняется нерушимо град наш (Константинополь); всех городов и весей непобедимое хранилище и предградие 96 . Эти общеизвестные уподобления легко могли послужить поводом к тому, чтобы усвоить изображенной на стене Богоматери наименование «Нерушимой стены». Мозаика эта имеет большую важность для характеристики византийско-русского иконографического предания; замечательна она и со стороны стиля. He видно здесь ни излишней манерности, ни сильной наклонности к аскетическим формам представления, ни педантического увлечения мелочами в ущерб целому, характеризующих эпоху упадка Византийского искусства; напротив, изящество формы и глубина внутреннего содержания – суть ее отличительные признаки. «Здесь же, под Непорочной Девой изображен стол Тайной вечери, окруженный ангелами» (вып. II, стр. 69). Стол покрыт материей багряного цвета с четырьмя золотыми наугольниками, с белыми и серыми полосами, с золотыми украшениями в виде кругов и цветов, образующих собою фигуру четвероконечного креста. |
| III, стр. 138). Однако, уставная богослужебная продолжительность производила на сирийцев и противоположные чувства» «мы забывали (во время богослужения (вып. IV, стр. 105) в Успенском соборе), – говорит архидиакон – усталость от долгого стояния, утешаясь радостию, испытываемой нами от всего, что мы видели и слышали (вып. III, стр. 135). От наблюдательного описателя быта русского народа в отношении богослужебном почти ничего не ускользнуло из того, чему архидиакон Павел был свидетелем, a потому в отношении литургическом описание путешествия дает обильный материал для изучения богослужения, его обрядов, чинопоследований, употребления различных песнопений, а также немало дает решений вообще в области церковно-богослужебной практики. В этом отношении Павел преимуществует пред многими посетителями России, в особенности иноверными путешественниками. Наше богослужение для таких путешественников почти было закрыто. «Москвиты, – говорит архидиакон Павел, – не впускают чужестранца в свои церкви, думая, что он их осквернит» (вып. III, стр. 92). «В прежнее время, – по словам нашего автора, – даже греческих архиереев не допускали к служению в своих церквях, полагая, что они осквернились от турок» (вып. III, стр. 18). А потому им с трудом изредка удавалось присутствовать при том или ином богослужении. С другой стороны, самое присутствие для большинства иностранцев не приносило пользы, так как они не знали ни порядка нашей службы, ни языка, а потому все совершавшееся вокруг них оставалось для них непонятным. Хотя и наши сирийцы не знали богослужебного языка, но самое богослужение и обряды для них были понятны. Поэтому писатели-иноверцы почти совсем не касаются содержания самого богослужения русской церкви, а если кто из них что-либо и сообщает, то слишком мало существенного, иногда же в своих скудных сведениях дают сбивчивые понятия. Правда, некоторые частные виды богослужения были более доступны, например, крестные ходы, различные религиозные обычаи народной жизни, соблюдавшиеся в известные праздники, равно как и таинства, которые довольно подробно и даже верно описаны многими путешественниками, посетившими нашу страну. Внешняя церковно-обрядовая сторона религиозной жизни русских по самому своему свойству оставалась более наглядною и доступною для их наблюдения, и потому могла представить более обильный материал для самого описания. В этом смысле архидиакон Павел, как естественно находящийся близко, по его положению и сану, к описываемой сфере, значительно превосходит иностранных писателей. При своей любознательности, он внимательно следил за порядком и особенностями русского богослужения, за поведением молящихся в храме, и с усердием прислушивался к церковному чтению и пению. Сведения его об этом предмете не лишены для нас самого живого значения. Церковное чтение. |
| С понижением религиозного чувства, эгоизм и стремление к материальным благам становятся главными основами жизни. «Безграничный эгоизм разливается повсюду. Удовлетворение материальных потребностей является единственным идеалом» (Ле-Бон). Эгоизм проявляется в различных формах: в форме самообожания, гордости и т. п. и развивается во всех слоях общества. Гордость – вот самый выдающийся порок нашей эпохи и нашего поколения. Эта гордость порождает упорство и ведет человека к худшим излишествам и неудачам. Она служит огромным и, может быть, непреодолимым препятствием к умиротворению умов. «Великая болезнь нашего времени, – говорит Тиллуа, – это упадок уважения к власти». С замечательной меткостью определяет жизнь настоящих людей г. Беранже. «Сильные – это самые богатые и самые способные. Лицемерие царствует. Деньги угнетают и унижают совесть... Ничего нельзя ожидать от общества, в котором честность сердца и благородство ума побеждаются союзом всяких выгод и всевозможной ложью». «Ненависть и зависть, – замечает г. Дрюмон, составляя сущность нашего общества, – разрушили сердечные отношения, существовавшие некогда повсюду». «Недовольство и какое-то тяжелое чувство, – заявляет доктор Ле-Бон, – распространяется на все классы общества, на бедных и богатых». Вот картина религиозно-нравственного состояния французского народа, написанная современными католическими художниками морали и учеными в натуральную величину. To, что так живо и правдиво изобразил нам о французах, по свидетельству самих же французов, протоиерей А. Рождественский в своей книге под заглавием «О приходской жизни во Франции», в высокой степени приложимо и относится к русскому народу. Церковный уклад жизни современной России, светлые идеалы, возвышающие человека верою в вечное добро, сошли, к сожалению, с горизонта человеческого миросозерцания. Отсутствие духовной бодрости, чистого и светлого жизненного настроения, освежающей действительности отмечаются как характерные явления человеческого существования. В обществе наблюдается не прекратившееся еще брожение умов, неугомонная борьба и столкновение разнородных идей. Нет устойчивости и твердости в непоколебимых нравственных началах, которые должны руководить жизнью. |
| История – лучшая учительница, и самое глубокое толкование Типикона это будет его историческое толкование. С самого начала имея в виду дать Типикону главным образом историческое объяснение, автор хотел было представить последнее в виде исключительно мелких замечаний на отдельные пункты и частности Типикона. Но если бы дело свести только к этому, то такое толкование нельзя было бы назвать историческим, поскольку история есть нечто целое и единое. Посему автор счел за лучшее те из исторических объяснений Типикона, которые можно было связать в одно, заключить в одну большую главу, чтобы при рассмотрении и анализе самого Типикона, не повторяя того, что сказано в этой последней, ограничиваясь лишь ссылками, останавливаться только на мелких деталях. Итак, толкование Типикона в самых основах и существенных чертах его уже дается читателю «Вступительной главой» к нему. Это не предисловие к Толковому Типикону, и не введение к нему, это самая основная и существенная часть его. Автор надеется, что она достойна своего почетного заглавия «главы» Типикона, хотя только вступительной. Автор уверен, что кто будет иметь охоту или терпение (то и другое будет зависеть не только от интереса к богослужению, но и от степени общих церковно-исторических познаний читателя), кто будет иметь терпение или охоту прочесть эту «главу», у того спадет завеса пред многими тайнами и загадками Типикона, тот почувствует, что Типикон наполовину и в главном истолкован и от последующего содержания книги будет ждать объяснения таких, например, частностей, почему на вечерни сугубая и просительная ектении положены после входа и повторяют прошения великой или почему на 9 часе в Великий пост положены только 3 поклона. Только ответов на подобные вопросы придется искать в будущем выпуске нашей книги тому, кто прочтет внимательно этот ее выпуск, если только это чтение не подготовит и к самостоятельному разрешению таких недоумений. Благодаря всему этому, автор в продолжении книги получит возможность сосредоточиться наиболее на практическом применении Типикона. |
| К стр. 76:78, 79 и др. – Адам Олеарий. Описание путешествия в Московию и через Московию в Персию и обратно. СПБ. Изд. A. С. Суворина. 1906 г., стр. 582. Адам Олеарий, придворный ученый Голштинского Герцога Фридриха, дважды был в России при посольствах в 1633 и 1636–1638 годах, и имел случай проехать всю Россию от северо-запада до крайних пределов юго-востока. По возвращении в отечество, он составил ученое описание этого путешествия под приведенным заглавием. Это в высшей степени любознательный и ученый писатель. Любознательность его доказывается уже тем, что он, несмотря на сравнительно короткие сроки своего пребывания внутри самой России, успел собрать весьма много сведений, относящихся к строю гражданской нашей жизни. Но значение его труда еще более для нас увеличивается от того, что он собрал много сведений, относящихся и к религиозной нашей жизни и практике; а если мы примем во внимание те трудности, с которыми приходилось бороться иностранцам в этом случае, то его труд заслуживает вполне уважения. Правда, автор говорит, что он пользовался сочинениями о России предшествовавших писателей, и часто на них ссылается, но у него весьма много данных, принадлежащих его личному наблюдению во время его пребывания внутри России. Нет ни одного писателя в рассматриваемое нами время, который бы с такою полнотою и обстоятельностью описал все таинства и религиозные обряды наши, как Олеарий, хотя некоторые частные случаи церковного богослужения и религиозных обычаев описываются у других иногда с большею подробностью, чем у него. Кто из иностранцев половины XVII в. хотел познакомиться с богослужением, таинствами и обрядами нашей Церкви, тому нужно было взять в руки Олеария. Его описание России обнимает собою 582 страницы большого формата, значительная часть их посвящена предпочтительно изложению религиозно-церковного нашего быта, не говоря уже о множестве заметок касательно наших религиозных нравов и обычаев, которыми испещрено все сочинение. Но при обилии материала, его труд замечателен еще тем, что это плод добросовестного и по местам ученого изложения предмета. |
| Нет сомнения, что разрешительные молитвы, щедро раздаваемые патр. Макарием, не могли служить для русских актами, заменяющими для них исповедь. Тем не менее, они имели большой сбыт. С особенным рвением запасались грамотами купцы и всякого рода торговцы (вып. I, стр. 127). В изобилии они раздавались также в Валахии (вып. V, стр. 16). Большой сбыт грамоты патр. Макария находили в Малороссии (вып. II, стр. 65), особенно в Киеве. Самый обряд совершения разрешительных грамот архид. Павел описывает так: в пятницу после пятидесятницы, владыка-патриарх отправился к Валахскому господарю. «Оставшись наедине с ним и с доминой, он дал им разрешительные грамоты, после того как мы надели на него епитрахиль и омофор: оба они простерлись на землю и он прочел над ними эти грамоты» (вып. I, стр. 149). Это действие ясно указывает на ту молитву, которою обычно заканчивается современный чин исповеди. Приблизительно такого содержания посылал «прощеную грамоту» патр. Иерусалимский Иоаким нашему великому князю Василию Васильевичу. В XVI веке (1585 г.) Иерусалимский же патриарх Собраний послал супруге Феодора Ивановича царице Ирине грамоту, где, посылая царице благословение свыше, – «по власти, данной от Господа ученикам вязать и решить», прощал и разрешал ее, если она что согрешила перед Богом. Впоследствии текст разрешительной грамоты (XIX в.) видоизменился. Здесь указывалось, что разрешение дается не безусловно на все грехи 272 . Действия патр. Макария по раздаче разрешительных грамот не стояли в противоречии с обычаями того времени. Архид. Павел отмечает, что патр. Макарий «с готовностью» (вып. I, стр. 147) раздавал грамоты, но в данном случае патр. Макарий не выделялся из ряда своих сослужителей. В XVII веке, не менее других, проявлял щедрость по раздаче разрешительных грамот Константинопольский патриарх Афанасий. Обычай и распространение грамот имели место также и в Москве, но гораздо в меньшем количестве и с меньшей торжественностью (вып. IV, стр. 158). В таинстве священства Павел Алеппский указывает некоторые особенности в самом чине рукоположения во диакона и во иерея по сравнению с предшествующей практикой и практикой настоящего времени. |
| «Ни для кого не тайна, что есть целая довольно ясная и определённая система языческого направления в нашей литературе и общественной среде. В литературе представителями языческого направления мысли надо считать Льва Толстого, Андреева, Максима Горького, Протопова и др. Это направление в особенности захватывает нашу молодежь. Через сцену, прессу и литературу это настроение общественной мысли проникнет в самые отдаленные уголки. Эти, так сказать, венозные течения движутся от центра к периферии, заражая собой все по пути и достигая крайних пределов». Однако вкратце разберемся, что это за художники современного слова, что это за представители современной литературы? «Ни одна из звёзд первой величины нашего литературного небосклона, – пишет Н. Михайловский, – ни Толстой, ни Достоевский, ни Щедрин, ни Тургенев не завоевали с такою быстротою такого широкого круга читателей, как Горький. Горький является поэтом босой команды, золоторотцев, людей бездольных, удалых головушек, вечно бродящих из города в город, из одного конца России в другой, беззаботно проживающих те последние гроши, какие им пришлось заработать. Душа Горького лучше всего выразилась в типах тех произведений, где фигурируют беспокойные и стремящиеся к свободе лица. Максим Горький, по выражению иностранного критика Гуго Ганц, открыл нам новую область, он как бы начал разрабатывать новый слой руды, он затронул такие стороны нашей жизни, мимо которых другие писатели проходили без всякого участия, его картины из быта «бывших людей» осветили ту умственную и нравственную атмосферу, в которой живут и движутся и существуют «подонки общества». – Со своими героями Максим Горький, в конце концов, оказался «на дне», в духовной пропасти, из которой едва ли ему удастся выбраться, потому что он и в себе, и в своих героях исказил тот образ и подобие Божие, которые отличают человека от животного. И в то время, когда Горький, подделываясь под общий тон современной разнузданности, льстил своими произведениями безнравственным наклонностям толпы, это был «кумир» общества, которого чтила неверующая масса. Но всему бывает конец. И этот недавний «идол» нашего общества позорно свергнут с пьедестала. Одна из последних пьес Горького – «Чудаки» принесла большое разочарование. Трезвая мысль по этому поводу высказалась совершенно определённо. «В пьесе масса, иногда более ярких, иногда совершенно тусклых и шаблонных слов, есть стремление дать отчетливые контуры нарисованных фигур, но все они бесцельны, немощны, и написаны измученным, раздробленным пером». Этот смертный приговор литературному таланту Горького подписан тем же безрелигиозным обществом, которое ранее восхваляло его. И пусть он за свое безверие висит теперь на заграничной виселице общественного презрения. |
|
|
