| к экономическому кризису, так что становилось необходимым вмешательство экзархов Патриархии. Так, в 1799 г. по просьбе монахов Патриархия создала комиссию из 5 святогорских отцов для переписи доходов и расходов за время служения скевофилакса Кирилла Хиосского с целью передачи этой должности др. лицу. Однако произведенные перемены не принесли желаемого результата, и в 1810 г. для исправления ситуации были назначены 3 патриарших экзарха-святогорца. Мон-рь Дохиар. Рис. В. Г. Григоровича-Барского. 1744 г. Мон-рь Дохиар. Рис. В. Г. Григоровича-Барского. 1744 г. В годы национально-освободительной революции 1821-1829 гг. монахи Д. приняли участие в вооруженном сопротивлении, войдя в состав тысячного святогорского отряда. После поражения восстания в Сев. Греции для получения амнистии Д. был вынужден отправить в К-поль в качестве заложника мон. Гавриила, уплатить двойные налоги за время восстания и на свои средства содержать разместившийся в обители тур. гарнизон. Поскольку Д. был не в состоянии платить жалованье начальнику гарнизона (2,5 тыс. грошей), тот отправился на подворье в Эрмилии и побоями и истязаниями заставил его эконома мон. Мефодия продать подворье в 1832 г. (позднее оно было возвращено Д. через суд). Начальствующая братия с казной и святынями временно покинула мон-рь. Из 150 монахов, проживавших в обители до восстания, осталось 38. За время тур. оккупации Афона Д. лишился всех невывезенных ценностей, в т. ч. серебряных рак и мощевиков, подворья были разграблены, а скот отобран. Для укрепления дисциплины в обители было решено письменно просить Патриархию о замене идиоритмического устава киновиальным. Прошение это, подкрепленное личным присутствием в столице игум. Феоны, было удовлетворено на Синоде в 1834 г. Патриарх Константин I, зная трудности подобного перехода, прислал монахам письмо, в к-ром оговаривал правила и назначал на год временного игумена - Стефана из Дионисиата. Однако это начинание не увенчалось успехом из-за сопротивления ряда должностных лиц мон-ря. |
| Внук и наследник кесаря, она Без всякого труда нашла другого, Не слишком знатного супруга. Я На брачный пир был позван. На невесту Навесили на сорок миллионов Сестерций изумрудов и жемчужин. Пилат (смеясь). Ужели мог ты с точностью такой На глаз ее убранство оценить? Префект Нет, в жемчугах и драгоценных камнях Я не знаток; она сама на пире Высчитывала каждому охотно Их стоимость. (Входит справа Лия, за ней Александр.) Явление четвертое Прокула Ах, Лия, наконец! Иди сюда! Скорей, садись поближе, Здесь на скамью у ложа моего. (Говорит с ней вполголоса.) Префект Когда, плывя к далекой Иудее, Я покидал родные берега, И за кормой в лазоревом тумане Тонули рощи и сады Путеол, Казалось мне, что ждут меня лишенья, Что, сродников утратив и друзей, От родины оторванный, здесь буду Я жертвой одиночества и скуки. Но вот, еще не минул день прибытья В неведомую чуждую столицу, А мне уж кажется, что дома я. 2-й трибун Как в Риме, как у нас на Палатинском Холме, мы слышим речь родную: те же Перед глазами пышные чертоги, А в довершенье - ласковый прием. Могли ли думать мы, что в Иудее Нас угостят лукулловским обедом! Префект Чего, чего здесь нет из яств отборных. Мозги павлиньи, языки фламинго, И еж морской, и устрицы Тарента, И куры нумидийские, и рыба, Которой родина - Эвксинский Понт... 1-й трибун А как ласкает взор разнообразье Плодов; из рога изобилья словно Их высыпали нам: тут и гранаты, И вишни, и египетские фиги, И яблоки, и сливы из Дамаска. Но лучше всяких лакомств и плодов Живительная в этих кубках влага Хиосское и кипрское вино; Оно шипит и пенится, и жажду Нам утоляет, и волнует кровь. Префект Товарищи, я кубок поднимаю За прокуратора! 1-й трибун Его здоровье! За нашего хозяина! Префект За благородную его супругу! 1-й трибун За Прокулу я кубок осушаю! Вам, воины, благодаренье И за меня, и за мою супругу. Префект Лишь наша госпожа ни до чего И не дотронулась из яств обильных. Непочатый, налитый до краев, Пред нею блещет кубок драгоценный. Префект Средь множества невольниц в этом доме |
| Екатерина одобрила все его действия. Соединившись с подошедшей между тем другой эскадрой Эльфингстона, Орлов погнался за турецким флотом и в Хиосском проливе близ крепостцы Чесме настиг армаду по числу кораблей больше чем вдвое сильнее русского флота. Смельчак испугался, увидев «оное сооружение», но ужас положения вдохнул отчаянную отвагу, сообщившуюся и всему экипажу, «пасть или истребить неприятеля». После четырехчасового боя, когда вслед за русским «Евстафием» взлетел на воздух и подожженный им турецкий адмиральский корабль, турки укрылись в Чесменскую бухту (24 июня 1770 г.). Через день в лунную ночь русские пустили брандеры и к утру скученный в бухте турецкий флот был сожжен (26 июня). Еще в 1768 г. по поводу только что предпринятой морейской экспедиции Екатерина писала одному своему послу: «Если Богуугодно, увидишь чудеса». И чудеса уже начались, одно было налицо: в Архипелаге нашелся флот хуже русского, а об этом русском флоте сам Орлов писал из Ливорно, что, «если б мы не с турками имели дело, всех бы легко передавили». Но Орлову не удалось завершить кампанию, прорваться через Дарданеллы к Константинополю и вернуться домой Черным морем, как было предположено. За удивительными морскими победами на Архипелаге следовали такие же сухопутные в Бессарабии на Ларге и Кагуле (июль 1770 г.). Заняты Молдавия и Валахия, взяты Бендеры; в 1771 г. овладели нижним Дунаем от Журжи и завоевали весь Крым. Казалось, территориальная задача русской политики на юге была разрешена; сам Фридрих II находил присоединение Крыма к России умеренным условием мира. Но петербургская политика, чересчур смелая в начинаниях, была довольно робка в подсчете добытых итогов. Боясь встревожить Европу такими крупными присоединениями, как Крым и азовско-черноморские степи, где между Кубанью и Днестром кочевали ногайские татары, там придумали новую комбинацию – этих всех татар не присоединять к России, а только оторвать от Турции и объявить независимыми, точнее, заставить променять легкую зависимость от единоверного султана на покровительство грозной иноверной царицы. |
| Димитракопулос Софоклис Занятия в гимназии На Хиосе, где школьное дело имело давнюю и богатую традицию, иеродиакону Нектарию удалось исполнить давнее свое желание – пройти курс гимназических наук, что по тем временам было делом совсем непростым. Из письма местного преподавателя К. Проиоса Патриарху Александрийскому Софронию (к тексту которого мы обратимся далее) видно, что будущий святитель посещал хорошо известную гимназию 43 (программа и уровень требований в которой примерно соответствовали лицею), где директорствовал Георгий Сурьяс 44 . По словам автора, иеродиакон Нектарий Кефалас обнаружил примерное поведение и выдающееся прилежание, за что пользовался особой любовью директора, который собирался помочь ему в дальнейшем образовании. Но когда он дошел до последнего класса, разразилось страшное Хиосское землетрясение (22 марта 1881). Школьные занятия прекратились, и Нектарию Кефаласу, завершавшему обучение на дому, пришлось сдавать выпускные экзамены при лицее Варвакион 45 в Афинах, где он получил аттестат (4 ноября 1881) с баллом «относительно хорошо» 46 . К сожалению, архив лицея не сохранился, что не позволяет нам, как и в случае с погибшим архивом Хиосской гимназии 47 , ознакомиться с экзаменационными ведомостями. В любом случае, несвоевременную выдачу аттестата и недостаточно высокий балл легко объяснить полным расстройством хиосского быта и тем, что тридцатипятилетнему монаху-гимназисту пришлось спешно и самостоятельно изучать материал, во многом отличный от гимназического и тем более от богословских дисциплин, все более его привлекавших. 43 В некоторых современных биографиях святого утверждается, что он посещал гимназию в Афинах. В ту пору там было четыре учебных заведения с гимназической программой: три гимназии и Варвакийский лицей. В архивах 1-й и 2-й гимназий сведения о Нектарии Кефаласе отсутствуют, архив 3-й гимназии уничтожен в 1909 г., архив Варвакийского лицея погиб в декабре 1944 г. 44 Георгий Сурьяс родился в 1808 г. в Фолопотами на Хиосе. Во время разорения острова турками в 1822 г. он был пленен и продан рабом в Александрию. Выкупленный из рабства, переселился в Тергесту, где получил образование в греческой школе (знаменитой, в частности, тем, что в ней преподавал тогда К. Кумас). Вернулся в Грецию после провозглашения ее независимости. Первое время преподавал греческую словесность на Паросе, впоследствии был преподавателем и директором гимназии в Эрмуполе (остров Сирос). В ноябре 1862 г. переехал на Хиос и до самой смерти († 1882) возглавлял тамошнюю гимназию. Под его управлением Хиосская гимназия получила широкую известность, так что окончившие ее, в отличие от выпускников других заграничных греческих школ [остров Хиос, как и ряд других территорий, позже вошедших в состав Греческого королевства, принадлежал тогда Турции], принимались в Афинский университет без вступительных экзаменов. |
| Главнейшие греческие источники различно относятся к событию. Участник осады, близкий друг последнего императора, известный дипломат, занимавший высокие посты в государстве, Георгий Франдзи, весь охваченный безграничной любовью к своему императору-герою и вообще к дому Палеологов и будучи противником унии, описал последние времена Византии с целью восстановить честь побежденного Константина, поруганной родины и оскорбленного греческого Православия. Другой современник эпохи, грек Критовул, перешедший на сторону турок и пожелавший доказать свою преданность Мехмеду II, посвятил свою, написанную под сильным влиянием Фукидида, историю “величайшему императору, царю царей Мехемету,” 961 где он излагает последние судьбы Византии уже с точки зрения подданного нового османского государства, хотя, к своей чести, и не подвергает нападкам своих соотечественников. Грек из Малой Азии Дука, будучи сторонником унии, в которой он видел единственное спасение, писал об интересующем нас предмете вообще с точки зрения, благоприятной Западу, особенно выставляя в критический момент заслуги и достоинства генуэзского вождя Джустиниани и умаляя, может быть, роль Константина, но вместе с тем продолжая любить и жалеть греков. Четвертый греческий историк последнего периода Византии, единственный афинянин, которого знает вообще византийская литература, Лаоник Халкокондил (или Халкондил), ставивший в центре своего изложения уже не Византию, а турецкое государство, задался новой и обширной темой изобразить “необыкновенное развитие мощи молодого османского государства, возникавшего на развалинах греческих, франкских и славянских держав,” 962 т.е. другими словами, дать общий труд, почему сочинение Лаоника, не бывшего к тому же очевидцем последних дней Константинополя, имеет для осады и взятия его турками, среди других источников, второстепенное значение. Из наиболее ценных источников, написанных на латинском языке, авторы которых пережили в Константинополе все время осады, можно назвать воззвание “ко всем верным Христу” (Ad imiversos Christifideles de expugnatione Constantinopolis) с трудом избегнувшего турецкого плена кардинала Исидора, умолявшее всех христиан подняться на защиту гибнувшей христианской веры; затем донесение папе архиепископа Леонарда Хиосского, также спасшегося от пленения турками и видевшего в постигшем Византию велико” бедствии кару за отступление греков от заветов католической церкви; наконец, стихотворная поэма в четырех песнях “Constantinopolis” итальянца Пускула, пробывшего некоторое время в турецком плену, подражателя Вергилия и отчасти Гомера, ревностного католика, посвятившего папе свою поэму, убежденного, подобно Леонарду, в том, что Бог покарал Византию главным образом за схизму. |
| То же самое повторяется в разветвлении племён Мидо-Зендского и Германского. В обоих сжатие звуков, отсутствие полных тонов, оскудение в гармонии, преобладание звуков е, у, р. Гласные а, о исчезают, роскошь и мягкость утрачены; но крепкий, строгий и, так сказать, воздержный язык просится выражать выводы логические, думы глубокие и религиозные, душу Зердушта и Канта. Полногласие считаю я чертой оригинальной и отличительной Славянских наречий потому, что оно в них не может быть качеством, заимствованным от других: ни от Финнов, которых мягкие диалекты не имеют с ними ничего общего, ни от Турок, которых жёсткое и гортанное произношение не имеет ничего музыкального или певучего, ни от Эллинов, которых язык, исполненный чудной прелести и разнообразия, далеко не представляет, даже у Дориян, такого соединения металлического звона и полноты, основанной на преобладали гласных а и о. По этому самому изо всех Славянских наречий самым Славянским считаю я Русское. И в том сознаются все те, которые со знанием дела и добросовестностью займутся сличением диалектов. Звуки Кельтские, жёсткость Германская исказили языки Чехов и Ляхов, наречие Иллирийское получило чуждую ему мягкость от соседства Италии; глухие тоны Турецкие вкрались в диалект Болгарский и удалили его от первоначальной нормы, увековеченной трудом святого Мефодия: так небо сделалось ныбъ и проч. 26 . Русский же язык принял много слов от Финнов и Татар, как лошадь или (собака), тундра и проч. 27 ; но он сохранил неприкосновенным, неизменным свой характер полнозвучности и величия, который свидетельствует о его далёкой восточной колыбели и которым особенно отличалось древне-Болгарское наречие, самое восточное из всех нам известных наречий Славянских. Наука должна бы быть чужда всем страстям, всем племенным самолюбиям: но я прибавлю несколько слов для нашей братии Чешской, Сербской и Полеской. Если им не достаточны внутренние доказательства, взятые из сличения диалектов, если их не убедят доводы a priori, почерпнутые из самой истории племён, то пусть они откроют Скимноса Хиосского, периплы Адриатического моря, Плиния и всех древних, формы Озеро, Озерьяты (Долане), Бережане, (ключ) 28 и проч. приведут их к заключению, совершенно согласному с моим. Даже в горах Славянская песнь сохраняет свои степные переливы и протяжные, дрожащие ноты; даже в смеси с другими наречиями. Славянское наречие сохраняет свою физиономию, свои преобладающие звуки. Даже на дальнем Западе, на оконечностях Галлии и Британии, Кельтское племя сохраняет свою Средне-Азийскую наружность, свои большие круглые головы, приземистый склад и безмерно-широкие плечи, по которым Английские офицеры замечают, что Валлиец берёт в строю больше места, чем всякий другой солдат. |
| 41 . Что же касается твоего сочинения 123 , то христиане ценят его ничуть не выше лживого пустословия Порфирия 124 , которым вы восхищаетесь, словно гласом Божиим, или твоего «Ненавистника бороды», иначе «Антиохика» (ведь ты даешь сему сочинению и то и другое заглавие). Тогда его делали важным твоя порфира и льстецы, которых приводили в восторг все твои поступки; теперь же эту твою бороду таскают, дергают и осмеивают, равно как и трудившихся над нею. В этом сочинении, будто сообщая что–то удивительное, ты премного гордишься тем, что совсем не заботишься о своем теле, и тем, что у тебя не случалось несварения пищи от объедания. А свои столь жестокие гонения на христиан и уничтожение многочисленного и столь священного народа ты сознательно обходишь молчанием. Впрочем, какой вред для общества от несварения пищи у одного человека или от того, что у него получилась естественная отрыжка? Когда же началось такое гонение и произошло столь небывалое смятение, разве не должна была понести ущерб вся Римская держава, как это и есть на самом деле?.. 42 . Вот тебе от нас столп 125 , выше и славнее геракловых столпов 126 : ведь они водружены на одном месте и видны только приходящим туда. Твой же столп не будет неподвижен и не может не сделаться известным всем и всюду; я убежден, что грядущие времена увидят на нем тебя и твои преступления, заклейменные позором, и будет он вразумлять всех других людей, дабы не дерзали на подобное восстание против Бога, чтобы им также не получить такого же возмездия за дела, подобные твоим. 97 Этому письму Григория предшествовало еще одно письмо с таким же шутливым описанием их совместной жизни в Понте. О том же см. письмо Василия к Григорию (стр. 67). 100 «Связать Геллеспонт» – намек на рассказ Геродота (VII, 35) о том, как Ксеркс приказал наложить на море путы, чтобы перевести в Европу свое войско. 101 Здесь игра слов: Главк – мифологический образ (морской Главк – беотийское божество рыбаков) и имя реального лица. 109 Орион – охотник из Беотии, с которым связано несколько мифов: он был ослеплен за оскорбление дочери хиосского царя Энопиона, убит стрелой Артемиды за то, что полюбил сестру Гелиоса Эос (другой вариант: за оскорбление Артемиды погиб от укуса гигантского скорпиона). Актеон – охотник, которого растерзали его же собаки,– наказание, ниспосланное ему Артемидой за то, что он увидал ее купающейся. |
| Уже то самое, что Данонте описал такое время, в какое он совсем не жил, мало обещает хорошего читателю его хронографии. И читатель, как кажется, не ошибается, если не станет ждать чего-нибудь путного от недостаточно образованного Кесария, взявшего на себя задачу говорить о том, чего он настоящим образом не знал. Во всяком случае, церковный историк совершенно напрасно потратил время, читая и перечитывая хронографию Дапонте. Исторический материал гражданского свойства у Кесария на первом плане, а о церковных делах он говорит мало, даже почти ничего. Он отмечает смены одного константинопольского патриаршества другим, кое-что говорит о неурядицах впатриархии, указывает обстоятельства, при которых турки повесили патриарха Парфения (Хиосского), обстоятельства лишний, а, потому, излишний раз доказывающие, что в Турции всякие нелепости возможны ( σελ. 6). В Хронографии встречаются рассказы о том, как двое турок, впрочем, в разное время, обратились к христианству. Но эти рассказы производят странное впечатление: один рассказ баснословен ( σελ.26), а другой совсем не понятен – видите ли? – некий Мустафа-эффенди, пожелав сделаться христианином, обратился к патриарху Каллинику, которого он любил и, наконец, ушел (вдруг! почему?) в Галату к капуцинам, принял латинство и сделался францисканцем. ( σελ.42–3). Удивительно! Образованность свою Дапонте обнаруживает в том, что делает несообразные сравнения, напр. великого драгомана Александра Маврокордато именует «вторым Кикероном» ( σελ. 16). Чтение хронографии Дапонте очень затруднительно, вследствие множества слов турецких. И, однако же, каков сюрприз – в 1890 году эта самая хронография вновь издана румынским ученым, каким-то Erbiceanu, издана в оригинале с румынским переводом – в национальных интересах 46 . Обяснение этото странного явления, кажется, нужно искать в том, что в хронографии много говорится о Молдаво-Валахии. Христофор Ангел, Рико и Эльснер Христофор Ангел, родом из Пелопонниса, не желая переносить турецкого деспотизма, бежал в Англию, где в начале 17 века учился, а потом и жил в Кембридже и Оксфорде. |
| Сата в 1872 году издал его сочинения в своей «Греческой библиотеке», а один румынский учёный назад три года, повторил издание их. И вот Дапонте получил реноме историка. Откровенно говоря, если бы издание исторических трудов Дапонте не было новинкой в науке, мы и говорить о них не стали бы. Так мало привлекательности представляют они на наш взгляд. Но как скоро писатель приобрёл известность, мы волей-неволей должны что-нибудь сказать об историке, стяжавшем славу хотя спустя 100 лет по смерти. Дапонте составил «хронографию» (Χρονγραφος), обнимающую 1648–1704 годы бытия турецкой империи. 484 Уже то самое, что Дапонте опи- —551— сал такое время, в какое он совсем не жил, мало обещают хорошего читателю его хронографии. И читатель, как мне кажется, не ошибается, если не станет ждать чего-нибудь путного от недостаточно образованного Кесария, взявшего на себя задачу говорить о том, чего он настоящим образом не знал. Во всяком случае церковный историк совершенно напрасно потратил время, читая и перечитывая хронографию Дапонте. Исторический материал гражданского свойства у Кесария на первом плане, а о церковных делах он говорит мало, даже почти ничего. Он отмечает смены одного константинопольского патриаршествования другим, кое-что говорит о неурядицах в патриархии, указывает обстоятельства, при которых Турки повесили патриарха Парфения (хиосского), – обстоятельства лишние, а потому излишний раз доказывающие, что в Турции всякие нелепости возможны (σελ. 6). В хронографии встречаются рассказы о том, как двое Турок, впрочем, в разное время, обратились к христианству; но эти рассказы производят странное впечатление: один рассказ – баснословен (σελ. 26), а другой совсем непонятен – видите ли? некий Мустафа-эффенди, пожелав сделаться христианином, обратился к патриарху Каллинику, которого он любил, и наконец ушёл (вдруг! почему?) в Галату к капуцинам, принял латинство и сделался францисканцем (σελ. 42–3). Удивительно! Образованность свою Дапонте обнаруживает в том, что делает несообразные сравнения, напр. |
| 155 Анит и Мелит (Мелет) – обвинители Сократа на суде. См.: Платон. Апология Сократа, 23е; Ксенофонт. Защита Сократа на суде, 29–30. 157 По той причине, что с ним был демон, «сообщник» Пифийца, то есть Аполлона. Об ответе дельфийского оракула на вопрос, кто самый мудрый из всех греков, см.: Платон. Апология Сократа, 21а–23с. 158 «Эта мудрость небесной школы при отрицании богов мира сего более свободна, [чем мудрость Сократа]». 159 См.: Платон. Федон, 118а, где Сократ просит Критона принести Асклепию в жертву петуха. Асклепию жертвовали выздоравливающие. Таким считал себя, вернее, свою душу Сократ. 161 Сократ был обвинен в том, что он, не признавая старые, вводит новые божества и развращает молодежь. См.: Платон. Апология Сократа, 24в–с; Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов, II 40. 169 Миф о Силене, которому Мидас предоставил свои уши, «пригодные и для больших небылиц», Тертуллиан также использует в сочинении «О плаще» (2, 1). В сочинении «Против Гермогена» (25, 5) Тертуллиан пишет, что Силен «доказывал царю Мидасу существование другого мира, как пишет Феопомп». Элиан в «Пестрых рассказах» (III 18) сообщает нам следующее: «Феопомп рассказывает о беседе фригийца Мидаса с Силеном. (Силен этот – сын нимфы; по природе своей он ниже божества, но выше человека, так как наделен бессмертием.) Они разговаривали о различных предметах; между прочим, Силен рассказал Мидасу следующее: Европа, Азия и Ливия – острова, омываемые со всех сторон океаном; единственный существующий материк лежит за пределами обитаемого мира. Кому угодно верить хиосцу, пусть верит, мне же кажется, что он тут, да и вообще нередко, рассказывает басни» (Пер. С. В. Поляковой). Любопытную интерпретацию слов Феопомпа Хиосского дает в своем произведении «Тайна Запада. Атлантида – Европа» (7, 3) Д. С. Мережковский. У Овидия (Метаморфозы, XI 90–96) читаем о том, как Силен был схвачен фракийскими крестьянами и приведен к царю Мидасу, который, обрадовавшись гостю, устроил праздник. Геродот (История, VIII 138) рассказывает о садах Мидаса, сына Гордия, в которых растут дикие шестидесятилепестковые розы; согласно Тертуллиану (О венке, 14, 4), на тех розах было по сто лепестков. В этих садах, пишет, ссылаясь на македонское сказание, Геродот, и был пойман Силен. Павсаний (Описание Эллады, 14, 5; ср.: Ксенофонт. Анабасис, 12, 13) упоминает город Анкиру (якорь), построенный Мидасом, и так называемый «источник Мидаса», в который, как говорят, Мидас подмешал вина, чтобы поймать Силена. Песня пойманного Силена составляет главную часть шестой «Эклоги» Вергилия. О том, как Аполлон наградил Мидаса ослиными ушами за то, что тот хотел присудить победу на музыкальном состязании бога с Паном (или Марсием: Гигин. Мифы, 191) последнему, повествует Овидий (Метаморфозы, XI 173–179). |
|
|
