| 1 . „Так как символ Константинопольский до настоящего времени и уже с начала средних веков носить имя Никео-константинопольского или просто Никейского, так как его считают за простое распространение этого последнего символа, даже прямо смешивают с ним, так как, наконец, неоспоримо он заключает в себе много родственного с Никейским символом, то для того, чтобы правильно понимать историю возникновений константанопольского символа, нужно возвратиться к вопросу о возникновении и истории самого Никейского символа. Никейский символ, оригинальный текст коего может быть восстановлен на основании самых лучших источников, составлен первым вселенским собором, как первое относительное заключение тринитарного спора, составлен под давлением императорской воли и явился, благодаря моральному преобладанию маленькой Александрийской партии». Те предварительные обстоятельства, которые в заключение привели к победе сторонников Александрийской партии и к составлению и принятию символа, остаются в темноте, потому что Евсевий умышленно хранит молчание, оставляя сокрытыми ближайшие обстоятельства дела, позднейшие же историки черпали свои сведения из области легенд. Также и о первоначальном смысле слова μοο ιος нельзя составлять себе достаточно верного понятия. Однако, известно, что Евсевий в главном прав, именно – если он говорит, что предложенный от него крещальный символ церкви Кесарийской послужил основанием для новой формулы (т. е. Никейской), хоти подробности, о которых говорит при этом Евсевий, мало могут заслуживать вероятия. Указанное известие Евсевия подтверждается исследованием композиции Никейского символа. Важнейшие сведения касательно композиции никейского символа 935 заключаются в следующем: I. Никейский символ имеет в своей основе, как показывает сравнение, крещальный символ церкви Кесарийской. II. От этого последнего он отличается: а) некоторыми пропусками и небольшими изменениями, b) принесением в него Александрийских христологических выражений, с) редакция его носит печать приспобления к иерусалимско-антиохийским крещальным исповеданиям веры. |
| К чему, и как стремятся Поляки в наши дни, это хорошо выясняется в статье «Польская партия», напечатанной 18 февраля 1905 года в «Новом Времени». Здесь говорится, что в Польше теперь две политические партии: «к первой группе принадлежит национально-реалистическая партия, так называемые «угодовцы» (примирители), и партия национально-демократическая, или «всепольская». Предметом их розни служит отношение к русскому государству. Угодовцы стоят за государственное единение с Россией, доказывая, что только при этом единении польский народ может пользоваться условиями, необходимыми для внутреннего развития польской национальности. Их лозунг: русская государственность, польская национальность. Формула их программы: проведение справедливой границы между требованиями русской государственности и национальными правами польского народа. Все поляки признают только польскую государственность. Стремления их направлены к восстановлению независимой Польши, а пока это не состоится, к возможно большему обособлению края на началах автономии или федерации. Угодовцы признают только открытые, легальные способы борьбы за национальные права. Всепольская же партия борется главным образом посредством тайной агитации, не отступая и перед конспиративными действиями. Угодовцы имеют в пределах России три органа печати: издающийся в Петербурге «Край», и две Варшавские газеты: «Слово» и «Польский Курьер». Публицисты, работающие в этих трех изданиях, составляют своего рода интеллигентный департамент партии угодовцев, в состав которого входят более развитые культурные представители польской аристократии, землевладения, капитала и отчасти свободных профессий. Строго сословных делений в польских политических вопросах нет, и к партии всепольских демократов также принадлежит часть магнатов и дворян-землевладельцев. По цензурным условиям эта партия не может иметь своих органов печати в России. Ее газеты «Всепольское Обозрение» и «Слово Польское» печатаются в Кракове первое, и в Львове – второе. Активной организацией всепольской партии служит «Народная лига», учреждение вполне конспиративное, проявляющее свою деятельность тайной агитацией среди учащейся молодежи и крестьян. Для последних в Кракове издается народный, крайне шовинистический журнал «Поляк».Социалистических партий, действующих теперь в Царстве Польском три, это Социал-демократия Польши и Литвы, Польская социалистическая партия и Общееврейский союз». Вожаки всех трех партий живут заграницей, где находятся их главные комитеты. Социалистические партии ведут вражду путем прокламаций не только с национальными партиями, но и между собою. Большею частью здесь работают евреи, и не больше одной четверти рабочие поляки. 23. О Никео-Константинопольском Символе веры |
| Какова эта ясность, св. Григорий Нисский пытался показать в других произведениях. Он сравнивал догмат с камнем, обтесанным без инструмента, из библейского образного ряда: Это гладкий и нерассекаемый камень, не показывающий на себе никакого следа восхождения мыслей ... по причине решительного отрицания всякой возможности постигнуть Его ... На чем опереться человеческой надежде? Но Господь подкрепляет падающую надежду ... и нетвердо стоящих в глубине умозрений ставит на твердой мысли ... Ибо сказано: «Блаженны чистые сердцем: ибо они Бога узрят» (О блаженствах, VI). Опровергая мысль о совершенной невозможности ощутить Бога сердцем, св. Григорий Нисский приводит следующее соображение: способность к богопознанию врождена человеку как неотъемлемая характеристика его природы. Поэтому речь идет не о беспочвенном развитии, не о восхождении по лестнице голых понятий, но о возвращении к первозданной чистоте, когда Святой Дух, участвовавший в создании души, был заметен в ней подобно свету, заметному в чистом воздухе. Ибо в тебе вместимая для тебя мера постижения Бога, Который так тебя создал, немедленно осуществив в естестве таковое благо; потому что в составе твоем отпечатлел подобия благ собственного Своего естества, как будто на каком воску напечатлел резные изображения. Но порок, смыв боговидные черты, сделал бесполезным благо ... Поэтому если рачительным образом жизни опять смоешь нечистоту, налегшую на твоем сердце, то воссияет в тебе боговидная красота (Там же). Полемика с Евномием подтолкнула православную мысль к четкому определению познаваемого и непознаваемого, выразимого и невыразимого, подлежащего философскому осмыслению и воспринимаемого из традиции. Таким образом, она имела большое значение для формирования лица зрелой патристики. По свидетельству Никифора Каллиста история, VII. 9, 6), св. Григорию Нисскому принадлежит важный акцент в Никео-Цареградском Символе веры , составленном на I Константинопольском Соборе: а именно, слова о Святом Духе, Который достоин поклонения (προσκνησις) и славы (δξα) вместе с Отцом и Сыном 116 . Таким образом, трудами этого выдающегося мыслителя Каппадокийской школы завершилось формальное и вместе с тем решительное отделение христианской триадологии от неоплатонической. Учение о Святой Троице обрело зрелые философские формы, не утратив при этом своей дорефлексивной библейской основы. Вопросы к семинарским занятиям |
| Именно по этой причине воплощение Бога понимается в X. как единократное и неповторимое, не допускающее каких–либо перевоплощений в духе языческой, восточной или гностической мистики: «Единожды умер Христос за грехи наши, а по воскресении из мертвых более не умирает!» — таков тезис, отстаиваемый бл. Августином против доктрины вечного возвращения («О граде Божьем» XII, 14, И). Иисус Христос — «Единородный», единственный Сын Единого Бога, не подлежащий включению ни в какой ряд, подобный, скажем, принципиальной множественности бодхисатв. (Поэтому для X. неприемлемы попытки принять Христа за одного из многих, включить Его в ряд пророков, учителей человечества, «великих посвященных» — от симпатизирующих новой вере веяний позднеантичного синкретизма, через манихейство и ислам, давших Христу статус предшественника своих пророков, вплоть до теософии и других «эзотерических» доктрин нового и новейшего времени.) Это повышает остроту парадокса, присущего учению о воплощении Бога: абсолютная бесконечность Бога оказывается воплощенной не в открытом ряду частичных воплощений, но в единократном «вочеловечении», так что вездесущие Бога вмещается в пределах одного человеческого тела («в Нем обитает вся полнота Божества телесно» — Кол. 2:9), а Его вечность — в пределах неповторимого исторического момента (идентичность которого настолько важна для X., что специально упоминается в Никео–Константинопольском символе веры: Христос распят «при Понтии Пилате», т. е. во времена такого–то наместника — мистическое событие не просто эмпирически, но вероучительно соотнесено с датой, со всемирно–исторической, и уже потому мирской хронологией, ср. также Евангелие от Луки 3:1). X. отвергло как ереси все доктрины, пытавшиеся сгладить эти парадоксы: арианство, отрицавшее «со–безначальность» и онтологическое равенство Сына Отцу, несторианство, разделившее божественную природу Логоса и человеческую природу Иисуса, монофиситство, напротив, говорящее о поглощении человеческой природы Иисуса божественной природой Логоса. |
| А. Гарнак, считавший, что собор 381 г. не составлял никакого символа, в доказательство своего мнения приводил достаточно веские аргументы: Эти доказательства имеют внешний характер, но есть и внутренние доказательства, происходящие из сравнения Никейского и Никео-Константинопольского символа. Из Никейского символа в новом символе опущены некоторые слова и выражения: Были в новом символе и добавления: Всего в Никео-Константинопольском символе по сравнению с Никейским имеется четыре опущения, десять прибавок (указанные и добавленная вторая часть), пять стилистических изменений. Из 178-ми слов нового символа только 33 слова заимствованы из Никейского. Удивительным может показаться удаление слов «Бога от Бога» и «из сущности Отца», являвшимися отличительными особенностями Никейского символа. Так что Никео-Константинопольский символ можно считать особым, самостоятельным символом с никейскими прибавками. Основу текста Никео-Цареградского символа некоторые историки возводят к символу, восходящему к Палестинской Церкви. Историки обратили внимание на схожесть нового символа с символом, который приводит Епифаний Кипрский в своем сочинении «Якорь веры». Англичанин Хорт предполагал, что этот символ мог использовать Кирилл Иерусалимский и именно этот символ мог представить на соборе в свое оправдание Кирилл (собор признал Кирилла православным). Этот символ мог сохраняться в деяниях собора и позднее мог остаться в памяти как символ, принятый собором. А. Гарнак, разделяя это предположение, объяснял последующее повсеместное распространение этого символа тем, что Константинопольская Церковь в виду своей возрастающей роли посредством этого хотела утвердить свой авторитет. Подлинность Никео-Константинопольского символа, как символа, принятого на соборе 381 г., отстаивал профессор А.П. Лебедев 17 . А.П. Лебедев доказал, что первая часть символа Епифания – это никейский символ с прибавлениями из нового символа, а вторая часть – это механическая приставка выражений из нового символа. В первоначальном варианте сочинения Епифания стоял Никейский символ. Что касается символа, восстановленного из сочинений Кирилла, то он состоит из общих выражений, характерных для многих символов древности. |
| Данный Никео-Цареградский символ наилучше, чем все другие, оформил эту потребность и удовлетворил ее. Он блещет точностью догматических выражений и литературной ритмичностью. Богословски неточное и даже прямо ошибочное выражение Никейского ороса «из сущности Отца» «молча» опущено. A после богословского бреда Маркеллова ο рождении Сына в один из «эонов» здесь утверждено рождение Сына раньше всех «эонов» («прежде всех век »). И против тех же гностических фантазий Маркелла ο конце эона Сына утверждено: «Его же царствию не будет конца .» Этот полный по содержанию, ритмически стилизованный символ не мог не побеждать и не вытеснять другие, менее совершенные. Он не нуждался в «навязывании,» a принимался всеми с удовлетворением. Следы его распространенности задолго до Халкидонского собора многочисленны. Β конце IV в. написан «Диалог ο Св. Троице» под псевдоэпиграфом Афанасия Великого. Β нем православный собеседник упрекает македонианина за прибавку в символе Лукиановском (2-я Антиохийская формула 341 г.). Македонианин ему возражает: «А разве вы не прибавили к Никейскому вероизложению?» Православный: «Да, прибавили, но не противное ему.» Македонианин: «Все же прибавили?» Православный: «To, что тогда было не исследовано и что теперь благочестивые отцы истолковали.» У преподобного Нила Синайского (ум. ок. 430) также есть цитаты из Никео-Цареградского символа. A что касается Константинопольской атмосферы 430-х гг., когда там появляется Несторий, то последний цитирует общепринятый здесь Константинопольский символ, не чувствуя потребности ни в каких оговорках и пояснениях. Вот как пишет Несторий папе Целестину и цитирует под именем Никейского символа веры слова из Никео-Цареградского без всяких колебаний: «Называя ее (Деву Марию) Богородицей, они не трепещут от страха, тогда как достохвальные никейские отцы сказали только, что Господь наш Иисус Христос воплотился от Святого Духа и Марии Девы .» И в другом письме: «Они слепцы, не понимают учения, изложенного святыми отцами, произнося их ясные слова: веруем во Единого Господа И. Христа, Сына Божия, воплотившегося от Духа Свята и Марии Девы .» Β символе Нестория есть и другие детали, взятые из фразеологии Константинопольского (381 г.), a не Никейского символа (325 г.). Кирилл Александрийский подметил это и в полемике с Несторием не без ехидности задает ему вопрос: «Скажи мне, добрейший, a где же это отцы положили ο Сыне: воплотившемся от Духа Свята и Марии Девы?» |
| Святитель Василий Великий пишет: «И Сын от Отца произошел, и Дух от Отца исходит; но Сын от Отца образом рождения, Дух же — от Бога неизреченным «Святой Дух, от Которого всякое подаяние благ истекает, как из источника, на тварь, связан с Сыном, и с Ним неразрывно разумеется и от Отца имеет причину Своего бытия, от Которого и исходит; Он имеет сей отличительный знак личного ипостасного свойства: познаваться после Сына и вместе с Сыном и от Отца иметь В Никео-Константинопольском Символе веры Церковь свидетельствует о своей вере «в Духа Святого, Господа, Животворящего, от Отца исходящего, со Отцом и Сыном равно поклоняемого и славимого». С V века на латинском Западе стало развиваться учение о том, что Святой Дух исходит от Отца и Сына. В Никео-Константинопольский Символ веры на Западе стали включать прибавление «и Сына» (Filioque). Догматическая формула об исхождении Святого Духа от Отца и Сына впервые появилась в тексте т.н. «Афанасиевского Символа веры», который был составлен неизвестным автором во второй половине V века на юге Галлии. Эта формула вошла в состав Символа веры, принятого на III Толедском соборе (589). В VIII–IX веках в некоторых западных Церквах, по преимуществу испанских и франкско-германских, Филиокве стали присоединять к Никео-Константинопольскому Символу веры, против чего выступал, в частности, Римский папа Лев III . Только в 1014 году Символ веры с Филиокве впервые прозвучал в Римской Церкви, а на II Лионском соборе 1274 года Римско-Католическая Церковь закрепила добавление Филиокве к Никео-Константинопольскому Символу веры в статусе общецерковного догмата и провозгласила анафему всем, кто отрицает, что Дух исходит от Отца и Сына. В VII веке преп. Максим Исповедник писал, что в латинском учении Отец рассматривается в качестве единой Причины Сына и Духа. Он полагал, что латиняне «лишь хотели обнаружить факт исхождения Святого Духа посредством Сына и обосновать через это единство и неразличность Святитель Фотий Константинопольский в IX веке впервые характеризует Филиокве как В эпоху острой межконфессиональной полемики в Окружном послании Восточных патриархов 1848 года учение о Филиокве было названо «нововводным мнением» и |
| Весь догмат о Троице может быть разделен на простые утверждения: Латиняне утверждают, что Святой Дух исходит «от Отца и Сына», ссылаясь на учение бл. Августина «что имеет Отец, имеет и Сын». Отвечая на этот аргумент, св. Фотий говорит: «Если Сыну принадлежит то, что принадлежит Отцу, то обязательно должно принадлежать и Святому Духу…, а если изведение Духа есть общее свойство, то оно должно принадлежать и Самому Духу, т.е. Дух должен исходить и от Самого Себя, быть и причиной, и произведением этой причины; этого не измышляли в своих мифах даже древние греки». Следуя учению бл. Августина, франкская богословская традиция добавила «филиокве» в Символ Веры , хотя так называемый Великий Свято-Софийский Собор в 879 г. осудил тех, кто или добавит, или убавит в Никео-Константинопольском Символе Веры, а также осудил тех, кто не принял VII Вселенский Собор. Папа Иоанн написал св. Фотию послание, в котором о «филиокве» говорится, как о чем-то новом, прежде не употреблявшемся Римской Церковью и что резко осуждалось. Сам папа Иоанн принимал осуждение «филиокве» Свято-Софийским Собором не только как дополнение к Символу Веры, но и как учение. Папа Агапит также писал в послании: «Веруем в Бога-Отца и Его Единородного Сына, и Святого Духа, Господа Животворящего, Иже от Отца исходящего, со Отцом и Сыном споклоняема и славима». Согласно 7му правилу Ефесского Собора и изложению веры, как это было принято на 1м Вселенском Соборе, Церковь строго запрещает употребление других символов веры, кроме Никео-Константинопольского, а в случае прослушания: епископ – «да будет низложен», клирик – «да будет извержен из клира». Отцы IV Вселенского Собора (Халкидонского), читая Символ Веры, сказали: «Этот святой Символ Веры достаточен для полного знания истины, так как содержит полный догмат об Отце, Сыне и Святом Духе». Даже св. Кирилл, чьи учения были неправильно поняты латинянами, которые использовали его учения, чтобы оправдать «филиокве» к Символу Веры, писал: «Запрещаем всякое изменение в Символе Веры, принятом святыми Никейскими отцами. Не позволяем нам или кому-либо изменять или опускать слово или слог в этом Символе Веры». |
| Ариане не только умаляли Личность Сына Божия, но и отрицали Его единосущие Богу Отцу, признавая в нем сыновство лишь по благодати, а не по единосущию, признавая в нем совершенное творение. Возможно, что, защищая Евангельское учение о Сыне Божьем, формулированное в Никее, испанские епископы добавлением в символе веры «и от Сына исходящаго» хотели подчеркнуть равенство Лиц Пресвятой Троицы, а именно: единосущие Сына Отцу. Эта вставка выражала частное мнение отдельных епископов Испании. И лишь в VIII веке мысль о вечном исхождении Святого Духа и от Сына начали открыто обосновывать и защищать ученые Франции и Испании, а в начале IX века (809) состоялся, под личным председательством Карла Великого, в Аахене Собор, специально рассматривавший этот вопрос. Ввиду разногласия участников, отцы Собора не пришли к согласию и оставили VIII член Символа Веры неизменным. Но Карл Великий, первый из западных императоров окончательно оторвавшийся от императора Византийского, желая подчеркнуть свою независимость от Византии и свое значение в Церкви, обратился к папе Льву III с просьбой утвердить «недавно появившееся» учение о Святом Духе и внести его в Никео-Цареградский Символ Веры. Папа Лев III отверг просьбу императора Карла Великого, и чтобы предотвратить в будущем возможность искажения Никео-Цареградского Символа Веры, приказал вырезать текст Никео-Цареградского Символа Веры на двух серебряных досках, – на одной по-гречески и на другой по-латыни, – и положил эти доски при гробнице Апостолов Петра и Павла с надписью: «Я, Лев, положил эти доски по любви к православной вере и для охранения ее». Эти меры противодействия произволу в деле охранения чистоты Веры, к сожалению, ни к чему не привели: при содействии императора Карла Великого и по его настоянию, в ему подвластных странах новый догмат стал быстро распространяться. Внесение в Никео-Цареградский Символ Веры «и от Сына» осудил и папа Иоанн VIII, признав, что добавление это сделано «по безрассудству» (879 г.), а уже его преемник Адриан III, личный враг Константинопольского патриарха Фотия, учение об исхождении Святого Духа «от Отца и Сына» возвел на степень догмата. |
| вероучения - т. н. Крещальные символы ранней Церкви - обладали характерными для В. признаками. Как и «классические» оросы эпохи Вселенских Соборов, древние символы возникали в условиях борьбы с еретическими заблуждениями (гл. обр. с гностицизмом), становясь выражением и истолкованием т. н. правила веры (лат. regula fidei), служившего необходимым условием церковной жизни. Кроме того, они, будучи формулой исповедания веры крещаемых, имели не только дидактическое, но и литургическое значение, подчеркивая тем самым характерное для правосл. Церкви единство «закона веры» (lex credendi) и «закона молитвы» (lex orandi) ( Фельми. С. 13). На основе различных, видимо палестинских, Крещальных символов IV в. ( Петр (Л " Юилье), архим. Замечания о Символе веры//ЖМП. 1969. 1. С. 75) на I и II Вселенских Соборах было сформулировано самое авторитетное церковное исповедание - Никео-Константинопольский Символ веры, представляющий собой краткое изложение важнейших христ. истин, данных в Откровении. 1-я часть Никео-Константинопольского Символа представляет собой неск. видоизмененное догматическое определение I Вселенского Собора, в к-ром антиарианское исповедание веры в единосущие Сына с Отцом завершалось анафематизмом: «Говорящих же, что было время, когда не было Сына… таковых предает анафеме кафолическая и апостольская Церковь» (ДВС. Т. 1. С. 69-70; см. также: Карташев. Соборы. С. 35-36). На II Вселенском Соборе специального В. составлено не было: соборно принятый Символ веры только закрепил изложение веры никейских отцов, восполнив его исповеданием веры в Божественность Св. Духа, в Церковь, «едино крещение», а также во всеобщее телесное воскресение (ДВС. Т. 1. С. 119-120). III Вселенский Собор, осудивший христологические заблуждения Нестория , вместе с тем признал Никео-Константинопольский Символ совершенным эталоном кафолической веры, не подлежащим никаким изменениям (Там же. С. 334). Все последующие Вселенские Соборы подтвердили это решение (в связи с этим внесение Зап. Церковью (окончательно в XI в.) в Символ веры формулировки Filioque («и от Сына») расценивается правосл. |
|
|
