| Ну вот и сделали! Ноги отрубают! И Бог не защищает Свой народ, потому что он сотворил неправду. Богочеловек плакал об Иудее, однако же не защитил ее от римлян. Я, бывало, твердил японцам: «Мы с вами всегда будем в дружбе, потому что мы не можем столкнуться; мы – континентальная держава, вы – морская. Мы можем помогать друг другу, дополнять друг друга, но для вражды никогда не будет причины». Так смело это я всегда говорил до занятия нами отбитого у японцев Порт-Артура после китайско-японской войны. «Боже, что это они наделали!» – со стоном вырвавшиеся у меня первые слова бьли, когда я услышал об этом нечистом акте русского правительства. Видно теперь, к какому бедствию это привело Россию. Но поймет ли она хоть отныне этот грозный урок, даваемый ей Провидением? Поймет ли, что ей совсем не нужен большой флот, потому что она – не морская держава? Царские братья стояли во главе флота доселе (сначала – Константин Николаевич, потом, доселе, – Алексей Александрович), требовали на флот, сколько хотели, и брали, сколько забирала рука. Беднили Россию, истощали ее средства – на что? Чтобы купить позор! Вот теперь владеют японцы миллионными русскими броненосцами. Не нужда во флоте создавала русский флот, а тщеславие, бездарность же не умела порядочно и вооружить его, оттого и пошло все прахом. Откажется ли же ныне Россия от не принадлежащей ей роли большой морской державы? Или все будет в ослеплении – потянется опять творить флот, истощать свои средства, весьма нужные на более существенное, на истинно существенное – как образование народа, разработки своих внутренних богатств и подобное? Она будет беспримерно могущественной, если твердо и ясно сознает себя континентальной державой – и хрупкой и слабой, как слаб гермафродит, если опять станет воображать о себе, что она – великая морская держава и потому должна иметь большой флот, который и будет в таком случае всегда добычей врагов ее и источником позора для нее. Помоги ей, Господи, сделаться и умнее, и честнее!.. Исстрадалась душа из-за дорогого Отечества, которое правящий им класс делает глупым и бесчестным» 107 . |
| Вскоре после подписания Портсмутского мирного договора один французский корреспондент задал святому Николаю вопрос, рад ли он миру? Святой Николай ответил: «Что кровопролитие остановлено, этому я не могу не радоваться, но не могу сказать, что рад миру, завершающему ряд беспрерывных наших неудач в войне». О своей дальнейшей беседе с этим корреспондентом святой Николай записал следующее: «Он начал рассказывать то, что сам видел на войне, и уверял, что в Мукденском сражении победа почти была наша, – и была бы наша, если бы Куропаткин не отдал приказание отступать. Заговорив о разбитии нашего флота, он сказал между прочим: «Бог одарил Россию сплошным континентальным пространством, она – совсем не морская держава, но она не хочет этого понять и из подражания другим делает себя морской державой, заводит большой флот. Зачем он ей? Он не может быть таким хорошим, как у держав, своим положением обязанных быть морскими. Ну его и разбили...». Я ему сказал, что его мысли – буквально те же самые, что у меня» 108 . В трагические годы русско-японской войны святой Николай, страдая душой за свое Отечество, тяжело переживал кощунственную радость европейских и американских христиан-протестантов по поводу бед Православной России. 1 августа 1904 г. (по старому стилю) он пишет: «Грустно начинается шестьдесят девятый год моей жизни. Вдали – канонада Порт-Артура, который, вероятно, долго не выдержит, еще дальше – беспрерывные бои, результатом которых – все больший и больший наплыв в Японию наших пленных. [...] И весь свет торжествует, что Россия разбита и посрамлена. Особенно дикой кажется радость протестантских миссионеров, которые молятся на Японию за то, что здесь не мешают им петь свой кошачий концерт разноголосицы проповеди, и проклинают Россию за недозволение им сего. [...] Все эти Reverend " ы, обливающие ядом своей ненависти Россию, просто изумляют своим антихристианством. Наши настоящие враги, японцы, – куда человечней этих проповедников Христа! Японцы только гордятся и бахвалятся нынешними своими победами и с видом превосходства и пренебрежения трактуют Россию, ненависти же не высказывают. А вот англичане и американцы, особенно все их Reverend " ы, по уши погружены в сатанический грех человеко-ненавидения» 109 . |
| Святой Николай высоко ценил японскую дисциплинированность, стремление японцев к строгому соблюдению законов. Летом 1905 г. он писал: «Здесь закон и правило царят, и этим сильна Япония. Этим, между прочим, она ныне и Россию бьет. В России – не закон, а «усмотрение», и оттого – разброд и беспорядок. Всякий знает, что закон во всякое время может быть нарушен имеющим право «усмотрения», отчего и не имеющие сего права не хотят знать закона. В Японии – не так. Исполняешь закон и правило – будь покоен, никто тебе не помешает жить и делать свое дело; нарушил хотя бы маленький параграф установленного порядка – долой с твоего места [...]. Японию, несомненно, в этом отношении нужно поставить в образец России, хотя нельзя не заметить, что мертвая японская система значительно выиграла бы, если оживить ее несколько русским «усмотрением» – не тем беспорядочным и самовольным усмотрением, границ не знающим, которое ныне царит в России, а разумным и вникающим» 94 . В связи с этим примечательна также одна запись, сделанная святым Николаем в конце 1903 г., накануне начала русско-японской войны: «Перед вечером посетил [меня] русский турист, «Владимир Николаевич Страшников, артиллерии капитан», служивший в Порт-Артуре с самого начала занятия русскими его, в последнее время лечившийся в Нагасаки и ныне путешествующий по Японии с женою и маленьким сыном. В разговоре с ним я, между прочим, спросил: «Когда русские заняли Маньчжурию, слышно было, что туземцы очень рады этому – русские освободили их от беспорядочного китайского управления. Теперь же пишут, что маньчжуры возненавидели русских и желают освободиться от них. Правда ли это?». «Пожалуй, что правда», – ответил капитан. «Но отчего же? Русские, кажется, не притесняют их». «Прямо не притесняют, а управлять не умеют, что почти то же. Объясню следующим. У одного умного маньчжура спросили, под чьим бы управлением он хотел видеть свою страну. Он не задумываясь ответил: «Под английским. У англичанина в груди – пусто, но в голове – обильно. Он составит семьдесят семь правил и даст их в руководство управляемым, да сам прежде всего строго исполняет, требует неуклонного исполнения и от других, и у него под рукой знаешь, чему следовать: дорога – ясна и пряма. А у русского в груди – обильно, но в голове – пусто. Закон для него – не закон; он то исполняет его и требует исполнения, то не исполняет и сквозь пальцы смотрит на нарушение, так что у него не знаешь, чему следовать, и не чувствуешь себя обеспеченным»... Не лестно для нас!» 95 . |
| Поэтому относящиеся к этому предмету постановления не приведены в точность, и нельзя поручиться, чтобы в разных местах государства не было разницы в образе действий. Но так как с этого времени мы имеем войти в еще более дружественную связь с вашим государством, и так как подвергать жестоким преследованиям наших людей, принявших веру вашего государства, было бы несогласно с дружественностию наших отношений, то в настоящее время наше правительство рассудило и решило с этих пор не постановлять крутых законов против христиан, а обращаться с ними милостиво». (Письмо от 27-го числа 11-го месяца прошлого года). В каком смысле нужно понимать, и в каком действительно понимают эти и подобные декларации нынешнего японского правительства представители иностранных держав, миссионеры и японский народ, видно из следующих, небывалых до прошлого года фактов. Уже в христианских церквах, наравне с иностранными министрами и иностранными христианами, открыто молятся Богу японские христиане (я сам видел это в минувшую католическую и протестантскую Пасху в Йокохаме). Уже о принявших христианскую веру японцах сами миссионеры извещают во всеуслышание в периодических изданиях, называя японцев по именам, или описывая их так, что всякий, кто пожелает, тотчас может найти их (см. The Record of the presbyterian Church in the U.S. Of America, for June 1869 r. The Foreign Missionary, June 1869; New-York). Что же значит, что японское правительство и запрещает христианство, и в то же время игнорирует заведомых христиан? Что другое, как не то, что японское правительство сознает всю слабость и бесполезность своих указов. В самом деле, стоящие теперь во главе правительства несколько удельных князей и масса молодежи, успевшей или нет побывать за границей, но во всяком случае знакомой более или менее с иностранными науками и порядками, разумеется, еще не знают хорошо христианской веры (да и когда было узнать ее в пятнадцать лет, в продолжении которых японцы не успели придти в себя, ослепленные блеском наружных атрибутов европейской цивилизации), но они видят и чувствуют, что им не защититься от этой могучей силы, которая так властно господствует над Европой и Америкой. |
| Чтобы лично изъяснить Нобунага свою просьбу, он подстерег его однажды на дороге и бросился ему в ноги по всем правилам японского этикета. Расхохотался Нобунага при первом взгляде на него. Нужно заметить, что Тоокици по виду был совершенный урод: маленького роста, с большою головой, с красным лицом, совершенно обезьяньим; сходство с обезьяной довершали необыкновенно живые его движения, так что с самого младенчества его никто иначе не называл, как обезьяной; это имя давалось ему каждым при первой встрече, чем Тоокици никогда не обижался. И теперь Нобунага не мог удержаться от смеха, смотря на вертлявого Тоокици. «Совершенная обезьяна! Умен, должно быть», промолвил он, и велел зачислить Тоокици на службу. Тоокици был вне себя от радости и принялся усердно служить; а служба состояла лишь в том, чтобы при выходе барина подать ему соломенные сандалии, а при входе принять, но здесь для Тоокици важна была уже не служба, а сам барин: нашел он, наконец, по себе господина и всею душой привязался к нему; трудно было ему показать свое усердие при своей несложной службе, но он умел; своеобычный Нобунага не жил, как другие живут: вставал часто ни свет ни заря, выходил из дому совершенно неожиданно, но никогда он не мог явиться в передней и не застать там Тоокици, смиренно сидящего у порога, с готовыми сандалиями. Нобунага, впрочем, не обращал на это усердие ни малейшего внимания. Уже другим, посторонним делом, Тоокици вызвал к себе на первый раз его внимание. В крепостном валу резиденции Нобунага сделался обвал сажен на 100; Нобунага велел починить; но работа шла чрезвычайно медленно, по нерадению распорядителей. Нобунага часто проходил мимо этого места, но как будто не замечал. Однажды, проходя, он услышал за собою ропот Тоокици. – Что ты ворчишь, обезьянья рожа? – крикнул он с сердцем. – Как же не ворчать? – отвечал Тоокици, припав лицом к земле. – Вы теперь в войне, а крепость в таком состоянии. Что если неприятель вздумает сделать неожиданное нападение? – А ты разве можешь скорей поправить? – Да здесь на три дня работы! – Поручить ему распорядиться! Но если ты не сделаешь в три дня, то ответишь, – пригрозил он Тоокици. |
| В последнее время Асикага, когда в Японии настала страшная безурядица, японские пираты начали грабить берега Китая и Кореи, за что последние почувствовали самое неприязненное расположение к японцам; хотя правильные торговые сношения между Кореей и Японией чрез посредство японского острова Цусима, не прекращались, Хидеёси давно еще, чрез двойных данников Китая и Японии, риукийцев (жителей Лючу 137 ), пытался возобновить сношения с китайским императором, но последний не счел нужным даже отвечать ему. Этого уже достаточно было для начатия войны. Так как в Китай ближайший путь был чрез Корею, данницу Китая, то Хидеёси хотел, прежде всего, склонить ее на свою сторону. В любезном письме по этому поводу к корейскому королю Хидеёси, известив его о прекращении беспорядков в Японии и объединении ее, продолжал: «Хидеёси низкого происхождения; но его мать, забеременев им, видела во сне, будто солнце вошло в ее чрево. Гадатели объяснили, что все страны, куда достигает солнечный свет, наполнятся славою его оружия, и что с кем бы он ни воевал, непременно победит, что бы ни захотел взять, непременно возьмет». Он просил дальше короля открыть ему свободный путь в Китай и даже оказать ему деятельную помощь. Но король счел все это самохвальством и отвечал грубостию и прямым вызовом на войну. Тогда Хидеёси созвал князей, объяснил им свои сношения с Китаем и Кореей и свой план относительно завоевания их, и требовал их совета. Князья, зная что война заранее решена, единогласно одобрили его предприятие и обещались безусловно следовать его предписаниям. Тогда он назначил, кому с каким количеством войска и военных запасов явиться к походу и распустил всех по домам для скорейшего приготовления. Сборным пунктом назначена была Нагоя, в области Хизен, на Киусиу. Когда войска собрались, Хидеёси, сообразно разделению Кореи на восемь дорог, разделил их на восемь дивизий, назначил начальников и составил превосходный план кампании, в котором, по-видимому, все было предусмотрено и наперед устроено. В заключение, для лучшего исполнения этого плана, он предположил отправиться во главе войск сам. |
| Во II столетии по P.X. предприимчивая японская императрица Дзингу нашла другого внешнего врага, для упражнения и воспитания воинской храбрости своего народа, – корейцы, которые при первом же столкновении и были побеждены и стали покорно платить дань Японии. Если с течением времени эта дань прекращалась (как не было ее и в новейшие времена), то не потому, чтобы корейцы отвоевывали свою независимость, а в силу того, что японцы, занятые своими внутренними междоусобиями, не имели досуга возиться с корейцами, или по политическим соображениям находили то ненужным. Проведывались японцы и с китайцами, даже с индийцами, и история нигде не отметила какого-либо позорного поражения их. В нынешнем Сиаме есть река, и по сие время называющаяся «Японскою» и напоминающая своим именем, что воды и берега ее были свидетелями предприимчивости японцев. Во время сёогунства фамилии Асикага, в XIV и XV столетиях, Китайские императоры немало написали любезных писем и переслали подарков правителям Японии, прося их обуздывать предприимчивость своих подданных, постоянно беспокоивших своими набегами китайские берега. А гениальный Хидеёси, в XVI столетии, предпринял даже завоевание Китая, и если бы старость не одолевала его в то время, то, несомненно, произошло бы нечто еще более лестное для японцев, чем одно разбитие японцами наголову всех китайских армий, высланных в Корею для заграждения им пути. Даже от нашествия монголов, после того как они, овладев Китаем, соорудили огромный флот и решили завоевать Японию, – японцы отделались весьма счастливо для своего национального самолюбия: они твердо держали себя при предварительных дипломатических сношениях и приготовились к отчаянной борьбе. Но морская буря заступилась за Японцев и разбила у берегов Киу-Сиу весь монгольский флот, прежде чем он мог нанести какой-либо вред японцам. И им оставалось только праздновать победу. Словом, история японского народа не знает поражений; национальный дух японцев не ослаблен никакими внешними несчастиями, никаким унижением перед внешним врагом. И потому, что удивительного, если они до последнего времени смотрели на себя как на самый великий народ в мире, и с пренебрежением относились ко всем другим народам и царствам! |
| Везде, начиная от постройки дома до религиозных убеждений, везде и во всем копировка Китая; своего собственного японцы не изобрели ровно ничего, кроме разве сёогунского звания, и то оправдываемого ими на основании подходящих примеров из китайской истории. Даже под сомнением, их Синту не есть ли тоже заимствование древнейшей китайской религии; все это, если хотите, доказывает мелкость японского народного гения (а быть может и то, что гений народа вообще не может развиться без взаимодействия других народов), но вместе с тем дает случай убедиться, что японцы одарены удивительною упругостью духа. Весь наплыв китайской цивилизации был как будто чем-то допущенным по уговору на время. Теперь она не нужна, и японцы легко и свободно бросают ее, как сбрасывают устарелое платье, и смелою, можно сказать, дерзкою рукой хватаются за все европейское. Взгляните, что делается в настоящую минуту: они, ни более ни менее, трудятся пересадить на свою почву английскую конституцию, с ее выборными, с ее парламентом, с ее королевской властью; да, говорят, и то еще мало; «хотели де ввести американский образ правления, да не могли справиться с ним, немного раненько для страны». Конечно, еще сомнительно, во время ли им и английская конституция; их возня с нею что-то очень напоминает мартышку и очки: в одно полугодие прошлого года они уж успели два раза редижировать свою конституцию, не считая разных подскребок и подчисток, встречающихся в официальных газетах. Но я хочу указать лишь на то, как японцы живы и свежи духом, и как быстро они откликнулись на призыв европейской цивилизации. Какая же у этого народа религия, и как он относится к ней? Японский народ, наравне с китайским, справедливо укоряют в атеизме, или в индифферентности к делам веры. Но что за причина этих качеств, по-видимому, совершенно несвойственных народам полуобразованным? Тот ли это атеизм, что по временам охватывает и европейское общество, приводя в смущение благочестивые души и возбуждая горячую деятельность апологетов веры? Нет, совершенно другой. |
| 62–летний ветеран с большой заботой отнесся к 24–летнему юноше, у которого все было еще впереди, и даже собственноручно скроил ему новую рясу, поскольку старая, академическая, была недостаточно солидной. «Поедешь туда, все будут смотреть, какой–де он, что у них за священники. Нужно сразу внушить им уважение», — говорил преосвященный будущему миссионеру, посылая его за бархатом (С. А. Архангелов. Наши заграничные миссии. СПб., 1899). О. Николай в Хакодате 2/14 июля следующего, 1861–го, года иеромонах Николай прибыл на русском военном корабле «Америка» в Хакодате. Едва открывшись для внешних сношений в конце эпохи Токугава, Хакодате уже был оживленным портовым городом, поприщем активной деятельности японцев из разных частей страны и иностранцев со всех концов света, одним из маленьких центров международной культуры наряду с Нагасаки и Канагава. В этот японский город и прибыл после долгого путешествия 25–летний русский миссионер. Однако сразу после своего приезда о. Николай, кажется, пережил глубокое разочарование. Он так рассказывает об этом своему сотруднику Сергию (Страгородскому), позже присоединившемуся к миссионерской деятельности в Японии: «Когда я ехал туда, я много мечтал о своей Японии. Она рисовалась в моем воображении, как невеста, поджидавшая моего прихода с букетом в руках. Вот проснется в ее тьме весть о Христе, и все обновится. Приехал, смотрю — моя невеста спит самым прозаическим образом и даже и не думает обо мне» (Архимандрит Сергий. На Дальнем Востоке: письма японского миссионера. 1897). С такой пылкой решимостью выполнить свой долг приехал молодой миссионер в Японию. О. Николай немедленно стал готовиться к тому, чтобы разбудить «спящую невесту». Совершая в качестве священника консульской церкви службы для консула, его семьи и подчиненных, а также для экипажей приходящих в порт русских судов, он с достойным удивления рвением готовится к проповедничеству — изучает японский язык и историю страны, характер ее народа, терпеливо пытается завести знакомства с японцами. |
| В крещении — Савва. Хитрово Михаил Александрович (1837–1896) Русский дипломат. Закончил школу артиллерийской гвардии. После службы гвардейцем перешел на работу в Министерство иностранных дел. С 1871 года — генеральный консул в Константинополе. Работал также в Болгарии и Египте. С 1892 по 1896 гг. — в Японии. Организовал «вмешательство трех стран», России, Франции и Германии, с целью предотвращения проникновения Японии в Китай после японо–китайской войны. В 1894–1895 гг. — чрезвычайный и полномочный посол России в Японии. По возвращении в Россию активно работал над созданием «русско–японского союза», что в конечном итоге не увенчалось успехом. Был в близких дружеских отношениях с писателем Алексеем Толстым. Сам также много писал, есть сборник его стихотворений. Кэнноскэ Накамура Предметно–тематический указатель Географические названия Александрия — 315 Америка — 251, 287 Амур, река — 90, 294, 325 Англия -193, 320, 321, 322 Афон — 136, 162, 167, 189, 219, 283 Белостокский уезд Гродненской губернии — 224 Белый — 290, 301 Береза — 273, 307–310, 321 Бирмана (Бирма) — 318 Болгария — 223, 246 Боровичевский уезд Новгородской губернии — 129 Боровичи — 151 Бутрилово (деревня под Березой) — 310 Буюк–дере — 314 Варна (порт в Болгарии) — 131 Варшава -136, 169, 188, 248 Витебск — 160 Вифлеем — 171 Владивосток — 167, 232 Волга, река -212, 296, 302, 307, 307 Волжок — 302 Выборг — 203 Вязовка — 309 Вязьма — 245 Гайдуново (деревня под Березой) — 310 Гатчина — 84, 89 Германия — 158 Гефсимания (сад у подножия Елеонской горы) — 178 Глебово (имение Путятиных в Подольской губернии) — 280, 281 Голосеево (под Киевом) — 314 Гольфстрим — 193 Гонконг — 312, 317–324 Греция — 235 Гродненская губерния — 224 Грузино — 280 Дарданельский пролив — 315 Декастри (Де–Кастри) — 324 Дерпт — 217 Дугино (имение князя Н. П. Мещерского в Сычевском уезде Смоленской губернии) — 275, 295 Елабуга — 132 Елеонская гора в Иерусалиме — 86 Елохово — 274 Измаилия (Измаил) — 315 Иерусалим — 75, 77, 134, 153, 272, 283, 313 Индия — 137, 160 Иркутск — 139 Италия — 104 Кабан (озеро) — 297 Кавказ-99, 136, 231 Кадис (порт в Испании) — 131 Казань — 273, 290, 296, 299–302, 312 Канны — 134, 151 Киев — 98, 262, 280, 290, 314 Китай — 105, 114, 118, 159, 188, 319, 322 Козьмодемьянск — 296 Константиноград (ныне город Краснодар) — 90 Константинополь — 104, 122, 315 Кохинхина (название Южного Вьетнама) — 318 Красное море — 315 Кронштадт — 213, 215 Крым — 83, 270 Кульджа (Инин) — 232 Кусково (имение С. |
|
|
