| Предполагать ее в Риме мы не имеем оснований. Христология и сотериология 1 Петр, могли и не найти места в проповеди апостола в Риме. Но общие очертания его учения для нас ясны. Петр учил о спасении, совершившемся чрез Христа, и звал к вере (ср. Деян. Мк.4:4 ). Вера есть условие усвоения спасения. Спасение – от мира (ср. Деян. 2:40 ). Вера утверждается на чудесах и, в свою очередь, ведет к чудесам. Чудеса совершаются в мире материальном и доступны чувственному восприятию (ср. Деян. гл. 2, 3, 10). Но это значит, что проповедь ап. Петра отвечала потребностям Римской Церкви. Она содержала то, что было одинаково убедительно как для иудейских, так и для языческих членов Церкви. Учение о вере он давал в простейшей формуле. Не вера в отношении к закону или к благодати, как у ап. Павла, не вера и дела, как в Послании Иакова, но то, что было в равной мере приемлемо как для Павла, так и для Иакова, и, однако, не содержало осложняющих моментов: вера как грань, отделяющая спасение в Царстве Божием от осуждения, которому подлежит пребывающий во грехе мир. Так, дедуктивно, определяется цель римского Евангелия, составление которого мыслится связанным с деятельностью ап. Петра. Дедукция основана на Предании, раскрытом и дополненном интуицией Евангелия. 6. Проверку выводов, а, следовательно, и Предания как исходной точки дает учение Евангелия. Но мы видели, что эта проверка допускает предвосхищение тоже в порядке интуиции. Первое: дает ли само Мк. достаточные основания для суждения о нем как Евангелии Петровом? Упоминание Петра в Мк. не говорит непременно в пользу написания второго Евангелия спутником ап. Петра, когда подобные упоминания имеются в параллельных местах и у других евангелистов. Сюда относится рассказ о призвании апостолов ( Мк.1:16 и сл.), об исцелении тещи Симоновой ( Мк.1:29 и сл.), список Двенадцати ( Мк.3:16 и сл.), повествование о воскрешении дочери Иаировой ( Мк.5:37 и сл.), об исповедании Петра ( Мк.8:29 ), о его прекословии ( Мк.8:32 ), о Преображении ( Мк.9:2 и сл.), ответ Петра на слова Христа о верблюде и игольных ушах ( Мк.10:28 ), предсказание отречения Петра ( Мк.14:29–31 ) и его исполнение ( Мк.14:54, 66–72 ), повествование о гефсиманском борении ( Мк.14:32–37 ). |
| Римская церковь как столичная в 60-е годы стала центром вселенского распространения христианского благовестия (ср. § 34. 1). «Евангелие утвердилось в Риме. Кровью апостолов оно закрепило свою победу в гонении. И из Рима продолжалось его победное шествие. Римское Мк., в самой своей краткости, звучит, как Евангелие победы» . За Евангелием от Марка закрепился иконописный символ — лев, олицетворяющий могущество и царственное величие. Иисус Христос в Мк. — прежде всего победитель сатаны и его бесов (демонов), хотя Его победа совершается через поругание на Кресте. Предлагая читателю почти одни факты — сначала связанные с многократными изгнаниями бесов, а затем с голгофским надругательством (именно в таком ключе описываются Страсти по Марку), — он вновь и вновь ошеломляет читателя, ставя его перед необходимостью уверовать именно в такого Христа. 86. Что можно сказать об авторе Мк. Опираясь на Предание, можно говорить о молодом Иоанне-Марке из Деян. 12, 12 как об авторе Мк. В Деян. говорится, что он отправился в путешествие со своим дядей Варнавой и Павлом, но оставил их, когда они сели в лодку, чтобы переправиться в Малую Азию, и предпочел вернуться к матери (Деян. 13, 5. 13). Потом Павел не возьмет его и во второе путешествие; будет разделение и с Варнавой (Деян. 15, 36 слл.) . Но затем они вновь встретятся и сблизятся в Риме. Предание идет и дальше: «Нагой юноша, упоминаемый в Мк. 14, 51-52, был не кто иной, как сам евангелист. Если это отождествление отвечает действительности, эпизод Мк. 14, 51-52, не имеющий параллели у других евангелистов, мог быть прибавлен к иерусалимскому преданию самим Марком» . Аналогичный случай — с Лукой, которого Предание отождествляет с одним из двух шествовавших в Эммаус путников, не названным по имени в Лк. 24, 13-35 (тогда как имя первого, Клеопа, приводится). 87. Характерные внешние особенности Мк. Прежде, чем указать на общие характерные особенности Мк. и остановиться на отдельных местах Евангелия, настоятельно рекомендуем прочитать Мк. целиком за один раз. Это займет не более полутора часов. Полезность такого чтения трудно переоценить . Конечно, все Евангелия, как и весь Апостол, распределены на смысловые отрывки (зачала; см. Приложение. 4) для богослужебного чтения в течение всего года. Кроме того, можно и самому разделить Евангелия для личного ежедневного неспешного и вдумчивого чтения. Но хотя бы раз стоит прочитать каждое из Евангелий целиком, чтобы оно предстало перед читательским вниманием в нерасторжимой целостности — как единое, стремительное повествование. Для Мк., быть может, это наиболее актуально. |
| С каких сторон раскрывалось учение о Царстве Божием в благовестии Христовом в первый период Его служения? В Галилее проповедь Христова имела практическое ударение. Благовествуя Царство, Господь говорил о нравственных условиях стяжания Царства. Притчи о сокровище, скрытом в поле, и о жемчужине, сохраненные евангелистом Матфеем (13:44–46), в систематической сводке приточного учения Христова, не имеют параллелей у других евангелистов, которые позволили бы нам приурочить их к определенному историческому моменту. Общее ударение этих притч позволяет относить их к первому, галилейскому, периоду. Своим ударением они говорят о несравненной ценности Царства, превышающей ценности земные и оправдывающей, ради стяжания Царства, всякие, даже самые тяжелые, жертвы. Об этом же говорит притча о сеятеле, которою открывается учение Христово притчами у всех трех синоптиков ( Лк. 8 и слл., Мк. 4 и слл., ср. Мф. 13 и слл., где, в систематическом изложении, притча о сеятеле есть первое звено в длинной цепи притч). Тема притчи о сеятеле есть неодинаковая судьба посеянных сеятелем семян. Одни, по разным причинам, остаются бесплодными. Другие приносят плод, и плод этот – тоже неодинаковый. Неодинаковая судьба имеет значение напоминания. Притчею о сеятеле Господь, в начале Своего галилейского служения, зовет к полноте плодоношения. Семя есть слово Божие ( Лк. 8:11 ), которое может принести плод, но может и остаться бесплодным в душе человека. Слово Божие, в контексте Евангелия, есть слово о Царстве (ср. Лк.8:1, 10 , Мк. 4:11 , Мф. 13:1 и все последующие притчи о Царстве, ст. 24 и далее, см. выше). Ценность Царства – единственная и несравненная – требует всецелого усилия для стяжания Царства. Конкретные условия стяжания Царства, как они выражены в галилейской проповеди Христовой и получили запечатление в Евангелиях синоптических, относятся к области отношений нравственных и сообщают всей галилейской проповеди практическое ударение. Нравственные условия стяжания Царства составляют содержание Нагорной проповеди (Мф. |
| Но и длинное заключение большинство современных исследователей отвергает как неподлинное. Данные внешней критики (состояние рукописей, колебание отцов) подкрепляются данными внутренними. Указывается на то, что словарь Мк. Мк.16:9–20 отличается от словаря Евангелия (глаголы θεομαι, πορεομαι и т.д. встречаются в Мк.16:9–20 и не встречаются в Евангелии). Вместо красочного, образного языка Евангелия, Мк.16:9–20 начинается с сухого перечня явлений Воскресшего. В стихе 9 о Марии Магдалине, «из которой (Иисус) изгнал семь бесов», говорится так, как будто она раньше не упоминалась (однако ср. 15:47; 16:1). Явление Воскресшего ученикам происходит ( Мк.16:14 и сл.) в Иерусалиме, а не в Галилее, как это вытекало бы из Мк.16:7 . Однако на отрицательном выводе исследователи часто не останавливаются. Они спрашивают себя: как могло возникнуть это заключение, составившее с течением времени неотъемлемую часть Мк.? Тут, конечно, возможны только догадки. Одна из таких догадок пущена в оборот английским ученым Сопувеаг’ом 5 и опирается на указание армянской рукописи X в., находящейся в Эчмиадзине: отрывок принадлежит пресвитеру Аристиону, имя которого как непосредственного ученика Христова упоминается в свидетельстве Папия, сохраненном Евсевием 6 . Этого одинокого свидетельства, конечно, недостаточно для установления происхождения нашего отрывка. Однако заслуживает внимания, что означенная гипотеза приурочивает написание Мк. Мк.16:9–20 к древней эпохе. К глубокой древности относит этот отрывок и новейшее исследование Streeter’a (около 120 года) 7 . Мало того, надо признать, что возражения, выставленные против принадлежности Мк. Мк.16:9–20 к первоначальному тексту Мк. не могут быть признаны решающими. И рукописные, и патристические данные обнаруживают колебания. Даже пробел в кодексе В может быть принимаем как молчаливое свидетельство в пользу нашего отрывка. Внутренние данные тоже не до конца убедительны. Мк. Мк.16:1–8 содержит свидетельства о Воскресении; о явлении Воскресшего речь идет только в ст. |
| Несомненно, что в характере выражения у Луки встречается немало разностей и отличий, но в большинстве случаев это простые особенности стиля, которые находят вполне удовлетворительное объяснение и при предположении литературного знакомства с «истолкователем Петра». Нельзя не заметить, например, что третий евангелист стремится к сжатости речи и сокращает Марка ( Мк. 1, 21 : κα εθς τος σββασιν εσελθ ν ες τν συναγωγν δδασκεν [и вскоре в субботу вошел Он в синагогу и учил] Лк. 4, 31 : κα ν διδσκων ατος ν τος σββασιν [и Он учил их в дни субботние]; ср. Мк. 1, 28 Лк. 4, 37 ; Мк. 2, 15–16 Лк. 5, 29–30 ; Мк. 3, 31–35 Лк. 8, 19–21 ; Мк. 4, 5, 8–9 Лк. 8, 6, 8 ; Мк. 9, 6 Лк. 9, 33 ; Мк. 4, 30–32 Лк. 13, 18–19 ; Мк. 5, 2–15 Лк. 8, 27–35 ; Мк. 11, 15 Лк. 19, 45–46 ; Мк. 13, 1–2 Лк. 21 ,5–6 ; Мк. 14, 16 Лк. 22, 13 ). Еще чаще проглядывает заботливость о правильности слога и аттической его чистоте. Тяжеловесная фраза Мк. 12, 38 : βλπετε π τν γραμματων τν θελντων ν στολας περιπατεν κα σπασμος ν τας γορας... [досл.: остерегайтесь книжников, хотящих ходить в длинных одеждах и приветствия в народных собраниях] – упрощается у Луки ( Лк. 20, 46 ) одной вставкой φιλοντων [любящих], при которой дальнейшие винительные падежи получают свое грамматическое оправдание. Ср. Мк. 12, 44 и Лк. 21, 4 . Выражение Мф. 8, 9 : νθρωπς εμι π ξουσαν, χων π μαυτν στρατιτας [я человек подвластный, но имею у себя в подчинении воинов] – весьма темно и подало повод к различным переводам и толкованиям насчет иерархического ранга капернаумского сотника; Лк. 7, 8 привносит незначительный штрих – τασσμενος [назначенный] (после ξουσαν), – и дело разъясняется до очевидности 401 . Ср. Мф. 11, 8 и Лк. 7, 25 ; Мф. 5, 25 и Лк. 12, 58 ; Мф. 12, 44 и Лк. 21, 4 402 . Негреческий оборот Матфея πντες γρ ς προφτην χουσιν τν ωννην [досл.: ибо все имеют Иоанна в качестве пророка] ( Мф. 21, 26 ) Марк рассекает на две соподчиненные части, но удерживает неэллинистическое ε χον ( δεισαν) τν ωννην [имели (знали) Иоанна] ( Мк. 11, 32 ); Лука же придает ему аттическую легкость и плавность: λας πας πεπεισμνος γρ στιν ωννην προφτην ε ναι [весь народ уверен, что Иоанн есть пророк] ( Лк. 20, 6 ). |
| через год и девять месяцев после «ночи видений»!), разрывается тесная временная взаимосвязь между наступлением спасения и датой закладки Храма; наступление обещанного времени процветания «перемещается» в неопределенное будущее. (4) Обе добавленные части 9–11 и 12–14, исходя из их временной соотнесенности с началом эллинистической эпохи (9:1–8: воспоминание о триумфальном шествии Александра Великого) и потрясениями эпохи Птолемеев, могли быть созданы не ранее конца IV в. (9–11) или в III в. (12–14). (5) Гипотезы об очень сложном процессе становления Зах.9–14 , связанном с историей становления Книги двенадцати пророков, придерживаются Э. Боссхард/Р. Кратц/О. Штек: 9:1–10:2 (между 332 и 323 гг. до н.э.); 10:3–11:3 (между 320 и 315 гг. до н.э.); 11:4–13:9 (между 311 и 302/1 гг. до н.э.), 14 (между 240 и 220 гг. до н.э.); 12:1 (между 220 и 201 или между 198 и 190 гг. до н.э., в связи с выделением Мал в отдельную книгу пророчеств). 11.3. Богословие (1) Для Захарии, так же как и для Аггея, «восстановление Храма (ср. 1:16; 4:6–10 и прежде всего 2:14) является великим предприятием, однако Захария смотрит дальше, и он видит «новый Иерусалим» не только в качестве центра почитания Яхве посреди народов (2:11 слл.), внешне обновленного и укрепленного исторической властью Яхве, но и ”жилищем Яхве”, внутренне очищенным от грехов и преступлений. Это внутреннее очищение должно, по мнению Захарии, начаться с исполнения предписаний прежних пророков (ср. 7:7, 12; 8:16 слл.), при этом на передний план выступают требования ”второй скрижали” Моисеева декалога. (2) По отношению к ”народам” Захария также занимает более четкую позицию, чем Аггей, которого, интересуют, прежде всего, сокровища, которые присвоит себе Храм (2:7–9). Хотя для Захарии Храм – ”зеница ока” (2:8), на которую никто не имеет права посягать, однако многие народы, согласно его вести, присоединятся к Израилю и создадут вместе с ним ”народ Яхве” (2:11, ср. также 6:8 и 8:20–22)» (A. Deissler, Kommentar 256). В текстах Зах.9–11 и 12–14, дописанных позднее, этот универсализм простирается еще дальше: Иерусалим становится источником мира во всем мире и местом, где все народы вместе с Израилем будут молиться единому Богу. (3) Во всех трех частях книги мы видим проекты специфической мессианской утопии. И если в появляется мечта о мессианском разделении должностей, то в 9:9 слл. нарисован образ «бедного, кроткого» мессии, который, именно будучи таковым, положит конец власти насилия; неважно, истолковывается ли «пронзенный» в качестве коллектива или в качестве индивида, – в обоих случаях видна перспектива мессианского общества или мессианской личности, которые должны принести божьему народу (и народам: ср. образ источника в 13:1 и в 14:8!) очищение от греха и нечистоты. |
| Эта сжатая, на своей цели сконцентрированная воля, эта ипостазированная инициативность и энергия делали Иисуса прирожденным вождем. Он призывает Симона и Андрея, и те сейчас же оставляют свои сети ( Мк. 1, 16 слл.). Он призывает Иакова и Иоанна, и они оставляют отца своего вместе с работниками ( Мк. 1:20 ). Он гонит торгующих из преддворья храма, и никто не осмеливается сопротивляться. Он – прирожденный повелитель, царственный образ. Ученики чувствовали это. Отсюда их боязливая почтительность перед Учителем, сильное чувство расстояния, на котором они держатся от Него и считают должным держаться. Евангелисты постоянно отмечают, как они изумлялись, как ужасались Его речами и поступками ( Мк. 9, 6; 6, 51; 4, 41; 10, 24. 26 ) и не осмеливались говорить с Ним ( Мк. 9:32 ). Марк описывает начало путешествия Иисуса в Иерусалим на смерть замечательными словами: «Иисус шел впереди их, а они ужасались и, следуя за Ним, были в страхе» (10, 32). Эта трепетная боязливость сковывала и народные массы. «И они боялись» – это было первое, изначальное чувство, которое возникало у них при виде Иисуса ( Мк. 5, 15, 33, 42; 19, 15 ). Он не был как один из них. Он не был также похож ни на одного из их вождей, как книжники и фарисеи. Он был как власть имущий. Так сильно было это впечатление превосходства, чрезвычайного мужества в облике Иисуса, что люди обращались к высшим им известным образам и именам, чтобы выразить его: «Креститель Он? Илия? Иеремия или один из пророков?» ( Мф. 16:14 ). Трезвенность Иисус не был экстатиком подобно Магомету или подобно также св. Павлу. Магомет значительную часть своей жизни провел в сомнамбулическом состоянии. Павел с радостной гордостью описывает свои экстатические состояния, когда он был восхищен до третьего неба и слышал неизреченные слова ( 2Кор. 12, 2 слл.). Ничего подобного мы не узнаем об Иисусе. Как ни высоко ставила первохристианская община экстатические дары, видения, дар языков, пророчества; как ни решительно Павел запрещал приглушать это духовное цветение ( 1Фес. 5:10 ), и как в этом ни видели явления духа и силы ( 1Кор. 2:4 ), – об Иисусе никогда не рассказывалось ничего столь странно-возвышенного, и это – ясное и решительное доказательство того, что в жизни Иисуса видения, молитвы и речи экстатического характера действительно никогда не имели места. |
| Эта сжатая, на своей цели сконцентрированная воля, эта ипостазированная инициативность и энергия делали Иисуса прирожденным вождем. Он призывает Симона и Андрея, и те сейчас же оставляют свои сети (Мк. 1, 16 слл.). Он призывает Иакова и Иоанна, и они оставляют отца своего вместе с работниками (Мк. 1, 20). Он гонит торгующих из преддворья храма, и никто не осмеливается сопротивляться. Он — прирожденный повелитель, царственный образ. Ученики чувствовали это. Отсюда их боязливая почтительность перед Учителем, сильное чувство расстояния, на котором они держатся от Него и считают должным держаться. Евангелисты постоянно отмечают, как они изумлялись, как ужасались Его речами и поступками (Мк. 9, 6; 6, 51; 4, 41; 10, 24. 26) и не осмеливались говорить с Ним (Мк. 9, 32). Марк описывает начало путешествия Иисуса в Иерусалим на смерть замечательными словами: «Иисус шел впереди их, а они ужасались и, следуя за Ним, были в страхе» (10, 32). Эта трепетная боязливость сковывала и народные массы. «И они боялись» — это было первое, изначальное чувство, которое возникало у них при виде Иисуса (Мк. 5, 15, 33, 42; 19, 15). Он не был как один из них. Он не был также похож ни на одного из их вождей, как книжники и фарисеи. Он был как власть имущий. Так сильно было это впечатление превосходства, чрезвычайного мужества в облике Иисуса, что люди обращались к высшим им известным образам и именам, чтобы выразить его: «Креститель Он? Илия? Иеремия или один из пророков?» (Мф. 16, 14). Иисус не был экстатиком подобно Магомету или подобно также св. Павлу. Магомет значительную часть своей жизни провел в сомнамбулическом состоянии. Павел с радостной гордостью описывает свои экстатические состояния, когда он был восхищен до третьего неба и слышал неизреченные слова (2 Кор. 12, 2 слл.). Ничего подобного мы не узнаем об Иисусе. Как ни высоко ставила первохристианская община экстатические дары, видения, дар языков, пророчества; как ни решительно Павел запрещал приглушать это духовное цветение (1 Фес. 5, 10), и как в этом ни видели явления духа и силы (1 Кор. 2, 4), — об Иисусе никогда не рассказывалось ничего столь странно-возвышенного, и это — ясное и решительное доказательство того, что в жизни Иисуса видения, молитвы и речи экстатического характера действительно никогда не имели места. |
| Поскольку эта же история лежит в основе иудейских рассказов о мучениках, выделение 2 слоев, или линий, повествования, предложенное Дормайером, теряет смысл. Каждый эпизод в повествовании о Страстях, хотя, на первый взгляд, кажется независимым от других, выполняет свою функцию и соответствует определенному элементу использованной модели. Никелсберг выделил 21 элемент в реконструированной им модели иудейской «Истории...», из которых в Евангелии от Марка встречаются 17 (хотя и не всегда в том же порядке, что и в прототипе). Т. А. Мор предложил иной подход. По его мнению, древнейшее повествование включает только те элементы, которые являются общими в Евангелии от Марка и в Евангелии от Иоанна ( Mohr. 1982). Однако ряд признаков указывает на то, что евангелист Иоанн был знаком с повествованием М., изменяя лишь нек-рые богословские акценты: оба упоминают миро «из чистого нарда» (Мк 14. 3 и Ин 12. 2-3), 300 динариев (Мк 14. 5 и Ин 12. 5), Петра, греющегося у костра (Мк 14. 54, 67 и Ин 18. 18, 25), то, что Петр входил «внутрь двора» (Мк 14. 54 и Ин 18. 15-16), крик толпы «распни Его» (Мк 15. 14 и Ин 19. 6), багряницу (Мк 15. 17 и Ин 19. 2, 5), распятие в пятницу (Мк 15. 42 и Ин 19. 31). Неоднократно предпринимались попытки отделить от повествования о Страстях «малый апокалипсис» и реконструировать его протоисточник (см., напр.: Wenham. 1984; Brandenburger. 1984). Однако связь между Мк 13 и Мк 14-15 очень тесная: разрушение храма, предсказанное в Мк 13. 2, возникает сначала как часть обвинения против Иисуса в 14. 58, а затем символически изображается как разрывание завесы Святого Святых после Его Смерти в 15. 38 (нек-рые исследователи считают, что разрывание завесы указывает на конец жертвоприношений, другие же видят в этом раздирание одежды в знак скорби по умершему родственнику или близкому (ср.: 4 Цар 2. 12); поскольку завеса храма являла образ Вселенной, то ее разрывание можно интерпретировать в апокалиптическом смысле); предание на смерть, предуказанное в Мк 13. 9, осуществляется в результате суда над Иисусом; тема предательства ближних (Мк 13. |
| 28 . Вторичное возвращение нечистого духа. Мф. 12:43–45 ; Лк. 12:24–26 . 29 . Блаженно чрево. Лк. 11:27–28 . 30 . Кто мать и братья? Мф. 12:46–50 ; Мк. 3:31–35 ; Лк. 8:19–21 . 31 . С лодки говорит притчи: о сеятеле; о семени, постепенно развивающемся; о плевелах сельных; о зерне горчичном и закваске 1 ; о сокровище, сокрытом на селе, и бисере многоценном; о неводе и хозяине, износящем старое и новое. – Мф. 13:1–52 ; Мк. 4:1–34; 8:4–18; 13:18–21 . 32 . Ответы, хотевшим идти в след Господа. Мф. 8:18–22 ; Лк. 9:57–62 . 33 . Укрощение бури. Мф. 8:23–27 ; Мк. 4:35–41 ; Лк. 8:22–25 . 34 . Изгнание легиона бесов, Мф. 8:28–34 ; Мк. 5:1–20 . Лк. 8:26–39 . 35 . Исцеление кровоточивой. Мф. 9:18–22 ; Марк, 5:21–34; Лк. 8:40–48 . 36 . Воскрешение дочери Иаира. Мф. 9:23–26 ; Мк. 5:35–43 ; Лк. 8:49–56 . 37 . Исцеление двух слепцов. Мф. 9:27–31 . 38 . И немого бесного. Мф. 9:32–34 . 39 . Проповедь в Назарете. Мф. 13:53–58 ; Мк. 6:1–5 ; Лк. 4:16–30 . 40 . Хождение по Галилее, и жаление, что люди, как овцы без пастырей. Мф. 9:35–38 . Следует светлая грань. Светлая потому, что простой глаз видит, в каком порядке идут события, по совершенному согласию в нем всех трех Евангелистов. Остается только переписывать заглавия. – 41 . Послание 12 Апостолов на проповедь. Наставления им. Мф. 10:1–42 ; Мк. 6:6–13 ; Лк. 9:1–6; 12:2–7,11 и 12. 42 . Смятение Ирода. Сказание об усекновении. Мф. 14:1–12 ; Мк. 6:14–29 ; Лк. 9:7–9 . 43 . Апостолы возвращаются. Идут в пусто место. – Мк. 6:30–32 ; Лк. 9:10 . 44 . После учения и исцелений, насыщение пяти тысяч. Мф. 14:13–21 ; Мк. 6:33–44 ; Лк. 9:11–17 ; Ин. 6:1–13 . 45 . Хождение по водам, и спасение Петра утопавшего. Мф. 14:22–33 ; Мк. 6:45–52 ; Ин. 6:14–21 . 46 . На берег – в Генисарете. Стечение народа. – Мф. 14:34–36 ; Мк. 6:53–56 . 47 . В тот же день беседа в Капернауме, в Синагоге, о хлебе небесном, Ин. 6:22–71 . (Пасха 3-я миновала. На ней не был Господь). 48 . Иерусалимские Фарисеи и книжники укоряют учеников, что не умывают рук. Урок по сему. Мф. 15:1–20 ; Мк. 7:1–23 . |
|
|
