| Горкин совсем по-летнему, в рубашке, без картуза. Так он очень худой, косточки даже слышно, когда обнимемся. Я зову его к себе в рощу, но он не слушает. Метут в четыре метлы, выметают конюшни и коровник. Гаврила моет пролетку к празднику, вертятся и блестят колеса. Старый Антипушка, на лесенке у конюшни, трет кирпичом медный зеленый крест, на амбаре сидит Андрюшка, гремит по крыше. Горкин велел ему вычистить желоба от мусора, а то перехлещет в ливень. Большая лужа горит на солнце, а в ней Андрюшка, головой вниз. Летит в лужу старая опорка, брызги взлетают радугой, как фонтан. Горкин прыгает и кричит: – Я те, озорник, пошвыряю… Нипочем не возьму на Воробьевку! — и идет в холодок, под доски. — Вотрушки, никак, пекут?.. Ну-ко, сходи, попотчуй. Я бегу к Марьюшке, и она дает мне в окошечко горячую, с противня, ватрушку. Выпрашиваю и Горкину. Бегу, подкидывая на ладошках, — такие они горячие. – Богатые вотрушки… — говорит Горкин, перекрестясь, и обирает с седой бородки крошечки творогу. — На Троицу завтра красный денек будет. А на Духов День, попомни вот, замутится. А то и громком, может, погрозит. Всегда уж так. Потому и жолоба готовлю. – А почему — «и страх, в радость…» — вчера сказал-то? – Троица-то? А, небось, учил в книжке, как Авраам Троицу в гости принимал… Как же ты так не знаешь? У Казанской икона вон… три лика, с посошками, под древом, и яблочки на древе. А на столике хлебца стопочка и кувшинчик с питием. А царь-Авраам приклонился, ручки сложил и головку от страху отворотил. Страшно, потому. Ангели лики укрывают, а не то что… Пойдет завтра Господь, во Святой Троице, по всей земле. И к нам зайдет. Радость-то кака, а?.. У тебя наверху, в кивоте, тоже Троица. Я знаю. Это самый веселый образ. Сидят три Святые с посошками под деревцом, а перед ними яблочки на столе. Когда я гляжу на образ, мне вспоминаются почему-то гости, именины. – Верно. Завтра вся земля именинница. Потому — Господь ее посетит. У тебя Иван-Богослов ангел, а мой — Михаил-Архангел. У каждого свой. А земли-матушки сам Господь Бог, во Святой Троице… Троицын день. «Пойду, — скажет Господь, — погляжу во Святой Троице, навещу». Адам согрешил. Господь-то чего сказал? «Через тебя вся земля безвинная прокляна, вот ты чего исделал!» И пойдет. Завтра на коленках молиться будем, в землю, о грехах. Земля Ему всякие цветочки взростила, березки, травки всякие… Вот и понесем Ему, как Авраам-царь. И молиться будем: «пошли, Господи, лето благоприятное!» Хорошее, значит, лето пошли. Вот и поют так завтра: «Кто-о Бог ве-лий, яко Бо-ог наш? Ты еси Бо-ог, тво-ряй чу-де-са-а!» |
| Ведь эти самы закладки, платки и пояса продают в тех же церковных лавках. Надеюсь, что СМИ никогда не обяжут спрашивать благословения у церкви на публикацию чего-либо, иначе весь мир окончательно возненавидит церковь, теперь уже за цензуру и вмешательство в светское государство. Ограничивать что-либо законодательно, в отсутствие просвещения просто глупость и приведёт только к обратному эффекту и озлобленности. И да, сам я православный. Простите. Vladimir Ramenskii 26 января 2014, 10:49 Актуальнейшая статья. Профанирование икон достигло невиданных размеров. Начинать борьбу с этим следует с Софрино... Однажды на застольев после одного из церковных праздников видел водку (!!!) " Софрино " (приличного качества, кстати). Спросил по чьему благословению сие чудо выпущено. Ответ был: кто же знает, Софринский комбинат граничит с Кристаллом... Мария Ерофеева 26 января 2014, 08:22 Начинать, конечно, надо было позавчера, но лучше поздно, чем никогда! Спасибо, Владимир, что Вы затронули эту наболевшую проблему! Сказать могла бы много... Да поможет Вам Господь сделать максимально много и во всех направлениях! Ольга 25 января 2014, 23:55 можно еще обернуть книгу или развернуть обложку, чтобы икона оказалась внутри. Не покупаю бутылки с водой, где есть изображение церкви, а если такую бутылку вижу, то снимаю наклейку (слышала от верующих еще в 90 годах). Вот в городе Благовещенске в соборе в пределах были алтари, а теперь в них иконы и все подходят к ним по месту, где стоял ПРЕСТОЛ.Свечи, когда тушат переворачивают, как сигарету, говорила и батюшке, не помогает! Сердце кровью обливается, когда крошечки от просфор на пол падают. Идет молитва " Отче наш " и начинают деньги собирать, все лезут в кошельки. А опоздавшим после целования креста ЧАШУ выносят! Как это все выдержать!Ну, а певцов и говорящих во время службы, так это почти все прихожане со стажем, включая и монахинь. А что в Святой Оптине творится, посиделки - все со стульями. Господи прости меня, но так больно! Елена 25 января 2014, 22:34 |
| И.Т. Чем могу я выразить вам мою искреннюю, глубокую благодарность за посещение нашей обители? О, если бы я могла чем-нибудь послужить вам или угодить! О.И. Угождай Господу, больше мне ничего не надо, и ничто не может быть для меня более приятного. И.Т. Если бы за ваши святые молитвы и помог мне Господь преуспевать в духовной жизни, то все-таки это будет не вам угождение, а прямая обязанность моя и польза для моей души; притом же как вы узнаете об этом, чтобы порадовалось ваше отеческое сердце? Ведь мы с вами не часто видимся и живем довольно далеко друг от друга. О.И. А я говорю тебе, что узнаю; верь этому, отныне мы будем часто видеться. Я ежегодно буду ездить на родину и обратным путем, может быть, буду заезжать в твою обитель. «> С такою радостною надеждою оставил меня батюшка, сев на пароход; а я, вернувшись в обитель, тотчас же записала всю эту нашу беседу. Эти слова батюшки Иоанна вполне сбылись. Хлопоты мои о приобретении места в Петербурге для постройки подворья с целью материальной поддержки нашей обители, не имеющей ни капитала, ни обеспечения, начавшиеся еще при митрополите Исидоре, требовали иногда моего некратковременного пребывания в столице, где я нередко виделась с батюшкой, хотя вести с ним духовную беседу никогда не приходилось. Но зато во время заездов его к нам в монастырь летом на обратном пути с родины мы получали поистине неземное наслаждение, находясь в непрерывном общении с этим благодатным пастырем в течение нескольких дней и даже недель. Он обыкновенно писал мне с родины из с. Суры или из Архангельска о том, куда предполагает заехать, сколько где пробыть и когда приблизительно быть у нас и на своем ли пароходе или на арендованном, и мое дело было встретить его на назначенном месте. Вот тут-то начинался мой праздник, мой отдых, т.е. буквально отдых душевный, обновление сил и подъем духа. Едем с ним, бывало, от пристани нашей Борки до монастыря; дорога все идет лесом, а версты за три до монастыря, пересекая дорогу, проходит полоса монастырского леса; и станет батюшка благословлять его на обе стороны: «Возрасти, сохрани, Господи, все сие на пользу обители Твоей, в нейже Имя Твое святое славословится непрестанно». Дорогою расспрашивает о состоянии сестер, о здоровье их и т.п. Подъезжаем к деревне, расположенной за одну версту от обители и составляющей весь ее приход, а там по обеим сторонам пестреет народ, вышедший на благословение к великому гостю: мужички с обнаженными головами кланяются в пояс; женщины с младенцами на руках спешат наперерыв поднести своих деток, хоть бы ручкой-то коснулся их батюшка; только и слышно: «батюшка-кормилец», «родимый ты наш», «красное солнышко». А батюшка на обе стороны кланяется, благословляет, говоря: «Здравствуйте, братцы! Здравствуйте, матери! Здравствуйте, крошечки Божий! Да благословит вас всех Отец наш Небесный! Христос с вами! Христос с вами!» |
| «Дочь, – просила мама, – ты найди камушек, брось на него эту одежду, помочи водичкой, да ножками потопчи». Я маленькая была, стирать еще не умела. Потом стали землянки строить, копали глину, заливали водой, месили ногами и делали кирпичи. Сделали бараки – ни окон, ни дверей. В бараках нары и люди на них чем попало прикрытые. Утром встают, мертвецов вытаскивают. Там не плакали по покойникам, не до этого было, а наша мама только молилась, читала акафисты, а мы сидели возле нее: «Мама, кушать! Мама, есть!» – «Погодите, вот я дочитаю акафист» – «Мама!» – «Ну вот, еще страничка осталась, – она тянула время, я сейчас дочитаю, и Боженька нам поможет». Дочитает, возьмет кусочек хлеба и отрезает от него по кусочку. А мы пальцем показываем: «Это кому?» – «Это – Пете». – «А это кому?» – «Это – Марии. Это – Оле. Это – Шуре» – вот так вот. Все крошечки собирали, а мама все старалась от своего пайка нам дать. И как мы выжили, как?! Это невероятно, невозможно было там выжить! Я была очень простужена, лежала с ревматизмом. Ноги были покрыты язвами, гноились. Мама сидит и плачет. Мухи летают тучами, мама марлей мне ноги прикрывает. И вот, как Бог-то помог нам! Все мы выросли, все получили высшее образование. Академию закончил Петр, Ольга и Александра – врачи, я – педагог. Это Бог нас молитвами матери сохранил, это чудо, что мы остались живы. Ольга Федоровна (лечащий врач Батюшки) В 1949 году я и моя сестра Александра заканчивали Алма-Атинский мединститут. Наступило время распределения на постоянное место работы. Посоветовавшись с родителями, мы решили взять направление в Кокчетав – там жил с семьей наш брат Петр, и мы все решили переехать жить к нему. Но неожиданно пришла телеграмма от папы. В ней он сообщал, чтобы мы взяли направление только в Караганду и что о причине напишет в письме. Вскоре мы получили это письмо. Папа писал, что по совету знакомого верующего человека он поехал в Михайловскую церковь к батюшке Севастиану взять благословение на отъезд. Батюшка подробно расспросил папу о цели нашего переезда, внимательно выслушал и сказал: «Нет, Федор Иванович, я не благословляю Ваш отъезд: сын – сыном, сноха – снохой, а дочери есть дочери. Сегодня сын живет там, а завтра он может переехать на другое место жительства». (И действительно, брат с семьей вскоре из Кокчетава уехал.) «Пусть дочери берут направление на работу только в Караганду». Папа сказал Батюшке, что уже все продал и как ему быть теперь? На это Батюшка ответил: «Не бойтесь, Федор Иванович, Бог поможет и все будет». |
| Он обыкновенно писал мне с родины, села Суры, или из Архангельска о том, куда предполагает заехать, сколько где пробыть и когда приблизительно быть у нас, и на своем ли пароходе или на арендованном 145 , и мое дело было встретить его на назначенном месте. Вот тут-то начинался мой праздник, мой отдых, то есть буквально отдых душевный, обновление сил и подъем духа. Едем с ним, бывало, от пристани нашей «Борки» до монастыря; дорога все идет лесом, а версты за три до монастыря, пересекая дорогу, проходит полоса монастырского леса; и станет Батюшка благословлять его на обе стороны: «Возрасти, сохрани, Господи, все сие на пользу обители Твоей, в ней же имя Твое святое славословится непрестанно». Дорогою расспрашивает о состоянии сестер, о здоровье их и тому подобное. Подъезжаем к деревне, расположенной за одну версту от обители и составляющей весь ее приход, а там по обеим сторонам пестреет народ, вышедший на благословение к великому гостю: мужички с обнаженными головами кланяются в пояс; женщины с младенцами на руках спешат на перерыв поднести своих деток, хоть бы ручкой-то коснулся их Батюшка; только и слышно: «Батюшка кормилец», «родимый ты наш», «красное солнышко». А Батюшка на обе стороны кланяется, благословляет, говоря: «Здравствуйте, братцы! Здравствуйте, матери! Здравствуйте, крошечки Божии! Да благословит вас всех Отец наш Небесный! Христос с вами! Христос с вами!» А как только пойдут монастырские постройки – дома причта, гостиницы и прочее, тут встречают сестры с громким стройным пением: «Благословен Грядый во имя Господне!» 146 и далее с пением же провожают до самого соборного храма, где встречают священнослужители, а звон в большой колокол давно уже гудит. Похоже на что-то пасхальное, прерадостное: общий подъем духа, общее торжество! После Литургии, за которою всегда бывает много причастников, Батюшка проходит прямо в сад, куда приглашаются и все сослужившие ему священнослужители, гости, приехавшие к нему; туда же является и самоварчик со всеми своими атрибутами, и дорогой Батюшка, зная, что всякому приятно получить чаек из его рук, старается всех утешить. Потом пойдет гулять по аллеям сада или один, или с собеседником, но никто не беспокоит его. Как только Батюшка проходит через террасу в дом – сад пустеет, так как все расходятся. |
| читать.» Все до единого мы до сих пор помним ее. Взрослые уже дядьки и тетки стали, старики, старухи стали, а тетю Нюру никто не забыл. Всех позабывали, заведующих и поваров как звать, а только ее не забыли. Вот что значит светлому, доброму научить в детстве... Меня с детства покойная маменька учила бережно относиться к хлебу, бережно относиться к пище. И вот эта бережливость моя осталась с самого детства босоногого даже до сего дня. Чтоб корочка хлеба после меня где-нибудь осталась на столе?! Боже мой, это – преступление! Маменька всегда покойная кушала хлеб: останутся крошечки хлеба – сметет, скушает. И меня учила, чтоб посуда всегда была чистая: хлебушком вымазать ее, и чистота была бы. Вот так с детства приучили меня, и на всю жизнь осталось. Некоторые говорят: «Ой, какой он жадный, и не оставляет ничего в миске!» А чего же оставлять? Вот моя миска, монашеская и схимническая... Крестьянская, простая семья у нас была. Свои огороды были, и в поле брали огороды. Помню, копаем огород, картошку убираем. Первое ведерко накопали: «Отнеси батюшке ведерко в церковь , нашего труда картошечки.» Второе ведерко накопали: «Там матушки у нас больные, уже старенькие, беспомощные – отнеси.» А я в торбу возьму, ведро ж тяжелое для меня. Еле тащу, аж глаза выпирают у меня из орбит! Понес к батюшке, благословение беру: «Маменька Вам прислала картошечки с огорода нашего, сами вырастили.» «Спаси, Господи, маменьку твою, буду молиться за вас всех», – батюшка благословит. Матушкам понесу, матушки меня чаем угостят. Матушка София, покойница, была знаменитая чаевница, никто лучше нее чая не заваривал. Скорей чай заварит, пьем чай, за картошку поблагодарит, встанет, помолится в святом углу за всех. Такая добрая была! Там уже третье ведро накопали. «Там же Харитиночка бедная, скрученная, болящая лежит уже двадцать лет неподвижно, понеси им, чтоб было кушать чего». Так меня и приучали к делам милосердия с детства. Вот это и десятая доля наша от убогой хаты нашей... Помню, мама с тетей копают картошку и «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий...» читают или поют тихонько: «Богородице Дево, радуйся...» «Хвалите имя Господне...»,– все с молитвой творилось. |
| Нет ни одной церковной службы, ни одного праздника, которые бы не соединяли нас с Палестиной. Раскройте Евангелие на любом месте — и вы уже уноситесь сердцем и мыслями на пути и тропы, пройденные Иисусом Христом, Его Пречистой матерью и Его учениками. Но тот, кто был в Палестине, знает этот мучительный, неотступный вопрос: если я был в Иерусалиме и не стал лучше, зачем же я тогда ездил? И разве нам, немощным, достичь хотя капли той святости, о которой я слышал от одной из монахинь Горненского русского монастыря? Некий человек так возлюбил Христа, что всю жизнь посвятил Ему. И всегда стремился в Иерусалим. Но, считая себя недостойным, все молился и молился. Наконец пошел пешком. И все-таки, уже подойдя к стенам Иерусалима, человек сказал себе: «Нет, я недостоин войти в город Спасителя. Я только возьму три камня от его стен и пойду обратно». Так и сделал. В это время старцы иерусалимские сказали: «Надо догнать этого человека и отнять у него два камня, иначе он унесет всю благодать Вечного города». И мы, грешные, тоже стараемся увезти с собою хоть крошечки благодати. В гостинице Вифлеема, где я жил первый раз, я спросил у палестинца-администратора Дауда (Давида), он говорил, по-моему, на всех языках: — Дауд, скажи, чем русские паломники отличаются от других: от американцев, французов, англичан, немцев? Дауд прямо весь озарился и заулыбался: — О, очень просто: у всех чемоданы, чемоданы, чемоданы, а у вас цветы, листья, камни, вода. Помню, провожали нашу группу. Я увидел женщину в годах, которая еле-еле тащила две сумки. Я кинулся ей помочь, перехватил их и чуть не надорвался: — Матушка, да ведь ты, наверное, весь Иордан увозишь? — Ой, миленький, — отвечала она, — ведь меня так ждут, так ждут. И в детдом надо бутылочку, и в больницу, и в тюрьму. А подружек-то у меня, а родни! — Но ведь это такая тяжесть. — Миленький, мне только до Казанского вокзала, а там уж поезд довезет. Из Саратова я. И ведь довезет. И уже довезла. Может быть, промыслительно Святая земля так далеко от России и так труднодоступна. |
| Во время заездов его к нам в монастырь летом на обратном пути с родины мы получали поистине неземное наслаждение, находясь в непрерывном общении с этим благодатным пастырем в течение нескольких дней и даже недель. Он обыкновенно писал мне с родины из с. Суры или из Архангельска о том, куда предполагает заехать, сколько где пробыть и когда приблизительно быть у нас и на своем ли пароходе или на арендованном, и мое дело было встретить его на назначенном месте. Вот тут-то начинался мой праздник, мой отдых, т. е. буквально отдых душевный, обновление сил и подъем духа. Едем с ним, бывало, от пристани нашей Борки до монастыря; дорога все идет лесом, а версты за три до монастыря, пересекая дорогу, проходит полоса монастырского леса; и станет батюшка благословлять его на обе стороны: «Возрасти, сохрани, Господи, все сие на пользу обители Твоей, в нейже Имя Твое святое славословится непрестанно». Дорогою расспрашивает о состоянии сестер, о здоровье их и т. п. Подъезжаем к деревне, расположенной за одну версту от обители и составляющей весь ее приход, а там по обеим сторонам пестреет народ, вышедший на благословение к великому гостю: мужички с обнаженными головами кланяются в пояс; женщины с младенцами на руках спешат наперерыв поднести своих деток, хоть бы ручкой-то коснулся их батюшка; только и слышно: «батюшка-кормилец», «родимый ты наш», «красное солнышко». А батюшка на обе стороны кланяется, благословляет, говоря: «Здравствуйте, братцы! Здравствуйте, матери! Здравствуйте, крошечки Божии! Да благословит вас всех Отец наш Небесный! Христос с вами! Христос с вами!» А как только пойдут монастырские постройки – дома причта, гостиницы и пр., тут встречают сестры с громким стройным пением: «Благословен грядый во имя Господне!» – и далее с пением же провожают до самого соборного храма, где встречают священнослужители, а звон в большой колокол давно уже гудит. Похоже на что-то пасхальное, прерадостное: общий подъем духа, общее торжество! После литургии, за которой всегда бывает много причастников, батюшка проходит прямо в сад, куда приглашаются и все сослужившие ему священнослужители, гости, приехавшие к нему; туда же является и самоварчик со всеми своими атрибутами, и дорогой батюшка, зная, что всякому приятно получить чаек из его рук, старается всех утешить. |
| Чаще всего в обычные дни церковного года совершается Литургия святого Иоанна Златоуста . Литургия святого Василия Великого служится всего 10 раз в году: в пять воскресений Великого поста, в сочельники Крещения и Рождества, в Великий четверг и Великую субботу, а также в день памяти святителя Василия Великого – 1 января по старому стилю (в так называемый «старый Новый год»). При совершении Литургии используется целый ряд священных предметов, сосудов, необходимы определенные облачения. Литургию, как уже говорилось, нельзя служить без антиминса. Также для совершения Евхаристии используется Потир – Чаша, из которой мы причащаемся. Затем необходим дискос – тарелочка на высокой ножке, на которой происходит освящение Тела Христова. Далее – звездица, крестообразная распорка, которая ставится на дискос. Она прикрывает собой и как бы охватывает все частицы, изымаемые священником из просфор и складываемые им на дискос. Эта звездица символизирует Вифлеемскую звезду, указавшую евангельским волхвам место Рождества Христова. Затем следует упомянуть копие – треугольной формы лезвие на короткой ручке. Это лезвие – образ оружия, которым пронзили на Кресте Плоть Господа; поэтому по своей форме оно как раз и напоминает острие воинского копья. С помощью копия за Проскомидией вынимают частички из просфор, и главное – особым образом надрезают так называемую Агничную просфору, сердцевина которой (уже за Литургией) прелагается в Тело Христово. Еще за богослужением используется лжица, которой причащают мирян. Далее – губа (губка): при ее помощи аккуратно собирают все крошечки с дискоса, потому что после Литургии ничто от Тела Христова или от частиц просфор пропасть не может, все должно быть собрано и потреблено священником или диаконом. Затем – покровцы – это два сшитые из плотной ткани плата, которыми за богослужением накрывают Потир и дискос. Наконец, воздух – большой, также сшитый из плотной ткани плат, которым накрывают вместе и Потир, и дискос – поверх покровцов. Из веществ Таинства для служения Литургии, как вы уже знаете, необходимы пшеничный квасной хлеб, выпеченный в форме просфор, виноградное (в русской богослужебной традиции – исключительно красное) вино и вода. |
| «И вняли все ея глаголам, что в недрах Лик земных сокрыт, спешит Архиерей с собором найти бесценный Маргарит...» Несмотря на то, что Казанская икона Божией Матери являлась (и остаётся по сей день) одной из наиболее высокочтимых в русском православии святынь, празднование юбилея её явления (обретения) носило исключительно внутриепархиальный характер и, к сожалению, не привлекло к себе внимания столичного священноначалия и светских властей. Инициатором проведения этого торжества выступил архиепископ Казанский и Свияжский Антоний (Я./И./Г. Амфитеатров) (1815 - 1879), с. 402] занимавший местную кафедру с 1866 по 1879 гг. и особо заботившийся о развитии миссионерской деятельности. В 3 от 1 февраля 1879 г. «Известий по Казанской Епархии» было опубликовано распоряжение епархиального начальства «О предполагаемом праздновании трёхсотлетнего юбилея, от обретения в г. Казани чудотворной иконы Божией Матери, именуемой казанскою». «Икона сия, - указывалось в нём, в частности, - хранимая и чтимая с подобающим ей благоговением в здешней женской обители и ознаменовавшая себя бесчисленными проявлениями чрез неё чудодейственной силы и неисчерпаемой милости Пресвятой Девы Богоматери ко всему роду христианскому и ко всем православным христианам, благоговейно чтущим Её и прибегающим к Ней с усердными молитвами, не только составляет драгоценнейшую святыню в нашем граде и в здешней стране, но и в целом русском царстве повсюду чтится преимущественно, как известно, пред всеми многочисленными иконами Богоматери, так что в редком городе нет списков с сей св[ятой] иконы, особенно чтимых и ознаменованных даже чудотворениями, а также в весьма многих обителях и даже селениях есть таковые иконы, равно и Божиих храмов с празднованием Божией Матери и иконы Её, именуемой казанскою, находится бесчисленное множество на Руси православной». с. 64] К 300-летнему юбилею явления (обретения) Казанской иконы Божией Матери известный миссионер, духовный писатель и учёный, заведующий кафедрой древнееврейского языка и библейской археологии Казанской духовной академии (КДА) священник Е.А. Малов (1835 - 1918) подготовил и издал в типографии Императорского Казанского университета книгу «Казанский Богородицкий девичь монастырь. История и современное его состояние», печатание которой было дозволено Казанским Комитетом духовной цензуры 26 июня 1879 г. (цензор - профессор КДА В.В. Миротворцев). с. (2)] |
|
|
