| Турецкое правительство объявляет константинопольского патриарха верховной главой всех православных христиан в пределах своей империи 478 . Постепенно возвышавшийся в силу всех указанных обстоятельств, константинопольский патриарх естественно мог и действительно оказывал большое влияние на церковные дела Востока. Историки говорят, что после разделения церквей константинопольский патриарх в церковном отношении на Востоке был иногда почти тем же, чем являлся папа на Западе 479 . Константинопольский патриарх иногда назначал патриархов на другие восточные кафедры, низлагал их и давал общеобязательные нормы для всего Востока 480 . Но такое положение константинопольского патриарха не было положением его по праву 481 . Правовое сознание не усвояло константинопольскому патриарху главенства на всём Востоке, не подчиняло ему прочих патриархов. Правда, церковно-правовое сознание несколько выделяло константинопольского патриарха. Но этим выделением оно, однако, не нарушало равенства между всеми восточными патриархами и независимости одного от другого. Более или менее важные преимущества, усваиваемые константинопольскому патриарху правовым сознанием описываемого периода времени, таковы. Правовое сознание выделяло константинопольского патриарха, во-первых, тем, что предоставляло ему первенство чести в ряду патриархов Востока 482 . С первенством чести константинопольского патриарха естественно должно было соединяться и предоставление ему преимущественной инициативы в деле возбуждения и решения вопросов, имевших значение для всей восточной церкви. История свидетельствует, что инициатива решения важнейших дел восточной церкви по большей части исходит именно от патриарха константинопольского. Так, по преимуществу, к константинопольскому патриархам обращаются папы и представители других исповеданий, и при кафедре его обыкновенно созывались общевосточные соборы. Далее, за константинопольским патриархом признавался титул «вселенского». Но этот титул не говорит, однако, о том, чтобы константинопольскому патриарху усвоялась власть над вселенской церковью. |
| «Много» - значит, он говорит не об одном аргументе. Действительно, вначале Вальсамон приводит 4 правило Сардикийского Собора (напомним – Поместного Собора Западной Церкви), дающее осужденному право дважды подавать апелляцию и передающего окончательный суд папе Римскому, то есть доказывает, что каноны допускают прохождение судебного разбирательства более чем в двух инстанциях. Дальше Вальсамон говорит: «Опускаю прочее», - то есть, оставляет тему Сардикийского Собора и переходит (sic!) к подложному «Константинову дару», принимаемому им за чистую монету. Вальсамон верит, что император Константин особой грамотой якобы наделил Римского папу «всеми императорскими правами», а поскольку II и IV Вселенские Соборы наделили Константинопольского патриарха равными с папой правами, то «Константинов дар» следует относить и к Константинопольскому патриарху, а, следовательно, последний также наделен всеми императорскими правами, включая право на безапелляционность его приговоров, «как и императорский приговор не обсуждается вновь». Если это так, заключает Вальсамон, то бессмысленно рассматривать и прочие доводы, ведь патриаршее судебное решение, как равное императорскому (по «Константинову дару»), «не может быть переносимо к императору». Таким образом, основой для невозможности пересматривать императорским судом патриарший для Вальсамона здесь выступает подложный «Константинов дар», а каноны Вселенских Соборов он упоминает исключительно для того, чтобы «доказать» перенесение этого «дара» с папы на Константинопольского патриарха. Проблема даже не в том, что фанариоты ссылаются в наши дни на такое курьезное толкование, а в том, что они пытаются преподнести это толкование таким образом, будто Вальсамон опирается не на «Константинов дар», а исключительно на каноны. Вспомним слова митрополита Сардского: «Более глубокое и внимательное сравнительное исследование написанного им (Вальсамоном) о равенстве Константинопольского епископа с папой приводит к выводу, что, в конечном итоге, его наиболее заботило признание за Константинополем присущих последнему особых судебных прерогатив. |
| Вместе с тем, он достаточно детально и подробно останавливается на выяснении того, кто такие экзархи диоцезов и приходит к выводу, далекому от рассуждений сторонников восточного папства. Вальсамон ясно высказывается и в толковании 12 канона Антиохийского Собора: «Некоторые говорили, что и к приговорам патриархов, исключая вселенского, имеют приложение слова сего правила, так чтобы приговор иерусалимского был пересматриваем антиохийским, и приговор антиохийского александрийским, и так далее в восходящем порядке каждого из них. Но мне кажется, что это правило относится к приговорам других епископов и митрополитов, и не относится к приговорам патриархов; ибо решения последних не подлежат апелляции». Слова Вальсамона совершенно недвусмысленны и находятся в полной гармонии с его толкованием на 9 правило Халкидонского Собора. Однако митрополит Сардский пытается запутать ясную мысль Вальсамона при помощи казуистики, жонглируя вырванными из контекста другими фразами из толкования Вальсамона на тот же 12 канон Антиохийского Собора: «Хотя из этого можно заключить, что согласно Вальсамону Константинополь не обладал прерогативой вынесения решений по делам епископов других патриархов, поскольку “решения последних не подлежат апелляции” (что значит “хотя”, какой еще можно сделать вывод из однозначного утверждения Вальсамона? – А. Н.), любопытно, что, отвечая конкретно на вопрос, подлежали ли апелляции решения Константинополя, Вальсамон немедленно заключает, что он “может быть судим царем, как блюстителем Церкви, если бы, например, был обвиняем в святотатстве, или неправославии, или в каком-нибудь другом преступлении; ибо мы видели это на практике в разные времена; но суд его не должен подлежать отчету ради величия его престола”. Поскольку Вальсамон сказал ранее, что “решения патриархов не подлежат апелляции”, не вытекает ли логически из его слов, что суд Константинопольского патриарха должен быть свободен (от апелляции) в силу патриаршего статуса как такового, наравне с судом других патриархов? Так почему же Вальсамон чувствует необходимость указать нам в качестве основания безапелляционности Константинопольского суда “величие его престола”? Разве он не противоречит здесь сам себе? На первый взгляд может показаться, что дело именно в этом (противоречии), но более глубокое и внимательное сравнительное исследование написанного им о равенстве Константинопольского епископа с папой приводит к выводу, что в конечном итоге его наиболее заботило признание за Константинополем присущих последнему особых судебных прерогатив. |
| По отъезде Епифания пустынники нитрийские, доведенные до изнеможения преследованиями Феофила, принуждены были искать правосудия и защиты у самого императора. Они подали ему жалобу, в которой, изложив все козни и злодеяния Феофила, а так же и злословия и клеветы монахов, действовавших в Константинополе по его внушению, просили его, вызвав Феофила, отдать это дело на суд и рассмотрение константинопольского архиепископа. Император согласился на их требование, и послал одного чиновника за Феофилом. Между тем судьи рассматривали обвинения, составленные против его поверенных. Сии, не имея сил оправдать своих неправых действий, признались, что они действовали по внушению патриарха александрийского. Вследствие такого признания они объявлены были злонамеренными клеветниками, и заключены в темницу. Некоторые из них там и умерли, а некоторых сослали в ссылку. Но этот справедливый суд над преступниками не прекратил злонамеренных действий против самого святого архиепископа константинопольского, а, можно сказать, только послужил началом враждебных преследований против него, окончившихся, наконец, его изгнанием и смертию. Феофил, услыхав об участи, постигшей монахов, посланных им в Константинополь, пришел в сильное негодование. Призываемый в столицу указом царя для оправданий, он спешил туда, но не с тем, чтоб быть подсудимым, а судить. Убежденный в слабости характера императора Аркадия, поддерживаемый императрицею Евдоксиею, которая, в поучении, сказанном св. Златоустом вообще против женщин, видя личное оскорбление для себя, писала ему, чтобы он поспешил освободить ее от ненавистного епископа; уверенный в содействии епископов, клира и разных лиц придворных, негодовавших на св. Златоуста за его строгость и сильные обличения, он отправлялся в Константинополь с уверенностию обвинить, наконец, и низложить казавшегося непримиримым врагом св. Златоуста. Поэтому Феофил созвал многих епископов из разных городов и прибыл с ними в Константинополь. На собор съехались большею частию такие, которые по каким либо причинам питали вражду против св. |
| Между тем из текста, сохранившегося в обеих версиях 17-го деяния, проясняется цель отмеченного в предыдущем деянии зачитывания папского послания собору. По словам архидиакона Константинопольской Церкви Аэтия, «в обычае на соборах, чтобы после того, как будет определено самое важное, рассматривалось и определялось и иное необходимое» (θος δ ν τας συνδοις μετ τ καιριτατον πντων τυπωθναι κα τερ τινα ναγκαα γυμνζεσθαι κα τυποσθαι) p. 88 Именно вследствие того, что с подачи императорской четы, сената, клира и народа Константинополя 30 на соборе рассматривался очередной не предусмотренный изначальной программой вопрос, участники сверились с письменными инструкциями, данными папой своим легатам, чтобы удостовериться, что те имеют полномочия обсуждать вновь возникший вопрос 31 . 17-е деяние, таким образом, описывает реакцию римских легатов на решения, принятые собором в их отсутствие, а также в отсутствие государственных чиновников, председательствующих на соборе 32 . Из актов 17-го деяния выясняется, что папские легаты добровольно покинули заседание предшествующего дня вслед за сенаторами, отказавшись в нем участвовать. По словам возглавлявшего папскую делегацию епископа Пасхазина, «вчера после того, как Ваша власть ушла, а наша смиренность последовала за Вами, говорят, совершились некие деяния, которые мы считаем совершившимися вопреки и церковным канонам, и дисциплине» (hesterna enim die postquam potestas uestra surrexit et humilitas nostra uestigia uestra secuta est, quaedam gesta facta dicuntur, quae nos et praeter canones ecclesiasticos et disciplinam aestimamus effecta) p. 101 Как следствие, римские легаты потребовали публично огласить решения этого заседания. В объяснение происшедшего представитель Константинопольской Церкви Аэтий заявил, что в данном случае речь шла о деле, касающемся Константинопольской Церкви, к участию в котором римские легаты были приглашены, однако от него отказались. Разрешение в форме повеления на рассмотрение данного дела было от сенаторов получено (κελεσατε ... διασκοπσαι) и все присутствовавшие епископы согласились с тем, что дело имеет общесоборный статус (ς κοινο ντος νταθα το πργματος) p. 88 В заключение он сказал: «И присутствуют здесь, и дело совершилось не втайне и не подобно краже (οτε ν παραβστ ππρακται οτε κλοπς τρπ), и деяние – последовательное и каноничное (κλουθος κα κανονικ)» p. 88 |
| Прежде всего в этом протесте бывшие на соборе в четырёх пунктах доказывают, что не считают себя обязанными и не могут устроить этого дела, и объективно рассуждают о тех последствиях, какие могли быть, если бы они согласились на подчинение. Не считали они себя обязанными решать это дело во 1-х на том основании, что не было приказания ни со стороны царя, ни со стороны гетмана думать об этом деле, а сказано было об этом как-то глухо 195 . Во 2-х не считали они себя вправе решать это дело на том основании, что не было главных представителей духовенства на соборе. «Они, конечно, могли бы на нас свалить вину, если бы мы что-нибудь решили противное их мыслям. Поэтому-то этот собор не силён решать такого дела, которое подлежит всей церкви.» В 3-х не считали они себя вправе решать это дело потому, что, по их мнению, решение его исключительно принадлежит константинопольскому патриарху. «Тотчас без сомнения отлучимся от константинопольского патриарха, исконного отца своего, говорили они, когда собственными глазами увидим, и ушами услышим, что царегородский патриарх согласен уступить свои права патриарху московскому, а теперь, пока ещё не выправлена эта уступка, боимся отступать от исконного отца нашего, патриарха константинопольского, чтобы не подпасть клятве, потому что разве это приличное дело детям отрекаться от отца своего?» Наконец, в 4-х бывшие на соборе отказывались решать дело о подчинении на том основании, что от этого могут выйти весьма вредные последствия для православных, живущих в польских областях. «Если мы откажемся от константинопольского патриарха, говорили они, и отдадимся московскому, то польское правительство будет иметь больше возможности склонить православных, которые там живут, к унии. Указывая ва нас, польское правительство может сказать тамошним православным: «если те добровольно отказались от послушания константинопольскому патриарху, то почему не можете поступить так же и вы?» Указываемая опасность, действительно, в то время была очень велика: оклонив в унию представителей духовенства, Шумлянского и других, польское правительство для распространения унии действовало очень энергично, и между прочим, как и прежде, заботилось об уничтожении всяких отношений православных к константинопольскому патриарху. В 1676 году запрещено было православным, под смертною казнью с конфискацией имущества, входить с патриархом в какие бы то ни было сношения 196 . Вместо того, как выше уже было замечено, предполагали устроить на северо-западе особого патриарха для православных. |
| И Лев Мудрый в 1-м тит. своего краткого изложения законов говорит, что решение патриарха не подлежит апелляции и не пересматривается другим патриархом, будучи началом всего в Церкви, ибо от патриарха все суждения исходят и им отменяются. И снова Юстиниан в кн. 3, гл. 2 “Церковного сборника” говорит, что соответствующий патриарх будет рассматривать решение, не опасаясь апелляции. А в кн. 1, тит. 4 “Церковного постановления” сказано так: “Решения патриархов не подлежат апелляции”, и еще в кн. 1, тит. 4, гл. 29: “Предшествующие нам императоры узаконили, дабы не было апелляций на решения патриархов”. Итак, если по законам императоров, которые согласуются со священными правилами, решения всех патриархов не подлежат апелляции, т. е. не выносятся на суд другого патриарха, – то как их может пересматривать Константинопольский предстоятель? И если настоящее правило IV Собора так же, как и 17-е его правило, имело целью дать Константинопольскому предстоятелю право принимать апелляции на решения других патриархов, то как императоры могли предписать диаметрально противоположное, когда им было известно, что гражданские законы, не согласующиеся с правилами, недействительны? В-третьих, если мы согласимся с вышеупомянутыми папистами в том, что Константинопольский предстоятель судит патриархов и пересматривает их решения, то, поскольку правило не делает исключения для какого-либо патриарха, он же, следовательно, будет судить Римского папу и пересматривать его решения и, таким образом, Константинопольский патриарх будет и первым, и последним, и общим судьей всех патриархов и самого папы. Следовательно, той же самой хитростью, которой паписты стремятся обосновать единодержавное достоинство Римского папы, они разрушают и низвергают это достоинство. В-четвертых, никто – ни митрополит, ни патриарх – не имеет права совершать какие-либо действия в Церквах за границами своей области, но только в подчиненных ему, согласно правилам: Апост. 34, 35; I Всел. 6, 7; III Всел. 3, 8; VI Всел. 20, 36, 39; Сардик. |
| Зонара, безусловно, ошибается, приходя к выводу, что экзархи диоцезов – это обычные областные митрополиты (подробно об экзархах диоцезов см. ниже). Такое объяснение противоречит логике самих 9 и 17 правил Халкидона (митрополит стал бы в таком случае апелляционным судьей по отношению к самому себе). Но важно то, что Зонару, в отличие от Аристина, нисколько не удовлетворяла простая подгонка древних титулов под современную ему систему церковного управления. Из его толкования однозначно ясно: ещё в эпоху Комнинов мнение о том, что под экзархами диоцезов следует понимать патриархов и что Константинопольский престол обладает какими-то особыми судебными прерогативами во Вселенской Церкви, было далеко не очевидным даже в самом Константинополе, в среде чиновничьей и юридической элиты Византии. Из всего текста толкования Зонары важнейшими в контексте рассматриваемой проблемы являются следующие слова: «Но не над всеми без исключения митрополитами константинопольский патриарх поставляется судьею, а только над подчиненными ему. Ибо он не может привлечь к своему суду митрополитов Сирии, или Палестины и Финикии, или Египта против их воли; но митрополиты Сирии подлежат суду Антиохийского патриарха, а палестинские – суду патриарха иерусалимского, а египетские должны судиться у патриарха александрийского, от которых они принимают и рукоположение и которым именно и подчинены». Выхватив только то место, в котором говорится о невозможности привлечения Константинопольским патриархом к своему суду епископов из других патриархатов против их воли , митрополит Сардский Максим пытается по-своему истолковать слова Зонары: «Поначалу Зонара, по-видимому, здесь не только не признает епископа Константинополя как обладающего какой-либо особой прерогативой, но доходит даже до достаточно решительной критики любой идеи о наличии у Константинополя такой прерогативы… Более внимательное изучение толкования Зонары показывает, что в сущности оно совпадает с глубинным духом и целью канонов… В своем толковании Зонара настаивает на том, что епископ Константинопольский является судьей только митрополитов, подпадающих под его юрисдикцию, и не может принудить клириков, епископов и митрополитов из других патриархатов быть судимым им. |
| Приравнивая Константинопольского патриарха к папе, Вальсамон ясно относил к первому все судебные прерогативы, признаваемые им за папой. Наиболее выдающейся среди этих прерогатив было право Рима выслушивать апелляции не удовлетворенных судом провинциальных синодов где-либо на христианском Западе. Сопоставимая прерогатива Константинополя должна была по аналогии распространяться на весь Восток, ибо в своем толковании пятнадцатого канона Антиохийского собора Вальсамон признает, что суды Синодов папы или Константинопольского патриарха одинаково не подлежат апелляции. Он пишет: “Настоящее правило отменено 4-м правилом Сардикийского собора. А если не хочешь этого сказать, истолкуй это правило, как выше сказано; и скажи, что осуждение здесь последовало со стороны собора неподлежащего апелляции, каковы соборы папы, или константинопольского патриарха”». Сознательно или нет невнимательно читая толкование Вальсамона на 12 правило Антиохийского собора, митрополит Сардский Максим не может найти решение видимого только на первый взгляд внутреннего противоречия рассматриваемого толкования. Митрополит Максим лишь запутывает дело, полностью переводя внимание своего читателя на сопоставление Вальсамоном прерогатив Римской и Константинопольской кафедр и попросту игнорируя основную для своей концепции проблему – высказанное у Вальсамона ясное и недвусмысленное отрицание возможности апелляции на суд любого патриарха. Чтобы понять логику этого византийского канониста необходимо всего лишь ознакомиться с текстом соответствующей части его толкования 12 канона Антиохийского собора без идеологических купюр: «Некоторые говорили, что и к приговорам патриархов, исключая вселенского, имеют приложение слова сего правила, так чтобы приговор иерусалимского был пересматриваем антиохийским, и приговор антиохийского александрийским, и так далее в восходящем порядке каждого из них. Но мне кажется, что это правило относится к приговорам других епископов и митрополитов, и не относится к приговорам патриархов; ибо решения последних не подлежат апелляции. |
| Конечно, синодальная форма церковного управления была несовершенным выражением канонического принципа. И в отношении достоинств синод уступал древнему собору. В синодальной форме церковного управления по нужде строго не соблюдался канонически, принцип – решать каждое важное дело поместной церкви посредством всего её епископата в лице его представителей. Но зато, как можно видеть из представленного очерка организации синодального состава, относительно выполнялось другая сторона 908 канонического принципа – к управлению поместной церковью допускался весь епископат. В первом периоде каждый митрополит и архиепископ признавался обязанным ежегодно являться на синодальные заседания, и кто из них являлся, тот имел полное право участвовать в решении дел патриархата; во втором периоде, хотя обязанность непременного присутствования на заседаниях синода переносится на митрополитов и архиепископов лишь некоторых кафедр, однако этим не отрицается право присутствования на синодальных заседаниях в качестве полноправных членов и других митрополитов и архиепископов. Синодальная форма церковного управления не исключала соборной. В тех случаях, когда синод считал себя некомпетентным решить какое-либо важное общецерковное дело или оно не требовало скорейшего решения, он уступал место собору. И наряду с синодами на протяжении всего описываемого периода времени в константинопольском патриархате мы видим ещё соборы. Перечень соборов, бывших в константинопольском патриархате до падения Константинополя, можно найти в сочинении Wiltsch’a – «Handbuch der kirchlichen Geographien und Statistik» В. 1 и 2, к которому и отсылаем читателя. Были соборы в константинопольском патриархате и после падения Константинополя. Таковы, например (кроме упомянутых выше, в первой части нашей работы) 909 соборы: в 1545–46 году после смерти патриарха Иеремии I 910 , в 1565 году при патриархе Иосафе II 911 , в 1593 году при патриархе Иеремии II 912 и в 1572 году притом же патриархе 913 , в 1601 году 914 , в 1611 году при патриархе Неофите II 915 , в 1639 году при патриархе Кирилле Контари 916 , в 1672 году при патриархе Дионисии 917 , при Паисии II (1726–1733) 918 , в 1764 году при патриархе Самуиле I 919 в 1839 году при патриархе, Григории IV 920 , в 1829 году 921 при патриархе Агафангеле, в 1806 году при патриархе Григории V 922 . |
|
|
