| Со своей стороны и раскольники, принявшие учение перемазанцев, со времени этих споров, можно сказать, также покончили с вопросом об епископстве, об особой раскольнической иерархии, устранив его, как не требующий решения. Если вначале мысль о приобретении епископов и самое искание архиерейства были вызваны разными сомнениями и недоумениями относительно чиноприятия бегствующих священников, то теперь, когда на Рогожском кладбище так отважно порешили со всеми на этот счет недоумениями, провозгласив перемазанство всеобдержанным обычаем приятия бегствующих иереев, – теперь, очевидно, уничтожен был сам повод к исканию архиерейства: не питая более никаких сомнений относительно беглых попов, принимаемых вторым чином, большинство раскольников удовлетворялось ими вполне и не видело никакой надобности желать своих собственных епископов, – хлопотать об учреждении своей собственной иерархии. С этого времени, в течение полустолетия, в этой многочисленнейшей половине старообрядчества мы также не видим ни одной попытки к приобретению архиерейства, не находим следов и самой мысли о раскольнических епископах; беспоповство же, напротив, в течение этого времени достигло небывалого дотоле процветания; способ приобретения беглых попов организовался в целую систему, образовались центры, откуда они, как бы, получая своего рода санкцию, расходились по разным местам, где раскольники имели в них нужду, и между этими центрами первенствующее значение приобрел Иргиз 81 . Не подлежит сомнению, что явление это своим существованием весьма много обязано было и той свободе, какою вообще пользовались раскольники при Екатерине II и Александре I, в частности же тому снисходительному воззрению на самих беглых раскольнических попов, которого держалось в это время правительство и крайним выражением которого были Высочайшие утвержденные 26 марта 1822 года правила, предоставлявшие беглым попам, если только не было за ними уголовных преступлений, право беспрепятственного пребывания и отправления службы у раскольников во всех местах, с тем единственным условием, чтобы они «… для порядка вели метрики» и представляли метрические ведомости гражданскому начальству 82 . |
| 1116 Чтобы отнять последний повод думать о законности раскольнических обществ, запрещено было принимать от их имени пожертвования 1117 и выставлять в их заведениях доски о Высочайшем посещении. 1118 Давность существования раскольнических общественных заведений давали им право на его продолжение, но при этом правительством было принято за правило «постепенно подчинять эти заведения общим государственным постановлениям», именно – «приводить их как учрежденные под видом человеколюбия, к истинному устройству человеколюбивых заведений, а от раскольнического характера освобождать»; 1119 вследствие этого раскольнические «богадельни» и «кладбища», начиная со столичных, как известно, были подчинены ведению Приказов Общественного Призрения и других подобных начальств. 1120 Ограничение личных прав раскольников состояло в следующем. Им воспрещено было приобретать населенные имения и земли в остзейских губерниях (25 окт. 1847), 1121 а также селиться в пограничных губерниях западного края 1122 и уходить за границу. 1123 Они не имели права быть свидетелями против православных в делах тяжебных и гражданских, 1124 не могли получать «от учебных мест и начальств свидетельства на право обучения детей», 1125 записываться в иконописные цехи, 1126 содержать этапы. 1127 В гильдии раскольники были принимаемы только «на временном праве» (1853 г.); 1128 отлучаться по письменным видам могли не иначе, как только для законных надобностей 1129 (1843 г.); лицам же, возвращенным из скитов и замешанным в новых беспорядках по расколу, отлучки совсем воспрещались (1853 г.). 1130 Так как правительство различало не только между главнейшими отраслями раскола, но и между отдельными сектами последних, то кроме общих законов о расколе были частные, имевшие специальное приложение. В классификации (1842 г.) Св. Синода, 1131 преподанной на запрос министерства внутренних дел, раскольнические согласия были разделены, по степени их вреда, на три категории – на «вреднейшие», с отнесением сюда тех безпоповщинских толков, которые отвергают брак и молитву за царя, – «вредные», к которым причислены все остальные согласия безпоповщинские, – и «менее вредные», обнимающие всю поповщину. |
| Неизвестно, как отнеслось правительство к этим новым правилам комитета, существенно изменявшим прежние. Можно только думать, что они остались все-таки не без влияния на дальнейшие отношения правительства к беглым попам, как это видно из одного дела того времени. Мы разумеем дело раскольников Порховского уезда, производившееся в следующем (1824) году. 827 Раскольники этого уезда просили дозволить им истребовать одного из находящихся в Москве на Рогожском кладбищ беглого священника в существующий в деревне Корховой молитвенный дом. Просьба была вполне естественная, и ничего противного правилам 1822 года не заключала, так как им не дозволялось иметь священников только там, где не было молитвенных домов и церквей 828 . Поэтому Псковский гражданский губернатор предписал Порховскому земскому суду уважить просьбу раскольников, а вместе с тем довел о сем до сведения Псковского генерал-губернатора. Последний не согласился с мнением гражданского губернатора и поручил ему остановить исполнение данного Порховскому земскому суду предписания, снестись с местным преосвященным «о положении мнения по сему предмету» и тогда уже представить к нему для дальнейшего его распоряжения. Тогдашний Псковский преосвященный, архиеп. Евгений, на запрос о том гражданского губернатора решил «совершенно воспрепятствовать вышеупомянутым крестьянам требовать и иметь в деревне Корхове священника, коего доселе там не было». Решение это он мотивировал тем, что Высочайше утвержденным (22 дек. 1817 г.) мнением комитета министров, «священников беглых допущено держать при раскольнических моленных домах токмо тех, кои до состояния Высочайше утвержденных о сем правил там находились». Св. Синод признал это решение и эту мотивировку «основательными и законными». О правилах 1822 г., дозволявших иметь раскольникам беглых попов при существующих молитвенных домах, в всем этом деле не было даже и упомянуто. Конечно, делать из этого факта какие-либо выводы относительно изменения правил 1822 года было бы слишком поспешно, но здесь можно видеть некоторое влияние комитетских рассуждений на ход данного дела. |
| Самое совершение раскольнических богослужебных действий со стороны правительства обставлялось следующими требованиями и условиями. Во-первых, чтобы они совершались в кругу одних последователей раскола, тех, кои «издавна состоят в старообрядчестве», отнюдь не задевая интересов православия 377 . Во-вторых, чтобы при их совершении не было публичного оказательства раскола на соблазн православных. Так, по возбужденному бессарабским губернатором вопросу: «должно-ли воспрещать раскольникам исправлять явно духовные требы по своим обрядам?» последовало такое Высочайшее повеление: «о тех раскольниках, кои совершают таинства и мирские требы по обряду своей ереси, само собою не следует входить ни в какое исследование, а надлежит только наблюдать, дабы они отнюдь не отправляли оные публично и с явным оказательством учения и богослужения их секты» 378 . «Руководствуясь постановлениями», читаем в целом ряде других тождественных повелений: «следует оставлять без внимания отправление богослужения раскольниками по их обрядам, не дозволяя только публичного оказательства в соблазн православным» 379 . Под публичным оказательством разумелось «вообще всякое действие, подающее повод к какому-либо соблазну для православных». Так, напр., – под «внешним оказательством ереси при раскольнических погребениях» разумелось публичное отпевание, сопровождение тела на кладбище «с крестами, фонарями, пением, – людьми в мантиях, клобуках или иных каких либо особенных одеяниях» 380 . Не допуская «своевольства, противного общим государственным постановлениям, которые каждый из верноподданных обязан исполнять в точности», правительство, наконец, следило, чтобы раскольники, при совершении своих религиозных действий, «ни под каким видом не уклонялись от наблюдения общих правил благоустройства, законами определенных» 381 . «Чтобы раскольники не были свободнее от законов, нежели православные», правительство не оставляло без ответственности, напр., тех из них, которые вступали в брак в несовершенных летах, погребали умерших ранее трех дней, скоропостижно скончавшихся без объявления полиции 382 . |
| И однако же эти кощунствующие раскольнические попы в некоторых местах держат себя весьма развязно, являются и действуют как будто бы признанные правительством наравне с православными. В этом отношении мы уже не раз указывали на Нижегородскую губернию, где раскол процветает под покровом г. Бугрова. Вот что нам пишут из-под Городца: «У нас, в селе Василеве, австрийцы властвуют над православными: в самом Василеве австрийский поп с причтом, в четырех верстах от Василева, в селе Матренкине, еще австрийский поп с двумя причетниками, – у них хороший общественный дом. Тут же неподалеку кладбище, обнесенное красивою оградою. Поп разъезжает по деревням с требами, и знать никого не хочет. Расскажу вам о моем свидании с этим попом. Пригласили меня на раскольническую свадьбу, как близкого родственника невесты. Самого венчания я не застал; но пировать пришлось вместе с попом. Моим присутствием он несколько стеснялся; однако не мог сдержать своей приверженности к вину. После достаточного выпивания, он вспомнил, что не написал еще обыска: пошел в другую избу и стал вызывать свидетелей для подписи. В свидетели со стороны невесты вызвать было некого, кроме меня. Вхожу в избу. На столе лежит раскрытая книга, переплетенная, в листе, толщиною дести две. Браков записано более 30-ти. Спрашиваю: какая это книга? – Бумажная! – ответил поп. – Вижу, что бумажная; я хочу знать кому она принадлежит и для чего заведена. – Это, говорит, наша церковная обыскная книга. – Кто же ее выдал вам? – Она, говорит, представляется в волостное правление для удостоверения браков. Я стал говорить старообрядцам, что это все обман. И почему, говорю, обыск составляется не до брака, а после брака? – Может быть, брак повенчан неправильно, в родстве? Да и книга, смотрите, не зашнурована и без печати: значит выдана не из волостного правления и не представляется туда. Поп обманывает вас: ему хочется только показать, что и он-де имеет законные права совершать браки и прочие таинства, точно православный священник, что и он-де признан правительством. Я участвовать в этой лжи не могу, и считаю дерзостью, что меня, православного, вы приглашаете подписываться под фальшивым документом. Раскольники и особенно поп их очень сконфузились». И однако остается несомненным, что раскольнические попы, желая выдать себя за признанных правительством, имеют и ведут метрическая книги, и вероятно в них расписываются свидетелями даже православные, не столько понимающее дело и не столь смелые, как наш корреспондент. |
| Синода, допускается распечатание молитвенных зданий раскольников, с тем, чтобы оно производилось без всякого торжества; в местностях, где значительное население раскольников не имеет ни часовен, ни других молитвенных зданий, или, хотя таковые здания имеются, но требуют такой перестройки, вследствие которой общий наружный вид их должен подвергнуться изменению, дозволяется, с разрешения министра внутренних дел, обращать для общественного богомоления существующие строения, с тем, чтобы последним не был придаваем внешний вид православного храма, хотя наддверные кресты и иконы ставить не возбраняется; уставщики, наставники и другие лица, исполняющие духовные требы у раскольников, не подвергаются за сие преследованию, но за ними не признается духовного сана или звания, так что, в отношении к правам состояния, они считаются принадлежащими к тем сословиям, в которых состоят; не допускается распечатание раскольничьих монастырей и скитов, употребление наружных при молитвенных зданиях колоколов; воспрещаются крестные ходы и публичные процессии в церковных облачениях, – публичное ношение икон, за исключением предношения иконы сопровождаемому на кладбище покойнику, – употребление вне домов, часовен и молитвенных зданий, церковного облачения, а также монашеского и священнослужительского одеяний, – раскольническое пение на улицах и площадях, хотя дозволяется творить на кладбище при погребении умерших молитвы по принятым у раскольников обрядам, с пением. Соответствующие, по §§ закона 3 мая, статьи «Свода законов» были отменены, с оставлением во всей силе остальных. 1232 В тексте закона 3 мая, сравнительно с заключительными определениями комиссии 1875 года, не упоминается только об отлучках раскольников за границу и о допущении заграничных раскольников в пределы России, о наградах для раскольников за особые государственные услуги и за подвиги благотворительности, и о праве раскольников учреждать на свой счет школы грамотности. 1233 Тем не менее закон этот имеет одно важное отличие, как от определений комиссии, так особенно и от предначертаний комитета 1864 года. |
| 933 Не далее как в апреле следующего (1856) года они чрез тех же попечителей Винокурова и Зеленкова возобновили свою просьбу о даровании им независимых от духовного начальства священников, пригласивши на этот раз к соучастию в просьбе раскольников Тверской губернии. 934 Прошение снова было подано на Высочайшее имя; но и на этот раз оно потерпело ту же участь, как и прежние. На докладной записке по этому предмету статс секретаря князя Голицина Государь Император положил такую резолюцию: «объявить, что я на это решительно не согласен». 935 Дело между тем перенесено было в секретный комитет, который постановил: «поручить преосвященному митрополиту Московскому обще с Московским военным генерал-губернатором, призвав к себе старшин рогожского кладбища, решительно объявить им, а чрез них всем рогожским раскольникам, что желание их иметь священников независимых от архиерея никогда не будет принято правительством, как противное законам церкви и государства, и что им остается присоединиться к церкви или безусловно или на правилах единоверия». 936 Это решение секретного комитета 16 июня было утверждено Государем Императором 937 и вскоре же приведено в исполнение. Рогожские заправилы, после долгого упорства, расписались в слушании Высочайше утвержденного постановления комитета. Митрополит Филарет впоследствии так описывал это событие: «для исполнения поручения комитета призваны были в дом Московского военного генерал-губернатора два попечителя рогожского кладбища и четыре человека из прочих, значительных, раскольников. По прочтении им Высочайше утвержденного мнения, митрополит изъяснил им, что разделение церковное не угодно Богу, что они сами признают необходимость в архиерее, когда просят священников, рукоположенных архиереем; что от начала христианской церкви святые соборы и святые отцы никогда не попускали священникам выходить из зависимости от своего церковного начальства, а отчуждавшихся от него подвергали осуждению; что единоверческие правила снисходительно и достаточно удовлетворяют тем, которые привязаны к старопечатным книгам; и наконец приглашал их к дальнейшему совещанию для разрешения сомнений и для достижения примирения. |
| Нам нет нужды подробно рассказывать всю эту историю, тем более, что она давно уже известна 1066 , отметим только главные ее моменты и подробнее остановимся на участии м. Филарета во всем этом деле. Дело началось с письма уже известного нам иеромонаха Парфения. Много потрудившийся в борьбе с расколом, сильно восставший в своих литературных произведениях против новоявленной у раскольников заграничной иерархии, Парфений был возмущен последними событиями на рогожском кладбище и написал об них в Петербург одному лицу, близкому к особе императора Александра II. Письмо было представлено Государю. Последний лично передал его министру внутренних дел для наведения надлежащих справок об изложенных в нем обстоятельствах. Министр в свою очередь препроводил письмо о. Парфения к графу Закревскому, прося у него объяснений по содержанию письма; а этот последний потребовал письменного донесения обо всем случившимся от смотрителя рогожского кладбища Лонгинова. Результатом этих постепенных сношений являются три официальные записки – рапорт смотрителя Лонгинова Московскому генерал-губернатору, конфиденциальное письмо графа Закревского министру и всеподданнейший доклад Ланского Государю 1067 . Все эти три официальные донесения по возникшему делу и решено было министром «повергнуть на Высочайшее благоусмотрение». Общее впечатление из них получилось самое благоприятное для раскольников: прежнее запрещение рогожским раскольникам отправлять в кладбищенских часовнях богослужение выставлялось здесь неслыханным и противозаконным самоуправством бывшего смотрителя кладбища Мозжакова; настоящее разрешение, которое министр в своем докладе прямо приписывает себе, возобновить это богослужение – делом вполне законным и справедливым; а письмо иеромонаха Парфения – неосновательным доносом, «внушенным, по выражению Лонгинова, бессильною злобою против последних справедливых и полезных мер, принятых правительством относительно раскольников». Таким образом, все дело должно было бы завершиться еще большим торжеством рогожских старообрядцев. Но не успел еще министр подать свой доклад и две прочие бумаги Государю, как подоспело донесение Св. Синоду м. Филарета, повернувшее все дело совершенно в противную сторону. |
| крикунов – раздорникови, которые на подобные собрания обыкновенно являлись во множестве, решились особняком выбирать попечителей, и выбрали в эти должности из своих же собратий – окружников. Но это действие окружников, как совершенное ими особняком, не только не могло быть признано раздорниками за законное, но и вызвало с их стороны довольно сильный протест. Начались споры и раздоры по этому поводу, при чем делу дан был такой ход, что оно сделалось известно правительству и повело за собою составление и обнародование 15 окт. 1869 года новых правительственных правил касательно «порядка избрания попечителей в Рогожский богаделенный дом на раскольническом в Москве Рогожском кладбище поповщинского согласия». Этими правилами постановлялось: 1) «постоянно проживающее и притом имеющие недвижимую собственность в городе Москве раскольники, прихожане Рогожского кладбища, избирают из среды своей 30 человек выборных, из числа коих первый по выбору именуется старшиною; старшина, удостоверясь в том, что в числе желающих принять участие в выборах не находится лиц иногородных, предлагает выборным все вопросы, до предмета собрания относящиеся, наблюдая при этом за сохранением порядка при выборах; 2) выборные (т. е. 30) выбирают из среды себя, или же из числа всех московских раскольников, прихожан Рогожского кладбища, более известных пожертвованиями своими в пользу богаделенного дома, – двух попечителей; самое избрание производится шарами и решается простым большинством голосов. 3) Права попечителей отселе должны ограничиваться собственно экономическими распоряжениями, которые притом подлежат контролю тех же «тридцати выборных» 234 . Так как по силе этих правил в число «тридцати», которым должно принадлежать исключительное право выбора попечителей и контроля над их действиями, могут попасть только лица постоянно живущим в Москве и притом имеющие недвижимую собственность, и так как большинство таких лиц принадлежит к обществу окружников 235 , то последние заранее могли торжествовать свою победу над раздорниками 236 . |
| В религиозные и «церковно-иерархические» интересы раскола он близко не входил, не имея на то времени, а может быть и желания, и вообще своих религиозных убеждений он ничем особенным не заявил; но тем не менее общество московских раскольников австрийского согласия считало его и имела все права считать одним из самых видных своих членов, в котором, при разнообразных его связях даже в высших правительственных сферах, всегда рассчитывало найти себе сильную поддержку при тех или других затруднительных случаях. Понятно поэтому, что, со смертью Морозова, раскольники-австрийцы понесли в его лице тяжкую утрату; значение же Морозова не для раскола только, а и для Москвы вообще, как выдающегося деятеля в разных ее благотворительных учреждениях, должно было придать похоронам его, на Рогожском Кладбище, особую торжественность, которою раскольники, по своему обычаю, рассчитывали воспользоваться в интересах раскола. Так действительно и было. Морозов умер внезапно, 10 октября, в Крыму. Погребение назначено было на 18-е число, к которому приурочено было и привезение тела в Москву. В этот день, к 9-ти часам утра, на Курский вокзал собралось множество народа. От дверей вокзала на большое протяжение стояли в два ряда, препоясанные белым миткалем, рабочие умершего, прибывшие на особом поезде из Орехова-Зуева, с громадной мануфактуры Морозова. Тут же находились морозовские прикащики и целый ряд читалок в черных платьях и платках. На самом вокзале собрались родные и московская «знать» с разными депутациями, прибывшими почтить покойного. От вокзала до самого Рогожского Кладбища гроб несли на руках; венков несено было более 60, но их скоро сложили на фургоны, чтобы отвезти на Рогожское Кладбище. За гробом следовал ряд несметного множества экипажей; для соблюдения порядка во время процессии находилось 20 человек конных жандармов, кроме многочисленных полицейских. В воротах Рогожского Кладбища гроб встречен пением певчих, а в дверях зимней часовни, в которой назначено было отправить погребение, встретили его именуемые раскольнические попы и дьяконы. |
|
|
