| 9-го числа вечером, был я у члена Синода, Придворного протоиерея Ив. Вас. Рождественского 52 – моего почтенного земляка. С ним у меня была очень продолжительная и искренняя беседа. Шла речь, между прочим, 1) о моём назначении сначала на Курскую, а потом на Харьковскую епархию; в Харьков предполагали было перевести Нижегородского Архиепископа Иоанникия 53 , но отложили, потому что он недавно (именно в 1873 г.) перемещен был с Саратовской кафедры на Нижегородскую; 2) о назначении на моё место преемника в Витебск; – предположено было сначала определить на Полоцкую кафедру Преосвящ. Иосифа 54 , епископа Ковенского, Викария Литовской епархии, а епископа Чебоксарского, викария Казанского, Викторина – на кафедру Смоленскую; но, при рассуждении об этом в Синоде, кто-то из светских чиновников заявил, что неудобно Викторина посылать в Смоленск: ведь он там встретит многих священников и даже протоиереев, сеченных им розгами, когда он был в Смоленской Семинарии Инспектором (1853 – 57 г.); заявление это произвело своё действие; назначение было изменено: в Смоленск послали Иосифа, а Викторина назначили моим преемником на Полоцкую кафедру; 3) о перемещении на Ярославскую епархию Херсонского Архиепископа Димитрия 55 без его ведома и, вопреки его желанию, но по проискам брата его, Петербургского протоиерея Муретова; между тем как Ярославской кафедры домогались Экзарх Грузии, Архиепископ Евсевий 56 , Варшавский Архиепископ Иоанникий 57 и Каменец-Подольский Леонтий 58 ; 4) о переводе Свящ. Писания В. Завета с еврейского языка на русский; из переводчиков никто не знал основательно еврейского языка: перевод сделан на основании святоотеческих толкований свящ. книг; 5) о самовольном и безотчетном распоряжении Обер-Прокурора делами по духовно-учебным заведениям и в частности о назначении ревизоров, коим предположено было возвысить оклады жалованья, но Иван Васильевич 59 воспротивился; 6) об отношениях ко мне Графа Д. А. Толстого 60 будто бы неблагоприятных; 7) о мнениях Архиереев и Консисторий о проекте духовно-судебной реформы; одобряя моё мнение по сему предмету, Иван Васильевич в то же время очень неблагосклонно отозвался о мнении Полоцкой Консистории, столь превознесенном клевретами известной партии; 8) Иван Васильевич порицал действия и отношения ко мне протоиерея Юркевича 61 и священника Матвея Красовицкого 62 ; 9) о Преосвященном Никаноре 63 , епископе Аксайском, викарии Донской епархии; дошли до сведения Государя очень невыгодные отзывы о его действовании на Должности Ректора Саратовской Семинарии (1857–1865 г.), так что ему угрожала опасность не быть епархиальным Архиереем. |
| Подполковник Мезенцев, один из лучших друзей покойного Слепцова, как пишется у вас на стр. 71-й, – был родной брат моего доброго приятеля Н.П. Мезенцева, которого я нашел в Витебске вице-губернатором и который, к крайнему моему огорчению, скончался ныне, на вторый день Пасхи, в Вильне, в звании уездного предводителя дворянства г. Лепеля, Витебской губернии. Мезенцовых было четыре брата и две или три сестры, и все они добрые христиане и благородные люди. Одна из сестер даже игуменья Кашинского монастыря – старица весьма благочестивая, пользующаяся особенным вниманием преосвященнейшего Филофея. Простите и благословите. А повесть о вашем путешествии в северную Пальмиру все-таки за вами. Родным вашим усердно кланяюсь». В последних числах сентября, именно 27-го ч., писал мне преосв. Леонид из Петровского-Разумовского: «Благодаря загородному уединению, надеюсь в нынешнем году явиться, хотя в этом листе бумаги, незапоздалым вашим поздравителем со днем вашего ангела. Поздравляю вас душевно и, с наилучшими желаниями имениннику, простираясь в будущее, приятно погружаюсь в освежительные волны прошедшего, вижу и день вашего пострижения..., и за тем сколько-сколько дней, проведенных вместе, восстают в моей памяти, смотрят на меня с ласковою улыбкой! Знаю, чтò вы скажете: этих дней мне не описывай; без тебя знаю их и помню, а почему до сих пор не вижу описания, которого от тебя требовал, – дней, проведенных в Петербурге? Склоняю повинную голову, зная, что ее и меч не сечет. Потом, чтобы не теряться в извинениях, я скажу, что имею одну надежду. Наступает октябрь, а с тем вместе и те дни, на которые падала моя поездка. Может быть, они оживят воспоминания. Ваше письмо было для меня самым трогательным поощрением; не наградою, ибо награждать меня нèзачто: испытал я многократно, что в этих случаях Бог помогает, а человек сам по себе ничего не сделает. Конечно, пост и молитва – путь, которым и зло адское отступает от нас, и небесная благодатная помощь приходить к нам; но какой я постник, какой молитвенник? Был ко мне в писании своем неизреченно милостив высокопреосвященный Казанский, благоволивший написать ко мне после 26-го апреля; я же, неключимый, писал к нему лишь на днях, и то по письму, требовавшему ответа. |
| Насколько крайне были неудовлетворительны помещения для учащихся, настолько же и казенное содержание их и одеждою и пищею. Возьмем несколько данных по этим предметам из Истории Казанской Семинарии. «По расписанию, приложенному к Семинарскому Уставу, следовало шить на два года каждому казенному ученику Семинарии шлафрок из тику, для зимы панталоны и жилет с рукавами суконные, для лета панталоны и жилет китайчатые. От казны давали еще: – 1) кафтан суконный темнозеленый с пуговицами на нем под цвет сукна; 2) камзол зеленый без рукавов; 3) шинель фризовую темнозеленую только для студентов; 4) овчинный нагольный тулуп для словесников; 5) казакин, подпоясанный кушаком; 6) сюртук синего, серого или зеленого сукна; 7) панталоны к нему; 8) халат полосатого тику или ярославского затрапезу; 9) плисовый суконный или кожаный картуз; 10) шейный левантиновый или миткалевый платок; 11) простого товару сапоги с подбитыми гвоздями, зимой валенки и проч. Форменной одежды не было ни у бурсаков, ни у квартирных учеников». «Квартирные ученики обыкновенно носили белье холщевое, клетчатые холстинковые рубашки, на шее клетчатый бумажный платок, ситцевый или шерстяной нагрудник, нанковый сюртук на кашемирской подкладке, шерстяные чулки, или чаще подвертки, личневые, подбитые гвоздями сапоги, суконную или кожаную фуражку, пестрядинный или полосатый, сотканный матерью или сестрою, халат и только для посещения храма Божия и присутствия на экзаменах нанковый длинный сюртук или темнозеленый суконный кафтан с пуговицами под цвет сукна, фризовую желтозеленую шинель или тулуп и проч. Вообще, о снабжении казеннокоштных учеников достаточным количеством белья, обуви и одежды в прежнее время не очень заботилось Семинарское Начальство, не говоря уже об училищном. Одежда шилась и в малом количестве и на слишком продолжительные сроки. От всего этого в Семинарии, особенно в Училищах, встречались ученики в разорванной, засаленной, изношенной и переношенной одежде», чуть не в рубищах и в сапогах, из которых выглядывали пальцы ног; в Училищах же в теплое время молодежь ходила и босиком. Белье на учениках было совершенно грязное и большею частью с жильцами в складках его, другого же рода жильцы расходились в достаточном количестве в кроватях. Кроме того, особенно летом и в начале осени разводилось в комнате и помещалось на полу, в постелях, белье и одежде многое множество прыгающих паразитов. У учеников придуманы были даже разные названия для этих насекомых: первые назывались пехотою, вторые артиллерией, а третья кавалерией. Начальство знало об этих воинствах, но не любило заниматься придумыванием мер к истреблению их. Один Ректор на лекциях в богословском классе даже доказывал, что те паразиты созданы с благою целью, что они ленивым не дают долго залеживаться в постелях, а не ленивых приучают к терпению». |
| Об этом намерении высокопр. Филарета знали в свое время многие, кому было возможно: в самой же Пустыне это было известно тем более, что намерение стало уже переходить в самое дело, даже формальное, именно по устройству особого дома с церковью. Такому намерению в Бозе почившего опять-таки никто из преемников его 254 не сочувствовал столько, сколько покойный Владыка Антоний, который готов был следовать во всем по стезям своего дяди, – как действительно носивший в себе те же задатки и проявления духовноподвижнической жизни. В биографии последнего приведены нами подробные сведения об этом в нераздельности с самыми сведениями и об излагаемом нами теперь деле, – относящемся собственно к высокопр. Филарету. Скажем здесь, что нужно, словами из биографии. Покойный Владыка Антоний, в последние три года своего епископства в Казани, сильно начавший чувствовать свое болезненное состояние, возымел было намерение проситься на покой и предизбирал себе местом для жительства Раифскую пустынь. В этом то состоянии он особенно живо и глубоко воспроизводил для себя в воспоминаниях и прилагал к своему положению всё, что известно было не только ему, но и многим из здешних старожилов касательно подобного же предположения высокопр. Филарета в бытность его Казанским Архиепископом. Последний свое предположение осуществил было на половину самым делом. Он сделал распоряжение, чтобы в Раифской Пустыне был начат постройкой особый корпус с домовою при нем церковью. Для этот сам он начертил и план и уделил часть своих денежных средств, и сам же содействовал собирание, жертвуемых другими, приношений. Вызванный по званию Члена св. Синода весною 1836-го года в Петербург, высокопр. Филарет дал особые полномочия Раифскому Настоятелю 255 продолжать начатые постройки безостановочно, обещая по прежнему свое содействие в материальном отношении. Из Петербурга он в Казань уже не возвращался, бывши перемещен в этом же 1835 г. на Ярославскую Архиепископию, а в апреле 1837 г. получил Высочайшее назначение на Митрополию Киевскую. |
| 28 Высокопр. Филарет в 1814 г., когда оканчивал свое образование Кирилл в С.-Петербургской духовной Академии, был Инспектором в этой Академии. В 1819 г. Кирилл занял место Ректора Московской духовной Академии, где Ректором был прежде него Филарет, переведенный в 1819 г. в Калугу Епископом. Вот с какого времени началось близкое знакомство и дружба этих Архипастырей. Переписка между ними началась еще с 1817 г. К сожалению писем преосв. Кирилла к Филарету мы не имеем; письма же последнего (в числе 38-ми) присланы бывшим Ректором Московской духовной Академии Протоиереем Александром Васильевичем Горским к высокопр. Казанскому Антонию, как материал для биографии Высокопреосв. Филарета, Митрополита Киевского. Письма эти начинаются 1817 годом, но весь интерес заключается собственно в тех письмах, которые адресовались в Вятку, когда там был Епископом Кирилл. Интерес этих писем миссионерский. 29 Знакомство, впрочем, личное между ними было. В то время, когда Филарет был Ректором Московской Академии – Евгений был Ректором Московской Семинарии; затем Евгений был преемником Филарета по Рязанской кафедре (в 1831–1837 г.) и, наконец, преемствовал Филарету по Ярославской кафедре в 1837 г., когда последний был назначен в Митрополиты Киевские. В Тобольской епархии преосв. Евгений был с 1825 по 1831 г. 30 Письмо от 8 Октября 1828 г. – следов. спустя полгода после вступления его на Казанскую кафедру. 31 Кажется, здесь разумеется протоиерей г. Глазова Иосиф Стефанов. Он был миссионером у Вотяков и допускал, будто бы, какие-то злоупотребления. Было дело об этих злоупотреблениях и тянулось довольно долго. 34 Таких донесений нами прочитано в делах Консистории весьма много. Для примера приводим здесь в точных копиях, с соблюдением орфографии, три донесения – одно от о. Благочинного, и два от священников чувашских приходов. В этих донесениях содержатся весьма интересные сведения о состоянии и верованиях инородцев и об образе действий священноцерковнослужителей и благодатной силе Христовой Веры на души заблуждших. |
| Очень жалею, что не буду иметь удовольствия лично узреть вас в сем украшении и принесть вам мое приветствие в предпринимаемый много вояж к вам на память пр. Сергия. 677 Вы, слышал я, тотчас после экзаменов ваших отправляетесь на ревизию в Ярославль. cimamaДoбpый вам путь и мой привет cimamaЦapuцe рек, разгульной и живой, cimamaTak величавой и широкой, cimamaTak грозной там – внизу, далеко. cimamaKak горы там идут ее валы, cimamaU тщетно бьют в Симбирские скалы… cimamaTaм видела она орды Аттилы, Тамерлана cimamaU войски нашего царя Ивана. cimamaNouлa племена исчезнувших Болгар, cimamaNomoм Монголов и Татар, cimamaOpды Батыев, татар Казанских cimamaU Каме, сей сестре, сопернице всегдашней. cimamaPeke моей домашней… cimamaXomь я прозаик, не поэт, cimamaMoe им шлю почтение, привет. У нас по кремлю и по библиотеке все обстоит благополучно. С совершенным к вам почтением и душевною признательностью за добрую вашу и снисходительную ко мне память честь имею навсегда быть " … В продолжение всего почти июня происходили у нас, в академии, экзамены, сначала частные, а затем и публичные. Публичные были 26 и 27-го ч. На них присутствовал митрополит; владыка приходил на некоторые частные экзамены. Те и другие испытания на первый раз прошли для меня очень благополучно. После своих домашних экзаменов, мне предстояло еще присутствие на чужих испытаниях; я должен был отправиться, в первых числах июля, на ревизию в Ярославскую семинарию и осмотреть сверх сего два училища – Ярославское и Борисоглебское. 1-го июля писал я совоспитаннику 678 своему по академии ректору Смоленской семинарии, архим. Моисею, в ответ на его письмо от 21-го февраля: «Простите великодушно, что так поздно отвечаю на ваше любезное письмо от 21-го минувшего февраля. Причиною сего частью разные недосуги, а более всего ваша неудобоисполнимая просьба, изъясненная в этом письме. Скажу вам откровенно, любезнейший отче, что мне было бы весьма, весьма приятно удовлетворить вашему желанию: но после долгих размышлений и совещаний с старшею братией по конференции, я пришел к тому убеждению: что исполнение вашего желания весьма затруднительно, если не совершенно невозможно. |
| По некоторым сведениям, в июне 1901 г. предположительно в Казани состоялся всероссийский съезд семинарских делегатов, наметивший программу общих действий, осуществление которой началось осенью того же года. В ноябре 1901 г. произошли волнения в Ярославской, Вологодской и Полтавской Духовных семинариях, а в декабре – в Ставропольской, Донской, Тобольской и Пермской Духовных семинариях. В большинстве случаев местное начальство объясняло случившееся недовольством семинаристов инспекцией, условиями быта. В декабре 1901 г. были получены сведения о существовании в Казани тайного семинарского центра, выявлены и уволены некоторые воспитанники Казанской ДС – члены «Центрального организационного комитета». Семинарские волнения стали предметом специального обсуждения высшей церковной власти. Особо отмечалось воздействие на семинаристов революционных агитаторов. Циркулярным письмом Учебного комитета Св. Синода от 21.12.1901 г. местным семинарским начальствам предписывалось усилить контроль за внутренней жизнью семинаристов и пресекать волнения в самом их начале. Массовое уклонение от учения не должно быть терпимо. В подобных случаях последует распоряжение высшей церковной власти о роспуске всех воспитанников и признании всех уволенными из семинарии, новое поступление в которую может последовать лишь на основании новых прошений, при этом все неблагонадежные не будут приняты либо в лучшем случае будут принуждены ждать) до нового учебного года. Однако в конце января – начале февраля 1902 г. произошли бурные массовые беспорядки в Тамбовской ДС, для подавления которых привлекалась полиция, затем в феврале – волнения в Пензенской и Симбирской ДС. В последнем случае обнаружилось сильное влияние на семинаристов прокламаций из МДА, о чем сообщал ректору Академии епископу Арсению (Стадницкому) епископ Симбирский и Сызранский Никандр (Молчанов) в письме от 08.02.1902 г. Администрации Симбирской ДС стало известно, что из МДА воспитанникам семинарии был прислан призыв к участию в общесеминарском движении с целью добиться от высшей церковной власти различных льгот и привилегий семинаристам, а также радикальной реформы всех духовных учебных заведений. |
| - Да, у меня было много интересного, - говорит матушка, - я была счастлива в жизни своей, ведь я всегда служила тому, что мне нравится. Случилось так, что к владыке Сергию Солнечногорскому попала моя лира. Он спросил, кто я, где. Я пришла, мы познакомились, поговорили. Он спросил, сколько у нас (мы жили тогда с моей дорогой, ныне покойной, тетей Нонной, тоже монахиней) квадратных метров. - " Да вот столько (однокомнатная квартира) " . - " Много ли у нас поместится людей, багажа? " - " Много " . - " Нужно, - сказал владыка, - пускать к себе людей, которые приезжают из других епархий в Москву покупать иконы, книги и церковную утварь " (дело было в конце 80-х). И мы стали пускать людей. Помогали им покупать билеты, грузовые. С большим багажом часто не пускали в поезда - мы просили, прорывались, подкупали... Потом, когда в провинции тоже стали делать иконы, издавать книги, отпала нужда ездить за этим в Москву. К нам стали ездить старые монахини, их больные родственники, потом просто услыхавшие про нас, кто без рук, кто без ног... А когда появились эти проклятые медицинские полисы, без которых людям не оказывали медицинскую помощь, начались настоящие кошмары. Люди обмерзали, выброшенные из больницы. Помните историю деда, который замерз у трех вокзалов? Его не пустили погреться ни в Казанский, ни в Ленинградский, ни в Ярославский, а утром дворники нашли его, полностью ледяного, с торчащими из-под снега коленями... Ночевать бездомным было негде. Стали возникать приюты. Настоятель Черниговского лаврского скита стал пускать всех до одного. Правда, недолго. По чьей-то злой воле запретили это. Отец Владимир с храма на Софийской набережной построил специальное помещение для бездомных, в храме св. Федора Студита принимали людей, вышедших из заключения, которым некуда было податься - а они помогали строить колокольню. Открылся приют во Фрязино - пожилой человек, в прошлом педагог, пустил в две комнаты своего дома бездомных. А мы влились в это течение. Живет у нас сразу по пятнадцать, восемнадцать, даже двадцать пять человек. Здоровых мы теперь не принимаем, только инвалидов - стены-то не резиновые, всего однокомнатная квартира. Стараемся в теплое время людей не набирать, ведь если ударят морозы, пойдут инвалиды, а им места не найдется. У нас обычно больше половины людей на костылях. |
| 1864 года. сентября 28. Академическое начальство занято приготовлениями к юбилею. Митрополит велел пригласить Генерал-Губернатора, попечителя Исакова Каткова. Не без противоречия согласился на Аксакова и Погодина. Велено вновь звать Евгения Ярославского, который отказался было. Филарет Черниговский обещал приехать, коль скоро получит разрешение, которое уже дослано к нему. Кутневич отказался. Сомнительно, чтобы ещё кто был из архиереев, кроме викариев и, против желания академичского начальства и Владыки, приглашённого для приличия Антония Оренбургского. Программа праздника, следующая: Обедня и благодарственный молебен в Троицком соборе; монахи идут в крестный ход, а гости академии к митрополиту на закуску. После некоторого отдыха собрание в зале начинается чтением милостей и потом запиской об истории академии С. К. Смирнова; как ответ на неё, речь митрополита речь Ректора, и потом обед. За обедней проповедь инспектора. Митрополит писал Симбирскому Евгению после пожаров, спрашивая о его положении. Не получил ответа. Сделал сбор в 3000 р. для погорелых церквей и убедительно просил уведомить о получении денег и о своём положении. Но ответа не получил. „Странно“, сказал митрополит. Митрополит разрешил окончательно печатание моей статьи, не согласившись, впрочем, со мною там, где я противоречу его библейской истории 423 . Сборник выйдет уже после юбилея. Архиереи пишут письма Ректору по поводу юбилея. Антоний Пензенский прислал письмо с выражением горячего желания видеть торжество. Как то совершится праздник наш? Синодские награды пришли, но придут ли царские – неизвестно. Вы получили вероятно список с отношения министра Императорского Двора от 3 Сентября 1864 года за 756 к Обер-Прокурору Синода по поводу статьи Вятского священника Филадельфова об действиях начальства удельного по крестьянскому вопросу. Любопытно рассуждение митрополита, при котором он препровождает это отношение в цензурный комитет. „Как такое распоряжение Департамента Уделов было бы противно существующим законам и как нельзя предполагать, чтобы Департамент Уделов решился действовать в противность существующим законам, то отделение цензуры и редакция могли понять, что это несправедливый и оскорбительный отзыв о начальстве, и как отзыв, что духовенство для удела не нужно, заключает в себе нерассудительность и неприличие, то цензурное отделение и редакция также могли понять, что такой отзыв не мог произойти от удельного ведомства. Из сего следует, что цензурное отделение и редакция с нарушением благоразумной осторожности допустила выше назначенное до напечатания и чрез то приобщились чужим грехом. Посему предлагаю: |
| В высшем смысле оно не могло поколебаться, без него нет России. Тут ещё ведь так случилось, что кроме Манифеста и виттевского доклада не было выработано ни одного более документа, не успели: враз как бы отменялись все старые законы, но не составился ни один новый закон, ни одно новое правило. Но милосердный Бог должен был помочь, Николай чувствовал в себе Его поддержку, и это не давало пасть духом. Витте обратился за помощью к газетам и через газеты к обществу: дать ему несколько недель передышки, и он организует правительство. Но общество потребовало начать успокоение с отмены усиленной охраны и военного положения, с увольнения Трепова, с отмены смертной казни за грабежи, поджоги и убийства, с увода из столицы войск и казаков (в войсках они видели главную причину беспорядков) и отмены последних сдерживающих законов о печати, так чтобы печать не несла уже ответственности ни за какое вообще высказывание. И Витте в несколько дней растерялся, не находя поддержки: как он ни звал, никто из земцев и либералов не пошёл к нему в правительство возглавить свободу . И хотя он сменил половину министров и 34 губернатора, уволил Трепова и многих чинов полиции – но не добился успокоения, а только худшего разора. Странно, что такой опытный умный человек ошибся в расчётах. Так же и новое правительство, как все прежние, боялось действовать и ждало приказаний. Теперь и Николаша очень разочаровался в Витте. Только теперь, с опозданием, выяснилось, что московская забастовка уже накануне Манифеста переломилась к утишению: заработал снова водопровод, конка, бойни, сдались студенты университета, городская дума уже не требовала республики, Казанская, Ярославская, Нижегородская дороги уже постановили стать на работу, – ах, если б это знать в те дни! – уже всё начинало стихать, и никакого Манифеста не надо было, – а Государь поддал как керосину в огонь, и опять вся Москва забурлила, и даже генерал-губернатор Дурново снимал шапку при марсельезе и приветствовал красные флаги, на похороны какого-то фельдшера вышло чуть не сто тысяч, произносились речи не верить Манифесту и низвергать царя, из университета раздавали новенькие револьверы (не все пароходы садились на мель, морская граница длинная, её всю не охранишь). А в Петербурге из Технологического института студенты бросили бомбу в семёновцев. |
|
|
