| принадлежащих к общему достоянию, именно Санскр. вид (знать) и Санскр. мадгу (мёд), из которого вероятно, также составились Санскр. мад быть пьяным и Кельтийское mad, бешеный, по известному свойству старых медов (Заметим, что Латинское мадера, Санскр. мад жидкость, истекающая из висков слона, происходят, вероятно, от другого корня пот, общего для идеи жидкости и перешедшего в носовой звук). Кажется, можно утвердительно сказать, что некогда Славяне давали медведю то же имя, которое сохранилось в Немецком языке Bär и что это слово было родовым для многих плотоядных. От того до сих пор логовище медведя называется берлога; от того имя бар-сук (как будто медвежонок) и бир-юк или бер-юк (волк в иных частях России, а в других медведь по поговорке: бирюк-те нанюхайся). Точно также мы уже заметили, что сорока есть только иносказательное название (нарядная) и что по всей вероятности сорока называлась в старину пега, хотя нельзя утвердительно сказать, чтобы и имя пега не было иносказательным прозвищем, значащим разноцветный. Древнее значение этого слова в Греческом πεγσος (бесспорно, двуцветный: конь Персея принадлежит, как и сам Персей, к высоким символам древней веры Ирана и к эмблемам светло-мрачного мира). Славяне, как видно, чище сохранили первобытный звук. В лебеде можно подозревать простую перестановку букв слова белый; в Нем. Adler (орёл), кажется, ясно понятие о благородном; в Schwan (лебедь) видно прежнее свэтан (Санскр. свэта белый); в Греч. ππος, соответствующем по закону придыхания Адыгейскому и Абазинскому шибс, отзывается вероятно, утраченный корень шиб (Славянск. шибкий быстрый). Последнее предположение кажется довольно смелым; но догадка, что слово конь было коренным именем для лошади, подтверждается разительным сходством имён Греч, кентавров с конскими телами и Индейских киннара с конскими головами. Созвучие двух первых слогов не случайно, а объяснение киннара от ким и нара (что за люди?) точно так же нелепо, как и вывод кувера от что за тело? или от дурнотелый. |
| Как это ни загадочно, но Достоевский всю жизнь надеялся, что этому гадкому утенку суждено превратиться в прекрасного лебедя. Много позже, уже незадолго до смерти, когда Достоевский писал в " Дневнике писателя " , что у человечества была только одна «идея» — идея бессмертия души, он повторял только слова своего подпольного героя. Тот же голос, та же непримиримость и те же, плохо скрываемые, судороги в лице. " Я объявляю, что любовь к человечеству даже совсем немыслима, непонятна и совсем невозможна для совместной веры в бессмертие души человека " . Неужели вы не узнаете знакомого голоса? И продолжаете думать, что подпольный человек — сам по себе, а Достоевский — сам по себе? Ведь это все тот же гадкий утенок! До прекрасного лебедя — еще далеко, хотя написаны уже все его романы — даже " Братья Карамазовы " . И в пушкинской речи и в полемике с проф. Градовским по поводу пушкинской речи виден все тот же утенок и до лебедя все так же далеко. Т. е., пожалуй, я неточно выразился — «далеко " . Вернее, тут по-прежнему продолжается двойное видение двух органов зрения. Собственными глазами Достоевский видит гадкого утенка, «чужие» глаза свидетельствуют о прекрасном лебеде. Спор между естественным и неестественным видением не прекращается, скорее, даже еще более обостряется. Старые глаза требуют доказательств, хотят, чтобы все впечатления бытия были согласованы меж собой, новые глаза глядят и воспринимают все, что им открывается, и не только не стремятся свои видения согласовать с показаниями других человеческих чувств, но даже не понимают, просто не слышат " голоса разума " . Закон противоречия выходит из себя, конечно, и " ветхий человек " не знает, что ему предпринять. Он пробует, чтобы умиротворить свою душу, давать особые названия своим противоречивым видениям. Он говорит: новые глаза это уже не знание, а вера. Но «разум» не успокаивается: разум не признает «автономной» веры. Он требует себе полноты власти, ключей от царства небесного, и «вера», если хочет быть принятой, должна оправдаться пред ним и покориться его законам. |
| превращением демократии в принципиально враждебную [демократии] идеократию. Вся демократия, протестовавшая против Кейделевского проекта, эту связь, однако, определенно утверждала. Почти все аргументы, поскольку дело не сводилось к вопросам бюджета, сводились к тому, что религиозное воспитание, конфессиональная школа по существу реакция, отказ от идей прогресса и свободы — возврат к Средневековью. Элементарнейшие же соображения, что в духовной жизни прогрессивным может быть не только движение к новому, но и возврат к старому, ибо возврат к старому с новых позиций может означать занятие совсем иных позиций, чем те, что были некогда покинуты, что лозунг прогресса недостаточен, ибо прогрессировать может не только добро, но и зло, как-то никому не приходили в голову. Все — от знаменитых профессоров до старых народных учителей — упивались словом, понятием, чувством — прогресс и, словно сговорившись, нападали на каждого ставившего вопрос о направлении или цели прогресса как на скрытого реакционера. Я слушал и недоумевал: неужели же они не понимают, что в самом главном Кейдель если и не прав, то зряч, неужели не видят, что на щуке, лебеде и раке далеко не уедешь, что современная светская школа, в которой ксендз или пастор проповедуют Бога, историк — Вотана, а естественник — обезьяну, представляет собою по меньшей мере очень серьезную проблему, что утверждать прогресс в полном отрыве от определенного идеала, навстречу которому должна прогрессировать жизнь, совершенно такой же абсурд, как запрещение всякого движения на дороге на том основании, что дорога сама бежит вдаль и этого для всякого пешего и конного вполне достаточно, чтобы достичь своей цели. Ясно, что просто не понимать этих самоочевидностей защитники прогресса, конечно, не могли. И защита прогресса была в последнем счете (часто бессознательно) вовсе не защитой прогресса как такового, а защитой вполне определенного миросозерцания — миросозерцания враждебного ксендзам и попам, очень недоброжелательного к Востоку (в социал-демократическом секторе протестантов склонность к замене его Марксом) и определенно сочувственного обезьяне, т.е. |
| — Они такие простые, что я их и не помню! А Сандра на месте сообразит. Но вы оба, конечно, понимаете, что это не семейный вопрос — выезжать вам из Долины или нет. Ездить взад-вперед, пусть даже с самыми благими намерениями, — это большой риск для монастыря и общины. Словом, надобно обсудить все это с Матушкой, и как она решит — так и будет. — Конечно, Бабушка! Но будет гораздо лучше, если ты сама поговоришь с Матушкой и все ей расскажешь о доме, — сказала Сандра, души не чаявшая в матушке Руфине, однако, трепетавшая перед нею. После вечерней службы Елизавета Николаевна поговорила с игуменьей. — Конечно, надо помочь этим детям и тем, кто смотрит за ними, — сказала Матушка. — Может быть, надо этих бедных деток просто перевезти из Баварского Леса в Долину, и пусть они тут живут вместе с нами. Когда-то, еще в России, при нашей обители был детский приют, и в нем воспитывались сотни детей. Вот мы бы и вернулись к прошлым традициям… — С детьми, Матушка, проще. А вот к их воспитателям надо бы сначала приглядеться. Христиане ли они, уживутся ли с нами? А просто так взять и отобрать у них детей мы тоже не можем, — усомнилась Бабушка. — Но помочь их накормить, одеть и обогреть мы можем прямо сейчас, — и Бабушка рассказала игуменье о тайнике, устроенном в доме покойным мужем. Услышав, что Леонардо и Сандра едут в Баварский Лес, в усадьбу, где в тайниках есть разные полезные вещи, дядя Леша отправился к игуменье. — Матушка, — решительно заявил он с порога игуменской, — придется мне ехать с Леонардо и Сандрой. — Вот как? Это почему же? — удивилась Матушка. — А потому, что нам необходимо раздобыть парочку батареек Тесла. В монастырском мобишке и электроника полетела, в нем теперь наши дети играются. Остался только джип Леонардо, но когда-нибудь и его батарейка сядет, и останемся мы без колес, с одним Лебедем. Лебедем звали коня, который когда-то прибился к обители. Он пришел вместе со всеми в Долину и теперь принадлежал детям. — Ну, на Лебеде пахать и ездить тебе, Лешенька, дети не разрешат. А ты не можешь починить или как-нибудь перезарядить эти батарейки? |
| Субстанция, как нечто составное, слагается из формы и материи. 2497 Сложность материальных субстанций доказывается фактом изменяемости элементов. Все вещи разлагаются на основные стихии: огонь, воду, землю, воздух. Это самые простые тела или субстанции. Но они постоянно преобразуются друг в друга. Огонь превращается в воздух, воздух в воду, вода в землю, и обратно. Полного уничтожения здесь нет, а есть только изменение. Изменение же есть переход от одной формы к другой. Такой переход заставляет предполагать, что в основе изменяющихся форм лежит некоторый неизменяемый их носитель, который, теряя одну форму, тотчас же принимает другую. Итак, первичные тела, на которые разрешаются все более сложные материальные субстанции, состоят из формы и материи. 2498 Форма, в свою очередь, есть нечто сложное, состоящее из многого. 2499 Прежде всего, она есть принцип бытия вещи. Благодаря ей вещь существует и есть бытие. 2500 Но субстанция есть не просто бытие, а бытие качественно и количественно определенное. Этой определенностью она обязана также форме. Качество и количество, составляющие интегральную часть самой формы, образующей вместе с материей субстанцию, нужно отличать от акциденций качества и количества, привходящих в каждую субстанцию, уже сложившуюся из материи и формы. Утрата субстанцией качества и количества, входящих в состав формы, равносильно ее разрушению, утрата акциденций качества и количества не затрагивает бытия субстанции. 2501 Плотин различает качество субстанциальное, составляющее отличительный признак субстанции, и просто качество. 2502 Первое глубоко проникает всю субстанцию, второе находится на ее поверхности, первое изменяет субстанцию, второе не изменяет. Субстанциальные качества представляют собой энергии, или акты потенций, находящихся в самих логосах, или формах, вещей. 2503 Свою мысль Плотин поясняет примерами. Белизна в лебеде есть простое качество, потому что бывают и не белые лебеди. Но в белилах она является качеством субстанциальным, потому что есть неотделимый элемент формы этого тела. 2504 Точно так же в огне тепло составляет субстанциальное качество, потому что связано с самой формой огня, а в подогретой воде это простое качество. 2505 |
| Кир – Ахеменид, род его в продолжение поколений до него царствовал в Персии, подготовляя ее к будущей великой роли. Но для потомков, свидетелей великого переворота, объединившего под его властью всю Азию и начавшего новый порядок вещей, это было слишком просто. Личность Кира стояла на рубеже двух эпох, она возвела на первую роль дотоле неизвестный народ, она была виновницей многих небывалых перемен в жизни азиатских народов. Поэтому она не могла не стать предметом легенд, целый цикл которых образовался относительно происхождения Кира. Всем известны легенды, сообщаемые у Геродота и Юстина, приводящие его в связь с последним индийским царем и рассказывающие о нем сходное с тем, что повествуется о различных основателях династий или центральных личностях новых исторических эпох. Здесь налицо все мотивы. Рождению будущего великого человека предшествуют сновидения, затем он выбрасывается, спасается чудесным образом, воспитывается животными, наконец, несмотря на все препятствия, достигает того, что ему предназначено судьбой. Подобного рода легенды и мотивы свойственны всем индоевропейским народам (у персов еще сказания о Кайхосраве и Дарабе, у римлян о Ромуле и Реме, у греков – о Телефе, Амфионе, Персее, у германцев – о Вольфридитрихе, рыцаре-лебеде и др.), отчасти и семитическим (напр., о Саргоне древнем). Характерно также, что эти легенды перенесены самими персами с Кира на основателя династии Сасанидов Ардашира: он – сын пастуха из Персиды, величие его возвещено родителям сновидениями, изъясненными снотолкователями; в юности он приходит в Мидию, где исполняет рабские обязанности, потом бежит домой; по предвещанию астрологов он, не будучи до определенного срока пойман, сделается царем, что действительно и случается. Эта версия легенды весьма близка с сообщенной о Кире Ктесием, изложившим ее в форме, отличной от Геродота для полемики с ним. Но и сам Геродот не выдавал свою версию за единственную – он говорил, что существует еще четыре других. Его версия действительно была не только не единственной, но и не первоначальной, – он допустил рационализм (напр., превращение собаки, вскормившей Кира, как у Юстина и в аналогичных рассказах, в жену пастуха, по имени Кино или Спако), а также привнес из других источников подобные сказания (напр., роль Гарпага из преданий потомков этого деятеля в Малой Азии). |
| Закрыть itemscope itemtype="" > Похищение Пушкина Ко дню памяти 10.02.2021 744 Время на чтение 7 минут Где-то я уже вспоминал о чудесных старинных вещах, что хранились у нас на вышке — от прялки, парового утюга до бронзовых подсвечников. Но ещё больше чудес открылось мне однажды на чердаке дома соседского... Я запамятовал фамилию тех давних соседей, помню только, что хозяйку звали тётей Линой, а хозяина – Алексеем Дмитриевичем. По нашим деревенским понятиям, это была интеллигентная, культурная семья. Алексей Дмитриевич работал счетоводом в сельпо и уже потому воспринимался недосягаемо образованным человеком, а тётя Лина хоть и была обыкновенной малограмотной крестьянкой, однако и на неё как бы падал отсвет учёности и интеллигентности её мужа, с которым она ходила по деревне не иначе, как под ручку. Тётя Лина работала только на чистых работах – в яслях, на «молоканке», в брынзоварне – и говорила, нам казалось, как-то по-особенному ладно, употребляя «культурные» слова «почему», «одежда», «животное», и то и дело жеманно восклицала: «Какая разница?» Прожили они у нас недолго. Не по-крестьянски лёгкие на подъём, в один прекрасный день собрались и уехали куда-то. А дом на горке ещё многие годы стоял заколоченным, необитаемым, пока городские покупатели не взяли его на слом. Так вот в то самое время, когда соседский дом пустовал, я однажды решился на неблаговидный поступок, который без обиняков называется воровством. Что побудило меня к нему? Логика этого предприятия была несложной: коли на нашем чердаке так таинствен мир и на нём водится столько замечательных вещей, то на чужом, незнакомом, должно быть, тем более! Любопытство побороло страх и угрызения совести. Через огороды, хоронясь в лебеде и лопухах, заглушивших невысокие прясла, я пробрался в соседский двор, нырнул под сени, пристроенные к дому, и с трудом, стоя на четвереньках, приподнял спиною одну из половых плашек. Она подалась необыкновенно легко, что меня даже несколько разочаровало. Мне этот будущий взлом представлялся гораздо более трудным и рискованным. Запрокинув плашку, я выпрямился и оказался в сумрачных сенях, как будто просто вылез из подполья. На чердак вела крутая лестница. С бьющимся сердцем я взобрался по ней и, когда перешагнул через верхний венец сруба, чуть не вскрикнул от восхищения. В отличие от нашего, этот чердак был светел из-за обилия щелей в крыше и коротенького козырька над слуховым окном, в которое широким потоком вливался полуденный солнечный свет. Конечно, это напрочь лишало чердак всякой таинственности, зато какие богатства, какие сказочные сокровища увидел я здесь! |
| Алкоголь является средством, с помощью которого многие люди реализуют ту программу действий, о которой рассказывал Блез Паскаль. На этот счет актуальным видится вопрос, поставленный архиепископом Евсевием: «Отчего протрезвившийся спешит опять погрузиться в опьянение?» На этот вопрос сам же Владыка отвечал так: Оттого что человеку, писал он, «слишком тяжело оставаться в трезвом состоянии, ему скучно, несносно быть перед светом здравого самосознания, ему спокойнее и будто весело погружаться в туман опьянения и Непреображенная природа человека Отчего человеку так тяжело быть наедине с самим собой? Оттого, что он созерцает свой разбитый, разрушенный внутренний мир. Отчего внутренний мир так непригляден? Тому есть различные причины. Как будет сказано в дальнейшем, своими поступками человек привносит хаос во внутреннюю жизнь. Но не в одних поступках дело. Раздробленная природа досталась человеку в удел от первых людей - Адама и Евы. В результате их грехопадения человеческая природы была искажена. И это искажение по наследству стало передавать их потомкам. Один профессор, говоря о повреждении природы, передаваемом по наследству, упомянул в качестве аналогии о губе Габсбургов. Члены этого аристократического семейства рождались с характерной, узнаваемой губой. И подобно тому, как членам этого семейства передавалась по наследству «губа», так и потомкам Адама стала передаваться от него своеобразная В результате грехопадения «произошла духовная мутация. И все потомство Адама рождается с этой наследственной болезнью». Чтобы понять смысл заболевания, можно вспомнить басню Крылов о лебеде, раке и щуке. Они тянули воз с поклажей в разные стороны. Так ум, сердце (как орган переживаний) и тело человеческие в результате грехопадения приобрели как бы автономию. Ум понимает, что является хорошим, но сердце, не смотря, на понимание вопроса желает другого. Телу же бывает, что нет дела ни до ума, ни до сердца. То к одному, то к другому, то к третьему присоединяется самосознание «Ум, сердце и тело» в результате грехопадения, как объясняет святитель Игнатий (Брянчанинов), «рассечены, разъединены, действуют |
| – Как это могло случиться? Мне казалось, я все время была очень осторожна. – Твоей вины тут нет, если не брать во внимание твою любовь к свежим фруктам. Когда старый чудак ди Корт и провожал тебя из синей комнаты для гостей, он в целях конспирации написал губной помадой на зеркале послание для Ромео-младшего от твоего имени. Помнишь? – Да, помню. – Послание было написано по-итальянски, а Ромео еще раньше догадался, что ты итальянского не знаешь. Самое главное, он сразу заметил, что оно написано почерком старика. Он попытался прижать отца, угрожая ему закрытием фабрики, но старик оказался крепким орешком. Разъяренный ди Корти-младший запер старика в его комнатах и велел слугам его не выпускать, а сам куда-то уехал. Среди слуг у меня есть друзья, и они впустили меня в дом. Я проник к хозяину через потайной ход в синей комнате, и он мне все рассказал. Он послал меня к твоей бабушке предупредить ее, чтобы она пока не присылала за макаронами и вообще вела себя осторожно. Он знал своего сыночка и боялся, что долго не выдержит, если тот его прижмет по-настоящему. Бабушка твоя ужасно встревожилась: она ждала, что ты вот-вот вернешься из обители, а если старик сломается и все расскажет сыну, ты можешь угодить в ловушку. Она просила меня отвезти ее в Нью-Мюнхен, где она могла бы взять напрокат мобиль и ехать тебе навстречу, чтобы предупредить об опасности и прямо с дороги отправить тебя в Лондон. Я решил отговорить ее от этой идеи и предложил свою помощь. После долгих уговоров она согласилась остаться дома и сказала мне, где тебя искать. Она начертила для меня карту и сварила два термоса кофе – один я сберегал для тебя, поэтому он немного остыл. – Как же это она тебе доверилась? – Иначе и быть не могло. Во-первых, я ей сказал, что люблю ее внучку и сделаю все, чтобы сберечь ее, поскольку намерен на ней жениться. Во-вторых, твоя бабушка очень мудра и в людях разбирается: она сразу поняла, что имеет дело с человеком, которому можно доверять. Она велела мне в конце пути остановиться здесь, возле указателя на Жизор, и ждать, когда кто-нибудь поедет с острова или на остров. Вот я и ждал. И дождался – увидел, как ты выплываешь на рассвете на большом белом лебеде. Это было зрелище! Но я тебя сразу узнал. Ты поела, отдохнула? Нам пора ехать. Будешь еще прощаться со своей лошадкой? |
| Корпуса Филиала располагались в отремонтированных зданиях НИИ ещё советской постройки. Некогда тут был небольшой сельскохозяйственный академгородок, но никакой интеллектуальной базы давно не было, всё вымерло ещё в начале XXI века. Теперь же академгородок был приведён в относительный порядок, коммуникации восстановлены. Причём архитектор, руководивший возвращением комплекса к жизни, воплотил модный на тот момент «тренд» – «необрежневское ле-корбюзье». Попросту говоря, частично отевроремонтированные здания вновь напоминали типичные для позднего Союза ССР Научно-Исследовательские Институты, причём напоминали как внешне, так и внутри. Обшарпанность стен беззастенчиво прикрывалась наглядной агитацией. Нет, до кумача дело ещё не дошло, хотя, впрочем, все эти лозунги и рекомендации с той или иной мерой настойчивости призывали жителей приграничья к бдительности. Антон вышел из автобуса и направился к воротам Филиала. По обеим сторонам ворот были разбиты цветочные клумбы. Над весёленькой геометрией цветов и разноцветных камешков задумчиво возвышались щиты с наглядной агитацией. На одном из щитов был изображён какой-то деятель ушедшей эпохи, и аккуратным чертёжным шрифтом были напечатаны следующие исторические слова этого деятеля: «Наноэлектроника будет интегрироваться с биообъектами и обеспечивать непрерывный контроль за поддержанием их жизнедеятельности, улучшением качества жизни, и таким образом сокращать социальные расходы государства». Надпись на соседнем щите продолжала эту мысль, сгенерированную в «лучших» традициях «нанобюрократизма»: «Широкое распространение получат встроенные беспроводные наноэлектронные устройства, обеспечивающие постоянный контакт человека с окружающей его интеллектуальной средой, получат распространение средства прямого беспроводного контакта мозга человека с окружающими его предметами, транспортными средствами и другими людьми». По периметру обоих изображений были размещены рожицы мультипликационных героев, права на изображение коих некогда выкупил коммерческий банк, финансировавший наночипизацию подданных. И вот теперь персонажи «Союзмультфильма», по замыслу некоего специалиста по душе народа, должны были демонстрировать радость от того, что, наконец, стала реальностью «предиктивная политика реагирования на инциденты: автоматизация слежки и патрулирования; обнаружение нежелательных лиц путём сканирования заданной области». |
|
|
