| Обобщающая характеристика статуса, который имело монашество в ту эпоху, содержится в истории Кардага. Здесь в уста похваляющегося сатаны, который в ярости от обращения Кардага, вложены следующие слова: «У тебя есть злые люди, которые живут на скалах, а у меня – цари и вельможи всей Персии». Пусть другие детали этой истории носят легендарный характер – но эти слова вызывают доверие, поскольку они согласуются с тем, что мы знаем из других надёжных источников, где говорится, что монахи живут в расселинах, впадинах и пещерах. Помимо этих источников, есть один документ легендарного характера, в котором, по-видимому, содержатся воспоминания о более древних условиях монашеской жизни. В истории Бехнама есть эпизод, рассказывающий о монашеском центре в Тура д Алфаф. Сообщается, что большое количество анахоретов собралось вокруг этой горы и на её склонах и что они живут в пещерах, ущельях и оврагах. Но даже в тех областях, где монахи жили компактно, среди разных форм монашеской жизни доминировало анахоретство. Говоря о раннем монашестве, следует упомянуть и бродячих монахов. Какой бы ни была ценность актов Милеса для изображения исторического Милеса, содержащийся в них образ монаха в любом случае взят не из воздуха. Монахи, о которых он говорит, любят путешествовать, в том числе в дальние земли, пересекая страны и останавливаясь у других монахов в разных местах. Мы читаем про путешествия в Египет и в различные земли Месопотамии и Персии. Когда монах достигает Бет Разикайе, он оказывается у некоего анахорета, затем – с группой монахов. Некоторые анахореты живут группами. Возникновение этих небольших групп могло быть похоже на то, о чём говорится в легенде о Мар Йаунане. Иногда о таких колониях анахоретов говорится в одном из древних документов, включённых в историю города Карка д Бет Селок, митрополии епархии Бет Гармай. В окрестностях города Карка, как оказывается, существовала некая лавра. Источник говорит о ней в связи с тем временем, когда община города была вынуждена искать тайное место для богослужений: «из-за жестокости преследований небольшое количество людей из Карки во главе с ревностным пастырем и воителем сделали небольшие здания для церкви в некой лавре недалеко от Карки, в небольшой деревне под названием Хасса; там они тайно приносили жертву». |
| Что касается Большого Драматического театра, то там произошла трагикомическая история, как нельзя лучше характеризующая ту эпоху. Основателем и бессменным руководителем этого театра был знаменитый актер Николай Монахов. Николай Монахов был широко известен в Москве в дореволюционное время как популярнейший опереточный актер, смешивший всю Москву. После революции он переезжает в Питер, формирует труппу из актеров, которые не хотят идти служить к большевикам (в том числе Юрьев, Максимов и др.), и открывает в помещении бывшего Суворинского театра (на Фонтанке) на паевых началах Большой Драматический театр (впоследствии он стал, разумеется, тоже государственным). И тут происходит неожиданная метаморфоза: вчерашний опереточник вдруг становится трагиком (уникальный случай в истории театра): играет короля Филиппа в «Дон Карлосе», короля Лира, Ричарда III, Макбета. И как играет! Каждая роль — событие в истории театра. И наряду с этим срывает бурные аплодисменты в «Слуге двух господ» Гольдони (его коронная роль). И блестяще исполняет Егора Булычева (в одноименной пьесе Горького). Когда он умер в 1936 году, весь театральный Питер принимал участие в его похоронах. Похоронили его в самом что ни на есть почетном месте: на коммунистической площадке Александро-Невской лавры. В фойе Большого Драматического театра, на самом видном месте, был водворен его портрет. И вдруг (о ужас!) через год после его смерти, в 1937 году, кагебисты приехали в лавру, разрушили памятник на его могиле, могилу сравняли с землей. В то же время в Большом Драматическом театре срывают его портрет, а в газетах появляется зловещая формула: «враг народа Монахов». Никто ничего не понимает. Через некоторое время выясняется, что были арестованы жена и дочь Монахова, и, не выдержав пыток, несчастные женщины «сознались», что их муж и отец был… английским шпионом. В 1939 году Большой Драматический праздновал свое 20-летие. И все находились в затруднительном положении. Имя основателя театра называть было нельзя. Кто же все-таки основал театр? Долго думали и придумали. Все мы из речей на торжественном заседании и из газетных статей узнали, что основателем театра был… А.А. Блок. Видимо, потому, что в театре некоторое время играла его жена, а сам он числился в числе «друзей театра». |
| В числе лиц, имевших особенное значение в истории жизни Созомена, сам он упоминает деда своего, неизвестного по имени, и родственника или друга его деда, – некоего Алафиона, и оба они были друзьями и почитателями монашества. Алафион был исцелен от болезни знаменитым палестинским патриархом монахов – Илларионом; дети и внуки этого Алафиона строили монастыри и отличались аскетизмом (V, 15). Такие-то лица составляли среду, в которой вращался Созомен в молодых летах. Впечатления детства и юности сохранились – замечает Гарнак – у Созомена во всей свежести на всю жизнь. Желая ясно выразить свою признательность к палестинским монахам и монахо-любцам, он и написал свою историю. Для этого он придал ей особенный монашеский колорит. Что мысль послужить монахам своей историей действительно была у Созомена, это видно из первой главы его истории, в которой (главе) он прямо говорит, что он имел в виду описать и подвиги монахов как из благодарности к тем из них, которые имели важное значение в его жизни, так и для того, чтобы показать подвижникам последующих веков примеры подвижнической добродетели (кн. I, гл. и fin.). – Итак вот чем объясняется, объявляет Гарнак, то обстоятельство, что Созомен взял на себя труд изложить вновь историю Сократа и издать ее в свет. Он имел в виду ограниченный круг читателей – монахов и любителей монашества в Палестин, наперед был уверен, что в этих кружках, далеких от центров умственного просвещения, неизвестна церковная история Сократа, а потому ни мало не задумываясь, он взял и воспользовался готовым трудом – инде переиначив его, инде добавив, инде перефразировав, – а в целом – испещрив его рассказами о различных монахах – подвижниках, в особенности подвижниках палестинских. 192 Итак нужно искать другие пути к решению рассматриваемого вопроса. Нельзя – ли находить, что у Созомена было под руками хоть несколько таких источников, каких не было у Сократа и содержание которых он хотел внести в исторически труд? Затем: не могло – ли явиться у Созомена желание изменить, переиначить взгляды Сократа на лица и события – ведь, эти взгляды были подчас оригинальны и не согласовались с воззрениями тогдашнего общества? Говорим: нельзя – ли объяснить предприятие Созомена тем или другим из сейчас указанных путей? Попытаемся. |
| Палладий показывает еще один интересный аспект поведения «старцев». Они, зачастую хорошо знают друг о друге и поддерживают связь между собой, даже если живут на значительном расстоянии. Авва Орсисий (cap. 7) рассказывал Палладию, что знал свв. Амуна Нитрийского и Пахомия. При этом «отцы» являются хранителями духовно-аскетической традиции (т. е. заветов и духовных советов, рассказов о жизни и аскетических подвигах своих скончавшихся современников) 282 , создавая тем самым условия для последующей передачи этой традиции следующему поколению подвижников – условие, как мы уже отмечали, необходимое для нормального развития монашества (или, выразимся точнее – определенной монашеской традиции [Войтенко, 2001. С. 97–98]). Сам Палладий в предисловии к своему труду ссылается на рассказы «святых отцов» 283 как на один из источников своего повествования. В 16-й главе он сообщает, что, не застав в живых известного подвижника Нафанаила, расспросил «отцов», его знавших, о добродетелях аввы. 3) «История монахов» 284 Сведения, содержащиеся в «Истории монахов» относительно начальных форм монашеской жизни в Египте в целом подтверждают наши предположения об их типологии, высказанные нами ранее на основании данных «Жития преп. Антония» и «Лавсаика». Особого внимания требуют лишь данные об Оксиринхе, монастырях аввы Исидора и аввы Аполлона, а также Келлий 285 и Скита. Данные «Истории монахов», как и два других наших источниках, показывают определенную подвижность этих форм, зачастую перетекающих одна в другую. 1) Отшельничество. Упоминание об отшельничестве мы встречаем уже в 1-ой главе, посвященной авве Иоанну Ликопольскому. Пришедшим к нему монахам авва рассказывает о трех иноках, живших отшельниками в соседней с ним «пустыне». Все трое живут в пещерах, что хорошо соответствует особенностям рельефа в районе Ликополя 286 . Авва Op (cap. 2) поначалу также подвизается в уединении. Однако этот авва сменил (по крайней мере, один раз) место своих подвигов: прожив какое-то время в «дальней пустыне» (ν τ ρμ σκσας τ πορρωτρ/in ultima eremo) он переселился в «ближнюю» (ν τ πλησον ρμ πλησον/ad ... |
| 8 ). В окрестностях его монастыря находились села, где крестьяне придерживались языческих верований 509 . В одном из них находилось святилище 510 , где стояла статуя какого-то языческого бога (εδωλον/simulacrum) 511 . С этим идолом был связан особый ритуал: процессия, возглавляемая жрецами, носила его по всем окрестным селениям, неистовствуя как служители Вакха 512 . По всей видимости, этот ритуал совершался в честь разлития Нила 513 . Само по себе это место является ценным указанием, что язычество в каких-то синкретических формах продолжало сохраняться в сельских районах Египта во вт. пол. IV в. 514 . Авве Аполлону, который случайно оказался рядом, удалось расстроить это шествие и сделать так, что крестьяне сжигают идола. Затем он их огласил и, видимо, крестил 515 . Некоторые из этих крестьян становятся монахами. Далее греческий автор «Истории монахов» замечает, что впоследствии в окрестности не осталось язычников 516 . Еще одно любопытное место мы находим в рассказе об авве Коприи (cap. 10 ). Этот авва упоминает о том, что жители округи были язычниками, и они (т. е. авва и его монахи) научили их вере Христовой. Крестьяне стали обращаться к монахам с просьбами помолиться о хорошем урожае 517 . При этом крестьяне просили благословить песок, по которому ходят подвижники, а затем уносили его и рассыпали по полям. Скорее всего, происходит христианизация какого-то языческого ритуала, изначально связанного с культом плодородия. В этой же главе мы находим еще два любопытных эпизода. В первом случае авва Коприй обращает в христианство нескольких язычников (τινες τν θνν/gentiles), приносивших жертву своим идолам в некоем «храме» (νας/templum) 518 , во втором – вора-язычника (τις τν λλνων/gentilis), проникшего к нему в огород за овощами. Таким образом, можно отметить, что в «Истории монахов» миссионерская деятельность египетских подвижников носит ситуативный характер, не являясь при этом неким заранее спланированным мероприятием по христианизации египетской хоры. Однако такая «стратегия» – это лишь один из известных нам типов миссионерской деятельности египетских монахов. |
| Там же. С. 113. Там же. С. 126. Там же. С. 145. Там же. С. 150—164. Более просторная версия обычно называется четвертой челобитной. См.: Там же. С. 164—171. Там же. С. 202. Братское слово. 1876. Т. III. С. 184. Материалы для истории раскола… Т. III. С. 278. Там же. С. 213—276 (“Челобитная (пятая) о вере соловецких иноков”); Òри челобитные. М., 1862; или же старообрядческие издания “Истории об отцех и страдальцах соловецких” в Клинцах и Супрасле. Аввакум. Сочинения… С. 58—59. Материалы для истории раскола… Т. III. С. 262. ДАИ. Т. V. С. 340; ААЭ. Т. IV. С. 211—212. Досифей (Немчинов), архим. Географическое, историческое и статистическое описание ставропигиального первоклассного Соловецкого монастыря. М., 1853. Т. I. С. 143; Т. III. С. 151—159; Сырцов И. Я. Возмущение соловецких монахов–старообрядцев…//Православный собеседник. 1880. 5. С. 66. Сырцов И. Я. Возмущение соловецких монахов–старообрядцев…//Православный собеседник. 1880. 5. С. 69. Досифей (Немчинов). Указ. соч. Т. I. С. 152—153. АИ. Т. IV. С. 538. АИ. Т. IV. С. 532; Сырцов И. Я. Возмущение соловецких монахов–старообрядцев в XVII веке. Магистерская диссертация. С. 260. Платонов С. Ф. Смутное время. Прага, 1924. С. 10—11; Смирнов П. П. Города Московского государства первой половины XVII века. Т. 1. Киев, 1917. С. 73—74. ЛЗАК. Т. 24. С. 14; Аввакум. Сочинения… С. 210, 710; Епифаний. Житие. Л. 250; Материалы для истории раскола… Т. II. С. 181. Материалы для истории раскола… Т. IV. С. 252, 266; ЛЗАК. Т. 24. С. 53—67. Аввакум. Сочинения… С. 758. Там же. С. 755—766. Там же. С. 62. “Ответ Православных” был частично напечатан (см.: Материалы для истории раскола… Т. VI. С. 315— 334; Т. VIII. С. 354—360) и разобран В. Г. Дружининым (см.: Дружинин В. Г. Пустозерский сборник (Памятники первых лет русского старообрядчества. III)//ЛЗАК. 1914. Т. 26. С. 1—25). ЛЗАК. Т. 24. С. 309—313; Аввакум. Сочинения… С. 401. Слово “опасный” обозначало также: “охраняющий от опасностей”, “осторожный”. Материалы для истории раскола… Т. VII. С. 423; Смирнов П. С. Внутренние вопросы в расколе… С. 010. |
| Это обстоятельство делает ошибку рукописей вполне понятной. Палладий написал Лавсаик 20 лет спустя после того, как получил епископскую кафедру в 396 +20=416 году. В 417 году он был возвращен из ссылки. Таким образом, этот труд, по предположению исследователя, был написан им в изгнании. Первоначальный Лавсаик распределял материал в географическом порядке: он описывал подвижников Ливии, Фиваиды, Месопотамии, Палестины, Сирии и Италии. За описанием подвижников следовало описание подвижниц. Глава об Евагрии, как показывает её вступление и заключение, не составляла первоначально части Лавсаика, а представляла собою отдельное сочинение на коптском языке. Сохранился отрывок из полного жития Евагрия. Может быть, оно было написано тем же Палладием, учеником и почитателем Евагрия, а впоследствии сокращенно вставлено им в Лавсаик. В окончательном выводе исследователь признаёт, полную достоверность как истории монахов, таки Лавсаика. По его мнению, эти памятники дают нам верное представление о чувствах, убеждениях и образе жизни древних египетских монахов. Все возражения против достоверности этих памятников он признает неосновательными. Так, против достоверности Истории монахов ничего не говорят встречающиеся в ней географические ошибки. Руфин не задавался целью написать статистику или истории монашества в собственном смысле. Его цель– нравственное назидание. Отсюда его равнодушие к географическим датам, неточность которых тем понятнее, что он писал свой труд 20 лет спустя после своего посещения Египта. Наконец, путешествие, о котором рассказывает Руфин, могло быть литературною формой, принятой в то время для произведений подобного рода. Ничего не говорят также против исторической достоверности Лавсаика оригенистическия симпатия его автора. Особого пристрастия к оригенизму Палладий не обнаруживает, да и не мог его проявить в сочинении, написанном по случайному поводу. Тенденциозность Палладия проявилась только в порицании Иеронима и в том еще, что он проходит молчанием монашество Константинополя, враждебное Златоусту, и упоминает только о двух женщинах, преданных ему. |
| Результатом этого собора были следующие четыре положения, ограждающие свободу галликанской церкви: 1) папа имеет власть только в духовных делах, но не в светских; 2) самая духовная власть папы должна подчиняться высшему авторитету вселенских соборов; 3) законы, издаваемые апостольской кафедрой, становятся действительными только после признания их отдельными католическими церквями; 4) в делах веры мнения папы только в таком случае можно признать непогрешимыми, когда они служат выражением верований всей церкви. Папы (Иннокентий XI, Иннокентий XII и их преемники) горячо восставали против этих положений и ни за что не хотели утвердить их. Но и французские богословы, во главе которых стоял умный и красноречивый епископ Боссюэт, также твердо отстаивали самостоятельность и права своей местной церкви. Правда, Людовик XIV не решился оффициально осуществить зти положения в устройстве французской церкви; но, несмотря на это, галликанская теория умеренного католицизма, развитая епископом Боссюэтом и другими французскими богословами, в католической церкви держится до последнего времени и все более и более приобретает себе последователей, как во Франции, так и в других католических странах. Еще более сильный удар папству нанес умный и образованный австрийский император Иосиф II (1780–1790 г.). Он дал протестантам в своих владениях полную свободу и сравнял их в гражданских правах с католиками. Реформаторская деятельность его по отношению к католической церкви в его владениях направлена была к тому, чтобы поставить ее в возможно независииые отношения к римскому престолу и сократить число монастырей и монахов. Одним из первых его распоряжений было запрещение обнародовать папские буллы, особенно такие, которые имеют какое-либо отношение к государству, без дозволения государственной власти. Монахов Иосиф II, казалось, хотел окончательно уничтожить в своем государстве; он закрыл до 700 монастырей с 80,000 монахов. Имения упраздненных монастырей он обращал на устройство школ, больниц и т. |
| Одним из главных занятий монахов была непрестанная борьба с едой и сном. На еду смотрели не как на естественную надобность, а как на искушение дьявола, которым он улавливает душу для всякого греха. Это была как бы первая и самая важная линия обороны, взяв которую нечистый дух уже мог действовать свободно. Поэтому за нее держались особенно крепко. В «Древнем патерике», описывающем жизнь монахов, часто встречаются истории, когда два старца, встретившись, забывают про еду за беседой и молитвой. «Свари – ка нам чечевицы. – Я еще вчера сварил. – А мы разве не ели? – Нет. – Ну, давай поедим». В другом месте рассказывается про инока, который весь день боролся с голодом, а к вечеру, помолившись Богу, увидел, как из его утробы выходит дьявольская сила, заставлявшая его желать пищи. Старцы говорили, что демон насылает на монаха такой голод, что тот может сожрать весь Египет и выпить весь Нил – и не насытиться. Сама по себе еда казалась монахам делом низменным, почти постыдным. Пимен отправлялся на общую трапезу со слезами, только чтобы не огорчить звавших его братьев. Исидор Странноприимец тоже плакал за столом: «Стыдно мне, разумному созданию, питаться бессловесной пищей». Некоторые старались есть только на ходу, чтобы не считать еду делом. Отшельник мог сидеть с огурцом в руке и не есть его, но сокрушаться уже потому, что испытывает такое желание. Считалось, что, если монах даже хлеб и воду вкушает для услаждения, а не по необходимости, он уже грешит. Отца Исайю как – то застали поедавшим соль с водой, и, когда он начал извиняться, сурово сказали: если хочешь есть похлебку, отправляйся в Египет, а не живи в скиту. Многие монахи укоряли себя за стакан выпитого вина и потом целый день не брали в рот воды. В рацион монахов, очень скудный и однообразный, входили зелень, овощи, финики, мелкая соленая рыба и так называемые паксамы – маленькие хлебцы из ячменя, долго хранившиеся и настолько сухие, что перед едой их приходилось долго размачивать. Считалось, что вполне достаточно съесть два хлебца в день. Иногда варили чечевицу с маслом. Но это была самая мягкая диета, многие подвижники не ели ничего вареного и даже хлеба, питаясь одной зеленью. Авва Авраам употреблял только цикорий, салат и петрушку, они заменяли ему даже воду. Старец Савин ел заплесневелую муку. А Постумий пил так мало воды, что со временем у него высох и растрескался язык. |
| Живущие в монастырях были менее подвержены таким заблуждениям. Монастырская жизнь была ближе к общественной и цивилизованной. С другой стороны, она не породила таких героических явлений и тоже таила в себе опасности. Златоуст говорит о лучшей ее стороне на основании собственного опыта. «До восхода солнца, – пишет он об антиохийских монахах, – они встают, бодрые и здравые, вместе поют гимны во славу Бога, потом преклоняют колени в молитве, под руководством духовного отца, читают святое Писание и приступают к труду; снова молятся в девять, двенадцать и три часа; после трудового дня наслаждаются простой пищей, хлебом с солью, может быть, с маслом, а иногда и бобами; поют благодарственный гимн и ложатся на свои соломенные ложа без забот, печалей или ропота. Когда один из них умирает, они говорят: «Он достиг совершенства», – и все молятся Богу о подобной кончине, чтобы и они также могли войти в вечный покой субботы и обрести видение Христа». Люди, подобные Златоусту, Василию, Григорию, Иерониму, Нилу и Исидору, сочетали богословские исследования с уединенными аскетическими упражнениями, обретая таким образом прекрасное знание Писания и богатый духовный опыт. Но большинство монахов либо не умели читать, либо обладали недостаточной интеллектуальной культурой, чтобы посвятить себя созерцанию и изысканиям с какой-либо пользой. Они поддавались унынию или погружались, несмотря на аскетическую тенденцию подавления чувств, в самый грубый антропоморфизм и поклонение образам. Когда религиозный энтузиазм ослабевал или прекращался, жизнь в монастыре, как и жизнь отшельника, превращалась в самую бездуховную и тяжкую рутину или же способствовала процветанию тайных пороков, – ибо монахи несли с собой в уединение самого опасного врага, живущего в глубине их сердец, и часто им приходилось бороться с плотью и кровью напряженнее, чем они делали бы в человеческом обществе. Искушения чувственности, гордости и честолюбия принимали в воображении отшельников и монахов адские очертания, воплощались в видениях и снах, то приятных и обольстительных, то угрожающих и ужасных, в зависимости от состояния ума. Воображение монахов населило пустыни и уединенные места самым неприятным обществом, полчищами крылатых бесов и различных адских чудовищ 300 . Таким образом, на смену языческим богам, которые обычно считались злыми духами, пришла новая форма политеизма. Монашеская демонология и демономахия представляет собой странное смешение грубых суеверий и сильных духовных переживаний. Она образует романтическую теневую сторону монастырской жизни, которая в противном случае была бы монотонной и скучной, и содержит богатый материал для истории этики, психологии и патологии. |
|
|
