| Таким неожиданным образом сталкиваются утверждения относительно пути человеческого познания преподобного Исаака Сирина и Гегеля. Первый видит в нем прямое следствие грехопадения человека, второй – превозносит его как самый большой дар. Первый обличает искусителя, подтолкнувшего человека к падению, второй – поклоняется ему и ставит само это падение в заслугу. Первый видит в этом типе познания отрицание Божиего Промысла и неверие, второй – утверждение и апофеоз самонадеянного человеческого разума. Однако преподобный Исаак говорит также об истинном ведении, соединенном с верой. Это духовное ведение посылается человеку Самим Духом Святым: Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди. И Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, Духа истины, Которого мир не может принять, потому что не видит Его и не знает Его. Утешитель же, Дух Святый, Которого пошлет Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам (ср.: Ин. 14, 15–17, 26). Дух Святой учит человека свободе: все возможно верующему (Мк. 9, 23). Часть 1 Часть 1 Два тысячелетия христианства дают много примеров того, как человечество пыталось использовать имя Христово для удовлетворения своих интеллектуальных, душевных и материальных интересов и нужд. В Нем видели то нравственного Учителя из Назарета, Который может покрыть Своим авторитетом те или иные идеологические прорехи, то находили в Нем черты революционного вождя и поборника демократического прогресса, то напротив, усматривали в Нем гаранта государственной стабильности – словом, люди так или иначе пытались встать под знамя того или иного нравственного принципа, провозглашенного Христом. За всеми этими разнородными попытками приспособить Христа для себя, подогнав Его под свои мерки и сделав Его выразителем своих земных интересов, стоит общее убеждение, что Христос должен обеспечить христианам земное благоденствие и гарантировать им Своим авторитетом земную правоту. Эта склонность людей пользоваться Христом как аргументом в споре с идейным противником и обращать к Нему взоры как к политическому вождю, или социальному реформатору, или даже как к земному царю в надежде заручиться поддержкой Его Божественного авторитета была изобличена в Евангелии Самим Спасителем, когда Он, узнав, что хотят придти, нечаянно взять Его и сделать царем, удалился (Ин. 6, 15), и сказав искавшим Его: вы ищете Меня не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились (Ин. 6, 26). |
| Таким неожиданным образом сталкиваются утверждения относительно пути человеческого познания преподобного Исаака Сирина и Гегеля. Первый видит в нем прямое следствие грехопадения человека, второй – превозносит его как самый большой дар. Первый обличает искусителя, подтолкнувшего человека к падению, второй – поклоняется ему и ставит само это падение в заслугу. Первый видит в этом типе познания отрицание Божиего Промысла и неверие, второй – утверждение и апофеоз самонадеянного человеческого разума. Однако преподобный Исаак говорит также об истинном ведении, соединенном с верой. Это духовное ведение посылается человеку Самим Духом Святым: Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди. И Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, Духа истины, Которого мир не может принять, потому что не видит Его и не знает Его. Утешитель же, Дух Святый, Которого пошлет Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам (ср.: Ин. 14, 15–17, 26). Дух Святой учит человека свободе: все возможно верующему (Мк. 9, 23). Был ли Христос диссидентом? Часть 2 Как писал преподобный Исаак Сирин, " вЕдение противно вере. Вера во всем, что к ней относится, есть нарушение законов вЕдения, впрочем, ведения не духовного " [ CCXV ]. Тот факт, что ведение не может быть познано " без разыскания и своих способов действования " , то есть осуществляется по путям познания падшего мира, догрызающего запретные плоды, оценивается этим святым отцом как " колебание в истине " . Меж тем " вера требует единого чистого и простого образа мыслей, далекого от всякого ухищрения и изыскания " [ CCXVI ]: если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное (Мф. 18, 3). Вера требует живого духа, объятого пламенем любви и свободы. Благодать Святого Духа есть сила личная, свободная, живая, реально преображающая душу и действующая в ней, затрагивающая при этом все уровни человеческого существа, в том числе и рассудок, и оформляющаяся в нем в форме самой возвышенной христианской идеи. Однако темный языческий навык служения " стихиям мира " , а также похоти плоти, похоти очей и гордости житейской (ср.: 1 Ин. 2, 16) волен исказить ее до неузнаваемости, превращая из жизненного исповедания в отвлеченную мысль, в пустую абстракцию, и таким образом совратить ее на путь познания, свойственный падшему естеству, преклонить ее под действие " непреложных " законов внутреннего и внешнего мира, то есть законов причинности, необходимости и т. д. |
| Таким неожиданным образом сталкиваются утверждения относительно пути человеческого познания преподобного Исаака Сирина и Гегеля. Первый видит в нём прямое следствие грехопадения человека, второй — превозносит его как самый большой дар. Первый обличает искусителя, подтолкнувшего человека к падению, второй — поклоняется ему и ставит само это падение в заслугу. Первый видит в этом типе познания отрицание Божьего Промысла и неверие, второй — утверждение и апофеоз самонадеянного человеческого разума. Однако преподобный Исаак говорит также об истинном ведении, соединённом с верой. Это духовное ведение посылается человеку Самим Духом Святым: Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди. И Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, Духа истины, Которого мир не может принять, потому что не видит Его и не знает Его. Утешитель же, Дух Святый, Которого пошлёт Отец во имя Моё, научит вас всему и напомнит вам всё, что Я говорил вам (ср.: Ин. 14, 15–17, 26 ). Дух Святой учит человека свободе: всё возможно верующему ( Мк. 9, 23 ). Был ли Христос диссидентом? Два тысячелетия христианства дают много примеров того, как человечество пыталось использовать имя Христово для удовлетворения своих интеллектуальных, душевных и материальных интересов и нужд. В Нём видели то нравственного Учителя из Назарета, Который может покрыть Своим авторитетом те или иные идеологические прорехи, то находили в Нём черты революционного вождя и поборника демократического прогресса, то напротив, усматривали в Нём гаранта государственной стабильности — словом, люди так или иначе пытались встать под знамя того или иного нравственного принципа, провозглашённого Христом. За всеми этими разнородными попытками приспособить Христа для себя, подогнав Его под свои мерки и сделав Его выразителем своих земных интересов, стоит общее убеждение, что Христос должен обеспечить христианам земное благоденствие и гарантировать им Своим авторитетом земную правоту. Эта склонность людей пользоваться Христом как аргументом в споре с идейным противником и обращать к Нему взоры как к политическому вождю, или социальному реформатору, или даже как к земному царю в надежде заручиться поддержкой Его Божественного авторитета была изобличена в Евангелии Самим Спасителем, когда Он, узнав, что хотят прийти, нечаянно взять Его и сделать царём, удалился ( Ин. 6, 15 ), и сказав искавшим Его: вы ищете Меня не потому, что видели чудеса, но потому, что ели хлеб и насытились ( Ин. 6, 26 ). |
| Христианский путь есть путь и подвиг молитвы. Это единственный путь к Богу. Молитва, в широком смысле и в своей предельной глубине, есть именно предстояние пред Богом. Предел молитвы — чтобы стала она непрестанной. Иначе сказать, — чтобы всегда бодрствовать и трезвиться, и в этом бдении стоять пред Богом. Конечно, это уже предел и вершина молитвы, и уже, собственно, не молитва, — «уже не молитвою молится ум» на таких высотах, как замечает преп. Исаак Сирин. Однако и на низших ступенях в молитве всего важнее именно эта обращенность или устремленность к Богу, этот ее теоцентризм. И всякий трепет пред Богом есть уже молитва. Не прошения есть главное в молитве. Просим на низших ступенях. А после вручаем свою жизнь Богу, который лучше нашего знает, что нужно и полезно для нас, который и нас вразумляет в нашем искании и творчестве. Не о чем просить. Кто просит, как будто не уверен, что получит без просьбы. И это было бы недостатком христианской надежды. На высотах подвига становится так очевидно, что все благое Бог уделяет в безмерности Своей любви. « И молясь, не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что во многословии своем будут услышаны. Не уподобляйтесь им. Ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него» (Мф.6:7–8). Не так важно просить, сколько недрогнущим сердцем веровать и надеяться, что Бог не изгоняет приходящего к Нему. Это есть высшая верность… В меру духовного восхождения молитва становится все более молчаливой и односложной. Выше прошений надежда и жертва хвалений. Еще выше молчание пред Богом. Это уже есть предчувствие и «таинство будущего века» (слова преп. Исаака Сирина). Ибо сам Дух тогда глаголет и свидетельствует в сердце… Об этом и говорил сам Спаситель, устанавливая закон тайной молитвы. « Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь, помолись Отцу твоему, который втайне» (Мф.6:6)… Здесь речь идет не только о внешнем уединении, но всего больше о внутреннем. О собирании души. О вхождении во внутреннюю клеть своего сердца. |
| Христианское богословие всегда отличало догматику от педагогики. То, что говорится пастырем в плане практических нравственных наставлений «простым людям» в конкретной ситуации, может быть не вполне корректным с точки зрения строго догматического богословия. Свт. Григорий подчеркивает, что юридические термины, которыми мы выражаем действия Бога по отношению к человеку, догматически не отражают подлинную сущность этих Божественных действий. Однако таковые употребляются с педагогической целью « чтобы наклонные ко греху по страху наказания удерживали себя от зла », т. к., к сожалению, многие слушатели (простые люди) достаточно далеки от какой-то содержательной рефлексии касательно пагубности самого греха и какой-то воспитательный результат достижим только в рамках фабулы «преступление - наказание». Свт. Иоанн Златоуст (который в своих назиданиях как раз очень много пишет о гневе Божьем, о наказании за грех) поясняет: « Когда ты слышишь слова: «ярость и гнев», в отношении к Богу, то не разумей под ними ничего человеческого: это слова снисхождения. Божество чуждо всего подобного; говорится же так для того, чтобы приблизить предмет к разумению людей более грубых » [xvi] . Именно педагогическая снисходительность (имеющая целью правильное практическое восприятие христианского опыта жизни «простых людей») руководила свт. Иоанном в том, что он использовал различные антропоморфные юридические конструкции в описании отношений Бога и человека и сам святитель об этом свидетельствует. Авторству прп. Исаака Сирина приписывают очень сильный и точный христианский афоризм: « мы не должны требовать от Бога справедливости, потому что если бы Он был справедлив, то никто из нас не дожил бы до вечера ». Тот же прп. Исаак пишет: « Не называйте Бога справедливым, так как Его справедливость неочевидна в вещах, касающихся вас. И если Давид показывает Его справедливым и честным, Его Сын открывает нам, что Он благ и добр. Он благ, говорит Он, к злым и нечестивым » [xvii] . « Как можно называть Бога справедливым , - восклицает прп. Исаак Сирин, - когда читаешь отрывок о плате, данной работникам: Друг! я не обижаю тебя; не за динарий ли ты договорился со мною? возьми свое и пойди; я же хочу дать этому последнему то же, что и тебе; разве я не властен в своем делать, что хочу? или глаз твой завистлив оттого, что я добр (Мф. 20, 13-15)? Как можно именовать Бога справедливым, - продолжает прп. Исаак, - когда читаешь отрывок о блудном сыне, который расточил свое состояние, живя неправедно, и все же за одно только раскаяние, явленное им, отец выбежал ему навстречу, пал на шею его и дал ему власть над всем своим богатством (см. Лк. 15, 20-22)? Не кто-то иной произнес о Боге эти слова, но Сам Сын Его засвидетельствовал это о Нем, чтобы мы не сомневались. В чем же тогда справедливость Божия? В том, что мы были грешниками, а Христос за нас умер? » [xviii] |
| Христианское учение о воплощении Слова Божия в Иисусе Христе есть также естественное признание любви Божией к людям. «Любовь Божия к нам открылась в том, что Бог послал в мир Единородного Сына Своего, чтобы мы получили жизнь через Него. В том любовь, что не мы возлюбили Бога, но Он возлюбил нас и послал Сына Своего в умилостивление за грехи наши» (1 Ин. 4. 9-10). Человек, сотворенный по образу и подобию Божию (Быт. 1. 26), способен переживать в себе и непосредственно познавать любовь, которую имеет к нему Бог. Любовь Божия сообщается людям, становится их внутренним достоянием, живою силою, определяющей, проникающей и образующей всю их жизнь. В ответ на Божественную любовь возникает любовь в человеке. «Смотрите, какую любовь дал нам Отец, чтобы нам называться и быть детьми Божиими» (1 Ин. 3. 1). Бог ожидает от человека не столько преданности раба, сколько сыновнего чувства любви. Поэтому в главной молитве христиан, которой их научил Господь Иисус Христос (Лк. 11. 2), человек обращается к Богу как к своему Небесному Отцу. Проявление настоящей любви человека к Богу возможно только при наличии у человека свободы. Такая свобода делает возможным совершение добродетелей или следование воле Божией не только из страха наказания или ради награды. Любовь к Богу возбуждает в человеке бескорыстное желание исполнения Его заповедей. Ибо, по словам святого Исаака Сирина, «по великой любви Своей Бог не благоволил стеснить свободу нашу, но благоволил, чтобы любовью собственного нашего сердца приблизились мы к Нему». Следовательно, человеческая свобода возрастает, расширяется и крепнет по мере преуспеяния в любви к Богу, которая является сердцевиной религиозно-нравственного совершенствования. Человек, любящий Бога, стремится походить на своего Творца в Его действиях: «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5. 48). В своем письме я не ставлю цели изложить все христианское богословие, а всего лишь предлагаю пример рассуждения о любви Бога к человеку и любви человека к Богу, которые невозможно свести к нескольким лаконичным формулировкам и которые созидают всю богословскую систему христианства. Уверен, что христианским и мусульманским мыслителям было бы полезно регулярно знакомиться с полнотой вероучения друг друга. В связи с этим видится желательным развитие доктринального христианско-исламского диалога, который послужит расширению научно-исследовательского взаимодействия и изучению вероучительных положений, создаст глубинную основу для развития многогранного сотрудничества между нашими религиозными общинами. |
| Цивилизация кажется значительной вблизи. Она мощна, сложна, «хитросплетённа». Как у бегемота, которым Бог напугал Иова, у этого «животного» сила в чреслах его и крепость его в мускулах чрева его; поворачивает хвостом своим, как кедром; жилы же на бёдрах у него переплетены, ноги у него, как медные трубы; кости у него, как железные прутья ( Иов. 40:10-13 ). С таким зверем невозможно воевать. Но от него можно уйти, и это будет победой. Дело в том, что мир не только угрожающе велик, организован, мощен. Дело в том, что он не любит пользоваться силой и предпочитает скорее пленить, обмануть, влюбить в себя, нежели ломать через колено и насиловать. Эта вавилонская блудница хочет любви, а не покорности, ищет сердца, а не уплаты налоговых сборов. Неотразимо красивая и одновременно неистово развратная красавица смотрит с презрением на всех, кто в неё влюблён. На вершинах безумия она даже может требовать смерти за одну ночь любви с нею. Все ей желанны как жертвы, и все ей безразличны как личности. Словно древний демон из сказки, она любит вас, пока ест вас. Проглотив, она вас забывает, и глаз её выискивает новую жертву. Таковы богини разврата и кровавых жертв. Тот, кто пренебрёг её красотой, тот, кто не поддался её очарованию, для неё смертельный враг и обидчик. Такова же цивилизация. Таков «мир», если говорить о нём словами Иоанна Богослова и Исаака Сирина . От мира нужно бежать. Для начала, его нельзя любить. Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо всё, что мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, — не есть от Отца, но от мира сего ( 1Ин. 2:15-16 ). Господь Иисус мог смирить искусителя в пустыне сильной рукой, мог без труда победить его и подвергнуть позору. Но тогда этой победой не смогли бы воспользоваться люди. Нужно было победить так, чтобы способ борьбы мог быть усвоен всеми детьми Адама. И Христос победил именно так: на каждый соблазн отвечая цитатой из Второзакония, смиренно и сдержанно. Спаситель выбил из рук врага, один за одним, все три вида оружия: похоть плоти (сделать камни хлебом), похоть очей (прельститься красотою царств мира) и гордость житейскую (сделать чудо: броситься с высоты в надежде на ангельскую помощь). |
| Человек ощущает это здоровье в особенности через мир, который приносит ему любовь 5208 , а также через глубокую радость, сопутствующую любви 5209 . Если смотреть глубже, то любовь является для человека главным источником жизни вечной 5210 . «Что делает людей по-настоящему живыми, если не любовь?» – вопрошает святой Николай Кавасила 5211 . Сам Христос нас учит: Так поступай, и будешь жить ( Лк. 10:28 ), так говорит Он, давая заповедь о любви к Богу и ближнему, ибо вторая заповедь, с этой точки зрения, является настолько же важной, насколько и первая. Мы знаем, что мы перешли из смерти в жизнь, потому что любим братьев ( 1Ин. 3:14 ), уточняет апостол Иоанн. И речь здесь идет не о временной жизни, а о вечной, которую дает любовь 5212 . Но любовь для человека – это подлинно источник 5213 и цель 5214 всех благ. Именно в ней, как подчеркивают святые отцы вслед за апостолом Павлом 5215 , человек может обрести совершенство 5216 , к которому призван. Любовь действительно соединяет человека с Богом 5217 и делает его жилищем Пресвятой Троицы 5218 . Кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое; и Отец Мой возлюбит его, и Мы придем к нему и обитель у него сотворим ( Ин. 14:23 ), – говорит Христос. Это верно не только в отношении любви к Богу, но и в отношении любви к ближнему: Если мы любим друг друга, то Бог в нас пребывает ( 1Ин. 4:12 ). Апостол Иоанн пишет еще и так: Пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем ( 1Ин. 4:16 ). Вот почему у Исаака Сирина есть такие слова: «Когда мы достигаем любви, мы достигаем Бога» 5219 . Если «тот, кто обладает любовью, обладает Богом» 5220 , как говорит преподобный Максим Исповедник , то потому, что Бог есть любовь, по слову апостола Иоанна ( 1Ин. 4, 8.16 ). Бог есть любовь, значит, тот, кто любит, уподобляется Богу 5221 , и в тем большей степени, чем более совершенна его любовь. Любя Бога, «мы в какой-то мере становимся тем, чем является Он Сам» 5222 , как говорит святитель Григорий Нисский . Преподобный Максим Исповедник пишет еще смелее: «Итак, любовь есть великое благо, первое из благ, высшее благо. Она дает человеку казаться Творцом людей, точным уподоблением Ему в добре, насколько это возможно для человека» 5223 . |
| Через Христа мы начинаем видеть очами веры во всяком ближнем человека, того, что достойно любви. Ведь подлинное счастье состоит в том, чтобы научиться делать счастливыми других. Счастье – это СО-ЧАСТИЕ, т.е. совпадение частей, гармония между моей частью, долей, участью и вечным смыслом, Соучастие с ним в божественном творчестве: со-творчестве. Обращение ко Христу есть сдвиг от своего «я» – того, что нас всех разделяет – к Богу, переход от эгоцентризма к теоцентризму; замена маленького партийного «я» большим вселенским «Аз есмь»: «Уже не я живу, но живет во мне Христос» ( Гал. 2:20 ). Другая цель миссии Христа в мире – это примирение с тварью. «Что есть сердце милующее?» – спрашивали святого подвижника Исаака Сирина . «Сердце милующее – это горение сердца о всей твари...» Наше примирение становится полным лишь тогда, когда мы восстанавливаем общение со всем – с Богом, с человеком, и с тварью вообще. Христианство должно быть не только храмовым или личным, но должно быть вселенским, космическим. «Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари» ( Мрк. 16:15 ). Ведь «тварь с надеждой ожидает откровения сынов Божиих» ( Рим. 8:19 ). «Вся тварь совокупно стенает и мучится доныне» ( Рим. 19:22 ). Не это ли вселенское мироощущение, усматривающее за всем премудрость Божию, следы Логоса, отражается и в незаписанном изречении Христа (аграфон): «Разруби дерево, и ты найдешь Меня там, разбей камень, Я – там». Ведь Им все стоит, «все через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть». Христос есть Смысл (Логос) всех вещей. В отчуждении от Него мы видим лишь маску природы: солнце светит, но не радует, птицы поют, но не для нас... Предстоящий измеряет себя именно тем, чему он предстоит. Предстоящий Богу измеряет и оценивает себя лучами Божественного. Предстоящий совершенству судит себя высшим критерием. Предстоящий совершенству подъемлет сначала взор, потом сердце, потом волю. Все это вызывает новый строй мыслей, новое понимание того, что мы не в хаосе, а в космосе – в гармонии с миром и окружающими. |
| Чрез три дня пошли надзиратели по стану и дали народу повеление, говоря: когда увидите ковчег завета Господа Бога вашего и священников наших и левитов, несущих его, то и вы двиньтесь с места своего иидите за ним (3:2–3). После смерти Моисея Шехина, Божественное присутствие, — не в столпе облачном и огненном, а в ковчеге завета, обитом листовым золотом ящике со свитками Моисеева закона. Перед бережно охраняемым от непосвященных ковчегом расступаются воды Иордана и падают стены Иерихона. У преподобного Исаака Сирина имеется удивительное учение о Шехине, обитающей в Кресте Христовом. Согласно этому учению, бесспорно опирающемуся на иудейское предание, в ветхозаветные времена Шехина обитала в ковчеге завета 87 . “Что же было в этом ковчеге, делавшее его столь страшным и исполненным всяких сил и знамений, помимо сосуда с манной, скрижалей завета, начертанных Моисеем, и процветшего жезла Ааронова? Не повергались ли Моисей и народ перед ковчегом в великом страхе и трепете? Не лежал ли Иисус сын Навин перед ним с утра до вечера, простершись на лице? Не были ли страшные откровения Божии явлены в нем, почитание его? Ибо Шехина Божия жила в нем, что живет теперь в Кресте: она ушла оттуда и таинственно вселилась в Крест” 88 . Повеление народу следовать за ковчегом, по мысли блаженного Августина, означает, что “тот облачный столп, обыкновенно бывший знамением и указанием пути странствующему Израилю, уже исчез и больше им не являлся Поэтому теперь они следовали за ковчегом завета под предводительством Иисуса, с исчезновением облака словно лишенные покрова” 89 . Таким образом, переход Иисусом Навином и ведомым им народом Иордана в церковной экзегетике рассматривается как предызображение Крещения Господня и крещения ведомого Иисусом Христом народа — христиан. Отображено это и в богослужебных текстах. Так, в службе Богоявления мы находим следующие строки: “По разделении Иордана в древности народ израильский проходит по суше, прообразуя Тебя, Всесильного, Который ныне по струям неукоснительно проводишь тварь на неуклонную и лучшую стезю” 90 . |
|
|
