| В декабре 2012 года в Абаканской епархии прошли X Свято-Иннокентьевские чтения. Мы предлагаем вам текст доклада игумена Арсения (Соколова) «Слово Божие — реальность, созидающая церковную жизнь». Источник — «Татьянин день» Словом Господа сотворены небеса, и духом уст Его — все воинство их. (Пс 33/32:6). В новозаветной Книге Деяний Апостолов, по единодушному свидетельству Предания написанной евангелистом Лукой и представляющей собой не что иное, как первую историю Христианской Церкви, мы дважды читаем слова, которые могут представлять определенную трудность для понимания. Первый раз — в 6-й главе: «Слово Божие росло, и число учеников весьма умножалось в Иерусалиме» (Деян 6:7); второй раз — в 12-й: «Слово же Божие росло и распространялось» (Деян 12:24). Нет сомнений, в обоих этих местах Лука говорит о росте апостольской Церкви, об увеличении числа уверовавших во Христа и ставших Его последователями. Но почему автор Деяний, говоря о количественном росте христианских общин, предпочитает описывать его именно этими словами — «слово Божие росло»? Какая реальность стоит за этим? Каково значение божественного слова в рождении и формировании церковных общин? И какое значение придаем ему мы, православные христиане XXI от Рождества Христова века? На эти вопросы я постараюсь ответить в сегодняшнем докладе. Для того чтобы понять, о чем хочет нам сказать автор Деяний, следует обратиться к другой составленной им книге — к Евангелию от Луки. Внимательный структурный и содержательный анализ этих двух книг говорит нам: Евангелие от Луки и Деяния Апостолов — единое произведение в двух частях. Обе книги так тесно между собой связаны, что, составляя предисловие ко второй, автор напоминает о первой: «Первую книгу написал я, Феофил, о всем, что Иисус делал и чему учил от начала до того дня, в который Он вознесся» (Деян 1:1-2). С описания вознесения, то есть, с того, чем завершается Третье Евангелие, начинается и книга Деяний. Итак, обратимся к Евангелию от Луки. В последней главе этого Евангелия содержится пространный эпизод, отсутствующий у других евангелистов: явление воскресшего Христа двум путникам, возвращающимся домой из паломничества в Иерусалим (Лук 24:13-35). Из других Евангелий только эпилог Марка (текстологи этого эпилога, Мк 16:10-20, заставляет предположить знакомство автора эпилога с Евангелием от Луки) кратко, как бы вскользь упоминает о том, чтó Лука описывает столь подробно: «Явился в ином образе двум из них на дороге, когда они шли в селение. И те, возвратившись, возвестили прочим» (Мк 16:12-13). Матфей и Иоанн вовсе об этом не упоминают. Прочтем этот прекрасный рассказ, оставленный нам евангелистом Лукой (Лк 24:13-35): |
| В состав таинства миропомазания входит двоякое действие: 1) освящение самого мира и 2) у потребления мира в таинстве, или совершение таинства над верующими. Освящение мира, по установлению правосл. Церкви, принадлежит исключительно епископам ( 74 ). Основание сего в том, что св. миро есть орудие и печать благодатных даров Св. Духа: но дары Св. Духа сохраняются в Церкви только по непрерывному преемству от апостолов, через их таинственное рукоположение, а это преемство принадлежит исключительно епископскому сану. Самое возложение рук, чрез которое в апостольские времена сообщалась верующим благодать Св. Духа, было, как видим из деяний апостольских, исключительным преимуществом избраннейших (двенадцати) апостолов, а от них передано только рукоположенным ими самими епископам, так что в самой апостольской Церкви лица, не имеющие епископского сана, как напр. Филипп, не могли возложением рук сообщать Св. Духа верующим ( Деян. 8 ). Пресвитер, хотя по благодати священства, есть также раздаятель духовных даров, но раздаятель не начальственный и не самостоятельный, а служебный, так как и собственную благодать священства он приобретает не независимо, а по рукоположению от епископа; поэтому и другим духовные дары пресвитер может раздавать не непосредственно, а только посредством орудий, освященных на то властью епископской. Так он совершает таинство евхаристии не иначе, как на престоле, освященном от епископа; так и миро, орудие благодатных даров Св. Духа, он освящать сам не может, а употребляет его только по освящении епископском. Таков всегда был порядок в Церкви ( 75 ). Но употреблять св. миро в таинстве, или совершать самое миропомазание, правосл. Церковь никогда не возбраняла пресвитерам. В книгах Апостольских постановлений читаем: «ты, епископ, или ты, пресвитер, сперва помажь елеем, потом крести водою, и наконец запечатлей миром» ( 76 ). В первые века, правда, и самое помазание с возложением рук совершали сами епископы: но это потому, что в те времена и все вообще таинства совершались большею частно самими епископами, а пресвитеры были только их помощниками, так что и самое крещение совершали только с дозволения епископов, или в отсутствие их ( 77 ). Но этим не отрицалось собственное право пресвитеров совершать таинства. Наконец мирянину никогда, ни в каком случае, даже и смертном, не дозволяется помазывать кого-либо св. миром ( 78 ). |
| В тоже время, как Православные пастыри Церкви изследовали и отвергали лжеучение несториан, Евтихий, архимандрит константинопольский, также оспаривая Нестория, составил свое новое учение о воплощении Сына Божия. Как Несторий не признавал во Христе ипостасного соединения Божества с человечеством, и разделял их, так Евтихий опровержение этой мысли довел до другой, противоположной крайности: он не допускал ни того, что во Христе соединены два естества в одном лице, ни того, что Сын Божий восприял от Приснодевы плоть, нам соестественную; он хотел признавать во Христе как одно лицо, так одно существо; учил, что человечество в Нем поглощено, так сказать, Божеством; что человечество в этом соединении не сохранило свойств природы своей, а самое Божество, под видом только плоти, жило на земле, страдало, погребено и востало из гроба 1 . Это новое учение скоро было опровергнуто православными епископами, в особенности Флавианом Константинопольским и Львом Римским, также неоднократными соборами в Царьграде (448–50): но упорство еретиков, быстрое распространение их ложных мнений и новые, сильные смятения в Церкви, побудили православиых Отцов просить императора Маркиана о созвании IV Вселенского Собора, который и был открыт в Халкидоне (451 г), в присутствии более 600 епископов 2 . Подробно изследовав учение Евтихия и опровергнув его по всем пунктам, св. Отцы Собора в точности определили догмат о воплощении Сына Божия, – следующим образом: «последующе Божественным Отцем, все единогласно поучаем исповедывати единаго и тогожде Сына, Господа нашего Иисуса Христа, совершенна в Божестве и совершенна в человечестве: истинно Бога и истинно человека, тогожде из души и тела: Единосущна Отцу по Божеству, и Единосущна тогожде нам по человечеству: по всему нам подобна, кроме греха: рожденна прежде век от Отца по Божеству, в последние же дни тогожде, ради нас, и ради нашего спасения, от Марии Девы Богородицы, по человечеству: единаго и тогожде Христа, Сына, Господа, Единороднаго, во двух естествах неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно познаваемаго, (никакоже различию двух естеств потребляему соединением, паче же сохраняему свойству коегождо естества, во едино лице и во едину ипостась совокупляемаго), не на два лица разсекаемаго или разделяемаго, но единаго и тогожде Сына, и Единороднаго Бога Слова, Господа Иисуса Христа, якоже древле Пророцы о Нем, и якоже Сам Господь Иисус Христос научи нас, и якоже предаде нам символ Отец наших» 3 . |
| Век IV, славный полным торжеством Христианства после трехвековых гонений, есть век самый цветущий и в развитии церковного законодательства. Знаменитые отцы этого века, св. Василий Великий , Афанасий Александрийский , Григорий Нисский и др., первые Соборы вселенские (1 и 2), и многие поместные в знатнейших Церквах, оставили многочисленные правила относительно церковного управления, правила особенно замечательные и важные тем, что в них сохранены и приведены в ясность предания и постановления первых веков, и вместе даны образцы законоположения для веков последующих. Отселе церковное законодательство, утвержденное на неизменном основании ясно раскрытого Соборами вероучения, также и признанных в целом мире священных прав Церкви, постепенно расширялось в своем составе и определялось в подробностях. Соборы по всей вселенской Церкви были многочисленны и непрерывны; церковные правила не только всюду свободно распространялись, но и могли иметь полное, твердое действие, по устранении беспорядков, происходивших в Церкви от гонений. Весь ход церковного управления отселе принимает более, чем прежде, твердости, порядка, благоустройства. Правда, другого рода гонения на православную Церковь , – от ересей, долго возмущали ее: но тоже ереси были поводами к составлению частых и многочисленных Соборов, к изданию новых, подробнейших правил, для ограждения чистоты Церкви, ее благочиния, священных прав и преданий. В этом отношении одним из важнейших следствий мира, водворенного в Церкви после обращения ко Христу римских самодержцев, была возможность для пастырей Церкви собираться в одно место со всех концов империи, или что тоже – по тогдашнему пространству ее, – со всех концов света. Такие Соборы, отличенные именем Вселенских, представляют в истории Церкви самое величественное и самое многоплодное по своим следствиям явление. Здесь пастыри разных стран мира лично свидетельствовали о учении и преданиях, сохраненных в православных Церквах, сносили между собою местные правила, и лучшие и важнейшие из них общим голосом обращали в общие законы для всей Церкви; здесь они рассматривали и обсуживали постановления поместных Церквей, утверждали, или отменяли их. Собственные же их определения получали вселенскую, для всех мест и времен Церкви, законодательную важность. |
| Весьма не много мы имеем сведений о первоначальной жизни и тех обстоятельствах, среди которых воспитался первый патриарх всероссийский. Сам Иов в своём духовном завещании, писанном в 1603г., ничего не говорит о первоначальной своей жизни, до рукоположения в епископа Коломенского. Время рождения его, по всей вероятности, относится ко второй четверти XVI в., ибо в упомянутой нами духовной грамоте он говорит о себе: «Постиже мя старость, впадох в частыя, различныя телесныя болезни, имиже и ныне содержим есмь, человеколюбие от Бога наказуем, и ничтоже ми ино возвещающе, разве смерть и страшный суде владыки моего Христа Бога» 1 . Скудными сведениями о годах молодости первого патриарха русского мы обязаны уважению Царя Алексея Михайловича к памяти Иова. В 1652 году марта в 21 день, по указу Царя, Варлаам, Митрополит Ростовский и боярин Салтыков отправлены были в Старицу для перенесения останков Иова в Москву, и разведывали о патриархе Иове 2 . Архимандрит Старицкого монастыря Арсений при распросе сказал, что, по свидетельству старых людей, Иов (до поступления в монашество – Иоанн) родом был из города Старицы, и в молодых летах научен был грамоте архимандритом монастыря Германом. По окончании первоначального обучения, отец Иоанна хотел сочетать его законным браком. Но в тот воскресный день когда назначено было бракосочетание, молодой ученик Германа, не чувствуя никакого расположения к брачной жизни, отпросился у отца своего в монастырь к учителю, затем будто, чтобы принять от него благословение на вступление в супружество. В монастыре он отслушал обедню и молебен и приступил к архимандриту Герману с усиленной просьбой, чтобы он постриг его в монашество. Просьба была исполнена 3 . Из этого рассказа мы узнаём, что первое развитие своих способностей и первоначальные впечатления Иов получил в обществе св. Германа, тогда архимандрита Старицкого монастыря, впоследствии митрополита Казанского, преемника св. Гурию на митрополии. Конечно, первоначальное монастырское воспитание заронило в душу ученика Германова мысль о посвящении себя Богу в служении иноческом. В стенах монастырских Иов мог получить любовь к монашеской жизни и уединению. Намерение отца связать его с миром узами брачными вызвало наружу уже созревшую в душе сына решимость оставить мир для кельи иноческой. Около 1553 г. он принял от Германа пострижение, и с той поры более 15 лет провёл в монастыре Старицком 4 , сначала в числе братии монастырской, а потом в сане архимандрита 5 . Здесь он воспитал в себе то бескорыстие, с каким впоследствии пользовался, «во благу церкви, доходами святительскими»; здесь же приучил себя к подвигам воздержания, о которых с уважением вспоминают ближайшие к нему потомки. Они называли его мужем известным в молитвах и чистоте жития, и постничеству его приписывали казавшееся преждевременным помрачение очей его 6 . |
| Впадших в грехи древние церковные правила подвергают строгому и продолжительному покаянию. Но покаяние, хотя бы и соединенное с тяжкими подвигами сердечного сокрушения и самоотречения, само по себе еще не есть наказание за грехи. Кроме того, что оно во многом зависит от расположений самого кающегося, оно есть только средство – преклонить Бога к милосердию, излечить рану души, избежать тягчайшего суда и наказания от Бога и возвратиться на путь истины и спасения. Поэтому-то отцы Церкви гораздо более называли покаяние врачевством души, чем казнию греха (VI всел. собора прав. 102. Вас. вел. прав. 3. Григ. нисс. 8) 1 . В тяжких преступлениях принятое церковью покаяние почиталось в первые века даже милостью, а настоящим за них наказанием – непринятие от преступника самого покаяния 2 , пока они не будут заглажены противоположными добрыми делами, так что некоторые правила повелевали принимать покаяние только при конце жизни виновных (I всел. 13. агкир. 16. неокессар. 2. п др.). Сущность же церковных наказаний составляло удаление грешника от св. тайн и общения верных. Вообще это называлось запрещением (апост. пр. 74. IV всел. 3. 14. Вас. 71. 74. 68). Это общее наказание раскрывалось в следующих видах и степенях: 1) Первую и низшую степень церковного запрещения составляло так называемое малое отлучение. Виновные лишались только приобщения св. таин, но не отлучались от церкви и не лишались общение церковных молитв 3 . Впрочем, эта степень разделялась еще на два вида: одни из грешников могли стоять с верными в церкви и участвовать в молитвах, только без приобщения св. тайн; другие, более виновные, не только лишались причастия, но и стояние с верными, и низводились в ряд припадающих (см. ниже), или еще ниже – в ряд оглашенных, но от Церкви не отлучались. Так агкирский собор в правиле 5 говорит: «те, которые вошли (в религиозные собрание язычников; во время гонений) в одеянии печальном, и, возлегши, ели, плача между тем во все время возлежания, те, аще исполнили трехлетнее время припадания, да приимутся в общение кроме причащения святых тайн». В правиле 8-м: «дважды и трижды идоложертвовавшие, по принуждению, четыре лета да будут в числе припадающих, два лета да будут в общении молитв, кроме причащения, и в седьмое лето да приимутся в совершенное общение». Св. Григорий неокессарийский в правиле 10: «нашедшие что либо на поле, или в домах своих, оставленное Варварами, аще по обвинению будут обличены, да будут в числе припадающих. Аще же сами о себе объявят, и отдадут найденное, то да удостоятся молитвы» (вместе со всеми верными). |
| Вселенские Соборы V и VI, занятые определением догматов и опровержением еретических лжеучений, не составляли никаких особенных правил (κανονες) по церковному управлению. Между тем порядок церковный, потрясенный еретиками, которые занимали иногда самые важные места в церковной иерархии и потому имели сильное влияние на ход церковных дел, требовал восстановления и ограждения строгими правилами. Самый состав церковного законодательства, от IV века уже весьма умноженный правилами разноместных Соборов, требовал пересмотра, исправления, приведения в одно стройное целое. Притом нужно было церковные законы сообразить и с государственными, и те из последних, которые имели отношение к Церкви, ввести в общий свод ее постановлений и в ее практику, чтобы церковное и государственное управление имело единство, столь же благоприятное для Церкви, сколько спасительное для государства. С этими целями, в VII веке (691–92) составлен был нарочито вселенский Собор православных иерархов (в числе 227), в Константинополе, при императоре Юстиниане II (ρινοτμητος). Этот Собор, занимавшийся в особенности церковным управлением, и в этом отношении дополнивший определения V и VI вселенских Соборов, называется поэтому пято-шестым (πεντεκτη, Quini-Sexta); или же, как продолжение Собора 681 гола, соединяется с ним под общим именем вселенского VI, трулльского Собора 1 . Постановления трулльского Собора особенно замечательны. Рассмотрев и обсудив правила всех прежде него бывших Соборов, вселенских и поместных, и св. Отцов, дополнив их новыми определениями, он оставил пространнейший, в сравнении с другими Соборами, состав канонов (в числе 102). Правила Собора вселенского пято-шестого, Трулльского 1 . Полагая начало священных словес, Божиею благодатью определяем: хранити неприкосновену нововведениям и изменениям веру, преданную нам от самовидцев и служителей Слова, богоизбранных Апостолов: еще же и от святых и блаженных Отец, при Константине царе, собравшихся в Никее; такожде и при великом Феодосии, царе нашем, в сем царствующем граде (Константинополе); и при Феодосии, сыне Аркадия, в первый раз во граде Ефесе; и в областном граде Халкидоне, при Маркиане; и еще в сем царствующем граде, при Иустиниане; и недавно при царе нашем, блаженной памяти Константине, в сем же царствующем граде сошедшегося шестого Собора вероисповедание вновь обязуемся хранити ненарушимо. |
| Главным, основным началом законоположения русской Церкви, и всех постановлений, к собственному управлению её относящихся, изначала было и есть: неизменное сохранение в России учения веры и уставов православно-кафолической восточной Церкви. Довольно, во свидетельство этой истины, указать только на главнейшие эпохи нашей церковной истории. В самом начале русская Церковь основалась принятием веры и крещения от православного Востока. Особенную важность этому обстоятельству придает то, что принятие веры от Греции было следствием сравнения и выбора учений, не только разных вер, христианской, еврейской, магометанской, но и разных исповеданий одной и той же веры христианской. По рассуждению, опыту, убеждению, – преимущество отдано исповеданию восточному. Отсель все внимание правительства, равно и церковного, и гражданского, было постоянно обращено к утверждению и сохранению православия, – в вере, обрядах, установлениях. Мы видим это из самых первых наших официальных актов, церковных и гражданских. Первый из русских митрополитов, Илларион, при своем рукоположении в сан святительский, исповедал православную веру по символу никейскому-цареградскому, и в заключение говорит: «верую же в 7 собор правоверных святых отец, и его же отвергоша, и аз изметаю; и его же прокляша, и аз проклинаю. И яже писанием предаша нам, приемлю, – к кафоликии и апостольстей Церкви притекаю... и тако верую и пред народы исповедаю». 1 Как это исповедание составлено и произнесено по образцу восточному, так и служило образцом для всех, после Иллариона бывших, митрополитов и епископов, которые, сообразно церковным правилам, произносили исповедание при своем посвящении. Такое же исповедание веры еще прежде Иллариона произнес сам великий князь Владимир, во время своего крещения, с обещанием ненарушимо хранить его и не принимать учений иных. 2 Этим же исповеданием великий князь запечатлевал важнейшие из своих постановлений, Церкви касавшихся, как напр. Устав о церковных десятинах и судах, где он говорит: «то все дал есмь по первых царей уряженью и по вселенских святых семи зборов (соборов) великих святитель». |
| Господь наш Иисус Христос , основав на земле свою Церковь , дал ей особенные, высокие преимущества, такие, которыми упрочивается её существование в мире, утверждается её благоустройство и благосостояние, расширяется и усиливается её действование ко спасению верующих. Преимущества эти существенны; ибо принадлежат к самому существу Церкви: без них Церковь , не имея твердого основания, не могла бы существовать и действовать в мире и не достигала бы своего высокого назначения. Преимущества эти вышеестественны: ибо имеют непосредственное Божественное происхождение и основание, а не человеческое, и заключают в себе особенные силы благодатные, Божественные, а не человеческие; они неизменны и непреложны: ибо ни Церковь сама по себе никогда не может лишиться этих преимуществ, ни внешние причины и никакие силы в мире не могут уничтожить их. Они в совокупности своей составляют то Божественное полномочие, которое дано Церкви свыше для того, чтобы действовать в мире сообразно её всемирному назначению, т.е. приводить земные народы ко Христу, блюсти чистоту Божественного учения, сохранять и развивать все средства Спасения, данные миру в Божественном искуплении, благоустроить жизнь верующих по духу Христову. Такие преимущества, по всей полноте и силе своей и в своем всемирном действии, принадлежат только Церкви Православно-Кафолической, или вселенской. Церкви поместные могут обладать и действовать ими только в своих пределах и постольку, поскольку соединяются, единством веры и духа, с Церковью вселенской. Общества Христианские, отпадающие от Церкви Православно-Кафолической, теряют эти преимущества, особенно такие общества, которые отступают от главнейших оснований Церкви, т.е. единения веры и Апостольского преемства в Священстве. Приступая к изложению особенных преимуществ Православной Церкви, заметим предварительно, что будем иметь в виду Церковь вселенскую, а не поместные Церкви; духовные преимущества их, в разных отношениях подлежащие влиянию местных обстоятельств, должны составлять предмет особых рассуждений. Поэтому не будем здесь касаться и отечественной Церкви. |
| Догматическо-нравственный смысл Покаяния Православное учение определяет Покаяние как Таинство, в котором искренно и правильно исповедующий грехи свои пред Богом, при видимом изъявлении прощения от священника, невидимо разрешается от грехов Самим Господом Иисусом Христом. Исповедание грехов, в истинном своем значении и в истинной своей силе, без сомнения, должно начинаться в душе нашей гораздо ранее того, как мы совершаем его устно в Таинстве Покаяния. Это исповедание должно быть не чем иным, как постоянным нравственным самоиспытанием, составляющим основу нашего самопознания и всей нашей нравственной жизни. Истинно христианское исповедание грехов благодатно врачует духовные раны, дарует мир в отраде прощения и разрешения. На исповеди христианин получает очищение совести и обновление духа, когда исповедует грехи и сокрушенно раскрывает пред Богом свои немощи, раны души, падения. Осознанием и исповеданием грехопадений душа наша должна возродиться для новой, лучшей нравственной жизни. Не то или другое наше дело, на выбор, но вся наша жизнь должна быть предметом нашего исповедания; и это-то постоянное, повсечасное исповедание должно служить приготовлением к полному исповеданию грехов в Таинстве Покаяния. На пути этого непрестающего самоисповедания человека Церковь готовит его к исповеданию таинственному. Не мало, конечно, способности, не мало твердости ума и сердца нужно для того, чтобы постоянно делать правильный обзор всей жизни, чтобы постоянно верной мыслью следить за всем течением нашего бытия: от нашего происхождения на свет – доселе. При подробном рассмотрении своей жизни первейшим и существенным предметом в нашем самоиспытании должно быть наше спасение. Здесь надо вновь собрать все силы ума, вооружиться всем беспристрастием, чтобы решить вопрос, ни с чем по своей важности не сравнимый, – вопрос о своем спасении. Решение этого вопроса должно прояснить наше нравственное бытие, должно дать известие, кто и что мы для Неба и Вечности. Но вот два необходимых при этом условия: при испытании своей совести нужно иметь решительность и спокойствие духа. Нужна решительность, чтобы не потворствовать себе, не щадить себя... чтобы не обманывать себя, не видеть добра и превосходства в себе там, где его нет, чтобы судить себя не судом самолюбия, не судом изнеженного чувства или рассудка, не судом пустого сожаления и легкого прискорбия о своих проступках. Нужна решительность, чтобы тотчас истреблять в себе все, что закрывает от наших глаз истину, чтобы... совесть разила обличением, а сердце горело в огне раскаяния чистого, сокрушительного вместе и спасительного. |
|
|
