| 8 декабря 1885 г. он был рукоположен в сан диакона в храме при школе. В июне 1886 г. молодой диакон получил диплом по специальности " богословие " и вернулся в свою родную страну с надеждой послужить здесь на благо Церкви. Иеродиакон Рафаил произвел сильное впечатление на патриарха Антиохийского Герасима, и потому он часто брал его в пастырские поездки по своим приходам. Когда Его Блаженство не мог присутствовать, Слово Божие преподавал людям иеродиакон Рафаил. Но он не был удовлетворен глубиной своих знаний и жаждал знать как можно больше; это происходило не от личной гордости или амбиций, а от желания приносить пользу другим. Слова царя Соломона как нельзя более подходят к св. Рафаилу: " Дай наставление мудрому, и он будет еще мудрее; научи правдивого, и он приумножит знание " ( Притч.9:9 ). Поэтому он испросил благословения у патр. Герасима поступить на курсы аспирантуры в богословскую школу в России, обещая вернуться и служить патриархии секретарем со знанием русского языка. Патриарх дал свое благословение, и иеродиакон Рафаил был принят студентом в Киевскую духовную академию. В 1880 г. патр. Герасим назначил молодого иеродиакона главой представительства Антиохийской Церкви в Москве. По просьбе патр. Герасима он был рукоположен в священство ректором Академии епископом Сильвестром. Месяц спустя он был возведен в сан архимандрита митрополитом Московским Иоанникием и утвержден как настоятель церкви представительства Антиохии в Москве. Через 2 года архимандриту Рафаилу удалось уменьшить долг представительства с 65 тыс. рублей на 15 тыс. рублей. Также он устроил приезд в Россию 24 сирийских студентов для продолжения их учебы, надеясь, что они вернуться в Сирию для обучения других. Когда патр. Герасим сложил с себя патриаршие обязанности, чтобы принять Иерусалимскую епархию, архим. Рафаил воспринял это как возможность для освобождения Антиохийской Церкви от господства иностранных иерархов. Пылая любовью к Антиохийской Церкви и желая предоставить управление ею коренным клирикам и мирянам, архим. Рафаил развил бурную деятельность, рассылая письма отдельным антиохийским епископам и влиятельным мирянам и публикуя статьи в русской прессе, чтобы привлечь внимание к трудному положению Антиохии. Однако решительные действия не увенчались успехом, и он даже поплатился за свою откровенную критику. В ноябре 1891 г. митрополит Спиридон, грек-киприот по происхождению, был избран Антиохийским патриархом. Многие арабы предполагали, что он подкупил избирателей раздачей 10 тыс. лир различным знаменитым людям Дамаска. |
| под заглавием: «Руководство к изучению словесности», заметив в предисловии, что преподавал словесность практически, методом аналитическим брал примеры и уже из литературного анализа их выводил правила или законы сочинений, хотя записки изложил синтетически, подтверждая законы сочинений примерами и, где требовалось, разбором примеров. Роды и виды сочинений, имеющие историческое развитие, излагал исторически 270 . При этом, впрочем, нужно было отдать и дань требованиям времени, т. е. изложить учение о хриях и пр. Автор передавал нам, что без этого отдела ректор Иоанникий, как человек очень мнительный, находил неудобным пропустить записки. Последующие конспекты преподавателей словесности отвечают программе и руководству Архангельского; в иных же семинариях книга его была даже учебником. Но с 60-х годов замечается уже отступление от означенной программы, напр. у Ловягина иное выпущено, а другое дополнено (по руков. Минина). Особенно с 1863 по 1867 г. видим значительное дополнение по части разбора образцевых произведений. Так напр. рассматриваются, хотя и вкратце: эпопея классическая – Илиада, Одиссея и Энеида, подражательная – Иузиада, Генриада, Россиада, Владимир; самостоятельная эпопея – Божественная комедия, Потерянный рай, Мессиада; народные сказания – Магабгарата, Шах-наме, Эдда, Песнь о Нибелунгах, Любушин суд и др.; трагедии – Эсхила, Софокла и Эврипида и проч. Сверх того, вводятся краткие очерки русской словесности и литературы: песни и былины, сказки, пословицы (образцы); древние сочинения, относящиеся к литературе поучительной и повествовательной. У Барсова, – сверх того, введены образцы из Пушкина, Шекспира и Шиллера, – в очерке же исторического искусства у разных народов, кроме древних историков, указаны – Гердер, Гизо, Нибур; по истории литературы, кроме древней, «преподаны главные пункты и из истории новой литературы – после Петра I до Пушкина включительно, но не изложены в записках, а служили материалом для письменных работ учеников». (Консп. Барс. 1865–67 г.). |
| В 1854 г. была выслана программа нравственного богословия, составленная в моск. дух. академии, с поручением заявить, на основании опыта, если нужно сделать в ней те или другие изменения. Программу рассматривал ректор семинарии Иоанникий, указал в ней некоторые пробелы и пропуски нужных сведений, но признал полезной семинариям «для соображеиий и пособия». В сущности, программа эта не представляла значительных особенностей сравнительно с вышеизложенной, так же как и программа – только более обстоятельная и широкая, по которой составлены впоследствии печатные руководства, напр. ректора Владимир. семинарии (впоследствии архиеп. костромского) Платона (Фивейского) , в 1854 г., или профессора богословия в спб. университет, прот. Солярского: «Записки по нравственному богословию» в 3-х частях (1860–1864 г.), которые и сделались главным пособием для преподавателя 255 . Пастырское богословие, вместе с собеседовательным, на основании правил 1840 г. (§ 1), требовалось «в особенности приспособить к обязанностям сельского священника. » С этого времени, как известно, «приготовление пастырей к практическому наставлению паствы составляло предмет особенной заботливости св. Синода» 256 . С 40-х годов заведены были в церквах так называемые катехизические беседы, или объяснение катехизиса народу, применительно к его простым понятиям; предписано делать наставление неграмотных в главнейших молитвах и заповедях, посредством громкого чтения их в церквах после литургии; поощрялось открытие духовенством первоначальных школе для детей поселян 257 . Все это нужно было иметь в виду, в особенности при преподавании означенных наук. Кроме основной книги «О должностях пресвитеров», в 40-х годах пособием для наставника была книга Стурдзы, напечатанная по предписанию св. Синода: «Письма о должностях священного сана»; затем в 1851 г. вышло «Пастырское богословие» Антония (Амфитеатрова) , а в 1853 г. «Пастырское богословие» архиеп. Кирилла (Наумова) , профессора спб. академии, за которое он удостоен степени доктора богословия. Существенное содержание всех конспектов, это – указание обязанностей священника, как учителя, священнослужителя и пастыря душ; но в разные конспекты вносятся и некоторые другие вопросы, напр. о происхождении и истории священства, как в соч. Кирилла, о качествах кандидата священства и личных качествах священника, как гражданина, подчиненного и т. п. (по Антонию). |
| 308 По отзыву Благовещенского (в биографии Помяловского), «преподавание светских наук в семинарии шло бестолково и небрежно». Этому отзыву можно доверять в самом ограниченном смысле, в виду того, что автор его, как и выше замечено (стр. 381), вообще отрицательно относится к семинарии и принадлежит к числу писателей отрицательно-обличительного направления 60-х годов, такого времени, когда даже в особенной моде было нападать на семинарское образование, самый же отзыв его относится лишь к половине 50-х годов и подтверждается доводами не довольно убедительными, в роде того, что в алгебре выпускались логарифмы и бином «по трудности понимания», а из физики математические вычисления: тут нет еще ни бестолковости, ни небрежности, если же историю учили «в долбяжку», как выражается автор, то это может быть и справедливо в отношении некоторых наставников, но далеко не составляло общего явления, как выше мы видели. О преподавании словесности и философии Благовещенский, даже в противоречие с своим общим отзывом, дает одобрительное замечание. 309 Ректор мнительный и осторожный (в роде Иоанникия) опасался допустить какое нибудь отступление от принятой системы, или издавна установившейся программы (см. стр. 379), ректор капризный нападал иногда даже на утвердившиеся пункты программы и сбивал учителя, напр. об Иоанне передают, что и заслуженные наставники, в роде Боголюбова, подвергались его нападкам на своих уроках, пришед же однажды на урок словесности, где речь шла о басне, он стал опровергать учителя и доказывать неуместность и нерациональность этого рода словесных произведений. Из наставников напр. Боголюбов, по замечанию ревизора, давал несколько обширные записки и обременял воспитанников (стр. 425), преемник же его Б. слишком сокращал, или не доводил до конца курса своих наук, как иногда и другие. Правда, в некотором отношении отсутствие программ имело и свою выгодную сторону: программы, составленные напр. в 40-х годах, могли быть довольно односторонни, как отчасти это и указано выше, и стесняли бы деятельность талантливого преподавателя, который без программы мог быть гораздо полезнее. Но не забудем, что это частные случаи, общий же уровень учебного дела при существовании программ должен быть всегда выше, нежели без них. Нужно только, конечно, чтобы программы чрез известные промежутки времени пересматривались и изменялись, применительно к состоянию науки, выходу новых более дельных руководств и пособий, к указанию опыта и развитию педагогии вообще. В этом отношении указанное выше (стр. 52, 53) правило Проекта уст. дух. сем. (1814 г.) – «держаться на одной линии с последними открытиями и успехами в каждой науке» (§ 112, с.) – весьма важно, хотя, разумеется, в 40-х и частию 50-х годах оно оказывалось совершенно неуместным, в виду разных указанных выше, стеснительных обстоятельств и взглядов, да и вообще означенное предписание должно предполагать правильный и компетентный контроль при его исполнении. |
| Временное отправление студентов семинарии в университет для изучения светских наук и в особенности новых языков с тем,. чтобы они после могли принести пользу семинарии в должности учителей, всегда было в планах Платона, но решительный выход учеников семинарии в университет не нравился ни ему, ни начальству семинарии. Касательно учеников мало подававших надежды, что они будут полезны в духовной службе, большой заботы не было, – их не останавливали: но лишиться лучших учеников – семинарии было жаль. Потому Платон иногда прибегал в этих случаях к мерам решительным. В 1771 году просился в университет ученик философии Иван Зернов: Платон на представлении о том написал: «обучаться ему в семинарии, в надежду вступления в духовный чин; иначе издержанный на него духовного училища кошт мог бы почесться напрасным». Но Зернов не остался в духовном чине и по окончании курса в семинарии в 1775 г. поступил на службу в коллегию иностранных дел. В 1785 г. ученик риторики Иван Остроумов, племянник лаврского казначея Иоанникея, подал прошение, чтоб его уволили для поступления в университет; Платон дал резолюцию: «ежели стараться о его счастии, надобно, кажется, лучше промыслить о нем. Впрочем да будет воля дядя». Ученики, произшедшие из светского звания, или присланные в семинарию из других епархий, свободно увольняемы были в университет: в 1773 г. ученик риторики Андрей Озерской, поручиков сын, в просьбе Платону писал: для снискания себе больших от науки совершенств и «для оказания отечеству гораздо величайших услуг, которые как оказать надеюсь, так и обещать осмеливаюсь, крайнее желание имею обучаться в Императорском М. университете. Платон приказал его уволить и выдать ему из своих денег 6 рублей. В 1779 г. уволен для поступления в университет студент богословия, родом из черниговской губернии Антон Сташевский, который в своем прошении писал, что желает поступить в университет, «дабы сделать приращение своему разуму». Из поступивших в студенты университета известны еще: Сергей Попов (в 1768 г. магистр университета), студент богословия Василий Юдинский (1767 г.), студент богословия Иван Верещагин (1773 г.), Михаил и Никанор Доброгорские (1780 г.), Илья Дьяконов (1786 г.), Павел Сокольский (1790 г.). В 1806 году двое студентов семинарии: Иван Борисов и Сергей Десницкий поступили в педогогический институт. |
| Прошло время прикрывать свою леность, беспечность и малодеятельность в чисто-пастырском и миссионерском отношении среди многочисленного иноверного населения надеждою на гражданские законы и власти. 151 Приведя перечень мер, необходимых для активизации миссионерской работы в епархии, архиепископ Никандр заявил, что теперь каждый священник должен быть миссионером своего прихода. 152 Епископ Архангельский Иоанникий (Казанский) 153 обратил внимание на то, что новые законы освободят миссионеров от обвинений в сотрудничестве с карательными органами, в выполнении полицейских функций. Если в прежние времена миссии приходилось «вступать в разные непрочные и неблагоприятные сделки и компромиссы и покрываться тенью какого-то даже полицейско-сыскного дела», то теперь миссионерская деятельность имеет шанс обрести свой первоначальный смысл. Миссия – это служение делу евангельской проповеди, распространению христианства как среди не знающих совершенно Христа, так и среди имеющих неправильное о Нем и Его деле понятие. Миссия, следовательно, есть апостольское служение, и, как таковое, она должна носить в себе все свойства и признаки его. Посылая на проповедь апостолов, Господь заповедал им не брать даже и посоха, значит, единственным средством к проповеди для них должно было быть одно слово. Кто же не будет слушать этого слова, тех не принуждать и не приневоливать к нему. Итак, слово без всяких правительственных подпорок, полицейско-сыскных поддержек и изысканий, и без денежного обоснования, такое слово есть единственное средство миссии; к нему разве что еще присоединяется жизнь сообразно с этим словом. Отсюда ясно, что указ 17 апреля, естественно, должен способствовать возвращению дела миссии к его единственно истинному и надлежащему положению. Давая свободу всем иномыслящим и иноверующим, указ, в то же время, освобождает духовенство и миссионеров от несвойственных им и их унижающих занятий, обязанностей и друзей, которые опасней врагов и которые, действительно, за все время дружбы с ними миссии оказывали ей только сомнительные услуги. 154 |
| «Потрудимся идти путем Православия!» Из творений священномученика Иоанникия,митрополита Черногорско-Приморского Два пути В жизни всегда было два пути: путь добра и путь зла, путь добродетели и путь греха. Путь добра и добродетели тяжел, пролегает через многие ущелья и пропасти, ведет вверх, сопряжен с усилиями и утомлением, поэтому им идет мало людей. Путь зла и греха значительно легче и удобнее, ибо широк и ведет постепенно все ниже, не требует трудов и мук, поэтому им идет большинство людей. Люди, которые в своей жизни идут первым путем, – настоящие последователи Господа Иисуса Христа, они – христиане по делам, а не только по словам. Их прекрасные души наполнены идеалами и радостью, которые возвышают над общими человеческими бедами. Это героические души, наполненные верой в Бога, верой в жизнь, в победу правды над неправдой, истины над ложью, света над тьмой; наполненные надеждой на лучшее и радостное будущее; наполненные любовью к Творцу и Промыслителю мира и ко всем людям, независимо от [их] веры, национальности, расы и социального положения. Эти люди – оптимисты и большие работники, которые свое дело совершают с песней на устах, как и птица вьет себе гнездо припеваючи. Они создали все красивое, великое и возвышенное на этой планете. Им обязаны своим успехом наука, философия, литература и техника. Эти люди представляют собой духовные огни, которые светят и греют; они подобны источникам [воды], которые освежают и возвращают силу. Люди, которые в своей жизни идут вторым путем, не являются истинными последователями благого Учителя из Назарета Галилейского; это люди, чьи души наполнены мраком, злобой, завистью и ненавистью. Такие люди составляют одну несчастную и разлагающую среду, которая заразно и убийственно влияет [на все]. Они знают лишь болото и грязную лужу. В такой среде рушатся идеалы и святыни. Здесь увядание без цветения, старость без молодости, смерть без жизни. Здесь мысль и сердце привязаны к земле, здесь люди, отравленные бездельем и уставшие от него. В такой среде властвуют ложь, интрига, наговор, нашептыванье, клевета, оскорбление и другие грехи. Здесь холодно без любви, мрачно без знания, досадно без труда. Такие люди мечутся и грызутся между собой, как дикие звери. Здесь раздается страшный шум от скрежета зубов, лая и кудахтанья. Здесь ощущаются трупное разложение и запах распада. |
| Подобное нетерпимое отношение к неправославным имело место в нашем народе и при подписании Царственным Страстотерпцем Николаем II Высочайшего указа 17-го апреля 1905-го года о веротерпимости. Полемика, которая возникла тогда вокруг данного Указа, заслуживает и нашего внимания. Преосвященный Иоанникий (Казанский), епископ Архангельский и Холмогорский, писал тогда: «Миссия хотя и давно у нас существует, но, вследствие различных исторических обстоятельств, ей все как-то не счастливило, она всегда была какой-то падчерицей… поэтому приходилось вступать в разные непрочные и неблагодарные сделки и компромиссы и покрываться тенью какого-то даже полицейско-сыскного дела. Ведь нельзя позабыть, что еще не так давно от миссии требовали выслеживания за раскольниками и сектантами, за их молитвенными домами, их противозаконными действиями и т.п., – что, собственно, есть сфера деятельности только чиновников… Миссия – это служение делу евангельской проповеди, распространению христианства как среди не знающих совершенно Христа, так и среди имеющих неправильное о Нем и Его деле понятия… Итак, слово без всяких правительственных подпорок, полицейско-сыскных поддержек и изысканий… Только теперь миссионерам придется больше бывать в разъездах и меньше исполнять разные канцелярские поручения; почаще посещать центры сектантства и подольше проживать в них. А для этого необходимо нужно предоставить им как можно более свободы, инициативы и самостоятельности» (Отзывы Епархиальных Архиереев по вопросу о Церковной Реформе./Общество любителей церковной истории. Издательство Крутицкого подворья. М., 2004. Ч.1.С. 383–384, 390). Преосвященный Никанор (Надеждин), епископ Пермский и Соликамский, писал: «Меры полицейского воздействия в них (других верах – О.С.) все более и все сильнее возбуждали вражду и ненависть к Церкви. Правда, применялись широкие меры и миссионерского влияния на заблуждающихся, но и здесь часто сказывалось тяжкое влияние полицейских мероприятий, и нередко искажался сам характер отношений миссии к заблуждающимся» (Там же, с. 990). |
| И.Т. Осинин); 5) «Значение просвещения для будущей судьбы русского раскола» (бак. И. Ф. Нильский ); 6) «Отличительный характер православия в сравнении с католичеством и протестантством» (Преосв. Иоанникий); 7) «Проповедь на день сошествия Св. Духа» (бак. Ф. С. Надеждин). Все эти сочинения у меня сохранились, из них пять отмечены высшим баллом (10) и две – баллом 9½; все – с очень лестными для меня отзывами. Сочинения этого курса были настолько удачными, что два из них были впоследствии мной напечатаны: одно, по расколу, в «Дне» И. С. Аксакова, а другое, об «отличительном характере православия», – в «Христианском чтении», и оба обратили на себя внимание читателей. Четвертый и последний академический учебный год, 1862/63, посвящен был нами исключительно составлению диссертаций. Дана была нам масса тем на выбор 226 , до ста пятидесяти. При таком огромном количестве их у нас положительно разбегались глаза. Обилие тем некоторым из моих товарищей послужило даже во вред; они долго, по целым месяцам колебались, брали то одну, то другую тему, а время, которого, в сущности, было очень немного (с конца августа до 1 мая), уходило, и они рисковали не представить вовремя диссертаций, что с некоторыми из них и случилось, к несчастью. Мне довольно скоро удалось остановиться на данной И. Т. Осининым теме: «Обозрение предприятий и попыток к соединению Церквей восточной и западной», – без ограничения периода времени, который должен подлежать обозрению. По-видимому, назначавший эту тему полагал, что студент в течение одного года может обозреть всю многовековую историю вопроса о соединении Церквей. Поработав месяца два, я нашел, что решительно нет никакой возможности довести, как следует, обозрение до конца, что с великим трудом можно дотянуть до Флорентийского собора, и потому обратился к И. Т. Осинину с просьбой дозволить мне ограничить тему через прибавку к ней слов: «с половины XI века до начала XV». Разрешение было дано, и я с большим рвением и жаром принялся за работу. Задал себе серьезную, нелегко выполнимую задачу представить не поверхностный очерк, а полную, всесторонне очерченную картину 400-летних сношений Востока и Запада по вопросу о соединении Церквей. |
| Свидетельство отца Клеопы ценно тем, что он констатирует, а также тем, к чему он побуждает. Он говорит, что молитва предписана как правило, как норма, то есть как долг. Поскольку она долг, то никто не может пренебрегать молитвой и назидать себя по теориям или думать, что он нечто представляет собой по той причине, что он молитвенник. Отец Клеопа напоминает, что молитва – это в первую очередь средство для блюдения ума и тела, сохранения их в состоянии чистоты. От отца Иоанникия эстафету старчества в Молдове приняло поколение во главе отцом Клеопой, который в последние 40 лет был окружен такими великими духовниками, как отцы Паисий, Герасим, Иоиль, Емилиан, Даниил, Петроний, Кирилл и многие другие, ныне в большинстве своем уже отшедшие ко Господу. Сам отец Клеопа по устроению своему созерцатель, и что касается его самого, он мог бы жить в отшельничестве, в полном одиночестве всю жизнь, но другим он предписывает жизнь в общежитии, в послушании, с исполнением монашеской аскезы и заповедей, что есть, по его мнению, самый незаблудный путь к спасению, расчищенный от ловушек и терний. В Сихастрии он – пустынник в общежитии, каков и отец Паисий в Сихле. Он свою меру не предписывает другим и делит самого себя между собой, братством и верующими. Открытость миру он считает совершенно необходимой для того, чтобы быть полезным. Его личный долг, бремя, которое он возложил на свои плечи, состоит в том, чтобы «быть как можно полезнее как можно большему числу людей». Он говорит без устали, пишет, борется за правую веру, наставляет, вселяет дерзновение, утешение и надежду и задает нравственное направление в повседневной жизни людей, посещающих его, используя для этого все средства и прежде всего исповедь, разрешение от грехов и причащение тех, кто этого достоин. Он укореняет духовность, умело вписывая ее в эпоху, в современный менталитет и условия, внедряет действенно и практически. Он соединяет молитву и дела, а не противопоставляет, считая их совпадающими в какой-то точке и взаимодополняющими. В братстве он поддерживает настоятеля деятельного, хозяйственного, увещает братию к послушанию и труду, заботясь о том, чтобы уравновесить братство через совершение уставной общей молитвы, которой он придает главное значение. Келейное правило он назначает каждому в отдельности на исповеди. |
|
|
