| В то же время он с особенной настойчивостью стал преследовать представителей родовитого дворянства, отнимая у них должности и по доносам и подозрениям лишая свободы и подвергая изгнаниям и казням. Из сопровождавшего его и прибывшего с ним в столицу отряда пафлагонцев он устроил как бы своего рода опричнину, из членов которой выбирались заместители высших должностей и которая составляла верную стражу Андроника. Первой жертвой был Иоанн Кантакузин , который был лишен зрения и заключен в темницу по подозрению в том, что сносится с двором царя Алексея II и поддерживает связи с своим шурином Константином Ангелом, в котором Андроник стал подозревать опасного для себя врага. Смелый удар был затем нанесен царской семье: цесаревна Мария, бывшая в замужестве за маркграфом Райнером, была отравлена, а вскоре за ней погиб и ее муж. Никто не сомневался, что отрава была дана по приказанию Андроника. Слишком встревожила высшее дворянство политика Андроника, начались попытки вооруженной борьбы. Первый опыт обнаружился в восстании Иоанна Комнина-Ватаци, великого доместика, который из Филадельфии начал движение против Андроника. Неожиданная смерть Ватаци на время прекратила смуту, но скоро был обнаружен заговор, в котором приняли участие высшие чины: Андроник Ангел, начальник флота Контостефан, логофет дрома Каматир. Но заговор был открыт, и виновников постигли страшные наказания и конфискация имущества. Чувствуя под собой твердую почву, Андроник принял затем меры к удалению правительницы Марии. Сначала против нее возбуждено было народное раздражение как против иностранки, под влиянием которого патриарх должен был дать согласие на удаление ее из дворца. Не довольствуясь этим, Андроник, чтобы окончательно погубить ее, пустил в народ слух, что она состоит в сношениях с угорским королем и подстрекает его на войну с империей. Над царицей было наряжено следствие, и напуганные самовластными действиями Андроника судьи присудили ее к смерти по обвинению в государственной измене. Верхом жестокого издевательства, на которое едва ли был способен царь Иоанн Грозный и подобие которого можно указать разве в отношении афинянки Ирины к своему злосчастному сыну, было то, что судебный приговор о казни царицы поднесен был для подписи сыну ее. |
Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
| Имп. власть придавала очень большое значение этим Соборам, к-рые определяли вероучение для всего правосл. мира, а также демонстрировали приверженность Византии к защите православия и должны были воздавать в обществе впечатление твердости позиций как гос-ва, так и Церкви. По итогам Собора 1168 г. имп. Мануил I, подобно мн. визант. василевсам прежних времен, издал вероучительный эдикт «Эктесис», который был высечен на каменных плитах и помещен в нартексе собора Св. Софии. В нем, в частности, содержались угрозы отлучения и ссылки для священнослужителей, которые будут уличены в уже осужденной ереси. Тем не менее казни и ссылки осужденных за ересь клириков Великой церкви почти никогда не проводились. В 1180 г. имп. Мануил инициировал еще один спор, предложив Синоду КПЦ отменить анафему в адрес Бога Мухаммада, которую традиционно произносили мусульмане, переходящие в христианство. Подобное нововведение имело практический смысл, поскольку могло способствовать более успешной христианизации тюркских племен М. Азии. После длительных ожесточенных обсуждений Собор КПЦ согласился со снятием анафемы Богу Мухаммада, но все же настоял на сохранении анафемы в отношении самого Мухаммада. С началом нового кризиса, а затем распада Византийской империи на рубеже XII и XIII вв. этот вопрос для Церкви потерял актуальность. Последний К-польский Собор до захвата города крестоносцами состоялся в 1200 г. под председательством патриарха Иоанна Каматира и осудил учение Мирона Сикидита о тленности Тела и Крови Христовых. В целом активизация богословских споров свидетельствовала отнюдь не о кризисном положении КПЦ, а скорее наоборот - о значительном росте интеллектуального потенциала КПЦ и о процессе постепенного возрождения в Церкви ее древней культуры богословской мысли. С многочисленными богословскими спорами этой эпохи был связан рост интереса в Церкви к вероучению, стремление к более точному и детальному пониманию догматов, к тому, чтобы избегать ошибочного понимания тех или иных сторон Свящ. |
| Не раз отмечали историки, сколько национальной кровной ненависти против латинян накопилось среди восточных христиан за время крестовых походов, но эта ненависть была бы излечима, если бы восточные, протестуя против того, что им казалось простым насилием и захватничеством, не встретились вдруг с религиозным, богословским оправданием этого захватничества со стороны Ветхого Рима. Иннокентий III протестовал против насилий крестоносцев, против пролития в Константинополе христианской крови. Он сам не был ни насильником, ни грабителем. Но на основании западной экклезиологии, как преемник Петра, он имел право назначить епископа на византийскую кафедру, и он воспользовался этим правом, благодаря водворению на Востоке латинской империи. На основании западной экклезиологии никто не мог оспаривать его права так поступить, даже если католические историки признает, в наше время, тактическую неудачность назначения на Константинопольский патриарший престол венецианца Фомы Морозини. Во всех греческих антилатинских писаниях этого времени упоминается об этом «праве» Римского папы, которого Восточная Церковь не знала. Акт Иннокентия III послужил поводом к началу полемики о папском примате: Восток вдруг начал осознавать происшедшее на Западе экклезиологическое развитие, но было уже поздно его остановить. К XII веку относится несколько кратких памятников, непосредственно связанных с назначением Фомы Морозини: 1) письмо к Иннокентию III законного Константинопольского патриарха Иоанна Каматира (1198–1206), бежавшего в Болгарию при взятии столицы крестоносцами; 2) неправильно приписываемое Фотию произведение «К тем, которые говорят, что Рим есть первый престол»; 3) два произведения ученого диакона Николая Месарита, по своему содержанию очень близкие к предыдущему сочинению: первое – в форме диалога с Фомой Морозини, действительно имевшего место в Константинополе 30 августа 1206 года; второе – в виде самостоятельного памфлета, написанного, когда Николай уже был возведен в сан архиепископа Ефесского; |
| Все эти аргументы против первенства Петра и многие другие, повторяемые православными полемистами всех времен, не имеют все же абсолютной силы, поскольку евангельские тексты о Петре отличают его служение от служения других апостолов тем, что это служение прямо связано с основанием Церкви и пастырством. Вся их сила – в их экклезиологическом значении. Поэтому более вескими являются другие аргументы патриарших писем, основанные на православной экклезиологии. Первый из этих аргументов – это основное различие между служением апостольским и епископским служением в Церкви. Служение Петра, как и служение других апостолов, было служением, распространяющимся на всю Вселенную. Мы отметили выше, что это различение проводил и Феофилакт Болгарский . По словам Иоанна Каматира, Петр есть «учитель Вселенной»; правда, апостольский Иерусалимский собор ограничил его проповеди обрезанными, но все же Петр стал апостолом для обрезанных во всей Вселенной и нельзя связать это служение с одним Римом и отождествить его со служением епископа Римского. Анонимный автор антилатинского памфлета также не забывает упомянуть о том, что апостольское служение никогда не ограничивалось определенным местом. Этот пункт еще яснее выступает в письме к Иерусалимскому патриарху: «Христос есть Пастырь церковный и Учитель, но это пастырство Он передал Петру... но вот мы видим сегодня, что все прочие (епископы) имеют это служение: итак, если первенство дано Петру вместе с пастырством, пусть это первенство будет признано и за другими, поскольку они пастыри и будут все первыми». То же самое неизвестный патриарх пишет по поводу исповедания на пути в Кесарию Филиппову: «Симон стал Камнем, на котором стоит Церковь , но ведь и другие так же исповедали Божество Христа, значит, и они являются камнями: Петр же есть только первый из них». Таким образом, византийские богословы для толкования евангельских мест о Петре основываются на более общих экклезиологических положениях, также, конечно, основанных на Священном Писании . Апостолы отличаются от епископов тем, что служение последних ограничено одной местной церковью, поэтому Петр, как «Камень Церкви» и как Пастырь, не мог иметь преемников вне местных Церквей. Местные же церкви, все, обладают одной и той же полнотой благодати, и в каждой из них есть служение пастырства, и все они основаны на Камне. Мы увидим, как развивают это представление другие византийские писатели, а пока заметим, что Иоанн Каматир и неизвестный автор письма в Иерусалим признают аналогическое соотношение между первенством Петра среди апостолов и первенством Римского епископа среди других епископов. |
| сопротивления (Никейская и Трапезундская империи, Эпирский деспотат), вынуждала папу искать иные пути подчинения. В послании к лат. патриарху Т. Морозини папа рекомендовал не препятствовать богослужениям по греч. обряду и оставлять греч. епископов на кафедрах, где в еп-ствах преобладало греч. население, но эти епископы должны признать юрисдикцию Римского папы и лат. патриарха К-поля (Regest. 9. 140). Направляя на Восток своего легата кард. Бенедикта, И. советовал ему не требовать повторного рукоположения для греч. духовенства, принявшего унию (Regest. 9. 179). Миссионерская политика Бенедикта, однако, не имела успеха среди православных. После смерти в 1206 г. патриарха Иоанна X Каматира в Никее был избран новый К-польский патриарх в изгнании Михаил IV Авториан (1208-1214), поддержанный не только подданными Феодора I Ласкаря, к-рого он сразу после избрания короновал как визант. императора, но и мн. греч. православными на захваченных латинянами землях. Однако И. твердо придерживался принципа, что законные император и патриарх находятся только в латинском К-поле. Нек-рые изменения в отношении И. к Никейской империи произошли в 1212-1213 гг., после упрочения внешнеполитического положения Феодора I Ласкаря. Осенью 1213 г. на Восток был послан папский легат кард. Пелагий с целью укрепить унию и привлечь ромеев к участию в крестовом походе. Результатом переговоров, прошедших в К-поле (нояб. 1214) и в Ираклии Понтийской (дек. 1214), стало заключение мира между Феодором I Ласкарем и лат. имп. Генрихом I (подробнее см. статьи Латинская империя , Никейская империя ). Неск. более успешной, чем на территории Византийской империи, была униат. политика И., проводившаяся в слав. гос-вах Балканского п-ова и в Венгрии. Правители стран этого региона воспринимали папство прежде всего как альтернативу ослабевавшей Византийской империи, они обращались в Рим для решения политических задач. В 1199 г. Вукан , правитель Зеты (ныне Черногория), просил папу направить в г. Бар легата, даровать паллий Барскому архиепископу, а ему самому - знаки королевской власти (Vetera monumenta Slavorum meridionalium/Ed. |
| Ненавидимый всеми, Досифей, хотя в сопровождении великолепной свиты и приехал в столицу, но отказывается от кафедры Константинопольской. Император, однако же, стоит на своем, он не хочет выносить сопротивления, отдает приказание, чтобы Досифей в сопровождении военной силы введен был в Софийский храм, кафедральную церковь Византии, и таким образом сделался бы патриархом столицы. И вот Досифей – патриарх в Византии, но ненадолго. Царь не мог сломить общего сопротивления. Патриарх был отставлен, но Исаак не порвал с ним дружбы. Досифей проживал в столице и пользовался таким влиянием на Исаака, что он «водил императора, как все говорили, не то чтобы за нос, а за уши» 338 ,-замечает историк 339 . Жалкое царствование брата Исаакова Алексея III Ангела не заслуживало бы внимания и рассмотрения, если бы ко времени этого царствования не относилась история одного очень странного богословского спора в Византии, в котором принимал более или менее активное участие названный император. В царствование императора Исаака при патриархе Георгии Ксифилине начался, а в царствование Алексея III, при содействии патриарха Иоанна Каматира благополучно закончился спор о том: евхаристическое «тело Христово, которого мы приобщаемся, так ли нетленно ( φυαρτον), каким оно стало после страданий и воскресения Христа, или же тленно ( υαρτν), каким оно было до времени страданий и смерти Его?» Так формулирует историк Никита Хониат вопрос, взволновавший умы византийских богословов конца XII в. Но такое формулирование вопроса недостаточно разъясняет сущность спора. На деле спор об Евхаристии, возникший в указанное время, носит некоторые признаки спора так называемых стеркоранистов (stercoranistae) и их противников, спора, получившего свое начало далеко от Византии. В византийском споре вопрос касался, точнее бы сказать, того: приемлемая нами Евхаристия подлежит ли обычным физиологическим процессам, каким подвергается всякая вкушаемая человеком пища, или же она (Евхаристия) не подчиняется этим физиологическим процессам? По самому существу вопроса, естественно выделились две партии споривших: одна давала отрицательный ответ на вопрос, другая положительный. |
| Дело в том, что Собор примирения 879–880 гг., заочное участие в котором принял и папа Иоанн VIII, запретил на предпоследней сессии внесение каких бы то ни было изменений в Символ веры . В свою очередь, в этом запрете отцы Собора следовали Окружному посланию Фотия 867 г. «Вслед за Фотием, который высказал свою позицию в 867 г., – пишет П. Гемайнхардт, – был установлен текст Символа веры в его неповрежденном состоянии. Эта целостность текста стала обладать решающим значением для не прекращавшегося спора о Филиокве» 140 . Вышеперечисленные авторы, как и другие православные полемисты, четко следуют этому правилу. Здесь очень важно подчеркнуть следующее обстоятельство. Сами акты Собора 879–880 гг., считавшиеся до того утерянными, отыскал не кто-нибудь, а св. Нил Кавасила – в процессе написания своего важнейшего трактата «Об исхождении Св. Духа» 141 , изданного иером. Ф. Кисласом 142 . Опираясь на датировку этого трактата, М. Фанелли предлагает датировать 44-ю гомилию св. Каллиста 1359–1361/1362 гг. 143 Это значит, что и через 20 лет после антилатинской полемики Варлаама, Григоры и Властаря соответствующая тема продолжала волновать умы византийских церковных интеллектуалов. «Соответственно, – продолжает немецкий ученый, – главная задача более позднего полемического богословия латинян состояла в обосновании законности прибавки Филиокве к Символу – что осуществлялось после XII в. через ссылку на роль папы как верховного наставника...» 144 . А вот различия в пневматологии на Соборе 879–880 гг. роли не играли 145 . Зато они стали играть ее впоследствии. Мы можем заключить, что для представителей православной традиции была характерна, с одной стороны, более высокая филологическая культура и бóльшая глубина церковно-исторической памяти. Историзм мышления закономерным образом сочетался в их случае с догматической точностью и приверженностью исходным православным принципам и нормам. 2. Принцип «экклесиологического Филиокве», его актуализация в переписке Иннокентия III и Иоанна Х Каматира и критика у византийских богословов и полемистов XIII–XIV вв. |
| «Для историка полемики время после 1274 г. – настоящая золотая жила», – пишет Т. М. Кольбаба 90 , и с ней трудно не согласиться. Вместе с тем, очевидно, что все «постлионские» опровержения Филиокве и примата папы со стороны греков восходят к рубежу XII–XIII вв. и к событиям 1204 г. Так что подлинной точкой отсчета этого нового, второго (после XII в.) этапа в полемике с идеей примата является уже процитированная переписка Иоанна Х Каматира с Иннокентием III. Именно для этого папы уния Церквей и подчинение греков Римскому престолу – как доктринальное, так и политическое – стали основными задачами всего его понтификата 91 . Доведя до предела идею примата папы как основания Церкви, Иннокентий III развил до максимальной степени «антисоборную» экклесиологию, противоположную греко-византийской, начиная с первых шагов этой последней 92 . Петра он прямо превозносил над собранием остальных апостолов, как и папу – над собранием епископов: ведь точно так же, как Петр, и Сам Христос находится над епископами и митрополитами 93 . Эта тяга Рима добиться во что бы то ни стало reduction Graecorum послужила причиной неудач и ряда последующих переговоров о воссоединении Церквей, например, тех, что велись послами Феодора II Ласкаря, отправленными в Рим в 1256 г. Причина та же: неприятие патриархом Арсением (1254–1260) римской экклесиологии 94 (а тем самым, как мы пытались показать в разд. 1.1.2–1.1.3) и пневматологии. Впрочем, еще в конце XI в. Петр Дамиани возносил Петра над Христом: «Итак, ясно, что порядок [следования] Церквей 95 выстроен в соответствии с преимуществом (privilegium) Петра, а не со все превосходящим совершенством Искупителя» 96 . Здесь Петр напрямую возвышается над Христом и, если развить эту линию мысли далее, приближается... к Богу Отцу? Очевидно, что подобного рода умозаключение могло возникнуть в такой системе верований и вероучительных формулировок, в которой подспудно накапливались отклонения от классической каппадокийско-александрийской и ареопагитовской триадологии. |
| Эти три дня грабежа при зареве пожара превосходят всякое описание. По истечении многих лет, когда все уже пришло в обычный порядок, греки не могли без ужаса вспоминать о пережитых сценах. Отряды крестоносцев бросились по всем направлениям собирать добычу. Магазины, частные дома, церкви и императорские дворцы были тщательно обысканы и разграблены, безоружные жители подвергались избиению. Счастливыми почитали себя те, кто успел в общей суматохе пробраться к стенам и бежать из города; так спаслись патриарх Каматир [ 1 ] и сенатор Акоминат, который впоследствии картинно описал ужасные дни грабежа. В особенности нужно отметить варварское отношение латинян к памятникам искусства, к библиотекам и святыням византийским. Врываясь в храмы, крестоносцы бросались на церковную утварь и украшения, взламывали раки с мощами святых, похищали церковные сосуды, ломали и били драгоценные памятники, жгли рукописи. Многие частные лица составили себе богатства в это время, и потомство их в течение целых столетий гордилось похищенными в Константинополе древностями. Епископы и аббаты монастырей впоследствии подробно описали в назидание потомству, какие святыни и как приобрели они в Константинополе. Хотя они описывали историю хищений, но называли это святым хищением. Некто Мартин, аббат монастыря в Париже, вошел в эти дни в греческий храм, куда греки снесли из окрестных домов свои сокровища и святыни в надежде, что носители креста пощадят церкви Божии. Аббат, предоставив солдатам расправляться с толпой, искавшей защиты в церкви, сам стал обыскивать на хорах и в ризнице, не попадется ли чего поценней. Тут он наткнулся на старого священника и потребовал от него под угрозой смерти показать, где скрыты мощи святых и сокровища. Священник, видя, что имеет дело с духовным лицом, указал ему на окованный железом сундук, в который аббат запустил руки и выбрал то, что ему казалось более важным. Так аббату удалось похитить ковчежец с кровью Спасителя, кусочек дерева крестного, кость Иоанна Крестителя, часть руки св. |
|
|
