| - Получай, Сима, своих гавриков, — хриплым басом сказала Тося. — Дрались, понимаешь, в кустах, аж сучья трещали. Еле расцепила. Особенно вот этот, — она тряхнула Кашку. Голова у Кашки мотнулась. - Спасибо, — вздохнула Серафима. — Ты их, Тося, пусти. Не сбегут сейчас… Ну, что скажете? Кашка ничего говорить не собирался. Зато у Мишки слова рванулись, как барабанная дробь. Частые, горячие, убедительные: - Серафима Павловна! Он как бешеный! Мы сидим, а он — раз! Мы сидим с Валькой, разговариваем, а он — трах! На меня! Как сумасшедший! Ни за что! Мы про него даже не говорили, сидим с Валькой на полянке у кустика, а он как выскочит! Трах по спине! Я думал, он играет, а он опять — раз! Изо всей силы, только мимо… Столпившиеся вокруг свидетели подтвердили, что так и было. Кашка будто зверь набросился на невиноватого Зыкова. - Я его отпихну, а он опять лезет. Я ему раз — прием! А он опять лезет! Он же драться не умеет, а сам лезет! — Честные Мишкины глаза смотрели без обиды и злости, было в них только удивление и жажда справедливости. - Ладно, идите все, не мешайте, — решила Серафима. — Мы тут с ним разберемся. Идите, идите… Зрители и свидетели нехотя разбрелись. Мишка отошел на три шага и нерешительно затоптался. Не знал, относятся ли слова Серафимы и к нему. Серафима приступила к допросу: - В чем дело, Голубев? Кашка повертел головой так, будто легонький воротник рубашки натирал ему шею. И промолчал, конечно. - Ну? Кашка проглотил слюну и стал разглядывать землю. - Будешь ты говорить в конце концов? — сдерживаясь, спросила Серафима. — Что у вас случилось? Ты первый начал драку? Сам? - Сам, — тихонько сказал Кашка. Ну и ну! И это тихий, послушный Кашка Голубев, с которым не было ни забот, ни беспокойства! - В чем же дело? — почти жалобно проговорила Серафима. — Была какая-нибудь причина? Кашка подумал и нерешительно ответил: - Была… - Какая?! Кашка прочно смотрел в землю. - Может, он заболевший? — участливо спросил Мишка. Он был вполне доволен честными Кашкиными ответами и теперь уже сочувствовал ему. |
| 5. Квартиранты в дворах Московского духовенства и патриарших слуг в 1666 го-ду. Сообщил Член-Соревнователь Н. В. Рождественский 6. Список трудов профессора И.Д. Беляева . Сообщил Действительный Член П.Н. Мрочен-Дроздовский Протоколы заседаний Императорского Общества Истории и Древностей Россий-ских за 1903 и 1904 года Чтения в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских при Московском Университете. 1905 год. Книга третья I. Материалы исторические 1. Город Кашин. Материалы для его истории, собранные И.Я. Кункиным. Выпуск второй, 1665–1667 гг. С предисловием Члена-Соревнователя К.А. Стратонитского II. Материалы иностранные 1. Яков Рейтенфельс. Сказания светлейшему герцогу Тосканскому Козьме третье-му о Московии. Падуя. 1680 г. С латинского перевел Действит. Член А.И. Станкевич III. Исследования 1. К нашей полемике с старообрядцами. (Дополнения и поправки к полемике отно-сительно общей ее постановки и относительно главнейших частных пунктов разногласия между нами и старообрядцами) Действительного Члена Е.Е. Голубинского IV. Смесь 1. «Журнал для милых» (1804–1904 гг.). Действительного Члена В. И. Покровского 2. Сольвычегодские сотницы 7094 г. С предисловием Действительного Члена С.А. Шумакова 3. 1531 г. июня 31. О лицах, назначенных великим князем к князю Д.Ф. Белинско-му 4. Около 1534 г. Доклад великому князю о назначениях при свадьбах князей Бель-ского, Шуйского и Пронского 5. 1649 и 1650 гг. Два доклада царю Алексею Михайловичу об избранных Освя-щенным собором кандидатах на архиерейские кафедры 6. 1652 г. Запись о посвящении в патриархи митрополита Никона 7. 1655 г. август. Расспросные речи человека стольника И.Б. Милославского Фе-дора Зыкова о непригожих словах про государя 8. 1660–1666 гг. О документах, касающихся патриарха Никона , отданных на хра-нение в Посольский приказ 9. 1697 г. «Выписка, каким образом в чужестранных государствах поступают с служителями и с крепостными людьми» 10. Реестр вышедшим в замужество госпожам камер-фрейлинам и фрейлинам в 1762–1786 годах |
| Эда смутно чувствует неискренность обольстителя и, прижав к груди Библию, восклицает сначала: «Оставь меня, лукавый дух!» — однако вскоре уступает: «Владею ль я сама собой!/И что я знаю!» Вечером девушка колеблется и все-таки запирает дверь. Завив волосы и раздевшись, она думает уснуть, но не может, упрекает себя за «своенравность» и наконец отпирает дверь; за дверью уже ждет гусар. «Увы! досталась в эту ночь/Ему желанная победа…» Утром героиня, пораженная свершившимся, плачет и не слушает клятв гусара. Вскоре, однако, она прощает соблазнителя и уже не расстается с ним: «за ним она, как лань ручная,/Повсюду ходит». Во время мирных свиданий героиню преследуют предчувствия: она понимает, что гусар скоро бросит ее. Эда старается не досаждать гусару своей тоскою, но ее «тоскливая любовь» и нежность уже тяготит его. К радости гусара, начинается русско-шведская война, и полк выступает в поход. Расставаясь с Эдой, гусару совестно глядеть на нее; она же молчит, не плачет, «мертва лицом, мертва душой». В Финляндии зима. Увядшая от горя Эда ждет смерти: «Когда, когда сметешь ты, вьюга,/С лица земли мой легкий след?» Поэма заканчивается описанием заброшенной могилы Эды. Г. В. Зыкова Бал Поэма (1828) Поэма начинается описанием московского бала. Гости съехались, пожилые дамы в пышных уборах сидят около стен и смотрят на толпу с «тупым вниманием». Вельможи в лентах и звездах сидят за картами и иногда приходят взглянуть на танцующих. Молодые красавицы кружатся, «Гусар крутит свои усы,/Писатель чопорно острится». Вдруг все смутились; посыпались вопросы. Княгиня Нина вдруг уехала с бала. «В кадрили весело вертясь,/Вдруг помертвела! — Что причиной?/Ах, Боже мой! Скажите, князь,/Скажите, что с княгиней Ниной,/Женою вашею?» — «Бог весть», — отвечает с супружеским равнодушием князь, занятый своим бостоном. Поэт отвечает вместо князя. Ответ и составляет поэму. О черноглазой красавице княгине Нине много злословят, и не без причины: дом ее еще недавно был наполнен и записными волокитами, и миловидными юношами, соблазнительные связи сменяли одна другую; к истинной любви Нина, кажется, не способна: «В ней жар упившейся вакханки,/Горячки жар — не жар любви». В своих любовниках она видит не их самих, но «своенравный лик», созданный в ее мечтах; очарование проходит, и она оставляет их холодно и без сожаления. |
| А описать сцену из «Парикмахерши» - из репертуара «Практики», принятой к постановке, отрывок из которой прочитала Юлия Зыкова, не представляется возможным, настолько она отвратительна. Эдуард Бояков тем временем излучает оптимизм, во всех интервью заявляет, что « " у них " все прекрасно», а на 5-6 человек, которые «мутят воду», и внимание обращать не стоит. Провел сбор труппы, на который не хотел пускать «несогласных», отрапортовал о премьерах. Новую традицию - с пением гимна - утвердил. Правда, на пресс-конференции зачитали не очень оптимистичную информацию о былых подвигах выпускника журфака Воронежского университета Боякова. В Перми, Воронеже, Екатеринбурге отметился, и все с какими-то скандалами, нарушениями финансовой дисциплины, пропагандой нетрадиционных отношений в спектаклях. Но много фестивалей организовал и проекты придумывать мастак. Вот и пространство МХАТа в новом сезоне обустроит по-новому: с девяти утра - йога, танцы, чтение стихов, философские дискурсы - бюджетные миллионы на это уже выделены. По мнению «несогласных», это грозит потерей атмосферы театра, но кого это волнует, да и худрук, скорее всего, забыл, как на первой пресс-конференции заверял журналистов, что Горький-центра не будет... И еще один штришок беспокоит - как можно было 26 января, после той самой «Вассы Железновой», на поклонах не подойти к легендарной актрисе, не поблагодарить, не преподнести цветы?! Три джентльмена из руководства, работавшие в театре без году неделя, сочли это лишним. Впрочем, какие цветы, историческая фотоэкспозиция, посвященная Дорониной, ее спектаклям у Товстоногова, Гончарова, Ефремова, ее собственным постановкам, разрушена, портреты актрисы валялись в фойе на полу. Рассказывают, худрук лично сорвал фото сцены из «Без вины виноватых», увидев его в костюмерном цехе. Выступление Галины Орехановой, двадцать лет проработавшей завлитом в МХАТ им.Горького, автора книги «Татьяна Доронина: " Жизнь моя, русский театр " », журналисты встретили аплодисментами. Ореханова сказала о времени театра больших режиссеров, которое выпало на ее поколение, напомнила о золотом веке МХАТа, покорившего мир, о великих заслугах своей героини, и о том пути, на который она вступила в 1987-м, спасая МХАТ им. Горького, и одержала победу. Напомнила о том, как Валентин Распутин в компании с Виктором Розовым, Ильей Глазуновым, Ириной Архиповой и Николаем Скатовым однажды спасли Татьяну Васильевну от любителей дискурсов, и как она сама розовским спектаклем «Ее друзья» спасала школьников, разбрасывавших в зале банки из-под пива. Говорила: «Их надо одолеть, воспитывая добром». Галина Александровна произнесла наконец слово «духовность» - то, ради чего зрители 120 лет приходили во МХАТ. |
| После сего правозаступник Курыло ходатайствовал о том, чтобы суд отказался от допроса свидетельницы Цытович Людмилы. Обвинители против ходатайства правозаступника не возражали. Ревтрибунал, выслушав мнение сторон, постановил: от допроса свидетельницы Цытович отказаться. Затем председатель объявил перерыв до 12 ч. дня 8 июня» 304 . На следующий день открытое судебное заседание продолжилось. «8 июня в 12 часов 10 минут председатель объявил заседание возобновившимся, и секретарь доложил, что все свидетели за исключением свид. Голосова, который выбыл из г. Житомира, явились. Обвинитель полагал продолжить слушание дела в отсутствии неявившегося свидетеля Голосова. Правозаступники присоединились к мнению обвинителей. Ревтрибунал, выслушав мнение сторон, постановил: слушание дела продолжать в отсутствии свидетеля Голосова. 10) Гинце Виктор Викторович, 46 лет отроду, не судился, беспартийный, грамотный, врач, житель г. Петрограда, в родстве с обвиняемым не состоит. Он сообщил, что его неоднократно звали к больным из братства, которых он бесплатно лечил по просьбе Остальского. И что при разговорах с Остальским никогда о политике не говорил, и всегда занимался благотворительностью. 11) Бондарев Алексей Лаврентьевич, 61 года отроду, не судился, беспартийный, грамотный, окончил гимназию, житель г. Житомира, в родстве с обвиняемым не состоит. Был, когда Остальский огласил послание и после разъяснял верующим, что ценности должны быть изъяты, за исключением освящённых сосудов, которые можно заменить обиходным серебром, если комиссия на это даст своё согласие. Что после оглашения послания все ценности церквей были сданы по г. Житомиру. И что Остальский занимался исключительно благотворительностью. 12) Зыкова Вера Тимофеевна, 35 лет отроду, не судилась, беспартийная, грамотная, замужняя, жительница г. Житомира, в родстве с обвиняемым не состоит. Рассказала, что она получила впервые повестку и расписалась за Остальского, но повестку она вручила Остальскому лишь поздно вечером, так что в госполитуправление он явиться не мог. И на следующий день она отнесла мотивированное заявление в госполитуправление о причине неявки священника Остальского в срок. |
| Теперь о курсах. Наконец, организационный вопрос закончен: инструкция выработана, хотя много было возни с ней […] я приготовил представление от имени Пр[еосвященного] Венедикта и снарядил о. Макария в Москву к Местоблюстителю, который, по рассмотрении всего в какой-то Комиссии у себя, утвердил “Положение”, “Инструкцию”, весь преподавательский состав и нас с А.В.Петровским в должности ректора и проректора (22, X ). Пр[еосвященный] Петр через Макария просил меня написать, как мы оборудовали все дело и добились разрешения. Ему хочется нечто подобное устроить в Москве […]. Вообще в Пастырском училище ведется интрига против наших курсов. Слушательницы - крайне правые Зыкова, Луговая и им подобные неблагосклонно смотрят на о.Чепурина, еще за его “дипломатическую политику” в 1922-23 году; вертятся около “высокоблагодатного” о. Федора Конст[антиновича] Андреева, носятся с ним как с писаной торбой и всюду раздувают неблагоприятные толки о Курсах. Снюхались с Пр[еосященным] Иннокентием, настроенным против нас и тоже интригующим. Теперь задумали реорганизацию Паст[ырского] училища и тоже не без задней мысли сделать подвох под Курсы… Тяжело, когда “беды” не только “от разбойник”, но и “от сродник”.... Но “Бог не покинет – свинья не съест” […]. Был у Пр[еосвященного] Венедикта. Предупредил его об интригах Пастырского училища. Он рассказал мне еще нечто большее. Летом велась формальная интрига и против самого Венедикта с целью свалить его, поставить на место Иннокентия, а затем свалить и меня. Все исходит от Беляева, Рудинского (свояк Беляева) и Иннокентия (приписан к церкви Рудинского). В одно из заседаний епископского совета является Рудинский и просит Пр[еосвященного] Венедикта разрешить ему сделать небольшое заявление. Тот разрешает, и Рудинский заявляет, что в епарх[иальном] управлении не все благополучно, что пр[еосвященный] Венедикт поступает неканонично, утверждая настоятелем в Морском соборе “кого-то с ветру” и отстраняя действительного настоятеля (Беляева), что Пр[еосвященный] Венедикт не ярко обнаруживает свое Православие в отношении обновленцев и т.п. |
| Зенкевич Михаил Александрович. Зорин (Гомберг) Сергей. Зыкова Екатерина Павловна. Ивенс (Дэвид) Карадок (Evans (David) Caradoc). Изабелла — см. Уэллс Изабелла Мэри. Изольда (Iseult). Иисус — см. Христос Иисус. Имлей Гилберт (Imlay Gilbert). Иов. Иосиф. Ирвинг Вашингтон (Irving Washington). Ирвинг, сэр Генри (наст. имя — Джон Генри Бродрибб) (Irving, Sir Henry, John Henry Brodribb). Исаак. Йарроу Эрик (Yarrow Eric). Кагарлицкий Юлий Иосифович. Казанова Джованни Джакомо (Casanova Giovanni Jacomo). Казенов, мадам (Casenov). Калверт Аманда (Culwerth Amanda). Кампанелла Томмазо (Campanella Tommaso). Каннингем Грэм Роберт Бонтайн (Cunninghame Graham Robert Bontine). Kapл V (Karl V). Карлейль Томас (Carlyle Thomas). Каролина Брауншвейг-Люнебургская, королева (Caroline of Brunswick-Luneburg). Каррик, леди (Carrick, Lady). Кассел Джон (Cassell John). Кассиодор (Cassiodorus). Каст Гарри (Cust Harry). Каупер Уильям (Cowper William). Кауэп (Cowap). Квилтер (Quilter). Кеведо-и-Вильегас Франсиско Гомес де (Quevedo у Villegas Francisco Gomez de). Кей Джон, по прозвищу Джей-Кей (Key John). Кейн Холл (Caine Hall). Кейнс Джон Мейнард (Keynes John Maynard). Кейп Джонатан (Cape Jonathan). Кейсбоу (Casebow). Кейт — см. Пенникот Кейт Кенди Арабелла (Candy Arabella). Кенди Мэри (Candy Mary). Кентские, герцог и герцогиня (Kent, Duke and Duchess of). Керн Мэгги (Kern Maggie). Керзон Джордж Натаниел, маркиз Керзон (Curzon George Nathaniel, Marquess Curzon). Кертис Лайонел (Curtis Lionel). Кибл, сэр Фредерик (Keeble, Sir Frederick). Кинг, мисс (King). Кинг, сэр Уильям (King, Sir William). Кингсли Чарльз (Kingsley Charles). Кингсмилл Хью (Kingsmill Hugh). Кингсмилл Этель (Kingsmill Ethel). Киплинг Джозеф Редьярд (Kipling Joseph Rudyard). Кирк (Kirk). Китс Джон (Keats John). Китченер Гораций Герберт, лорд Китченер (Kitchener Horatio Herbert, 1st Earl Kitchener). Клайнс Джон Роберт (Clynes John Robert). Клара — см. Пенникот Клара. Кларендон Эдвард Хайд, граф (Clarendon Edward Hyde, 1st Earl of). Клаттон Брок Артур (Clatton Brock Arthur). |
| Где-то, с кем-то они сейчас на этом большом и беспощадном фронте танцуют?.. Некоторые уже и в земельке лежат, которые потихоньку убрались домой — рожать. Есть и те, что толкутся в окопах, ниже или выше по течению через эту реку плывут под пулями… Нелька подтянула лодку повыше на берег, привязала ее, переждала артналет, разбрасывающий комья глины и песка в пойме речки, дробящий камни на берегу. Разбуженные своим же налетом, немцы застреляли отовсюду. Пригибаясь, Нелька перебежала пойму Черевинки, влезла в яму с навесом из прутяного мата, который Понайотов передал Боровикову, оборонявшемуся со своим войском в устье речки, разбудила ротного: — Коля! Дай бойца — мне к Щусю надо, а где он сейчас, не знаю. — И сунула Боровикову пару сухарей, кисет с табаком. — Вот спасибо! Вот спасибо! — окончательно проснулся лейтенант.Мы тут совсем… — Знаю. Скоро кончатся ваши мытарства. — Скорей бы. А Щусь недалеко. С высоты его согнали. Совсем нас к берегу немцы прижали… положение отчаянное… — Говорю, не пропадете. — Дай-то Бог, как верующие говорят. — И неверующие тоже. Щусь не пожелал встречаться с Нелькой, никого, говорит, видеть не хочет. Злой, ощетиненный, с командиром полка ругается, всякому начальству дерзит, своих командиров поедом ест. Впрочем, есть-то уж совсем почти некого. Талгат, лежавший на самодельных носилках, был в сознании, шепотом попросил: — Жэншын, Нель, руху дай. — Она дала ему руку. Он благодарно прижал ее к груди и так вот держал ее, пока шли к лодке. Ради таких вот минут, ради редкой этой мужской признательности жила, войну переносила, околевала, мокла Нелька Зыкова. Наперерез несли плащ-палатку с утухшим, скомканным Лешкой Шестаковым. К берегу вышли одновременно. Возле лодки что-то чернело. Нелька приблизилась к лодке и ахнула: перекинув руки за борт, держась за лодку зубами, лежал черный человек в слабо на себя намотанных спутанных бинтах, хрипя, он выдувал кровавую пену и в тяжком беспамятстве грыз дерево. Нелька запустила пальцы в пистончик штанов, нащупала адресный патрончик раненого. Пока грузили Талгата и Лешку в лодку, пока выбирали из столпившихся на берегу раненых гребцов покрепче, заслоняя полой безрукавки огонек фонарика, Нелька прочла: “Булдаков Алексей Геннадьевич, 1924 года рождения, город Красноярск, слобода Весны, улица Побежимова, дом…” |
| Конечно, по деревенским активисткам Авдотья Матвеевна видела — бабе грамота и лишняя умственность вредна, от нее разлад в голове и в бабьем организме. Но младшеньку-то, Гальку, все-таки хорошо бы до института довести иль хоть до техникума, мастерицей бы швейной сделалась она, всех бы Зыковых обшивала и себе белый хлеб добывала. За ради карьеры младшенькой дочери мать готова была до костей уездить старшенькую — очень уж нежная у них младшенькая, белокуренькая, в школе отличница, в пионерлагерях — активистка, ее на слеты, на соревнования разные посылают, несмотря что дочь врага народа. Хиленькая с виду, но хитренькая, Галка без мыла залазила куда надобно, еще в школе записалась в кружок кройки и шитья. Старшие девки земляной и грязной работой Галку не неволили, ворочали сами — ничего с ними не станется, здоровые кобылищи, считала мать и делала вид, будто не знает, что на кройку и шитье младшенькая записалась для отводу глаз, сама же к музыке устремилась и девки тайно копят деньги на какой-то “струмент”. Самая крутая нравом и ладная телом в семье была девка с нежным именем — Нелли. На ней и ездили, ею и помыкали, поэтому в ней раньше других зыковских девок вызрело чувство самостоятельности, норовистой-то она была с рождения, остальное все уготовила ей жизнь, закалила, укрепила и определила ее будущий путь, мать бы его распроэтак, путь тот. Одно лишь послабление было Нельке в семье — мать разрешила ей носить косу, сама когда-то мечтала о косе, и волосы у нее были подходящие, да в этой жизни аховой до волос ли? Остальным девкам мать категорически заявила: “На всех мыла не напасешься!” Четырнадцатый барак облупленным торцом выходил на улицу Ломоносова, в конце той улицы, у самого железнодорожного моста, стояла старая кирпичная больница. В больнице той врачом служил Нелькин крестный Порфирь Данилович, типичный выходец из мелкобуржуазной среды. В очках, в галошах, в молодом еще возрасте он надел шляпу. Любил выпить. Пока соседа Кирюшку Зыкова не ликвидировали, выпивал он с котелыциком-пролетарьем. |
| А старшая дочь Зыкова Марья, засидевшаяся «в девках» и потому обозленная, решает поселиться у баушки Лукерьи вместо Фени и одно время замешавшей ее Окси: она хочет быть поближе к деньгам баушки, а там, глядишь, и жениха подыскать… И в самом деле, хитрой девице удается выйти за машиниста Семеныча, доброго и работящего мужика моложе ее на шесть лет; она с мужем «поступает к Кишкину на Богоданку» — открытую стариком шахту, а жить у баушки Лукерьи определяет дочь замужней сестры Анны Наташку. Между тем Богоданка приносит старику Кишкину богатство, хоть он и сетует, что поздновато; денежки он хранит в сундучке за семью печатями — многие хотели бы открыть его; баушка Лукерья водит с Кишкиным дружбу и дает ему деньги под проценты; он же «положил глаз» на Наташку и даже хочет к ней посвататься. Тем временем наступает череда страшных несчастий. Под угрозой разоблачения, спасая свою честь и честь завода, застрелился Карачунский (предварительно обеспечив Феню), а «новую метлу», управляющего Оникова, рабочие невзлюбили и называют «чистоплюем»: он ломает все «сплеча», не задумываясь, убавляет служащим жалованья, вводит новые строгости; скупщика золота Ястребова выдал следствию обманутый им сын баушки Лукерьи Петр Васильич, за что его высекли заинтересованные в Ястребове старики; сам не свой от гнева и унижения, Петр Васильич поджег свой дом, а Лукерья, обезумев от жадности, полезла в огонь за деньгами и погибла. Петр Васильич объявлен вне закона. Марья вместе с мужем, Наташкой и ее братом Петрунькой поселяются на Богоданке у Кишкина. Наташка, недолюбливавшая раньше властную тетку Марью (еще дома «все под ее дудку плясали», кроме отца), теперь тронута ее заботой, даже не подозревая в Марье корыстного умысла: натравить девчушку на сладострастного Кишкина, дабы завладеть его богатством. А рабочий Матюшка, женившийся на Оксе, которая теперь ждет ребенка, начинает заигрывать с Марьей и становится ее любовником: он хочет через Марью получить доступ к кишкинским деньгам; а своего мужа, Семеныча, Марья с помощью Кишкина направляет работать в ночную смену. Она же подбивает наивную Наташку разыскать и якобы в шутку спрятать ключ от заветного кишкинского сундучка. Наташке по душе идея «испугать противного старичонку, который опять начал поглядывать на нее маслеными глазами». |
|
|
