| В письме М. М. Стасюлевичу от 12 октября 1886 года можно читать: «Тем не менее, я не унываю, ибо то, что у нас теперь величают " национальной политикой " … держится только злобным триумвиратом лжецерковника П., лжегосударственного человека Т. и лжепророка К. (имеются в виду К. П. Победоносцев, Дмитрий Толстой и М. Н. Катков), который, то есть триумвират, несмотря на недавнее увенчание последнего из них официальными лаврами, видимо дряхлеет и близится к концу. А с исчезновением этих людей, отводящих глаза честному и благонамеренному Государю, можно ожидать решительной перемены к лучшему». В начале ноября 1891 года Вл. Соловьев пишет стихотворение под названием «Кумир Небукаднецара», посвященное К. П. Победоносцеву, с разоблачением крайне реакционной политики последнего. В письме к М. М. Стасюлевичу от 8 ноября 1891 года он сравнивает свое стихотворение со стихотворением Хомякова «Навуходоносор»: «Если бы встретились цензурные затруднения, то существует хороший прецедент: стихотворение Хомякова на ту же тему и столь же резкое по содержанию, хотя более слабое 1а по форме. У меня сохранена и нет слишком определенных намеков, тогда как Хомяков обвиняет Навуходоносора за преследование печати, которая, насколько известно, даже вовсе не существовала в те времена» . Соловьевские материалы вообще пестрят намеками, прямыми или косвенными, на реакционную деятельность Победоносцева. В письме к И. С. Аксакову в феврале 1883 года Вл. Соловьев пишет: «Бутлеров, сверх того, собирался читать публичные лекции о медиумизме, но наш общий благодетель К. П. Победоносцев лишил его этого удовольствия» . 9 августа 1891 года Вл. Соловьев написал шуточное стихотворение «Привет министрам», которое начинается строфой: Горемыкин веселеющий, И Делянов молодеющий, Победоносцев хорошеющий, Муравьев–жених — Собирались снова вместе и Порешили Что вся сила — в них. Предположительно, что еще в 1883 году Вл. Соловьев писал брату Михаилу: «А также я просил бы тебя зайти к Аксакову и сказать ему, что за мной (вероятно, по настоянию Победоносцева) учрежден полицейский надзор и здесь у меня даже отобрали паспорт, но потом возвратили» . В связи с печатанием церковно–политических сочинений он в 1887 году пишет брату Михаилу: «Киреев пишет мне, что Победоносцев ему сказал, что моя книга подвергается духовной цензуре. Пишет он так неопределенно, что я даже не знаю, есть ли это только предрешение или уже совершившийся факт; если последнее, то значит, книга из Загреба послана, но экземпляры, адресованные частным лицам, задержаны» . Не позже 1897 года Вл. Соловьев написал шуточное стихотворение, в котором первая строфа звучит так: |
| Алоизий Степинац — хорватский католический кардинал, архиепископ Загреба с 7 декабря 1937 по 10 февраля 1960, военный викарий хорватской усташеской армии. Поддерживал геноцид сербов в фашистской Хорватии. Ситуацию прокомментировал в телефонном интервью «Русской народной линии» доктор исторических наук, кандидат филологических наук, кандидат богословия, профессор Института истории Санкт-Петербургского государственного университета, член Синодальной богослужебной комиссии протодиакон Владимир Василик : Безусловно, ни по каким понятиям, даже по католическим, Алоизий Степинац не может быть признан святым, потому что он непосредственно причастен к геноциду над сербским православным населением, в котором активное участие принимало и хорватское монашество и хорватский клир. Не знать об этом он не мог, и его подчиненные не могли совершать подобные действия без его, минимум, одобрения, а то и санкций. Речь идет не менее чем о 700 тысяч убитых. И в этих 700 тысячах хорватский клир и монашество целиком являются повинными не только потому, что многие из них принимали активное и непосредственное участие в убийствах, но еще и потому, что клир это благословлял, клир это организовывал. Стоит вспомнить, что Мирослав Филипович был комендантом концлагеря. Соответственно вина хорватского клира и монашества, и самого Степинаца не подлежит сомнению. Более того, своими действиями Алоизий Степинац всецело одобрял политику дискриминации и геноцида по отношению к православному населению. Именно политику насильственного прозелитизма, политику уничтожения Православия как религии, а политика уничтожения Православия в Независимой Державе Хорватской была немыслима без уничтожения православных. Алоизий Степинац - это военный преступник, который отделался мягким наказанием, и не может быть речи о том, что он какой-то страстотерпец, почётный великомученик и т. д. Он получил своё от Югославского суда, причём ещё достаточно мягко. Возникает вопрос — сможет ли он стать первым экуменическим святым? Я думаю, что он может стать первым экуменическим святым, только если сербы совершенно забудут о своём Православии, только если они совершенно лишатся своей идентичности, только если они совершенно лишатся своей исторической памяти, продадут могилы своих страстотерпцев, если они деканонизируют ясеновацких мучеников. Только в этом случае. Идея представить его экуменическим святым, безусловно, безумна. |
| А на ее элиту, которая, кстати, в лице президента Радована Караджича и начштаба ее армии генерала Ратко Младича вошла в клинч с Милошевичем из-за предательского Дейтона, была объявлена самая настоящая охота – все без исключения политические и военные лидеры боснийских сербов прошли через судилище в Гааге. Милошевич подписал Дейтонские соглашения С Дейтона же начался, по сути, и закат самого Милошевича, который если ранее не имел поддержки прозападных либералов в Сербии, то после него потерял уважение и патриотов. Последние – впоследствии помогли либералам в его свержении. Во многом, на свою голову. О чем говорят нам югославские уроки? В новейшей истории России тоже хватало всякого. Так, например, весной 2014-ого года Николаев, Одесса, Харьков пестрели российскими флагами, а местные говорили, что хватило бы хотя бы и пяти российских танков, чтобы исторические русские города добровольно перешли под контроль Москвы. По словам очевидцев, и многие местные силовики готовились переприсягнуть России, ожидая крымского сценария. Но навстречу людям – от России тогда никто не вышел. В августе 2014-го властным указом также было остановлено победное шествие на Мариуполь. Вместо полного освобождения Донбасс получил восемь лет непризнанного статуса, обстрелов и войны, паралича производства, нищеты. Тем не менее, повторюсь, пусть через восемь лет, но Россия решилась и не только признала, но и вернула себе эти исторические территории. Правда, ценой тяжелой войны, большого количества смертей и разрушений. Но вернула. Теперь, после точных и мощных ударов по украинской инфраструктуре стали звучать нотки в духе «это очередное предупреждение, и если Украина не одумается, то будет еще хуже». Снова остановка? Российский вариант «крени – стани»? Неужели кто-то продолжает питать иллюзий и после сотни американских ракет, выпущенных по Белгороду. Это при том, что точно известно, что лоббисты похабного мира в российской элите есть, но дело сейчас совсем не в них. Пример Югославии четко показал, что хищника не остановить. Он не насытится. Его можно только бить и бить, покуда он не исдохнет. И если бы в 1995 году армия непризнанной Республики Сербской Краины не ограничилась бы одним обстрелом усташеского Загреба, нашей России было бы сейчас жить намного проще, а мир, в целом, был бы гораздо справедливее. Давайте не забывать об этом, и учиться на чужих ошибках. |
| Впрочем, справедливости ради надо отметить, что подобную политику в Белграде начали еще до Милошевича, когда тот был еще только лидером Сербии – центральной, но на тот момент только одной из республик пока еще целой Югославии. Так, летом 1991 года в Словении, начался сепаратистский мятеж – бывшая партийная элита, толкала эту самую северную республику, роль которой в стране и ее последующем распаде можно во многом сравнить геополитически и ментально с совокупной советской Прибалтикой, к одностороннему провозглашению независимости. С той лишь разницей, что, например, в Латвии и Литве действовали небольшие отряды вооруженных националистов и местного МВД, которым удалось устроить кровавые провокации в Риге и Вильнюсе и благодаря вялой и нерешительной позиции Москвы добиться успеха. ЮНА в Словении В Словении же, по заветам Тито, как и во всех других югославских регионах, действовали хорошо вооруженные и многочисленные подразделения территориальной обороны, получившие от сепаратистского руководства приказ блокировать и захватывать казармы Югославской Народной Армии (ЮНА). В ответ в республику были введены силы одного из военных округов страны – им поставили задачу взять под контроль границу и дороги. Засада словенских сепаратистов Причем, вопреки разведданным, заходила армия, считавшаяся на тот момент по численности и мощи третьей в Европе, «налегке», колоннами, по трассам – бойцы-срочники зачастую имели всего по два рожка в автомате, а некоторых отцы-командиры и вовсе не озаботились снабдить патронами. После чего армия предсказуемо увязла в засадах, устроенных по пути вооруженными сепаратистами, теряя даже вертолеты, которые последние навострились сбивать с крыш. На четвертый день операции, видя, что его подчиненные несут потери, министр обороны Югославии Велько Кадиевич запросил разрешение провести полноценную военную операцию, но не получил одобрения федерального правительства. На седьмой день армейское командование все-таки запланировало массированное наступление на осиное гнездо: 150 единиц техники плюс авиация должны были атаковать словенцев со стороны Белграда, 80 – со стороны Загреба. |
| Постепенно я все больше и больше убеждался в том, что сатана с его помощью осуществлял вторжение на запад. И я видел, что некоторые христиане понимали эту опасность и были готовы к бою. Могло ли случиться так, что Бог готовил меня, недавнего индуиста, стать тревожным набатом для жителей Запада, подпавших под влияние восточной философии? Я стал молиться о том, чтобы Бог дал мне лучше понять Его план. Я с радостью чувствовал Божию заботу обо всех моих нуждах и знал, как верно ведет Он меня по жизни. Первая христианская проповедь, которую я услышал, была о Добром Пастыре из двадцать второго Псалма, и Бог часто показывал мне, что я – одна из Его овец и нахожусь под Его защитой. Как-то раз мне надо было ехать на экзамен, а у меня не было денег на автобус. Я, как всегда, помолился, пошел на остановку и встал в очередь. Перед самым приходом автобуса ко мне подошла женщина, сунула мне в руку пятифунтовую банкноту и настояла на том, чтобы я взял деньги. Около месяца назад я помог ее мужу обратиться ко Христу, и она была мне очень благодарна. Однако она не знала, что мне нужны деньги. Только Господь мог внушить ей это и привести сюда как раз вовремя. В другой раз я стоял на остановке в ожидании автобуса, но вдруг решил вернуться домой и помолиться о том, чтобы Бог хранил меня в этот день. Когда я снова встал в очередь, то неожиданно для себя решил сесть в автобус номер шесть, который как раз отходил, хотя всегда ездил на пятьдесят втором. Как только автобус тронулся с места, я услышал жуткий визг тормозов и, обернувшись, увидел, как какая-то машина, потеряв управление, врезалась в очередь на остановке. Я выскочил из автобуса и бросился на помощь. Это было ужасно! Но ведь и я должен был лежать там, мертвый или тяжело раненный! И хотя сердце мое разрывалось от жалости к жертвам аварии, я был благодарен Богу за то, что Он спас мне жизнь. Мне стало ясно, что Он приготовил для меня важное дело. На следующий день все газеты сообщали о произошедшей трагедии. Я старался не пропускать ни одного выступления Билли Грэма по радио, и его проповеди очень помогали мне, побуждая к действию. Однажды он рассказал о готовящейся в германском городе Дортмунде евангелической программе, которая будет транслироваться на больших стадионах в тридцати девяти городах – от Амстердама до Загреба. Билли Грэм призывал всех христиан Европы объединиться для осуществления этой программы. И когда я молился о том, чтобы Бог нашел тысячи помощников, которые будут необходимы, я понял, что одной молитвы недостаточно. Неужели надо бросить учебу и поехать в Дортмунд? Мне было трудно согласиться с этим. К тому времени я учился на третьем курсе и с нетерпением ждал, когда же смогу стать врачом. |
| Главной мыслью Крижанича было языковое и этническое единства славян на основе духовно-культурного единства – церковной унии. Славяне должны объединиться под мирской властью московского царя (поскольку Россия является единственным независимым славянским государством) и церковной короной римского папы. В России, приведенной к унии, он видел центр борьбы за политическое освобождение славян и образец для создания единого литературного языка [xii] . Историк литературы Йосип Бадалич полагает, что «иллирийские и всеславянские настроения» Крижанича происходили «из студенческих лет в иезуитском колледже Загреба» [xiii] . В этническом аспекте Крижанич в дискуссии, развернувшейся в середине XVII в. по поводу Иллирийской Коллегии св. Иеронима в Риме, поддержал тех общественно-политических деятелей, происходивших из Далмации и Банской Хорватии, которые под иллирийским названием подразумевали Банскую Хорватию, Славонию, Далмацию и Боснию, а также словенские земли как хорватскую этническую и государственно-правовую территорию. Со своими проектами он в 1659 г. выступил в Москве, за что в 1661 г. и был сослан в Сибирь, чтобы «остудить горячую голову» от униатских и проримских устремлений, которые в том числе являлись причиной тяжелых русско-польских войн. В 1676 г. Крижанич вернулся, но вскоре уехал из России совсем, путешествовал, пока в 1678 г. не оказался в Польше, где присоединился к доминиканцам, а затем – к армии Яна Собесского, вместе с которым воевал против турок и в 1683 г. сложил голову при турецкой осаде Вены. Однако в Банской Хорватии Юрай Крижанич оставался неизвестной фигурой вплоть до начала ХХ в., когда братья Радич ввели его идеи в политический оборот, а затем хорватская историография придала им значение, которого они в действительности не имели [xiv] . Итак, для Юрая Крижанича «Хорватия являлась частью Иллирии; Хорватия была географической областью, а Иллирия – национальной идеей» [xv] . Крижанича и более позднего борца за югославянское объединение под скипетром римского папы, Джаковского епископа Йосипа Юрая Штроссмайера, роднили приверженность католицизму и западной культуре с одной стороны, и непоколебимая вера в Россию и славянство, с другой. Так и Крижанич и Штроссмайер отстаивали идею «примирения Запада и Востока», православия и католицизма, что вызывало непонимание как с той, так и с другой стороны [xvi] . |
| В своем тексте «Развитие народности у западных славян», изданном в Париже под заглавием «Les Slaves Occidentaux» («Западные славяне»), в главе 14 он пишет: «Вс эти литературы, вс эти разнообразныя имютъ однако же характеръ: он проникнуты одною общею идеею. Эта идея, которая бросается въ глаза въ каждомъ Славянъ, равно какъ и Лужицкихъ Сербовъ, есть идея народности. Народность есть ихъ девизъ. Съ этимъ девизомъ они боролись противъ иноземныхъ Съ этимъ же девизомъ они разошлись между собою, съ нимъ Словаки разорвали литературную связь съ Чехами, съ нимъ школа Вука отвергла литературныя своего отечества, чтобы ограничиться единственно современною народа, съ нимъ Хорваты и Словенцы образовали свои особыя литературы». «Что такое народность, какъ её понимаютъ Западные Славяне? Это есть право каждаго племени насвое индивидуальное право быть самимъ собою, т.е., говорить и писать на своемъ язык, сохранять свои и бытьуправляемымъ, какъ особое племя. Идея народности не представляетъ Западнымъ Славянамъ ничего больше; въ ней они не видятъникакого другаго начала. Но понятая въ этомъ смысл народностьесть, очевидно, нчто вншнее и отрицательное, форма безъ положительнаго Александр Гильфердинг был противником немецкой (австрославистской) колонизации сербского языка, которая в сербском народу была провозглашена как реформа сербского языка и правописания, под патриотическим лозунгом «борьба за сербский язык и правописание», и которую осуществляли сербские сотрудники австрославистской югославской языковой программы: Досифей Обрадович, Сава Мркаль, Вук Караджич, Джура Даничич. Сербские сотрудники югославской программы были членами или руководителями учреждений и движенийпо формированию хорватской нации и переименованию сербского языка, например, Вук Караджич был основателем «Матицы Илирской», т.е. «Матицы Хорватской», член Югославской Академии Наук, почётный гражданин города Загреба. Гильфердинг предупредждал ответственные сербские учреждения что иллирийское движение, возглавляемое немецким славистом, филологом Людвигом Гаем (серб. |
| Ведь для «Блеска» хорватское командование использовало свои лучшие силы и даже не рискнуло своих «домобранов» пускать в первый эшелон, поручив им лишь «зачистку» уже захваченных гвардейскими бригадами территорий. Очевидно, что тут объяснение могло заключаться лишь в существовании каких-либо тайных приказов или указаний из Белграда, которые парализовали сербское командование. Как пишет Милисав Секулич, во время разгрома хорватскими войсками сербской Западной Славонии власти Югославии и пальцем не пошевелили, чтобы помочь сербам, хотя до того они перебрасывали отряды различных добровольцев и «красных беретов» на любой участок фронта как РСК, так и РС. Сама разрекламированная отправка в Западную Славонию добровольцев из Сербии, собранных Желько Ражнатовичем - «Арканом» и радикалами Воислава Шешеля, закончилась где-то на дорогах между Баня-Лукой и Босанской Градишкой Возможно, конечно, что появись среди них какой-нибудь решительный командир, сотня-другая добровольцев все же перешла бы Саву, но вся система власти на сербской стороне, как раз такой неожиданности и не допускала. С началом операции армии Хорватии из рядов корпуса началось массовое дезертирство, так что те подразделения корпуса, что оставались на позициях, из-за подобного дезертирства оказались в окружении и затем либо сдались, либо смогли с потерями выбраться на территорию Республики Сербской. Командующий СВК генерал Челекетич и президент РСК Мартич свои решения принимали без консультаций со штабом СВК и самостоятельно приняли решение 3 мая прекратить сопротивление Обстрел Загреба 2-3 мая 1995 года ракетами РСЗО «Оркан» с кассетными БЧ артиллерией СВК лишь помог хорватской власти оправдать бомбежки и обстрелы колонн сербских беженцев в Западной Славонии. В ответ на критику в некоторых западных СМИ о том, что Западная Славония все-таки представляла собою «защищенную» ООН зону, тогдашний президент Хорватии Туджман заявил, что для него нет «защищенных» ООН зон, и никто этим не возмутился в среде мировых политиков, разве что Ельцин погрозил кому -то кулаком и тут же 9 мая наградил Туджмана медалью Жукова. |
| Да, надо, чтоб с отвагой юноши Скиталось сердце фаэтоном, Чтоб вышло из моей полуночи Оно тяглом к твоим затонам. Чтобы с затишьями шоссейными Огни перекликались в центре, Чтоб за оконными бассейнами Эскадрою дремало джентри. Чтоб, ночью вздвоенной оправданы, Взошли кумиры тусклым фронтом, Чтобы в моря, за аргонавтами Рванулась площадь горизонтом. Чтобы руна златого вычески Сбивались сединами к мелям, Чтоб над грядой океанической Стонало сердце Ариэлем. Когда ж костры колоссов выгорят И покачнутся сны на рейде, В какие бухты рухнет пригород, И где, когда вне песен негде? Сердца и спутники Е. А. В. Е. А. В. Итак, только ты, мой город, С бессонницей обсерваторий, С окраинами пропаж, Итак, только ты, мой город, Что в спорные, розные зори Дверьми окунаешь пассаж. Там: в сумерек сизом закале, Где блекнет воздушная проседь, Хладеет заброшенный вход. Здесь: к неотгорающей дали В бывалое выхода просит, К полудню теснится народ. И словно в сквозном телескопе, Где, сглазив подлунные очи, Узнал близнеца звездочет, Дверь с дверью, друг друга пороча, Златые и синие хлопья Плутают и гибнут вразброд. Где к зыби клонятся балконы И в небо старинная мебель Воздета, как вышняя снасть, В беспамятстве гибельных гребель Лишатся сердца обороны, И спутников скажется власть. Итак, лишь тебе, причудник, Вошедший в афелий пассажем, Зарю сочетавший с пургой, Два голоса в песне, мы скажем: " нас двое: мы сердце и спутник, И надвое тот и другой " . Цыгане От луча отлынивая смолью, Не алтыном огруженных кос, В яровых пруженые удолья Молдован сбивается обоз. Обленились чада град-загреба, С молодицей обезроб и смерд: Твердь обует, обуздает небо, Твердь стреножит, разнуздает твердь! Жародею жогу, соподвижцу Твоего девичья младежа, Дево, дево, растомленной мышцей Ты отдашься, долони сложа. Жглом полуд пьяна напропалую, Запахнешься ль подлою полой, Коли он в падучей поцелуя Сбил сорочку солнцевой скулой. И на версты. Только с пеклой вышки, Взлокотяся, крошка за крохой, Кормит солнце хворую мартышку Бубенца облетной шелухой. |
| Приходилось мне впрочем, часто встречать на улицах Рима католическое духовное юношество и гораздо более эффектной наружности, таковы, напр.: кроатские студенты из Загреба в ярко-красных сутанах, подпоясанных темно-малиновою лентой с длинными, спущенными на боку, концами. Католические семинаристы студенты ходят по городу стройными вереницами, попарно, в сопровождении кого-либо из своих надзирателей или наставников. Наблюдая этих юношей, я невольно удивлялся царящей над ними дисциплине их образцовому поведению при богослужениях и их замечательной, как видно совершенно искренней и пламенной набожности. Попробуйте ка наших студентов духовных академий одеть в рясы и водить парами по улицам. Трудно даже и представить себе, какой отчаянный протест и какие серьезные затруднения встретила бы эта попытка. А католический студент охотно подчиняется всему этому, потому что он дорожит своим духовным званием и гордится своею сутаной, как офицер своим мундиром. Где же причина такой разности и почему римско-католические духовные студенты по своему настроению так много отличаются от наших? Мне думается, что в этом случае, прежде всего, имеет значение самое, положение наших духовных школ. Студенты наших академий становятся „духовными“ юношами не потому непременно, что чувствуют призвание и стремятся посвятить себя на служение церкви, а прежде всего потому, что они дети лиц духовных. Конечно, бывает немало в их среде и с искренним стремлением к духовному служению, но очень многие, если даже не большинство, отправляясь в академию, совсем такого стремления не чувствуют. По недостатку материальных средств, родители вынуждены были воспитывать их в духовных училищах и семинариях, а по окончанию семинарского курса доступ такому духовному юноше в какие-либо светские высшие учебные заведения так затруднен, что становится почти совсем невозможным. Волей-неволей способный юноша идет в академию и продолжает до конца своего образовательного пути оставаться юношей „духовным“, хотя часто совсем не имеет настроения, соответствующего этому наименованию. |
|
|
