| Дано сие, от нас нижеподписавшихся, жительствующему Екатеринославского уезда в слободе Половицы полковому есаулу Игнату Каплуну в том, что бывший г-на премьер-майора Качалова зимовник, обращенный затем в хутор, состоящий в округе Новокойдацкой при речке Сухой Суре, по течению ее с левой стороны, состроенный об одной хате и другой землянке, и рубленной каморой, равно и распложенным им, Качаловым, боерачком, чему мы довольно ведаем, что будет тому назад тридцать лет отрастил он, Качалов, собственным своим коштом и старанием разное родючее, тоже берестовое, чернокленовое до немалого числа дерев, он, Качалов, с доброй своей воли и из согласия всего общества, по старости своих лет, продал ему, Каплуну, прошлого 1781 года в ноябре м-це за цену тридцать пять рублей и во время его, Каплуна, содержания того хутора довольно ведаем, яко он не только его близ состоящего в хуторе боерачка (не) опустошал, но еще сверх того собственным своим коштом сделал приращение, как в плодовитом, так и другом дереве, соблюдая притом пользу общественную; а посему и больше тем, что он, Каплун, вспомоществует нам заплатой в казну поземельных денег, ему, Каплуну, даже до настоящего генерального размежевания определяем иметь в собственном его досмотре, так как оный нигде из давних времен во владении не состоял. На подлинном подписано тако: к сему свидетельству Новокодацкие жители – полковой хорунжий Давид Дурдука, значковые товарищи Алексей и Григорий Баранченки, воинские обыватели – Степан Юрченко, Петро Шевченко, Василь Левченко, Лукьян Козменко, Карп Сеталенко, Иван Семергеенко, Иван Корж, Иван Шанченко, Андрей Рибченко, Василь Чувило, слободы Половицы Захарий Швец, Иван Журавель, Петро Жим. Михайло Коротич, Роман Гавря и все общество, а вместо их неграмотных, по их прошению, отставной полковой есаул Григорий Красовский и за себя руку приложил. (Даты нет). 4. 1786 года 2 августа. Рапорт земского исправника, капитана Бобирева вице-губернатору, бригадиру А.Н. Воинову Высокородному и высокопочтенному господину бригадиру, Екатеринославского наместничества вице-губернатору и кавалеру Андрею Никитичу Воинову Екатеринославского уезда земского исправника, капитана Бобирева рапорт. |
| Князь Потемкин купил у Глобы его сады, но когда именно совершена покупка и на каких условиях, в архиве ничего не удалось найти. Поэтому приходится довольствоваться теми данными, какие имеются у А.А. Скальковского в его труде: «Опыт статистического описания Новороссийского края», т. II, стр. 106–107. Тут говорится, что сады были приобретены Потемкиным в 1787–1789 гг. за 3000 рублей. Сады эти называются полудикими плантациями. Построивши для себя «прекрасный» дом, светлейший князь Тавриды провез сюда «из польского своего имения Дубровны, на барках по Днепру, великолепную оранжерею с 29 садовниками; сверх того, фруктовые деревья были привезены частью из Молдавии, частью из Малороссии, из Молдавии же выписаны 12 фур виноградных лоз и несколько болгар – искусных виноградарей». В дополнение к этому, можно прибавить, что фруктовые деревья были доставлены в Екатеринослав и из Кременчуга, из бывшего там при наместническом дворце казенного сада. 2 октября 1789 г. правитель Екатеринославского наместничества генерал-майор В.В. Коховский, по распоряжению князя Г.А. Потемкина, предложил Градижскому городничему Адлерштралю перевезти лошадьми из Кременчуга в Екатеринослав казенный, «где был дворец», фруктовый сад, т. е. все яблони, вишни, груши, грецкие орехи, виноградные лозы. Все это нужно было выкопать из земли, увязать, нагрузить на подводы и поскорее отправить в Екатеринослав, где в это время ученым садовником Гульдом и «отделывался», н «насаждался» Аглинский сад. Коховский, видимо, спешил с этой перевозкой, потому что уже 4 октября 1789 г. рапортовал Г. А. Потемкину: «во исполнение высокого повеления вашей светлости, аглинский сад при городе Екатеринославле господином Гульдом и отделывается, и насаждается. Деревья из Кременчугского сада на сих днях сюда привезутся, о чем в покорности моей донести честь имею» 9 . Все сказанное, можно отнести к теперешнему Потемкинскому саду, который был передан, по смерти Потемкина, Екатеринославскому дворянству. Другой сад Глобы у деревни Половицы, по свидетельству А.А. |
| Оправдание не помогло, что видно из собственноручной заметки Екатерины: «Тесная голова Ржичевского не могла понять, что если ему приказано было у двора рекомендовать к произвождениям те персоны, о которых Чарторыйские просили, он мог их также рекомендовать и у примаса и прочих; лучше всего видится, дабы вперед там не думали, что мы двоякую роль играем, приказать ему по наставленьям Кейзерлинга; я, сверх того, вижу, что Ржичевский весьма влюблен в графа Бриля, а я желаю, чтоб не по собственным страстям, но по моим приказаниям поступлено было. В силе сего, однако ж, без выговора и умеря слова, наставление ему дать надлежит для переду». Самое тяжелое поручение, которое должен был выполнить Ржичевский, состояло в подаче польскому министерству грамоты, извещавшей о решении Екатерины восстановить на курляндском престоле Бирона. Ржичевский должен был внушить, что так как исчезли причины, по которым нельзя было герцога Бирона выпустить из России, то нет никаких затруднений восстановить его в герцогском достоинстве, на которое он уже раз навсегда получил инвеституру; справедливость требует возвратить ему все имения, подаренные ему императрицею Анною и купленные им самим на собственные деньги. «Натурально думать, – говорилось в рескрипте Ржичевскому, – что, хотя король, как великодушный государь, с одной стороны, и признает наше правосудие относительно пострадавшей фамилии, которая никогда ни в чем не погрешила ни перед нами, ни перед его короною, с другой стороны, как отец, не может он не почувствовать горести. Желая сколько возможно утешить короля в печали и притом доказать, что мы дружески заботимся о благосостоянии его и всего его дома, повелеваем вам подать обнадеживание, что так как есть надежда на скорое прекращение военных бедствий, то мы будем содействовать не только справедливому удовлетворению Саксонии за претерпенные ею разорения, но содействовать также и вознаграждению принца Карла за потерю Курляндии посредством секуляризации каких-либо епископств или доставлением других выгод, например, можно было бы доставить ему епископство Минстерское или город Ерфурт, за который маинцкий епископ получит еквивалент: прусский король в секретных мирных предложениях 1757 года выражал свою склонность к этому». |
| Такие отношения заставляли Екатерину стараться об удержании при себе своих старых приверженцев, об увеличении их числа, заставляли сдерживаться, уступать, идти на сделки. Екатерина писала Понятовскому, что ей необходима величайшая осторожность, что за нею наблюдают. «Меня принудят, – писала она, – сделать еще тысячу странностей; если я уступлю, меня будут обожать; если нет, то не знаю, что случится». Предположим, в этих словах преувеличение, преувеличение намеренное; предположим, что Екатерина хотела выставить всю затруднительность своего положения, чтоб отвратить Понятовского от приезда в Петербург; но за этим преувеличением все же останется что-то верное. Разумеется, Екатерина не думала, что ее заставят сделать ровно тысячу странностей; но в числе странностей она считала настаивание некоторых сильных людей на учреждении постоянного совета, казавшегося для Екатерины очень неудобным, особенно по известным взглядам человека, более других толковавшего о необходимости совета, – Никиты Ив. Панина. Те самые люди, которые хотели по отстранении Петра III возвести на престол малолетнего сына его Павла, а Екатерину провозгласить только правительницею до совершеннолетия императора, – те самые люди после неудачи своего замысла настаивают на учреждении постоянного совета. Зачем это настаивание? Хотят оградить себя от влияния фаворитов? Раздражающее, оскорбительное побуждение! Предполагают в Екатерине такую слабость, что она будет руководиться в делах управления волею фаворитов. Но и при постоянном совете, при надстройке этого верхнего этажа над Сенатом влияние фаворитов может быть преобладающим. При Петре II Верховный тайный совет не спасал от влияния Долгоруких. Значит, есть какой-нибудь другой умысел, и постоянный Императорский совет будет служить только средством к достижению чего-нибудь другого. Дело не нравилось, возбуждало подозрение, а между тем считалось нужным уступать, соглашаться хотя на время, изыскивать способы впоследствии уклониться от него. В оправдательном манифесте Бестужеву, написанном или переписанном рукою самой Екатерины, находим следующие слова: «И сверх того, жалуем его (Бестужева) первым императорским советником и первым членом нового, учреждаемого при дворе нашем Императорского совета». |
| ГЛАВА ПЕРВАЯ. ПРОДОЛЖЕНИЕ ЦАРСТВОВАНИЯ ИМПЕРАТРИЦЫ ЕКАТЕРИНЫ II АЛЕКСЕЕВНЫ Турецкие и польские дела в 1773 и 1774 годах. Отношения к другим европейским державам за то же время Мы видели, что в конце 1772 года переговоры на Бухарестском конгрессе остановились благодаря крымским городам, которых требовала Россия. И в начале 1773 года Обрезков доносил, что все затруднение состоит в этих городах, Керчи и Еникале, которых турки уступить никак не хотят, и конгресс разорвался бы, если бы он не обещал переписаться о городах со своим двором. Вслед за тем Обрезков извещал, что желание Порты окончить войну охладевает и это надобно приписать проискам врагов России в Константинополе. Обрезков писал прусскому посланнику Зегелину в Константинополь, чтоб тот уговаривал там согласиться на уступку Керчи и Еникале. Зегелин стал уговаривать рейс-эфенди, но тот отвечал: «Порта сделала все для успешного окончания переговоров: согласилась на уступку Азова и Таганрога, на известные гарантии для грузин, молдаван, казаков, на торговлю русских подданных на Черном море и архипелаге, хотя морские державы единодушно советовали противное; Порта согласилась, что для безопасности от татар Россия может укрепляться как ей угодно. Но от уступки Керчи и Еникале зависит благосостояние Оттоманской империи; если б даже Россия обязалась никогда не строить там военных кораблей, то и это не обеспечивало бы нисколько в будущем, потому что Россия может приготовить все материалы на Дону и при первом разладе с нами перевести их в Керчь и Еникале; в три или четыре месяца русский флот в числе 12 или 15 кораблей появится на Черном море и предпишет законы Константинополю. Наше решение непреложно: если Россия уступит насчет Керчи и Еникале, мир будет заключен; но, если она будет настаивать на своем, мы будем продолжать несчастную войну, хотя бы привелось нам всем погибнуть, ибо если предназначено Турецкой империи погибнуть, то мы не можем этого избежать». Обрезков переписывался также и с австрийским интернунцием в Константинополе Тугутом, ожидая и от него содействия в заключении мира, но Зегелин писал Обрезкову: «Князь Кауниц нажаловался моему государю на меня, что я внушал Порте: если она не заключит скорее мира, то весною австрийцы соединятся с русскими для отнятия у Турции того, что прежде им принадлежало. |
| Новая власть явно заручалась поддержкой армии, высших государственных сановников и Церкви. В первом манифесте самодержицы говорилось, что она взяла власть в свои руки, дабы изменить политический курс Петра III и покончить с угрозой Православной Церкви. «Опасаюсь, что перемена правительства отразится на общем ходе дел в Европе...» – писал Роберт Кейт сэру Г. Гренвилю в тот же день. Появились в депеше и следующие строки: «Теперь я должен поговорить с Вами о себе лично... Я не имею счастья пользоваться расположением императрицы; со своей стороны я имею точные основания не сомневаться в том. Это возлагает на меня как верного подданного Его Величества обязанность объявить Вам, что, по моему мнению, дела Его Величества, проходя через мои руки, пострадают от того, а потому я бы искренно желал, чтобы меня отправили отсюда как можно скорее и назначили бы другого министра на мое место... Мне ничего не остается прибавить к тому, что уже написал Вам в своем официальном письме, кроме того, что погибель несчастного императора произошла от той самой руки, которой я всегда опасался». В Лондоне с пониманием отнеслись к просьбе министра об отзыве на родину. Было очевидно, что новая правительница станет держать на почтительном расстоянии людей, близких к императору. В английском министерстве иностранных дел помнили о переписке великой княгини Екатерины Алексеевны с прежним английским посланником при русском дворе – сэром Чарльзом Ганбери Уильямсом и имели возможность составить суждение о ее характере и намерениях. 11 августа 1756 года, во время случившейся опасной болезни императрицы Елизаветы Петровны, великая княгиня в письме к сэру Чарльзу Ганбери Уильямсу сообщала, что имеет готовый план утверждения у власти своего супруга Петра Федоровича и себя в случае неожиданной смерти императрицы. Екатерина Алексеевна не скрывала, что занимается привлечением разного рода пособников... «В моей голове сумбур от интриг и переговоров», – писала она. Сэр Чарльз Ганбери Уильямс, заинтересованный в том, чтобы великая княгиня создала вокруг «молодого двора» свою партию, передал ей 10000 фунтов стерлингов. Одновременно Екатерина Алексеевна стремилась получить – и получила – финансовую поддержку не только от своего главного корреспондента сэра Чарльза, но и от послов Дании и Австрии. Но императрица Елизавета Петровна выздоровела в тот год. |
| Позднее он стал председателем сословно-поземельной комиссии Терской области, крупным общественным и культурным деятелем на Кавказе. Появление Екатерины Хомяковой в Кабарде было не случайным явлением. Она также приезжала в Кисловодск, часто встречалась с Кодзоковым, в доме которого бывал и Эрустам Ногмов (сын кабардинского общественного деятеля и просветителя Шоры Ногмова, друга Д.С. Кодзокова). Здесь вероятно у Е.А. Хомяковой и возникла идея основать на реке Золка хутор, и Эрустан Ногмов продал Екатерине Хомяковой 500 десятин земли. Сделка была утверждена 12 октября 1881 года нотариусом Владикавказского округа. А в 1884 году Е.А. Хомякова уже значится в списке землевладельцев 2-го участка Нальчикского округа.Так Екатерина Алексеевна Хомякова приобрела, по-видимому при содействии Лукмана Кодзокова, в Нальчикском округе Терской области земли в 500 десятин и к 1881 году основала у речки Первая Золка хутор, названный ее именем. Другой купленный ею участок располагался на Экипцоко, где был ею устроен сыроваренный завод. В 1909 году Е. Хомякова имела уже 2231 десятин земли и за ней числилось три земельных участка. Среди 596 землевладельцев Нальчикского округа она занимала второе место. Екатерина Алексеевна, выстроив на своем участке усадьбу со всеми необходимыми хозяйскими службами, занявшись сельским хозяйством и скотоводством, и поставив их на рациональные начала, задумала окружить себя чисто православными людьми. Для этой цели она стала уступать участки своей земли за баснословно низкую цену, помогая поселенцам в строительстве домов. Таким образом, в окрестностях ее имения образовалась небольшая русская колония хуторян, состоявшая из 12 домов. Е.А. Хомякова способствовала и распространению в то время почти не практиковавшегося в этих краях садоводства, главным образом, из-за «отсутствия в массах самых простых сведений по садоводству». Хомякова доставала редкие декоративные и плодовые деревья, выписывая многие сорта из-за границы. Некоторые из них, например, ореховые деревья, французский шафран, редкие сорта березы, ель, каштан до сих пор растут в селе Совхозном. |
| Интролигатор, всхлипывая и раздирая свой «лапсардак», сообщил мне, что он очень долго искал своего кравца по Белой Церкви. Путаясь из стодола в стодол с различными «мишурисами» , которые умышленно давали ему фальшивые сведения и водили его из двора в двор, чтобы схватить «хабара » и проволочь время, он истратил на это бесполезно почти целый день, который у беглеца не пропал даром. Когда интролигатор, после долгой суеты и бегства по Белой Церкви и потом по Киеву, напал на заметенный лисьим хвостом волчий след своего беглеца, тот уже спокойно сидел за лаврской стеною и готовился к принятию святого крещения. Ясно было, что этот плут задумал разорить своего контрагента посредством профанации христианской купели, но как можно было обличить и доказать его неискренность и преступное кощунство? Кто за это возьмется, когда закон на стороне этого «оглашенного» и на его же стороне были силы, которые мнились тогда еще сильнее закона. Хитрый жид, проживая год тому назад у киевского Ворта, усвоил себе некоторые сведения как о слабостях, так и о силе и значении некоторых лиц, важных не столько по их собственному официальному положению, сколько по их влиянию на лиц важного официального положения. Таким лицом тогда по преимуществу была супруга покойного генерал-губернатора князя Иллариона Илларионовича Васильчикова, княгиня Екатерина Алексеевна (рожденная княжна Щербатова), о которой я уже упоминал выше. Она тогда была в каком-то удивительно напряженном христианском настроении, которое было преисполнено благих намерений, но всем этим намерениям, как большинству всех благих намерений великосветских патронесс, к сожалению, совсем недоставало одного: серьезности и практичности, без коих все эти намерения часто приносят более вреда, чем пользы… Это что-то роковое, вроде иронии судеб. Религиозность княгини была совсем не в жанре нынешней великосветской религиозности, заключающейся преимущественно в погоне за «оправданием верою»; нет: княгиня Екатерина Алексеевна искала оправдания «делами» и наделала их столько, что автор «Опыта исследования о доходах и имуществах наших монастырей» должен был дать ей очень видное место. |
| профессор Анатолий Алексеевич Спасский (1866.03.10–1916.08.08) Византология Воспоминания Всеобщая история Патрология Переводы Сравнительное богословие Филология История Древней Церкви Рецензии профессор Анатолий Алексеевич Спасский Историк древней Церкви, богослов, профессор Московской духовной академии, ученик и преемник по кафедре знаменитого А.П. Лебедева. Биография Родился 9 марта 1866 года в с. Подкубенском Вологодской губернии в семье священника. В 1886 году окончил Вологодскую духовную семинарию, а в 1890 году — Московскую Духовную Академию. 19 июня 1890 года утвержден в степени кандидата богословия и оставлен профессорским стипендиатом при академии. Написанное им на четвёртом курсе сочинение об Аполлинарии Лаодикийском было высоко оценено его научным руководителем, А. П. Лебедевым. В этом небольшом по объёму труде были опровергнуты спорные предположения немецкого богослова И. Дрэзеке о принадлежности Аполлинарию ряда произведений псевдо-Василия Великого, доказав их принадлежность Дидиму Александрийскому. 19 июля 1891 года приказом Обер-Прокурора Священного Синода был назначен на должность преподавателя в Подольскую духовную семинарию по кафедре философских наук. 17 августа 1893 года назначен Советом Московской духовной академии исполняющим обязанности доцента по кафедре новой гражданской истории. 14 января 1896 года переведен на кафедру общей церковной истории Академии. 30 января 1896 года утвержден в степени магистра богословия по представлению магистерской диссертации «Историческая судьба сочинений Аполлинария Лаодикийского с кратким предварительным очерком его жизни». После перехода А. П. Лебедева в Московский университет, 16 марта 1896 года назначен Советом Московской духовной академии на должность доцента по кафедре общей церковной истории, в связи с чем 25 августа 1896 года был утвержден в чине надворного советника. С 13 сентября того же года по 23 февраля 1898 находился на должности лектора английского языка. 1 декабря 1897 года назначен экстраординарным профессором академии по кафедре общей церковной истории. С 29 октября 1898 года по 22 марта 1903 года являлся редактором журнала «Богословский вестник». 12 апреля 1907 года утверждён в учёной степени доктора церковной истории после защиты диссертации «История догматических движений в эпоху вселенских соборов (в связи с философскими учениями того времени) т. I. Тринитарный вопрос. История учения о Св. Троице», после чего был назначен ординарным профессором академии. 31 октября 1915 года уволен по болезни на пенсию, а 8 августа следующего года скончался после продолжительной болезни. В браке с Екатериной Николаевной Воскресенской имел четырёх детей. |
| Ждановым (с сент. 1888 г. до сент.1893 г)./Под ред. свящ. Д. В. Рождественскою//Богословский вестник 1913. Т. 1. 1. С. 1–16 (3-я пагин.). (Начало.) —1— Александр Алексеевич Жданов родился 6 сентября 1860 г. в с. Рудневе Вронского у. Рязанской губ., где отец его состоял священником. В 1880 г. он окончил курс Рязанской Духовной Семинарии и спустя год занял место сельского учителя. Прослужив учителем два года, он в 1883 г. поступил в Московскую Духовную Академию, курс которой окончил в 1887 г. с блестящим успехом и, после стипендиатского года, определён и. д. доцента Μ. Д. Академии по кафедре Священного Писания Ветхого Завета. В 1891 г. Александр Алексеевич приобретает степень магистра богословия за сочинение: „Откровение Господа о семи азийских церквах. (Опыт изъяснения первых трёх глав Апокалипсиса)“, а 12 ноября того же года утверждается в звании доцента. Служба А.А. Жданова в Академии была непродолжительна: 1 сентября 1893 г. он выбыл из Академии и назначен на должность инспектора народных училищ Мариупольского уезда Екатеринославской губ. Его служебная карьера закончена в Тверской губ., в должности инспектора же народных училищ: он скончался 16 марта 1909 г. в Корчеве Тверской губ. В должности доцента Академии по кафедре Священного Писания В. 3. Александр Алексеевич состоял только пять лет: срок непродолжительный, если принять во внимание то, что он за этот же срок должен был представить магистерскую работу. Однако, им составлен довольно обширный систематический курс его науки, обнимающий вопросы Общего Введения и решение важнейших исагогических проблем, касающихся Пятокнижия, книг исторических и пророческих, с общим обозрением их содержания и со множеством экзегетических экскурсов. В читанном им —2— курсе не достаёт чтений о книгах учительных (точнее – о книгах отдела „кетувим“, так как А. А. излагал свой курс применительно к расположению ветхозаветных книг в еврейской Библии) и неканонических. Он держится обыкновенно такого плана: при исследовании той или другой книги или целой группы книг (напр., Пятокнижия), он решает важнейшие исагогические вопросы, попутно знакомя с содержанием данной книги или нескольких книг; а затем специальному экзегетическому исследованию подвергает наиболее трудные отделы. |
|
|
