| Серега, второй наш сосед, молодой парень, промышлявший рыбой и вином, вместе с еще одним мужиком вышли в море, купили в Ворзогорах вина и стали возвращаться, торопясь к приливу, пока речка проходима. Море было спокойно, и как это могло случиться, никто не понял, но вернулся в деревню Серега один. Они проплыли по морю двадцать километров, и только когда вошли в устье, пьяный моторист заметил, что он в лодке один, а товарищ выпал где-то по дороге. В деревне был траур, у погибшего осталась жена и малые дети, старухи шепотом говорили, что чего только раньше не бывало, но уж пьяными в море никогда не выходили, а Серега сидел на крыльце, бессмысленно водил головой из стороны в сторону и то ласкал, то пинал собаку. Потом ему на глаза попался кто-то из наших, и он стал кричать: — Сволочи, монахи! Они жить будут, здоровые, себя беречь. А мы тут подохнем! Когда вы наконец уедете? Что вам тут надо? Его пытались утихомирить, но он бился головой, и в глазах у него стыл ужас. Нам оставалось работать всего несколько дней. Отпуск у всех кончался, и пора было возвращаться домой. В последний день мы устанавливали на главке крест. Крест тесал из здоровенного бревна Андрей. Потом крест просмолили, дали ему высохнуть и, обвязав веревками, подняли на крышу. Самое сложное было в том, чтобы, поднявшись по лесам на главку, завести нижний конец креста в раствор. Дул жуткий ветер с моря, и в какой-то момент крест у нас в руках повело, но мы все же сумели его удержать. Внизу у церкви стояла старуха, она кланялась, крестилась и что-то бормотала. Сперва мне показалось, что это пришла Евстолия, но это была другая женщина. Она не уходила все время, что мы заводили крест в раствор, выравнивали его и крепили. Рядом с ней, не слезая с велосипеда, стоял пацан и, задрав голову, тоже смотрел на нас. Когда крест был наконец установлен, мы выцарапали на одной из граней: «Год 1000-летия Крещения Руси». Той же ночью мы уезжали. Было далеко за полночь. В Малошуйке все спали, только где-то на нижнем конце звучала молдаванская кассета и туда же проехал несколько раз мотоцикл. |
| И приходят на ум страшные слова Евстольиной молитвы в начале главы: «Ввергнет меня в глубины сердца морского, и все реки обнимут меня. Все высоты Твои и волны Твои на меня падут». Волны падут! И ясно, что ввергли Ивана Африкановича «во глубину сердца лесного» и чуть он не «утонул» в нем. Еще в начале повести Иван Африканович, торопясь к рожающей Катерине, прорываясь сквозь снежный буран, «как утопающий, крутил головой, искал удобного положения, чтобы вдохнуть воздух». Как утопающий! И чуть не утонул Иван Африканович «во глубине сердца лесного», а Катерина утонула в жизненном «море»... Да ведь и не сами тонут они, наши крестьяне русские, а топят-топят их уже много веков подряд. Татары, ляхи, французы, немцы, несть им числа. Потом «свои» Ленины , Сталины да Хрущевы. И господа дворяне, почти все Бога забывшие, столько кровушки выпили!.. Топят наших крестьян русских и никак утопить не могут. В крови топят, в работе непомерной, в неволе, в вине топят («вся земля вином захлебнулась»). Теперь-то никто уже не скрывает, что жизнь русских крестьян в XX веке - это и есть жизнь во чреве адовом, во глубине «сердца морского». Так что ключ, думаю, найден. Для русских крестьян привычное дело, что топят-топят их все силы земные и адские, а они все пробиваются наверх, как тот родничок, у которого любили сидеть Иван Африканович с Катериной. «Жив, значит, родничок, не умер. Попробуй-ка завали его. Хоть гору земли нагреби, все равно, видно, наверх пробьется...» + + + «Вода была так прозрачна, что казалось, что ее нет вовсе, этой воды». Писатель не о родничке, о таланте своем сказал. Настолько он у него прозрачный, что его тоже будто бы вовсе нету, таланта этого... Кажется, что и без художника понятно, что у родничка этого Иван Африканович с Катериной останавливались только после очередных родов, с новорожденным. Потому что у них орава детей и хозяйство, и никак им из деревни своей не оторваться. Зато после родов они непременно посидят возле своего родничка, попьют сладкой водички. Правда, есть в повести «подсказка» - когда Степановна приглашала Евстолью в гости, то «она и сама знала, что Евстолья не придет, некуда ей было идти от такой оравы внучат». Так и Ивану Африкановичу с Катериной некуда идти от такой оравы детей. |
| Илья Петрович замялся, но, чувствуя теперь обязанным себя по отношению к своему собеседнику, взявшемуся ему помочь, понизив голос, сказал: — Он говорит, что скульптор, но, по-моему, такой же скульптор, как я писатель в пору моего директорства. Бедняжка помешался на религиозной почве и страдает манией преследования. — Значит, и он тут поселился, — проговорил Борис Филиппович задумчиво. — А вы еще в Провидение не верили. — Вы его знаете? — встревожился директор. — Вряд ли. Хотя одного одержимого, возомнившего себя равным гению, знал. Но таких людей сейчас повсюду навалом, — заметил Люппо. — Голодных, оборванных, обозленных, вышвырнутых из жизни и рассказывающих всяческие небылицы. Кстати, и вы тоже неважно выглядите. Он стоял и не уходил, точно чувствуя, что беседа их не окончена, и подзуживая Илью Петровича коснуться одной мучившей его, так и не проясненной темы. — Послушайте, я давно хотел спросить у вас одну вещь, — неуверенно начал директор. — О мощах Евстолии? — Что это было? Совпадение? Чудо? Промысел? — Вам действительно важно знать? — Да. — Видите ли, Илья Петрович, если я скажу, как было на самом деле, легче вам не станет. — Я хочу знать правду, какой бы она ни была. — Что ж, вы сами этого хотели. Это был заранее отрепетированный спектакль. Илья Петрович обмяк. — И старец об этом знал? — спросил он еле слышно. — Он сам велел его организовать. Дворник отвернулся, ссутулился и стал снова свирепо мести окурки, пустые банки из-под пива и кока-колы, листовки, обертки, бульварные газеты, ругая под нос Петра Великого, птенцов его гнезда и весь петербургский период российской истории, и не заметил, как вслед за машиной Люппо отправилась другая. Придя домой, он перестелил постель больному, но весь день был мрачен, грубо сказал что-то Катерине и не улыбнулся даже детям. — Что-нибудь случилось? — спросил наблюдательный Колдаев. — Я повстречал одного знакомого, — ответил Илья Петрович нехотя. — Разве у тебя тут есть знакомые? — Оказывается, есть. Он, кстати, и тобой интересовался. |
| Мария 3 октября 2016, 10:43 Все копии Креста чудотворят, об этом и матушка Евстолия говорит, и написано ниже. Никто из нас не знает, где именно промысел Божий, поэтому я бы поостереглась утверждать, что перенос Креста - чисто человеческое. Речь не идёт о просто Крестных ходах туда-сюда. Речь о том, что есть резолюция Святейшего Патриарха Московского и всея Руси на перенос Креста: половину года - в Годеново (в дань заслуги-спасения) и половину года - на месте сошествия. И тут уже неважно, кто и чего хочет. А вот почему резолюция не исполняется - это вопрос. Также как и очень странно в свете обнародования резолюции и, совсем по-человечески, выглядит такое событие, как уничтожение указателя на место сошествия Креста перед Престольным праздником (ныне восстановлено все). Никогда бы не поверила в такое, если бы, увы, сама не видела, простите, отсутствие указателя. Была в тот день на Литургии и с ужасом наблюдала, как после Причастия в храм просто вбегали люди с грудными детьми...которые заблудились...и по их словам два часа ездили по весям, так как давно не были в этих краях и отсутствие указателя заставило их свернуть не туда. И сравнивать заслуги Годеново и Антушково также бессмысленно, тк - это две равнозначные величины. И повторю ещё раз, только Господь Бог знает, что правильно. Также странно читать про возможное разрушение святыни из-за Крестного хода. Ежегодно из запасников Третьяковской галереи выносят чудотворные иконы для поклонения. С человеческой точки зрения, вынос памятника искусства из спец хранилища или из выставочного зала, где созданы специально условия - посягательство на сохранность. С духовной точки зрения - счастье для многих верующих. То, что создано Богом, невозможно разрушить. Если человек ездит в святые места не в поисках чуда, а в для сопричастия Богу, то все равно ему будет, где крест - в Годеново или Антушково. А резолюцию Патриарха надо уважать, не наше это делать думать зачем и почему благословение на перенос дано. Мои посты только об этом. Резолюция дана - надо ее исполнять. Если уже в монашеском мире послушание попрано, то чего ждать от мирян? |
| В описанных прегрешениях да простит Господь. Келейной игуменской заметила справедливо. Но чтобы не оскорбить, старайся не резко говорить. Чувствуешь удовольствие, когда хвалят. Это и показывает, что нет второго смирения. Скорее каяться надо в этом чувстве. Паше и Евстолии посылаю благословение. Призывая на тебя мир и Божие благословение, остаюсь с желанием спасения. 210. Ночныя искушения подробно не обясняй, а еще более смиряйся. Силен Господь помиловать того, кто обратится к Нему М. Св. о. н. г. И. Х. Б. н. п. н. Сестра о Господе м. Магдалина! Милости Божией и душевнаго спасения тебе желаю, и помощи Божией в трудах твоих, наипаче в служащих ко спасению души твоей и прочих. Письмо твое получил, также и от твоей тети 100 р. Спаси Господи за усердие. Бедныя монашенки о спасении твоем молиться будут. Поблагодари тетю от меня. Пишешь, что нагрешила много. Ну и покаяние сугубое приносить надо. Да простит тебя Господь во всем. Искушения ночныя подробно обяснять не надо, а более смиряться и памятию Божиею ограждаться надо. Брата твоего Владимира да помилует Господь и исцелит от болезней душевных и телесных. Надо бы ему куда-нибудь на богомолье сездить, и там поговеть, и Св. Таин приобщиться. Силен Господь помиловать его, если он обратится к Нему. Здоровье мое так себе, понемногу брожу. Описание твое видел. Да простит Господь во всем. Спрашиваешь, как быть с Евстолией. – Потерпеть надо и приложить старание, как к немощной. Слава Богу, что кается и прощения просит. В этом надежда есть. А оттого и враг борет ее, что неприятно врагу это делание и не терпит он гласа откровения. Пашу да успокоит Господь от смущающих ее помыслов. Вразумляй ее на полезное. Наипаче пусть смиряется и волю свою отсекает. Ей и Евстолии посылаю благословение и желаю душевнаго спасения. Призывая на тебя мир и Божие благословение, остаюсь с желанием спасения. 211. Кто свои подвиги замечает и труды считает, тот в гордость впадает. От считающаго себя безгрешным Господь молитвы не принимает. Кроткое обращение с ближним скорее достигает цели |
| Богач расспрашивал весьма разумно. На прощание сказал – «посмотрим»; мы с В. Я. заключили, что бы стоило такому человеку – одному – взять на себя построение храма или женского училища. В. Я., между прочим, рассказывал, какую проповедь он вчера сказал на ранней и поздней обедне, – оба раза об Японской Миссии. Порядок проповеди – точь-в-точь, как в Миссии. Сторож выносит ему епитрахиль и камилавку, а он еще не знает, о чем будет говорить. Крестится и выходит, а народ придвигается к амвону. Мелькает мысль об Японии, и он начинает: «Спаситель молился, чтобы все было едино, – и послал на проповедь: тогда было малое стадо, но – Слово Спасителя разрастается в дело " … Плач ребенка заставил его остановиться, и он позвал сторожа, чтобы отвести бабу в паперть, до времени причастия. Заговорил потом об Яп. Миссии – и результатом проповеди было – тотчас же после нее – сбор 60 руб.; потом старуха принесла собранных 60 руб.; потом еще старушка из богадельни принесла собранных по койкам в богадельне 6 руб. – В числе собранных – огородник-мужик, отправляясь домой, занес В. Я-чу рубль на Миссию; а инвалид-артиллерист принес 1 рубль и попросил прочитать письмо, писанное когда-то Виссарионом Авано – (преплохое письмо). Еще сегодня – 100 руб., от Морозовых – итого 226 руб. – Боже, что за добрые христиане русские! Но не пробужден дух сочувствия Миссиям – не знают! Если бы так хоть половина священников русских поступила, как поступил В. Яковлевич, то, конечно, миллион собран был бы на Миссию, – и это без ущерба России, а, напротив, с пользою – для возбуждения религиозного чувства. Но не знают и священники, как именно возбуждать дух благочестия! Придет лучшее время, восстанут люди живого религиозного чувства, тогда не то будет, что теперь! Мы с того света порадуемся! 13 ноября 1879. Вторник Утром пришел Д. Д. [Дмитрий Дмитриевич] Смирнов, чтобы в 10 часов отправиться вместе к ректору Академии Художеств. Федору Ив. Иордану, с которым возобновлено было знакомство 9-го ноября, в пятницу, в Новодевичьем монастыре, на именинах Игуменьи Евстолии, и который вместе с его супругой Варварой Александровной пригласил к себе в этот вторник, в 11 часов, обещаясь рекомендовать художника для Японии. |
| В стоячей воде, в находящихся около дома прудах, не крестят, потому что в одной воде можно только раз окрестить, да и брать воду после крещения,– зазорно. Крещение совершает наставник-креститель. Вот как продолжает свой разсказ про свое крещение обратившаяся: «Утром начали носить воду в купель. Это была кадочка в мой рост. Собрался народ из келий, были и посторонние из жиловых. Началось «соборное» моление по уставу. Пред началом моления произнесено было отречение от ересей, а затем совершено положение «начала» к восприятию крещения, после котораго и мне можно молиться с «христианами». День крещения, 2 ноября, был морозный и пасмурный. Воду в купели сверху затянуло льдом. По окончании моления вывели меня на двор, раздели в уединенном уголке, полотенцем перевязали талью, чтобы за концы полотенца можно было меня держать, и поставили в купель. Вода была ужасно холодная... Я стояла обращенною на восток, скрестив руки с двуперстным сложением... Креститель подошел к купели и, положив правую руку на мою голову, а в левую взяв концы полотенца, погрузил мою голову, с словами: «крещается раба Божия, Евстолия, во имя Отца, аминь». Как варом обдало вдруг мою голову, я чувствовала, что вода вливается в уши, в нос, в рот и еще секунда и я захлебнулась бы. Так погрузили три раза, с произнесением соответствующих слов. После третьяго погружения креститель за полотенца поднял меня на воздух и опустил на белую простыню. В комнате одели меня в белое одеяние; все поздравляли меня с ангелом и просили молитв» 31 . По окончании крещения новокрещенных отводят в особую келью, или оставляют в моленной. Здесь они живут 7 дней; для этого в моленной и кровать ставится. В 8-й день крещальные белые одежды снимают и, одев в обычное одеяние, отводят на место жительства. Любопытен самый обряд, происходящий в 8-й день после крещения. После обычных служб с молебном дневному святому, имя которого дано новокрещенному, и после принесенных поздравлений, снова зажигают свечи и лампады пред иконами и крестный, или крестная, получив благословение настоятеля «для омовения», отводят крещенного в уединенную комнату, где, окатив его теплой водой, переодевают из белого одеяния в черное. |
| Благословил, помазал благовонным маслом, помолился... Язык слов был уже не нужен. Через несколько часов тихо прервалось ее дыхание... Время прекратилось. Началась Новая Жизнь. Чтение Псалтири и ночные службы у гроба показались необычайно легкими и сладостными Отпевание все, кто на нем присутствовал, тоже отметили как неземное. Будто над гробом склонилась Сама Божия Матерь. Возглавил отпевание владыка Феодор, собрались без зова все самые близкие – родственники, сестры, отцы, друзья, прихожане. Тяжесть и холод и какое-то немного брезгливое чувство, обычные в присутствии мертвого тела, почему-то отсутствовали. Не было и запаха тления, а даже, наоборот, на третий день из гроба разносился цветочный аромат. И это заметила не только я. Мама, такая чистенькая и милая, лежала в гробе с помолодевшим лицом, морщинки все разгладились, такая красавица, и лицо мы закрывать не стали. Мне казалось, что все, кто видит её, получают от неё сердечное тепло и приветствие! Так уютно было ей в новом жилище! И сестры, как мое лучшее приношение маме, окружили ее гроб с любовью. Чтение Псалтири и ночные службы у гроба всем показались необычайно легкими и сладостными. У гроба ли мы стоим – удивлялись все?! И чувство радости реального присутствия с Богом маминой души всех нас одушевляло. А сороковой день поминания мамочки приходится на Благовещение ! В этом году он совпал с Великой Субботой! Как не сказать: дивны дела Твои, Господи! Епископ Феодор и духовенство у гроба Каждая человеческая жизнь имеет своё предназначение и оставляет поучение. Мама начала меня учить сразу, как только легла в гроб. Особым образом она всегда радела о мире между всеми. И тут, вместе со слезами о только что почившей, слышу требование ее: а с этим и этим ты помирилась? А этому ты не ответила почему? И так жестко и требовательно, что пришлось сразу звонить – исполнять. Командир встал на своё место! Могилка ее тоже заняла командное место – конечно, случайно, но все остальные оказались за ней, как солдаты за генералом. Вот такой мама предстала ко Господу! скрыть способы оплаты Смотри также Комментарии Алексей 29 марта 2018, 10:21 Матушка Евстолия поклон Вам из п. |
| Серафим, весна 1941 г. После родов у матушки произошло общее заражение крови, и состояние ее было практически безнадежным. Родные просили молитв отца Алексия, прикладывали к его могилке рубашку матушки, потом передавали ее в больницу, и так несколько раз – и чудесным образом по молитвам отца Алексия она осталась жива. Матушка всегда была худенькой, небольшого роста. Однажды сестра отца Георгия назвала матушку худышкой, и круглолицый упитанный Коля весело потом восклицал: «Мама худышка! Мама худышка!..» Коля был живчик, веселый и подвижный мальчик, Серафим более серьезный, с хорошими способностями к математике. Матушка вспоминала, что, когда он оканчивал школу, его приглашали в разные вузы. Но это было весной 1941 года… Серафим поступил в Бауманское высшее техническое училище, совсем немного проучился и ушел на фронт. Он пропал без вести весной 1944 года . Второй сын Тревогиных, Николай, в эвакуации трудился на заводе и вместе с двумя другими подростками угорел при аварии. Ребят спасли, но Колю откачать не удалось, не успели. Это было в 1945 году, незадолго до окончания войны. Так отец Георгий и матушка за два года потеряли обоих сыновей… Дома у Валентины Карловны все было аккуратно и просто, ничего лишнего, ничего сверхценного. В дело шло все. Сказался долговременный опыт ссылок и лишений. На крохотной кухне царил идеальный порядок. Над умывальником разместилась небольшая фанерная полочка, на которой стопкой были сложены кухонные салфетки из простого белого ситца и остатков простыней. Старенький холодильник, к которому она посылала нас за «чем-нибудь к чаю», всегда был полон. Ежедневно Валентину Карловну посещали люди: расписание посещений составляла и, по возможности, регулировала Ефросиния Ивановна Кадурина, в постриге монахиня Евстолия. Но, что интересно, приходящие и сами как-то управлялись Промыслом Божиим. Только мы собираемся уходить – уже звонок в дверь, уже кто-то на пороге. Матушка Евфросиния жаловалась, что матушка Валентина почти ничего не ест, и просила нас в часы посещений следить за ее питанием. Мы и рады были угостить матушку чем-нибудь вкусным, но сделать это было не так-то и просто. Она с радостью соглашалась «попить чаю» и посылала нас к холодильнику, но потом почти ничего не ела, а только подливала нам чай и подкладывала то котлетку, то пирожок. В итоге ей удавалось накормить нас скорее, чем нам ее. Мы увлекались разговором, сообщали, какой батюшка сегодня служил, пересказывали от начала до конца всю его проповедь, а она только слушала и улыбалась. |
| «Видел я блистающих послушанием, и по возможности не нерадящих о памяти Божией, совершаемой умом, которые, ставши на молитву, вскоре овладевали умом и проливали потоки слез, потому что были предуготовлены святым послушанием». Эти слова могут относиться к каждой из нас. Любое наше дело, любой труд, совершаемый с отсечением своей воли, открывает наше сердце для благодати Божией. И мне хочется прочитать вам один рассказ из воспоминаний монахини Евстолии, жившей в XIX веке: «В нашей обители был заведен такой порядок, что проходившие искус послушнический в течение трех лет должны были изучить все послушания монашеские — и огородничанье, и работу в поле, когда приходилось и косить, и жать, и снопы вязать. Мне же, как воспитывавшейся в довольстве и холе, сие было непривычно. Служила я и в трапезе. И при постройке храма вместе с другими новоначальными подносила строителям известь и кирпичи. Один раз случилось мне три субботние дни кряду не бывать у всенощного бдения. Когда же со скорбью сказала о том казначее, она сурово выговорила мне за леность к трудам монастырским и своеволие. Что за буря была в душе моей! Каковой ропот пришлось преодолеть в своем сердце, ибо прещение сие казалось мне и жестоким, и несправедливым! Милосердый же Господь, по молитве моей, не только умягчил и смирил мое сердце, ибо положила я завет никогда отселе не перечить и своего не искать, но и даровал великий дар Свой. Ибо когда на следующее утро пришли мы вновь на свое послушание, оказалось, что рабочие в тот день не приехали, и матушка велела всем нам идти к утрене и ранней обедне. Что за сладость была мне в каждом слове службы! Чувство, будто не на земле, а в раю нахожусь и от всего сердца воспеваю Господа и Пречистую Матерь Его со всеми святыми! Как запели “Честнейшую”, то казалось, сердце мое от умиления пред Пресвятою Богородицею прекратит биться и растает! Не ведала, как стою и где нахожусь. И когда о сем сказала потом матушке, она и говорит: “То Господь подал за то, что смиряешь себя. Делай так, и сия сладость станет присным достоянием твоим”». |
|
|
