| Но истина представляет его непостоянным в образе мыслей, бросающимся то в ту, то в другую сторону, смотря по обстоятельствам. Он умер вскоре после великого Константина, оставив преемником себе на Кесарийском престоле ученика своего Акакия, мужа отличного, но в разных сочинениях своих слишком уже преданного арианам, по привязанности своей к учителю. В том же году Савор, царь Персидский, желая покорить Нисив, явился с войском в Месопотамию, осадил этот город шестьдесят три дня и, не могши взять, удалился. Иаков, епископ Нисивийский, отличный делами благочестия, молитвами своими совершил то, что персы потеряли всякую надежду на покорение города, и потому они, словно гонимые духом молитв его, вдруг отступили и возвратясь в свою сторону, нашли воздаяние за нечестие свое, именно, голод и мор. Что до кесаря Далмация, то он, вскоре по кончине великого Константина, убит был воинами; хотя Констанций не приказывал сего убийства, но и не противился ему. л. м. 5830, Р. Х. 330. В сем году, по умерщвлении юного Далмация воинами, ту же участь должны были испытать Галл и Юлиан, дети Констанция, брата Константина Великого . Но Галла спасла болезнь, Юлиана же детство, потому что ему тогда было только восемь лет. Констанций первоначально принимал единосущного, но после того отложился, сколько по легкомыслию, столько же и по обольщению арианского священника, далее Евсевия, начальника евнухов, Евсевия Никомидийского и единомышленных с ними. л. м. 5831, Р. Х. 331. В сем году Константин, сын Великого Константина, вторгся в пределы Константа, брата своего, и вступив в сражение, был убит воинами, после чего Констант остался единственным властителем всего Запада. Констанций же, царствуя на Востоке, отдал Галла и Юлиана в учение в городок, называемый Демакелли, близ Кесарии Каппадокийской. Эти два брата сделались чтецами и пожелали воздвигнуть храм св. мученику Мамонту. Но где надлежало строить Юлиану, там земля не позволяла; и он остригши волосы, притворно принял на себя образ иноческий. Констанций и Констант издали закон, которым запрещалось иудею покупать раба, в противном случае купленный раб отбирался в общественную пользу, если же иудей, осмеливался обрезать раба, то подвергался казни мечом, а имение его отбиралось в казну. л. м. 5832, Р. Х. 332. В сем году Констанций построил Амиду, укрепив ее твердыми стенами, равно как и город, лежащий в семистах стадий от Амиды на юг и называвшийся прежде градом Антония, а теперь переименованный царем по своему имени. л. м. 5833, Р. Х. 333. |
| Главным героем двенадцати книг «Церковной истории» (с 300 по 425 гг., написанных до 433 г.) 1292 Филосторгия является Констанций II по причине своей приверженности арианскому учению. Среди прочего он освобождается от ответственности за уничтожение побочных линий наследования на следующий день после смерти Константина. Напротив, именно Константину приписаны отрицательные черты, как из-за убийства сына Криспа и жены Фаусты, так и потому, что он вызвал гнев домашних, которые отравили его 1293 . И всё же Константин оставался ориентиром и для арианской традиции, находившей веский довод в пользу его авторитета в том факте, что первый христианский император всё больше удалялся от никейского вероучения, и принял арианство, следуя по пути, увенчавшемуся крещением от Евсевия Никомидийского. И именно рассказ об этом епископе как хранителе завещания для передачи Констанцию II, становился ключевым при повествовании о смерти Константина Великого 1294 . Сократ и Созомен , оба сторонники Константинополя, вдохновлялись, в свою очередь, никейским вероучением (с сильной зависимостью второго от первого) в составлении «Церковной истории», где затрагивались различные аспекты религиозной политики Константина и в частности, вопрос о его обращении, с опорой на «Vita Constantini» («Житие Константина») 1295 . Сократ (его «История» в 7-ми книгах обнимает период от Константина до 439 г.) обошёл молчанием негативные аспекты, такие, как расправа с родными, и предосудительные вмешательства в экономику, вызвавшие полемику среди язычников 1296 , а также конфискация имущества храмов, о чём нашёл известие, среди своих источников, у Евсевия Кесарийского 1297 . При этом он не утаил то известие, что Константин был крещён за несколько дней до смерти на окраине Никомидии, умолчав, однако, об имени крестившего. Большое внимание он уделил положениям завещания Константина, выделив два аспекта: раздел царства между тремя сыновьями и пожалование привилегий двум городам – Риму и Константинополю. Завещание якобы было доверено «тому пресвитеру, уже упомянутому, по чьему вмешательству вновь был призван Арий», с поручением передать его Констанцию II. Кажется очевидным, что Сократ был заинтересован поставить в один ряд Рим и Константинополь среди забот умирающего Константина, и хотел поддержать «афанасианское» православие, снимая упоминание о крещении, осуществлённом Евсевием Никомидийским 1298 . |
| Подлинное постановление не сохранилось до нас; его нет и в Codex Theodosianus 438 г. Оно сохранилось лишь в указе (litterae) Ликиния , данном Никомидийскому президу 13-го июня 313 г., и у Евсевия в серии документов, переведенных с латинского на греческий, помещающейся в середине 10 книги его Церковной Истории, как " копия императорских постановлений, переведенных с римского языка " , как указ, написанный от имени Константина и Ликиния. Но в повествовании о событиях, происходивших после победы над Максенцием , даже в рассказах о пребывании императоров в Медиолане , об эдикте речи нет. Так, Евсевий, повествуя о том, что произошло непосредственно после победы, пишет: " После сего сам Константин, а с ним и Ликиний, почитая Бога виновником всех ниспосланных им благ, оба единодушно и единогласно обнародовали в пользу христиан самый совершенный и обстоятельнейший закон (νομον υπερ χριστιανον τελειωτατον πληρεστατον) и как описание содеянных над ними Богом чудес и одержанной над тираном победы, так и самый закон, отправили к Максимину (τον νομον αυτν Μαξιμινω), который управлял еще восточными народами и показывал к соправителям притворную дружбу. Максимин, как тиран, узнав об этом, весьма огорчился, однако же, чтобы не показаться, будто уступает другим и вместе с тем опасаясь утаить повеление (το κελευσθεν) императоров, по необходимости, как бы от собственного лица, написал к подчиненным себе областным начальникам следующую первую в пользу христиан грамоту " ; далее приводится приказ Максимина Сабину (Евсевий. Церковная История IX, 9). По-видимому, здесь речь идет о Миланском эдикте, однако место издания не указывается, время точно не определяется (ср. επι τουτοις) и самый текст " совершеннейшего закона " не дается, а путем вывода легко придти к мысли, что упоминаемый здесь закон появился еще в 312 г. В самом деле, в 313 г., незадолго до своей смерти, Максимин обнародовал другой закон в пользу христиан, где изданный им рескрипт на имя Сабина он называет " прошлогодним " , т.е. появившимся в 312 г. (το παρελθοντι ενιαυτω ενομοθετησομεν)... Вот какие неясности у Евсевия. |
| Так как рассматриваемый предмет казался еще сомнительным, то сперва колебался несколько и сам Александр, похваляя иногда одних, иногда других 3 ; по довольном времени испытания той и другой стороны Александр присоединился к тем, которые утверждали, что Сын единосущен и совечен Отцу, и Арию приказал, чтобы и он, оставив противоречия, мыслил таким же образом (Созом. 1:15). Арий последовать требованию епископа не заблагорассудил; напротив, ободренный тем, что на стороне его нашлось несколько епископов (Секунд, Феона, см. Сокр. 1,6), пресвитеров (Анфал, Ахилл, Караоний, Сарматий, еще Арий) и диаконов (Евзой, Макарий, Июлий, Мина и Елладий), вступил с своим епископом в отношения надменные и даже неприязненные; не обращая внимания на неблаговоление к нему епископа, начал собирать сборища единомышленников и в этих, вышедших из повиновения епископу сборищах, предлагать свое новое учение. Александр, по свидетельству Феодорита, старался вразумить Ария увещаниями и советами; но когда увидел, что тот упорно безумствует и открыто проповедует свое нечестие, то в согласии с сослужителями своими (как называет их Александр), Египетскими, Фиваидскими, Ливийскими, Пентапольскими, Сирскими, Ликийскими и прочими из областей сопредельных (в числе около ста. Сокр. 1, 6), – отлучил Ария и сообщников его от общения церковного. Арий, считая себя осужденным несправедливо, обратился с жалобами на своего епископа к некоторым, прежде знакомым ему епископам, прося их заступничества за себя, и особенно крепкую надежду возложил на прежнего сотоварища своего в школе Лукиановой – Евсевия Никомидийского. В письме κ Евсевию, еп. Никомидийскому, Арий представляет себя невинным страдальцем за истинное Евангельское учение и умоляет Евсевия защитить его от несправедливых нападений на него Александрийского епископа. Епископ Александрийский, писал между прочим Арий, сильно преследует нас и гонит, употребляя к тому все средства; он даже признал нас людьми безбожными и изгнал из города за то, что мы не согласились c ним, когда он всенародно говорил: Бог всегда; Сын всегда; вместе Отец, вместе Сын; Сын сосуществует Богу нерожденно: Он всегда рождаемый и нерожденно рожденный; Бог ни мыслью, ни каким-либо этомом не предшествует Сыну; Сын из самого Бога. |
| Учение Маркелла имело значительное влияние на оппозицию ариан против православия. Маркелл анкирский был епископом уже за 10 лет до Никейского собора и на этом последнем заявил себя, как ревностный поборник православия. Это был человек недюжинных дарований, но с своеобразным складом ума; и если бы его сочинения до нас, это не было бы невыгодно для его репутации, как богословствующего мыслителя. Время, когда действовал Маркелл, — была та пора, когда арианизирующее богословие в тоне Евсевия кесарийского дерзновенно называло себя «церковным богословием», κκλησιαστικ θεολογα. В самом деле, важнейшие церкви востока были тогда в руках арианствующих, и следовательно учение наличной церкви было действительно таково, каким его представляли противники «никейской веры». Они могли похвалиться даже тем, что на их стороне и церковное предание, правда, не очень древнее. И так как Маркелл вовсе не считал обязательным для себя такой авторитет, как великий Евсевий (никомидийский) или блаженный (=покойный) Павлин (тирский), то Евсевий кесарийский и сетует на то, что «неосмысленный галатиец» не чтит отцов. Это замечание важно для понимания Маркелловых приемов. Епископ анкирский возмущен был до глубины души, встречая в «συνταγμτιον’е» пресловутого Астерия постоянные ссылки на писания то Оригена, то Павлина, то на воззрения Евсевия никомидийского, и принялся рубить с плеча эти авторитеты. «Ваш блаженный Павлин, говорил он, едва ли оправдается на том свете пред Оригеном за то, как, с какими урезками, он приводит его мнения. Но если бы у Оригена это учение и действительно содержалось, то Ориген — что за авторитет? Из первых же строк его «Περ ρχν» так и видно, что он только что поднялся от сочинений Платона: он даже начинает-то свое сочинение Платоновой фразой». И Маркелл решил сомнительному «церковному богословию» своих противников противопоставить положительное, бесспорное богословие библейское. Положение, занятое Маркеллом против ариан, сходно с позициею Лютера против папства. Известный принцип: «только одно Св. Писание есть источник вероучения», у Лютера первоначально имел только полемическое значение. Чтобы не дать возможности папистам затягивать дела, что было неизбежно при обращении к авторитету предания, — Лютер объявил, что он и без предания, только на основании Св. Писания, может доказать неправильность папских притязаний. Так и Маркелл решился прибегнуть к Св. Писанию, развить учение исключительно библейское; он решил в основу своего экзегесиса положить строгий метод взамен произвола и субъективизма. |
| Теперь обратимся к рассмотрению того процесса, какой пережила, по мнению Гарнака, христианская догма в IV в. Этот ученый понимает так, как будто бы история догмы данного времени основывалась лишь на случайностях и борьбе противоположных влияний. Сейчас увидим, как много путаницы и как мало ясности вносит взгляд Гарнака, проведенный там, где для него нет места. В предыдущих замечаниях мы сделали достаточную оценку тех разъяснений Гарнака, которые служат у него прелюдией к истории Никейского собора, почему мы можем прямо обратиться к оценке понимания Гарнаком догматической деятельности этого собора. Взгляды этого ученого в этом случае, как и других, отличаются тенденциозностью. Он безо всякого колебания приводит свидетельство арианского писателя Савина о необразованности отцев Никейского собора, не принимая во внимание, что свидетельство принадлежит явному врагу Православия, следовательно, человеку пристрастному. Неуспех деятельности Евсевия Никомидийского на соборе, хотевшего добиться утверждения здесь – в качестве обязательного верования – строго–арианского учения, Гарнак объясняет «тактической ошибкой» указанного арианского епископа. Выходит, таким образом, что поведи Евсевий дело иначе, более ловко и искусно, его предприятие имело бы, пожалуй, другой конец. Здесь ясно сказывается ученый, который под христианской истиной понимает не что другое, как случайно возобладавшее мнение известного рода христианских мыслителей над мнением прочих лиц христианского мира. Опровергать подобное воззрение нет надобности. Оно опровергается самой историей христианской Церкви, показывающей, в какой строго логической последовательности шло раскрытие христианских догматов в IV, V и VI вв. Неосновательно также утверждает Гарнак, что будто Символ Евсевия Кесарийского , в качестве примирительной между спорившими формулы, представлял что–то такое, лучше чего нельзя и придумать. История этого Символа показывает, что он не имел никакой будущности. В дальнейшей истории арианства он совсем не встречается. |
| общества. С др. стороны, К. не удалось разрешить ряд важных внутрицерковных конфликтов. К. стремился обеспечить формальное единство рядов Церкви как корпорации, что было, несомненно, необходимым условием для всех успехов христианства в будущем. Однако К. недооценивал значение богословских и иных доктринальных споров для христиан и, вероятно, несколько идеализировал приверженцев новой веры, степень их внутренней сплоченности, не допускал мысли о возможности роста конкуренции и вражды среди епископата в борьбе за управление резко выросшими ресурсами Церкви, а также о возникновении длительных расколов в церковной иерархии и общинах. Болезнь, крещение и смерть ( Fowden. 1994; Burgess. 1999). Весной 337 г. деятельность К. была прервана быстрым ухудшением его здоровья. К. оставил военные лагеря в М. Азии, переехал в Никомидию и оттуда на термальные источники близ г. Еленополя. Несмотря на лечение и молитвы в церкви св. ап. Луки, построенной здесь его матерью св. Еленой, К. вскоре потерял надежду на выздоровление. Он намеревался переехать в К-поль, но вынужден был остановиться в пригородной вилле Ахирон близ Никомидии. Здесь К. собрал нескольких находившихся при дворе епископов, заявил им, что хотел бы принять крещение в Иордане, подобно Христу, но из-за болезни решил креститься немедленно. Он пообещал также, что впредь, если ему будет даровано выздоровление, он будет вести христ. образ жизни. По свидетельству Евсевия, епископы совершили над К. обряд согласно обычаю ( Euseb. Vita Const. IV 62). В церемонии участвовали несколько епископов, наиболее известным среди них источники называют еп. Евсевия Никомидийского (Ibid. IV 61-67, 70-71; Hieron. Chron//PL. 27. Col. 679a-b; Rufin. Hist. eccl. X 11; Socr. Schol. Hist. eccl. I 39-40; Sozom. Hist. eccl. I 5, II 34; Theodoret. Hist. eccl. I 32; Chron. Pasch. P. 532.6-13, 533.5-20). 22 мая К. скончался ( Euseb. Vita Const. I 1-9; Aur. Vict. Epitom. 41. 16; Eutrop. Breviar. 10. 8. 2; Hieron. Chron.//PL. 27. Col. 679c - 680а; Chron. Pasch. |
| И странно даже, что Евсевий находит дурное там, где все усматривают хорошее: ибо, как видно из цитат, приводимых Евсевием из сочинения Маркелла, этот последний старался глубже наследовать притчи, показать их историческое происхождение, как это делает он с греческими поговорками Αλλ διδδκει γρμματι, Αξ τν μχαιραν Αλις δρος. He будучи настолько справедлив, насколько был Маркелл, признавая своего противника, арианина Астерия, прекрасно образованным в светских науках 652 , Евсевий называет эти исследования Маркелла длинным и нескладным суесловием, которым он будто бы старается щегольнуть пред читателями, не имея почти никаких познаний в Священном Писании 653 ; по мнению Евсевия все подобные исследования совершенно бесцельны, так как де греческие притчи могли еще иметь происхождение в некоторых исторических обстоятельствах, а о притчах Соломоновых этого думать нельзя 654 . Евсевий восстает даже против той мысли Маркелла, что языческие мудрецы почерпали некоторые высокие учения из Священных книг 655 , хотя в других сочинениях своих сам же старался доказать эту мысль всеми силами! Итак все старания Евсевия доказать научно богословское невежество Маркелла остались безуспешными. Однако Евсевий в уверенности, что читатели его прониклись презрением к анкирскому невежде, показывает далее, как этот дерзкий осмелился нападать на уважаемых повсюду людей, которые писали правильно и сообразно с учением церкви. Маркелл, говорит Евсевий, объявляет решительное сражение Астерию, великому (!) Евсевию Никомидийскому, Павлину, – которого, по мнению Маркелла, Евсевий называет блаженным за его согласие с Астерием 656 , и который еще в бытность свою в Анкире называл Христа тварью 657 , – Оригену , уже почившему, а потом Наркиссу, ему самому, Евсевию Кесарийскому , и почти всем отцам Церкви и притом, прибавляет иронически Евсевий, один идет против всех 658 – что, заметим, совершенно несправедливо, так как за Маркелла стоял папа Юлий, говоривший, что Афанасий и Маркелл имеют на своей стороне многих, которые говорят и пишут в их пользу 659 . |
| 20 Acta Sanctorum Julii t. IV. p. 41 n. 174: Ego rem omnem brevi compendio confectam iri existimo, si Paulinum ac Zenonem simul episcopos fuisse Tyri dicamus; et hunc quidem ρχαον, hoc est, antiquum, ut eum vocat Epiphanius, quia episcopatum illum ante Paulinum gesserit, eumque sibi sive senii, sive affectae valetudinis, sive alia qua causa coadjutorem aut successorem adsciverit, ad eum modum, quo de S. Narcisso Hierosolymitano aliisque non semel est dictum. 21 «Владыкой» называет и Александр фессалоникский своего «господина возлюбленного сына и единодушного сослужителя Афанасия» великого в письме к нему у Athan. apol. с. arian. n. 66 (Bright, р. 79): δλωσα оν σοι ατ τοτο (что он получил от Афанасия только одно письмо), νа εδναι χεις, δσποτα. – Но и Афанасий в., хотя и «сын» по возрасту Александру фессалоникскому, занимал, однако, виднейшую на востоке кафедру. – прим. эл. редакции. 22 Euseb. h. е. VIII, 13, з. ed. Е. Schwartz p. 772. – Le Quien, Oriens Christianus II (Parisii 1740) col. 803 считает преемником Тиранниона Дорофея, упоминаемого в хронике Феофана. Но Евсевий и другие более ранние историки об этом Дорофее хранят полное молчание. 24 Δι παρακαλ εδτα σε, ς πρεπς νδρ φρονμ, λλοα φρονεν κα σιωπν τληθ, περ τ γρφειν περ τοτου ρχου [следовательно, Павлин, по-видимому, до сих пор вовсе не высказался по спорному вопросу письменно, ничего не написал] λυσιτελοντος κα σο κα τος κοουσ [так!] σου. 25 Об отношении Евсевия никомидийского к Лукиану см. мою статью: «Евсевий никомидийский и Лукиан» в Богословском Вестнике 1912 г., апрель (стр. 722–737) и май (стр. 80–89). 26 περ [=догматические положения Евсевия] λαβν κα ξεργασμενος κατ τν προσοσν σοι θεθεν χριν γρψαι τ δεοπτ μου λεξνρ σποδασον πεπατευκ γε ς ε γρψειας ατ, ντρειας ατν. 27 Schwartz VI, SS. 261–262. Оба письма сохранились у Феодорита I. 5–6 и в латинском переводе у Мария Викторина Contra arianos. 29 Eus. h. e. X, 4, 3 . S. 862. Далее (n. 3) Евсевий сравнивает Павлина с Веселеилом, Соломоном и Заровавелем, и в п. 23 с Аароном и Мелхиседеком. |
| 982 Он отказался принять в клир таких знаменитостей будущего, как Леонтий, впоследствии еп. антиохийский, Евстафий себастийский, Евдоксий германикийский, Георгий лаодикийский и Стефан антиохийский. Ath. hist. ar. 4. Migne, gr. s., t. 25, c. 700. 983 Это видно из фрагментов его большого в 8-ми книгах сочинения против ариан, напечатанных у Migne, gr. s., t. 18, ce. 691–696. 988 Eus., V. С, III, 60. Феодорит обвиняет собравшихся епископов в грязном поступке в отнотении к Евстафию. Они, по рассказу историка, подкупили непотребную женщину, торговавшую своей красотой, и побудили ее во всеуслышанье обвинить Евстафия в том, что он состоял с ней в связи и даже имел ребенка. За отсутствием свидетелей, она поклялась. Епископы поверили клятве и осудили Евстафия. Разумеется, женщина потом созналась (I, 20. 21). Подобную же историю рассказывает Филосторгий об Афанасии александрийском (H. Е., II, 111), На соборе в Тире финикийском Афанасий подкупил женщину, обличаемую уже самою беременностью, и обвинил в связи с ней Евсевия никомидийского, чтобы отстранить судопроизводство и избежать приговора. Но лживость обвинения сейчас же раскрылась. Евсевий спросил: знает ли она своего растлителя? и когда женщина ответила утвердительно, он спросил: здесь ли он в настоящее время? «Что ты говорит, Владыка, – ответила женщина-я еще не сошла с ума. Чтобы» обвинять таких мужей в столь постыдном удовольствии». (Филосторгию самому следовало бы запомнить это нравоучение непотребной женщины). И еще раз такую историю рассказывает и уже сам Афанасий (hist. ar. с 20) об антиохийском епископе Стефане. Слишком уже похожи эти истории одна на другую и слишком скандальны, чтобы верить этим рассказам на слово. Это-сплетни толпы, которыми охотно пользовались тогдашние люди для поражения своих врагов. 990 О Маркелл4 см. обстоятельное исследование Zahn " a, Marcellus г. Ancyra, Gotha. 1864. Loofs, Die Trinittslehre Marcell " " s v. Ancyra (Sit zungberichte d. Knig.-preuss. Akademie d. Wissenschaft zu Berlin, 1902) Sonderabdruck, и его же статью в Real-Enc, 3 Auf. t. 12, ss. 259– 262. Фрагменты сочинения Маркелла сохранились отчасти в специальном полемическом труде против него, Евсевия кесарийского , напечатанном у Mignéa, (Patr. gr., t. 24) и собраны у Rettberg " a «Marcellana ed. animadvert. Gottingen, 1794. |
|
|
