| Поэтому внимание всего Востока поднялось до высшей степени напряжения, когда в споре о слове «единосущный» вступили два ученейших епископа его- Евсевий кесарийский и Евстафий антиохийский 972 . Евстафий обвинял Евсевия в искажении никейского учения, а Евсевий отвечал, что не он преступает никейскую веру, и напал на Евстафия, как на вводителя савеллианской ереси. Спорившие не пришли к соглашению, но моральная победа осталась за Евсевием, так как Евстафий в скорости осужден был собором за савеллианство. Последний факт показывает, что точка зрения Евсевия разделялась многими епископами Востока, и действительно она характерна для его позиции в после-никейских спорах. Восточные, подобно Евсевию, не чувствовали какой-либо непримиримой вражды к слову единосущный и не считали его по существу дела еретическим; они брали лишь отрицательный его смысл и могли бы согласить с ним свои традиционные воззрения, но положительное раскрытие его никейцами вызывало у них протест, и они стали смотреть на это слово, как на термин сомнительный, способный прикрыть опаснейшее заблуждение. Отсюда и задача восточной оппозиции сводилась к тому, чтобы устранить никейское вероопределение, не касаясь, однако, авторитета самого собора и поставить на его место другие формулы, более отвечающая традиционному учению о Троице. Ближайшим следствием перемены в настроении восточных епископов в отношении к никейскому символу было возвращение из ссылки изгнанных и осужденных собором ариан-Евсевия никомидийского, Феогниса никейского и, наконец, самого Ария. С точки зрения оппозиционной собору деятельность этих лиц должна была рисоваться совсем иначе, чем прежде- в момент соборных рассуждений: ведь они первые сумели до некоторой степени предусмотреть опасность савеллианства, скрывавшуюся в учении Александра и никейцев. Что касается до Евсевия никомидийского и Феогниса никейского, то вопрос о восстановлении их прав не представлял никакой трудности, решался сам собой. Оба они подписали никейский символ и только отказались произнести и утвердить подписью анафему на Ария, однако, и этот отказ они объясняли тем, что «не верили, чтобы осужденный действительно был таков; ибо, – говорили они, – часто из его к нам посланий и из личных бесед с ним мы ясно видели, что он не таков» 973 . |
| Да и почему бы автору не сделать попытки в этом роде? С точки зрения Самуилова это дело не представляет больших трудностей и непреодолимых препятствий. Автор открыл между произведениями Ария одно сочинение – письмо к епископу Александру Александрийскому – «вполне омийского характера». («Истор.» 26. Ответ», 422). Если оно «вполне омийского характера», то почему не признавать сочинителя «омием», т. е. последователен Евсевия Кесарийского ? Тем более, что по словам Самуилова «письмо Ария к Александру» – есть «плод влияния покровительствующих ему епископов» («Истор.» 26), – т. е. конечно Евсевия Кесарийского главным образом. Если у Ария есть письмо «вполне омийского характера», если это письмо внушено Евсевием Кесарийским , то ничто, кажется, не препятствует провозгласить Ария за последний период его жизни учеником Евсевия и омием. Правда, сказанное письмо, с чем, полагаем, каждый согласится, – не носит черт омийства, т. е. в нем нет учения о подобии Сына Божия Отцу, и даже заключает черты грубоватого арианизма, но, если угодно было автору признать это письмо носящим «вполне омийский характер», то ничто не препятствует автору же объявить Ария омием некоторой низшей степени. Ведь причислил же он Евсевия Никомидийского к омиям, хотя омийства у него очень мало: чрезвычайно выгодно для этого последнего было то, что он держался после Никейского собора шатких догматических понятий; но ведь в подобном же положении находился и Арий, после возвращения из ссылки? Притом, если по предположению автора даже чиновники, быть может, были сами омийских убеждений («Истор.» 89), то почему прямо не причислить и ех-пресвитера Ария к омиям и единомышленникам Евсевия? С точки зрения автора, препятствий – повторяю – нет. Если бы автор сколько-нибудь затруднился таким делом, то можно прийти к нему на помощь, и, при содействии того самого метода, который (чрез сравнение систем Евсевия и разных ариан) позволяет автору привлечь в число омиев даже Ульфилу, – повести дело успешно. Историко-философские взгляды, таким образом, расширятся: почти все ариане будут сведены к одной и широчайшей группе; евсевиан-кесариан. |
| что 56 (55) восточных епископов осудили в Евсевии полуарианство и 3. что специально Григорий виритский Аетий лиддский, Македоний мопсуестийский Таркондимант эгейский и Алфий апамийский будто бы осудили Ария и Евсевия». Гарнакк ссылается на письмо Ария к Евсевию никомидийскому у Epiph. h. 69, 6 – [что вместо Θεοδσιος тут нужно читать Θεδοτος, видит и Гарнакк, но почему-то не ссылается на Theodoret. h. е. I, 5, где прямо стоит Θεδοτος 325 ]: «откуда видно, что Григорий и Аетий были единомышленниками Ария и на Theodoret. h. е. I, 20, где сопоставляются как единомышленники и ариане, ко времени около 330 года Евсевий кесарийский Патрофил скифопольский Аетий лиддский, Феодор лаодикийский. Македония мопсуестийского далее – говорит Гарнакк, – мы знаем 326 только как евсевианина. Наконец Таркондимант и Алфий суть также 327 друзья Ария или Евсевия [кесарийского]: для первого об этом свидетельствует Филосторгий 328 ; последний немного лет после участвовал в избрании Евсевия в митрополиты антиохийские! 329 Г. Швартцу эти факты отчасти известны; но он думает, что с ними можно разделаться тем, что эти епископы в Антиохии по неизвестным мотивам отказались от своего мнения, а позже снова к нему возвратились. Это возможно, но очень сомнительно это предположение. Оно тем сомнительнее, что нам, если я не ошибаюсь 330 , из 56 (55) епископов в Антиохии, которые осудили Евсевия, вообще только 16 известны в отношении к их догматическому направлению: остальные для нас – простые подписи. Между этими 16-ю Евстафий [только один Евстафий??] не мог быть ложно определён в отношении к своему догматическому положению. Из остальных 15-ти – только их мы можем контролировать – не менее как 5 возбуждают (как мнимые противники Ария и Евсевия) сильнейшее сомнение; ведь они были друзьями Ария или Евсевия! Что список, несмотря на это происходит не от совсем неве- —128— жественного человека, нужно принять во всяком случае. Но если в его распоряжении был список никейских подписей, то ему не было надобности ничего более делать, как выписывать и сопоставлять имена сирийские, палестинские и т. |
| 1314 Theodor. Hist. eccl. 1, 14, 8: повествование строится на темах клятвопреступления Ария, предостережения Константину и кары Божьей, повлёкшей за собой смерть Ария в неприглядных обстоятельствах и воспрепятствовавшей его действительному церковному причастию: «так обоих вещей лишён был: причастия и жизни». Ср.: Leroy-Molingen L. La mort d’Arius Byzantion. 1968. Vol. 38. 105 ss. 1315 Theodor. Hist. eccl. 1, 32, 1. В скрытом виде оправдывается также позднее крещение; ср.: Mazza. Costantino nella storiografia ecclesiastica, cit. (сн. 63). 690s. 1316 Феодорит следует знаменитому примеру, представленному «Житием Константина» (Vita Constantini 4, 62, 1−4) (Никомидия указана в качестве места присутствия наибольшего количества епископов, но Евсевий Никомидийский не упомянут), приводя известие о присутствии Евсевия Никомидийского (I, 32, 2: «несмотря на присутствие Евсевия и его попытки убедить его в обратном, приказал, чтобы великий Афанасий вернулся в Александрию»), но скрывает тот факт, что он совершил крещение. 1319 Ср.: 2Цар.19:27 . Феодорит даже разрабатывает противопоставление из библейского текста, предлагая следующий хиазм: если Давид, пророк Божий, был обманут простым рабом, то Константин был обманут согласными голосами многих епископов. Эта формулировка отношений между Константином и Евсевием Никомидийским последовательно готовилась в течение всей книги и метила прямо в Евсевия Никомидийского весьма тяжким обвинением: в том, что он был епископом, который презрел каноникальный запрет на переход с одной кафедры на другую, что он действительно совершил после смерти Константина, покинув Никомидию, чтобы занять епископскую кафедру Константинополя в 338 г. (Hist. eccl. 1, 19, 2; 21:1). Соединяя вместе факты, относимые к царствованиям Константина и Констанция II, Феодорит приписывает Евсевию Никомидийскому сложный характер епископа, действующего против канонов и всё время совершающего обманы. 1320 Chronicon 1046//Monumenta Germanie Historica. 9, Chr. Min. 1, 452. Это выражение появляется также в произведениях: Chronica Gallica, 475//Monumenta Germanie Historica. 9, Chr. Min. 1, 643; см.: Barbàra M.A. Introduzione a Prospero d’Aquitania, la vocazione dei popoli//Testi patristici. Roma, 1998. Vol. 143. Против толкования термина «rebaptizatus» как указания на второе арианское крещение после первого, которое, следовательно, было православным, остаётся тот факт, что, если бы автор хотел говорить о втором крещении, то, наверное, смог бы упомянуть и первое: Aiello. |
| 407:412). Неужели это правда? Мы этого совсем не знали. По точному счету самого автора в его книге 760 примечаний («Отв.», 407), но ни в одном из этих бесчисленных примечаний не было дано знать читателю об этом приятном для нас обстоятельстве. Мало того: мы отнюдь не могли догадываться, что автор идет по нашим стопам – и лишь «посильно старается мотивировать» наши же мысли. Представим несколько примеров, из которых было бы видно, как далеки в самом деле мысли автора, от наших. Вот, наприм., приходится говорить автору об известном Евсевии Никомидийском, этом «великом» человеке по арианским суждениям (у Филосторгия, в его отрывках). Кто бы мог подумать, что автор сделает его последователем Евсевия Кесарийского ? Но автор делает – и поступает при этом очень хитроумно. Он анализирует послание Евсевия Никомидийского к Павлину Тирскому и, указывая результаты этого анализа, как будто случайно пропускает ясно выраженное здесь учение Евсевия о тварности Сына Божия (κτιστν εναι –дважды. Theodor. Hist. cap. V (VI)) – признак крайнего арианства. И вот в заключение выходит, что будто бы Никомидийский епископ был, по терминологии автора, «омием», т. е. человеком учившим о Сыне Божием схоже с Евсевием Кесарийским . (Самуилов. «Ист. ариан.», 48). Такими-то путями Евсевий Никомидийский превращается в последователя Евсевия Кесарийского . Но так еще никто не поступал: ни Баур, ни я и никто другой, сколько-нибудь уважающий науку. Урсакий и Валент – двое иллирийских епископов арианских – привлекаются автором в число приверженцев учения Евсевия Кесарийского другим, но тоже необыкновенным способом. Эти два «несомненно талантливые» человека (как аттестует их автор. ibid. 4) 3412 не имели —304— никакого отношения к Евсевию Кесарийскому ; но автору тем не менее очень захотелось включить их в число последователей названного ученого епископа. Для достижения цели, автор пускается в некоторые хронологические вычисления, сами по себе не убедительные (ibid. 11–12:52); да к тому же эти вычисления оказываются неправильными («Христ. |
| «Этот результат подтверждается хронологическим расчленением заметки Евстафия. Ибо за «противозаконным писанием» Евсевия Никомидийского следует в ней молчание православной партии, которое может относиться только к неназванному ясно, но в действительности лежащему между тем и другим» [zwischen diesen beiden, т. е. между писанием Евсевия и молчанием православных] «исповеданию Евсевия Кесарийского . Только после этого Евстафий упоминает о характеристичном согласии ариан на [подпись] никейского [символа, die charaktervolle Zustimmung der Arianer zuin Nicanum] 1185 , который сам вообще не назван прямо, но именно поэтому должен был быть предметом молчания православных. Но так как далее в исповедании Евсевия не содержалось ереси, то умолчание (das Versturainen) не может означать, что православные «проглядели» в нем ереси (kann das Versturonien nicht ein Ubersehen von Häresien bedeuten); но – к чему тон и смысл заметки Евстафия —507— сами по себе приводят – православные не делали вообще никаких предложений и допустили (duldeten), что по своему содержанию не подозрительное, но подверженное возражениям (anfechtbare) из-за личности автора оправдательное исповедание Евсевия было возведено в основу соборного вероопределения». Как ни обстоятельна, по-видимому, аргументация Зееберга, едва ли можно согласиться с ним, что Св. Евстафий под τινς, заставившими, по заговору, замолчать умевших говорить лучшее, разуметь вождей православия, стоявших близко к императору. Зееберг не называет по имени ни одного из этих близких к императору православных епископов. Но очень хорошо известно, что самым близким к Константину епископом в то время был Осий Кордубский. И если кто из православных, то прежде всего он должен был принять участие в заговоре, одной стороной которого был Константин Великий . Некоторую близость к Константину можно предполагать относительно Александра Фессалоникийского и, может быть, некоторых других западных епископов. Из православных епископов востока едва ли кто был особенно близок к императору. |
| – Что Павлина не было, в живых, когда Астерий писал свое сочинение в защиту письма Евсевия к Павлину, признает теперь и сам Швартц. – Е. Schwartz, Zur Geschichte des Athanasius, Mitth. VIII. Nachr. d. K. Ges. d. Wiss. zur Gött. Phil.-Hist. Kl. 1911, S. 403, Anm. 1. Но мало того: самая защита эта, по справедливому замечанию Швартца, свой полный смысл имела только до конца 327 года, до возвращения Евсевия никомидийского из ссылки. Поэтому и нисхождение св. Евстафия Швартц склонен теперь относить ко времени раньше 327 года. Die Schrift, die er [Marcell] angriff, war ein Brief [Eus. c. Marc. 1, 4 4 ], in der eine Verteidigung des Briefes stand, den Euseb von Nicomedien vor Nicaea an Paulinus von Tyrus geschrieben hatte. – Das hatte am ersten Sinn vor der Restitution Eusebs im Jahr 327 –; andererseits scheint der Brief nach Paulinus Tode geschrieben zu sein, denn er wird μακριος genannt [Eus. c. Marc. 1, 4 17 ]. Wenn die Combination richtig ist, muss Eustathius schon vor 327 abgesetzt worden sein. Поэтому и собор, издавший 25 канонов, собравшийся по смерти Евлалия, Швартц склонен относить не к 332 году, как Баллерини (ср. Mitth. VI, S. 281, 1 ), а к 328–329 гг. – Schwartz VIII, 397. – Разумеется, если Евстафий низложен был не позже 327 года, то Евсевий никомидийский не мог принимать участия в его низложении. Поэтому сообщения об этом Феодорита и Филосторгия Швартц считает недостоверными – S. 397: Wenn Euseb von Nicomedien an diesem [dem Sturz des – Eustathius] beteiligt war, kann er frühestens 328 erfolgt sein; doch ist das, was Theodoret 21] und Philostorgius 7] von dieser Beteiligung erzählen, zu unzuverlässig, um darauf Schlüsse aufzubauen [cp. Mittheilung VII Nachr. 1908, Heft 3 SS. 357]. Ja es giebt Indicien, die es wahrscheinlich machen, dass Eusthatius schon vor der Restitution des Euseb im Jahre 328 abgesetzt wurde: sie werden weiter unten zur Sprache kommen (ссылка na S. 403, 1 ). – При этом Швартц забывает спросить: возможно ли было низложение Евстафия, митрополита столицы Востока Антиохии, до 328 года, когда сам Евсевий никомидийский находился еще в ссылке? Достоверно или нет сообщение Феодорита и Филосторгия, что и низложение Евстафия было делом Евсевия никомидийского, то бесспорно, во всяком случае, что пока «великий» Евсевий был в ссылке и пока, следовательно, и император Константин в. |
| Ещё решительнее высказывается в этом смысле Гарнак, называющий Лукиана прямо «Арием до Ария». Другие учёные, как например А.А. Спасский 26 , пытаются доказать, что учение Лукиана отличалось от учения Ария, но обычно на основании соображений общего характера, а не на основании каких-либо фактических данных. Ньюман 27 считает учение Лукиана тождественным с учением позднейших «полуариан», основываясь на так называемом символе Лукиана и, по-видимому, и не подозревая, что, утверждая это, он становится в противоречие со своим отрицательным отношением к гипотезе о происхождении арианства от системы Оригена ; так называемые «полуариане», т. е. омиусиане, предводимые Василием анкирским, да и большая часть «омиев», главой которых был ученик и преемник Евсевия кесарийского Акакий, были ведь несомненные оригенисты. Следовательно, если система Лукиана не отличалась действительно от системы омиусиан или хотя бы омиев, то сам Лукиан был оригенистом в учении о Св. Троице. – Но в самом ли деле богословская система Лукиана представляет собой, как это обыкновенно думают, совершенный икс? Мы не имеем, действительно, ни единой строчки, несомненно принадлежащей самому Лукиану. Даже так называемый символ Лукиана едва ли написан целиком им самим. По всей вероятности, он составлен на основании сочинений Лукиана, или вновь редактирован антиохийским собором 341 года. Но мы имеем некоторые, хотя и очень скудные, остатки от сочинений учеников Лукиана: Ария и Евсевия никомидийского. Пользуясь для реконструкции системы Лукиана сохранившимися письмами и отрывками из других сочинений Ария, учёные обыкновенно почему-то мало обращают внимания на письмо другого лукианиста Евсевия никомидийского к Павлину тирскому: отрывки берут и из этого письма при изложении арианской системы, но почему-то не привлекают его к делу в его целом виде, не придают значения и тому, чего в нём нет. Между тем письмо это чрезвычайно важно. В нём Евсевий побуждает Павлина выступить, как это уже сделал Евсевий кесарийский , в пользу Ария, написать Александру александрийскому , и излагает так сказать программу, в каком смысле он должен писать. Естественно думать, что именно здесь, в этом единственном дошедшем до нас его письме Евсевий выступает, как верный ученик Лукиана. |
| Сославшись на Ис. 1:2 , Втор. 32:18 и Иов. 32:28 , Евсевий продолжает: «Здесь говорится не то, что природа произошла из природы, но что рождение каждой [твари] произошло по воле Бога. Ибо из сущности Его нет ничего, а все произошло по воле Его, каждое так, как произошло. Ибо Он – Бог, а [из тварей] одни будут подобными благодаря Слову, сущему по подобию Его, а другие произошли по произволению Его 992 . Все произошло через Слово от Бога, все – от Бога» 993 . Кроме того, святитель Афанасий сохранил еще один маленький фрагмент из другого послания: «Евсевий же Никомидийский, превзойдя прочих, писал Арию: “Прекрасно мудрствуя, желай, чтобы все так мудрствовали. Ибо всякому явно, что сотворенного не было, пока [нечто] не [было] приведено в бытие” ( τ πεποιημενον οκ ν πρν γενσθαι). Приведенное же в бытие ( τ γενομθνον) имеет начало бытия» 994 . Таковы догматические воззрения Евсевия Никомидийского. Они важны преимущественно в том плане, что он был душой антиохийской реакции (представленной преимущественно так называемыми омиями, то есть «подобносущниками»), вследствие чего сторонники этого движения стали именоваться евсевианами ( ο περ Εσβιου) 995 . Иногда их характеризуют так: «Группу евсевиан нельзя было назвать ни арианской, в смысле Ария, ни православной в духе Афанасия; первое она открыто осуждала, второе же считала подозрительным и избегала его. В учении о Сыне Божием ее характерной чертой было отсутствие определенности, своего терминологического отличия, которое выделяло бы ее из других догматических партий, как, например, выделял никейцев термин “единосущный”, она не имела; она излагала свою веру в широких бесцветных терминах, большею часть заимствованных из традиционного доникейского богословского языка и допускавших различное толкование» 996 . Также иногда указывается, что Евсевия Никомидийского нельзя определять как арианина, ибо между позициями «строгих ариан» и евсевиан существовали серьезные различия 997 . И в самом деле, определенные различия существовали: например, у Евсевия нет столь скандальных арианских формулировок, как та, что Сын произошел из «не-сущего» ( ξ οκ ντων), или что «было [время], когда Его не было» ( ν ποτε τε οκ ν). |
| В заключении А.А. Спасский говорит: «Легко видеть, что в обоих главных пунктах, определивших догматику Ария, Лукиан предупредил арианство, хотя и нет оснований утверждать, что он уже пришел ко всем тем крайним выводам, какие высказаны были Арием; эти выводы Лукиану были совершенно не нужны“ [но что это за выводы, и что именно было ему нужно?] и возможно думать, что в век Ария он отказался бы от защиты Павла самосатского» (но он отказался от неё и в свое время) называть его поэтому «Арием до Ария» нельзя. Тем не менее все данные, сохранившиеся о Лукиане и его отношении к арианам, заставляют полагать, что и в области догматики еще им намечен был тот путь, на крайней точке которого лежала система арианства. Какие именно крайние выводы Ария не принадлежат его учителю Лукиану, А.А. Спасский не пытается выяснить, хотя бы и предположительно. Но в самом ли деле наука не имеет никаких положительных данных для суждения о том, в чем учение Лукиана хотя бы формально отличалось от арианства? Учение Ария есть ли единственный источник для реконструкции учения Лукиана? Оставляя пока в стороне так называемый «символ Лукиана», в котором учение о Сыне Божием изложено в выражениях весьма возвышенных 978 , так как степень уча- —732— стия в редактировании этого символа самого Лукиана едва ли может быть выяснена с точностью, позволяю себе напомнить, что учеником Лукиана, по словам самого Ария, был и Евсевий никомидийский, от которого мы имеем письмо к Павлину Тирскому, письмо небольшое, но все же дающее некоторое понятие о его догматических воззрениях. Учение Евсевия никомидийского обыкновенно отожествляют с учением самого Ария. Но письмо к Павлину не оправдывает этого взгляда. В.Н. Самуилов 979 на основании этого письма основательно отнёс Евсевия к числу омиев и в недавнее время Лихтенштейн в социальном исследовании об Евсевии никомидийском вынужден был отметить, что у Евсевия – по крайней мере – по букве нет «ξ οκ ντων» 980 . Раз признана возможность отличия учения Ария от учения Евсевия, то становится ясно, что для рекомендации учения Лукиана имеют особенный интерес те пункты, где учение Евсевия не отличалось от учения Ария; в этих случаях мы имеем возможность выслушать голос, так, сказать двух свидетелей об учении Лукиана, двух учеников его 981 . |
|
|
