| Адольф Гарнек (он умер на 10 лет позже Евгения Николаевича, в 1930 году) был корифеем так называемой либеральной протестантской школы. Дело в том, что очень часто в церковых кругах, православных и каолических, либо боялись научной критики, критики текста, исследования вопроса о том, когда возникло то или иное произведение Ветхого или Нового Завета, исследования о том, является ли достоверным то или иное житие или древнее сообщение церковных историков, — или же, когда в конце концов этот консерватизм оказывался непереносимым, бросались в обратную крайность. Так было и с Сергеем Сергеевичем Голубинским, который начал писать свою огромную «Историю Русской Церкви» (он тоже их современник), эта работа была построена на пафосе гиперкритицизма — все, что только встречается в истории Русской Церкви, он подвергал сомнению. И, по существу, в первом томе у него одним вопросительные знаки и разрушение традиционных представлений (начиная от крещения Руси и всего другого). Адольф Гарнек нашел средний, очень выверенный и мудрый путь — он признал значимость острого критического изучения первоисточников, но не позволял превращать это просто в какое–то археологическое занятие, а всегда видел в этом поиск духовных ценностей христианства; и никогда он не впадал в гиперкритицизм. Он не шел слепо за традицией (вернее, за преданиями), но он не шел слепо против преданий. И если критическое чутье ученого (а Гарнек был ученым с мировым именем, создавшим огромную школу) подсказывало ему, что исследование подтверждает древнее предание, то он с радостью принимал это как объективный ученый и христианин. И вот дружба с Гарнеком, школа Гарнека сыграла огромную роль в формировании молодого Трубецкого. Ему не было еще 30 лет, и он впитывал все с необычайной быстротой. Человек колоссальных способностей, блестящих разнообразных дарований, остроумный, бесконечно добрый, твердый, любитель старины и в то же время широко открытый в будущее; монархист, не признававший деспотии, бывший глубочайшим демократом, — он всегда шел по пути сбалансированному, ( как предшественник, может быть, Георгия Петровича Федотова). |
| «Открой очи мои, и увижу чудеса закона Твоего. Странник я на земле; не скрывай от меня заповедей Твоих» (Псалтирь 118:18-19) иеромонах Амвросий (Тимрот) Иеромонах Амвросий, в миру Тимрот Дмитрий Александрович, родился 21 июня 1956 года в Москве. Закончил отделение истории и теории искусства исторического факультета МГУ. Принял монашеский постриг… далее» Троицкий Сергей Викторович РОИЦКИЙ Сергей Викторович (1878-1972), рус. правосл. богослов, историк, канонист. Род. в Томске в семье преподавателя ДС. Окончил С.- Петерб. археологич. ин-т (1900) и параллельно СПб.ДА (1901)…. далее» Трубецкой Сергей Николаевич Сергей Николаевич Трубецкой (1862–1905) — религиозный мыслитель, историограф античной философии, публицист, общественный деятель. Брат Евгения Трубецкого, другого выдающегося философа, отец евразийца и лингвиста Николая Трубецкого, друг… далее» Тареев Михаил Михайлович Михаил Михайлович Тареев (1867-1934) — выдающийся русский религиозный мыслитель, богослов. Преподаватель Рижской духовной семинарии (1899-1902), профессор Московской духовной академии (1902-1917); образование получил в Московской духовной академии… далее» Все материалы, размещенные в электронной библиотеке, являются интеллектуальной собственностью. Любое использование информации должно осуществляться в соответствии с российским законодательством и международными договорами РФ. Информация размещена для использования только в личных культурно-просветительских целях. Копирование и иное распространение информации в коммерческих и некоммерческих целях допускается только с согласия автора или правообладателя |
| V. Omkpobehue и суд испытующей мысли Необходимое условие откровения есть конкретное явление Божества. Но рядом с этим объективным условием требуется еще иное — субъективное: чтобы совершилось откровение, Божество должно быть не только явлено человеку, Оно должно быть узнано им. Без активного сознания явленного человеку Божества самое откровение не становится фактом его жизни. Явление Христа на земле было откровением не для бессловесных тварей, а только для существа, могущего со–знать Его. Какое глубокое значение имеет это активное участие человеческого сознания в процессе откровения, видно из подлинных слов Евангелия. Все апостолы, окружавшие Христа, жили в непосредственной с Ним близости, все воспринимали и повседневно наблюдали явление Его Личности. Исчерпывается ли этим самый факт откровения? Из Евангелия мы знаем, что нет. Замечательно, что Христос не навязывает апостолам Своего откровения, не провозглашает себя Мессией, а ждет сначала их самостоятельного о Нем суждения. Он ставит им вопрос — за кого люди почитают Меня, Сына человеческого? На этот вопрос отвечают все апостолы: одни за Иоанна Крестителя, другие за Илию, а иные за Иеремию или за одного из пророков (Матф., XVI, 13—14). Все ученики Христовы повторяют мнение о Нем толпы, но тут еще нет откровения. Откровение имеется лишь в исповедании св. Петра. Христос говорит им: а вы за кого почитаете Меня? Симон же Петр, отвечая сказал: Ты Христос, Сын Бога живого. Тогда Иисус сказал ему в ответ: блажен ты, Симон, сын Ионин: потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец мой, сущий на небесах (Матф., XVI, 15—17). Чтобы откровение имело место, апостолу Петру было недостаточно повседневно видеть и слышать Христа; нужно было еще все это виденное и слышанное отнести к какомуто внутреннему критерию; нужно было судить об этом явлении судом мыслящей совести. И вот этотто суд совести, провозглашающий Сына человеческого Сыном Бога Живого, и признается в Евангелии доказательством особого откровения, явленного Петру. Апостол Петр не мог бы сознать Христа Сыном Божиим, если бы это не было открыто его совести непосредственно самим Отцом небесным. |
| Бывают минуты высокого вдохновения и великого подъема в жизни народов, когда народный язык преисполняется высшего, надчеловеческого, а потому и общечеловеческого смысла. Тогда он становится прозрачной оболочкой души народной и в этом качестве всем доступен, всем понятен. Тогда в глазах людей приподнимается завеса на ту высшую тайну, которую Дух Божий провидел о народностях. «И явились им разделяющиеся языки как бы огненные и почили по одному на каждом из них. И исполнились все Духа Святого, и начали говорить на других языках, как Дух давал им провещевать. В Иерусалиме же находились иудеи, люди набожные из всякого народа под небесами. Когда сделался сей шум, собрался народ и пришел в смятение: ибо каждый слышал их говорящими его наречием» ( Деян. 2:3–6 ). Вот высший идеал и высшая духовная норма взаимных отношений народов. – Все народы под небесами должны собраться в один духовный Иерусалим, всякий должен говорить своим наречием, и всякий должен переживать эту речь так, как если бы он слышал свой родной язык. И то, что сказано в Деяниях апостольских о языке, должно быть понимаемо шире – в применении ко всей духовной жизни народов. Во всем народном творчестве, во всей национальной культуре должен звучать все тот же огненный язык, у каждого народа особенный, своеобычный, но вместе с тем родной и близкий всем прочим народам. Этим окончательно разрешается вопрос, поставленный мною раньше, – какова та духовная атмосфера, которая должна дать полную и окончательную победу России над Германией. Духовная атмосфера современной Германии есть именно атмосфера разделения языков, доведенная до крайней степени. Здесь один народ утверждает себя против всех и тем самым восстановляет всех против себя. Кто возбудил против себя эту атмосферу всеобщей ненависти, тот рано или поздно должен стать ее жертвой. Если мы когда-нибудь последуем примеру Германии, если мы возведем нашу народность в кумир и в слепом превознесении запоем в русском переводе «Russland, Russland uber alles», – тогда и нас ждет та же участь, как и Германию. |
| В основе этого заблуждения лежит смешение естественных особенностей каждого народа с его мистической идеей, языка природного и языка огненного. Природный язык каждого народа отделяет и разлучает его от прочих. Напротив, его огненный язык не знает национальных преград; всем людям близкий и понятный, он обращается ко всем народам и всем сообщает высшие духовные дары. Не всем дано говорить этим пророческим языком народного гения, а только высшим его представителям и носителям – величайшим проповедникам, творцам искусства и мыслителям, коих вечная мудрость избрала своими глашатаями. Но как бы ни были малочисленны эти избранники Божии, их огненный язык, а не хаотическое людское просторечие выражает смысл народной жизни. Не в обособлении, а в объединении всех звучит подлинный мистический язык каждой отдельной народности. Совершенно верно, что всенародное не есть безнародное: в мессианстве народности не упраздняются, а объединяются между собою; но это именно и значит, что среди народов оно выражает собою начало объединяющее, а не обособляющее, всеединство, наполняющее их жизнью общей. Именно так изображает апостол Павел нормальное, должное отношение народов ко Христу. Человечество представляется ему в виде единого дерева, в коем корень – Христос, а отдельные народности – ветви. И с этой точки зрения он предостерегает народы против увлечения ложным мессианизмом. Единственный в мире избранный, мессианический народ отпал от Бога; значит ли это, что в Новом Завете какой-либо другой народ вместо Израиля должен стать избранным народом Божиим? На этот вопрос апостол языков отвечает категорическим отрицанием. «Если начаток свят, то и ветви. Если же некоторые из ветвей отломились, а ты, дикая маслина, привился на место их и стал общником корня и сока маслины, то не превозносись пред ветвями. Если же превозносишься, то вспомни, что не ты корень держишь, но корень – тебя. Скажешь: ветви отломились, чтобы мне привиться. Хорошо, они отломились неверием, а ты держишься верою: не гордись, но бойся. Но если Бог не пощадил природных ветвей, то смотри, пощадит ли и тебя» ( Рим. 11:16–21 ). |
| Время есть необходимое условие самоопределения твари: для этого оно и положено. – Оно дано ей для того, чтобы она могла свободно выбрать между жизнью и смертью, принять или отвергнуть исходящий свыше дар благодати. Время нам дано для того, чтобы совершенство, к которому мы призваны, было не только актом всемогущества Божества, но вместе с тем и собственным нашим делом. Без времени человек не мог бы стать соучастником того творческого акта, которым создается совершенство. Чтобы пощадить свободу «другого», призванного стать другом, – Слово Божие не только сотворило мир во времени, – Оно само явилось во времени, сочеталось с неполнотою и немощью становящегося мира и стало в нем плотью. Замечательно, что апостол Павел противополагает это «обнищание» предвечной полноте только для того, чтобы показать необходимую жизненную связь того и другого. – Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу, но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек. Смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной. Посему и Бог превознес Его и дал Ему имя выше всякого имени. Дабы пред именем Иисуса преклонилось всякое колено небесных, земных и преисподних ( Флп. 2:6–10 ). Самоограничение, смирение Христа, Его явление в скудости и немощи человеческой жизни нужно для того, чтобы сочетание человечества с полнотою божественной жизни было совершенно свободным. Понятно, почему это самоограничение во времени не нарушает полноты вечной божественной жизни. Мы уже видели, что всеединое сознание воспринимает самый процесс во времени в форме вечности. Стало быть, здесь, в этом видении всеединого сознания, весь процесс во времени приведен к его вечному концу, т.е. к полноте и совершенству. Если для нас движущееся во времени «другое» представляет собою как бы завесу, скрывающую от нашего взора вечную божественную славу, то для всеединого сознания эта завеса – безусловно прозрачна. Сквозь хаос нашей действительности оно видит связь всех существ и событий, их абсолютный синтез. |
| Говоря словами апостола Павла, тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих: потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тления во свободу славы детей Божиих. Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится до ныне ( Рим. 8:19–22 ). Это и есть единственно возможный выход из порочного круга и вместе с тем – оправдание всего долгого, многотрудного пути мировой эволюции. Вся эта эволюция, весь этот подъем от мертвого вещества к растению, от растения к животному, от животного к человеку – процесс мучительный; он кажется нам бесконечной серией страданий и смертей, которая заканчивается «рабством тления» – возвращением в землю. И вот, в том Евангелии, которое Христос велел проповедывать «всей твари», – всякое дыхание находит для себя освобождающее слово. Эволюция представляется нам «пустою» лишь до тех пор, пока мы не видим ее высшей, предельной вершины. Но когда открывается эта вершина, кошмар всеобщей суеты разом улетучивается; явление прославленного Христа прорезывает небеса от края до края как молния, и весь мир наполняется радостью светлого Христова воскресения, а в нем и воскресения всей твари: думаю, – говорит апостол, – что нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас ( Рим. 8:18 ). Тут мы имеем единственное в мире откровение всемирного смысла. Жалостливое отношение к живой твари есть и в религиях востока, в браманизме и буддизме, но там это сострадание и жалость обусловлены признаками тщеты всего жизненного стремления как тако[во]го. Эта «жалость» чужда надежды; она не несет с собою никакого обетования и радости для низшей твари. – Христианство любит эту тварь иною любовью: оно верит в ее безусловную ценность и открывает ей в человеке и через человека сонаследие вечной жизни. Раз нет того плана бытия, который был бы в самом существе своем потусторонним всемирному смыслу, откровение этого смысла должно являться и в мире духовном и в мире телесном. Выражением этого откровения является не отрешение духа от тела, а, наоборот, – восстановление нерасторжимой, вечной связи мира духовного и мира телесного. Вот почему будущий век представляется христианству как всеобщее восстановление телесной жизни, как грядущее воскресение не только человека, но и всей природы. |
| Для этого нужно, чтобы Евангелие Царствия было проповедано по всей вселенной ( Мф. 24:14 ). Лишь после этого возможно наступление того всемирного гонения против проповедников веры Христовой, которое и будет ближайшим предвестником всеобщего конца. Тогда будут предавать вас на мучения и убивать вас, и вы будете ненавидимы всеми народами за имя Мое. И тогда соблазнятся многие; и друг друга будут предавать и возненавидят друг друга ( Мф. 24:9–10 ). Борьба будет вестись не только мечом крови, но и духовным оружием лжехристов и лжепророков, которые прельстят многих ( Мф. 24:5, 11 ). Все указанные Евангелием признаки близости конца вселенной налицо в наши дни; и, однако, мы должны быть чрезвычайно осторожны в выводах из этого факта. В большей или меньшей степени те же явления повторяются во все дни великих мировых потрясений и кризисов. Не в первый раз мир обагряется кровью, и не в первый раз из войны рождается смута и голод; также и гонение против Церкви, начавшееся на наших глазах, – не только не первое, но и далеко не самое беспощадное. От начала христианской эры не раз повторялись катастрофические эпохи, и всякий раз события вызывали в христианском обществе эсхатологические предчувствия; сопоставляя их с пророчествами Евангелия, христиане говорили о непосредственной близости конца. О последних днях говорили христиане в дни крушения западной римской империи. Средневековье, где состояние войны и междоусобия имело характер хронический, было полно предчувствием непосредственной близости конца. Предчувствия эти обострились в век реформации и вызванных ею войн. У нас в России эсхатологическое настроение было вызвано в царствование Петра Великого многочисленными войнами и гонениями против раскольников; оно возродилось в дни войн наполеоновских. Из века в век повторялся все тот же оптический обман. Всякий раз оказывались одинаково неправыми те, кто приурочивал евангельские предсказания к какой-либо определенной дате, более того, – к определенной эпохе истории. А в то же время всякий раз была и великая правда в тех предчувствиях. |
| Значит, симфония не только совмещается с абсолютным покоем сверхвременного сознания, она его предполагает. И если есть сверхвременная красота и правда в бесчисленных голосах, исполненных бесконечной божественной жизни к бесконечной радости, эта красота и правда звучит вечно, как отзвук незаходящего солнца. Воскресение есть вместе с тем и одухотворение. Оно не есть простое восстановление телесного мира с его световою и звуковою гаммой, а победа над суетою, торжество всемирного смысла. Мир телесный воскресает не в хаотическом и бесформенном состоянии, а как светоносное, красочное и звучащее воплощение творящего слова. И среда, воплощающая Слово, в этом акте Боговоплощения достигает высшей меры активности. Она не только Им светится, не только выражает Его в звуке, – она Им живет и в Нем утверждает полноту своего сознания и воли. День Божий не есть только симфония света и звука, ибо он не есть только объективное явление. Он есть полное пробуждение сознания в твари, приобщение ее к полноте всеединого, безусловного сознания, ибо проповедь Евангелия обращается ко всей твари ( Мк. 16:15 ); в вечном покое седьмого дня все живущее на небе и на земле призвано принять абсолютное откровение, увидеть Бога не зерцалом в гадании, а лицом к лицу. Жизнь вечная, к которой призвана тварь, не есть сонное прозябание, а полнота ведения. Сия же есть жизнь вечная: чтобы знали Тебя, единого истинного Бога и Тобою посланного Иисуса Христа ( Ин. 17:3 ). В этом тройном торжестве света, звука и сознания осуществляется замысел вселенского дружества и воплощения Бога-Любви в любящей твари. Совершенная Любовь является не только в полноте славы, но и в совершенной красоте. И потому весь замысел предвечной Софии в св. Писании изображается как замысел художественный. В книге Притчей Соломона сама Премудрость свидетельствует о себе людям: Я родилась, когда еще не существовали бездны, когда еще не было источников, обильных водою. Я родилась прежде, нежели водружены были горы, прежде холмов, когда еще Он не сотворил ни земли, ни полей, ни начальных пылинок вселенной. |
| И, наконец, в сочетании с миром Божество обнаруживается еще как третье начало, или третье Лицо. Он по отношению к миру – не только другое, рождающееся от Бога Существо, погружающееся в поток мирской, но вместе с тем и все наполняющий собою Дух Божий, побеждающий смерть и превращающий мертвое в живое. Крещение водою, коим Сын Божий обрекает Себя смерти, для мира есть начало жизни. Оттого-то в крещении становится явным нисходящий на Сына в виде голубя Дух Божий. Водою совершается крещение в смерть, а Духом – в воскресение: ибо, если мы соединены с Ним подобием смерти Его, то должны быть соединены и подобием воскресения ( Рим. 6:5 ). Вся последующая жизнь Христа на земле представляет собою не более и не менее, как дальнейшее раскрытие этого первоначального Богоявления, совершившегося непосредственно перед началом Его выступления на проповедь . Все дело Христа на земле носит на себе печать этого первоначального Его крещения. Впоследствии, на известный вопрос того же Иоанна, от которого Он принял крещение: Ты ли Тот, Который должен прийти, или ожидать нам другого ( Мф. 11:3 ), Христос отвечает перечислением признаков подлинного Богоявления: Пойдите, скажите Иоанну, что слышите и видите. Слепые прозревают и хромые ходят, прокаженные очищаются и глухие слышат, мертвые воскресают и нищие благовествуют ( Мф. 11:4–5 ). Вот прямое последствие крещения водою и Духом: поток, в который погрузился Сын Божий, перестает быть потопом на истребление всякой плоти. Сочетание Сына Божия с миром становится началом всеобщего исцеления – победы над самой смертью. В нем – начало того космического переворота, который является вслед за тем в преображении и в светлом Христовом воскресении, т.е. в полном обновлении и превращении самых законов естества как духовного, так и телесного. Не только дух человеческий, самое человеческое тело становится светоносною средою – прозрачною оболочкою света. Так завершается во Христе победа Божьего дня, окончательное просветление и превращение ночного облика твари. Каковы бы ни были страдания настоящего и грядущего, этой радости у нас никто и ничто не отнимет. Кругом рушится мир, гремит гром. Беспросветная тьма заволокла небо. Отовсюду – стон и плач земли, оставленной Богом. Но вера наша, уповаемых извещение, видит в облаке Божью радугу. Глава V. Грех и искупление I. Религиозные сомнения, исходящие из интуиции всеобщности зла. Христианское учение о грехопадении Вглядываясь в окружающую мир ночную тьму, мы открываем в ней все новые и новые источники тяжких сомнений. И каждое вновь возникшее сомнение касается не какой-либо частности христианского учения, а грозит полным ниспровержением христианского жизнепонимания в его целом. |
|
|
