| Надя мучительно вдумывается, стараясь понять и припомнить, где она и что случилось с нею. А черные глаза знакомого незнакомца все приближаются к ней… Глаза эти не то смеются, не то плачут… — Так вот где пришлось встретиться нам, русская Жанна! — произносят его румяные губы. — Саша! — радостным криком срывается с уст Нади. Теперь уже нет сомнения… Это он, Саша! И точно кусочек голубого украинского неба повис над обессиленной головой Нади, точно заплескал золотистыми брызгами в лучах майского солнца голубой Удай, точно старая бабуся неслышно подошла к ней и зашептала ей на ухо ласковые, добрые речи… Саша принес это все с собою — и весну, и солнце, и ласку бабуси! Напряженные нервы Нади не выдержали… Она зарыдала… — Ну, вот, ну, вот! — радостно и тревожно говорил Саша. — Ну, вот! Этого еще недоставало! Георгиевский кавалер, офицер, поручик — и плачет, как баба! Да полно же, полно, приятель! Не для того вас доставили сюда, на перевязочный пункт, чтобы вы кисли здесь, как какая-нибудь слабонервная барышня! — притворно-сердитым голосом урезонивал он своего старого друга. А между тем на его собственные черные глаза навертывались слезы. Встреча была слишком радостна для молодого лекаря… Когда час тому назад на пункт доставили нового раненого и он с привычным вниманием врача наклонился над ним для осмотра, взор его упал на бледное, безусое лицо этого раненого, и он с трудом удержался от крика испуга и радости, узнав в нем Надю. И сама Надя мокрыми от слез глазами оглядывалась вокруг, чтобы убедиться, что это не сон, не грезы, не болезнь взволнованного воображения, а правда и действительность… Нет, это не сон, не грезы… Она на перевязочном пункте в летучем лазарете… Кругом на койках и на полу лежат раненые… Слышатся стоны и какой-то странный лязгающий звук, доносящийся с середины комнаты, где несколько человек склонились над чем-то, беспомощно распростертым на столе. Наде становится страшно от этого лязгающего звука и от этих стонов, не прерывающихся ни на минуту. И вдруг сознание собственной опасности поглощает ее всю. Она с ужасом смотрит на свою вспухшую, потерявшую всякую форму и тяжелую, как бревно, ногу. |
| Повторяю: это было написано задолго до того, как свет окончательно скрылся из глаз Луки. После же того, когда неизбежное случилось, никто не слыхал от него жалоб или ропота. Атеисту профессору Медведеву, очевидно, странными показались бы слова Луки: «Я принял как Божию волю быть мне слепым до смерти, и принял спокойно, даже с благодарностью Богу. Слепота не помешает мне оставаться до смерти на своем посту». Поза? Ее можно предположить по отношению к постороннему человеку. Но с детьми своими Лука всегда оставался абсолютно искренним. Да и не такая это вещь – слепота, чтобы играть по ее поводу словами. Между тем на второй день после приезда в Симферополь офтальмолога Шевелева он сообщает дочери Елене: «От операции я отказался и покорно принял волю Божию быть мне слепым до самой смерти. Свою архиерейскую службу стану продолжать до конца». И год спустя по тому же поводу Алексею: «Слепота, конечно, очень тяжела, но для меня, окруженного любящими людьми, она несравненно легче, чем для несчастных одиноких слепых, которым никто не помогает. Для моей архиерейской деятельности слепота не представляет полного препятствия, и думаю, что буду служить до смерти». Мотив «служить до смерти», служить до конца, не случайно повторяется так упорно в письмах середины 50-х годов. Луку серьезно беспокоит, не лишат ли его, незрячего, архиерейской кафедры, не отправят ли за штат. В раздумьях этих не последнее место занимает и судьба племянниц, их детей, внуков и правнуков. Для беспокойства есть достаточно оснований. Каноническое правило, принятое на одном из Вселенских Соборов, гласит, что слепой не может быть епископом. Правило это не относится к строго исполняемым, и тем не менее кое-кто из обиженных Лукой крымских священников, да и некоторые деятели в Патриархии несколько раз поднимали вопрос о епископе, который занимает свое место «не по закону». Почти три года положение Войно оставалось крайне неустойчивым. Слухи, то добрые, то мрачные, возникали и лопались. Трижды Патриархия командировала в Крым комиссию, чтобы проверять, как слепой архиерей исполняет свои обязанности. |
| — Пойдите-ка сюда, чужестраночка, — улыбнулся он, — да расскажите-ка, что знаете о сотворении мира… Я вышла на середину класса. Историю сотворения мира я знала отлично. Я часто рассказывала ее Барбале, не знавшей ни Ветхого, ни Нового Завета. Моя речь, всегда немного образная, как и все речи на милом Востоке, понравилась батюшке. Понравилось, должно быть, толковое изложение и моим товаркам, но они, казалось, не хотели выказывать этого и продолжали поглядывать на меня косо и недружелюбно. — Хорошо, чужестраночка, молодец! — похвалил меня батюшка, отпуская на место. За мною вышла Додо Муравьева и внятно, и громко прочла канон Богородице. — Хорошо, Дуняша, — похвалил и ее батюшка. Недоброе чувство зависти толкнулось в мое сердце по отношению к худенькой Додо, заслужившей одинаковую похвалу со мною. Между тем священник встал, оправил рясу и, подойдя к первой парте, положил на голову белокурой Крошки свою большую, белую руку. «Почему он ласкает эту маленькую девочку с ангельским личиком и злым сердечком? — мелькнуло у меня в мыслях. — Если б он знал, как смеется она заодно со всеми над бедной чужестраночкой!» А из груди батюшки уже лилось плавное, складное повествование о том, как завистливые братья продали в рабство кроткого и прекрасного юношу Иосифа. И все эти девочки, бледные и розовые, худенькие и толстенькие, злые и добрые — все с живым, захватывающим вниманием вперили в рассказывающего батюшку горевшие любопытством глазки. Отец Филимон ходил между партами, поочередно клал свою большую руку на голову той или другой воспитанницы и гладил поочередно ту или другую детскую головку. Когда очередь дошла до меня и мои черные косы накрыл широкий рукав лиловой рясы, я еле сдержалась, чтобы не расплакаться навзрыд. Это была первая ласка в холодных институтских стенах… Вторым уроком была география. Маленький, седенький учитель Алексей Иванович был очень строг со своей «командой», как называл он, шутя, воспитанниц. Он постоянно шутил с ними, смешил их веселыми прибаутками, именуя при этом учениц «внучками». И в то же время был взыскателен и требователен к их ответам. |
| Алеша отворил тогда дверь и шагнул чрез порог. Он очутился в избе, хотя и довольно просторной, но чрезвычайно загроможденной и людьми, и всяким домашним скарбом. Налево была большая русская печь. От печи к левому окну чрез всю комнату была протянута веревка, на которой было развешено разное тряпье. По обеим стенам налево и направо помещалось по кровати, покрытых вязаными одеялами. На одной из них, на левой, была воздвигнута горка из четырех ситцевых подушек, одна другой меньше. На другой же кровати, справа, виднелась лишь одна очень маленькая подушечка. Далее в переднем углу было небольшое место, отгороженное занавеской или простыней, тоже перекинутою чрез веревку, протянутую поперек угла. За этою занавеской тоже примечалась сбоку устроенная на лавке и на приставленном к ней стуле постель. Простой деревянный четырехугольный мужицкий стол был отодвинут из переднего угла к серединному окошку. Все три окна, каждое в четыре мелкие, зеленые, заплесневшие стекла, были очень тусклы и наглухо заперты, так что в комнате было довольно душно и не так светло. На столе стояла сковорода с остатками глазной яичницы, лежал надъеденный ломоть хлеба и, сверх того, находился полуштоф со слабыми остатками земных благ лишь на донушке. Возле левой кровати на стуле помещалась женщина, похожая на даму, одетая в ситцевое платье. Она была очень худа лицом, желтая; чрезвычайно впалые щеки ее свидетельствовали с первого раза о ее болезненном состоянии. Но всего более поразил Алешу взгляд бедной дамы — взгляд чрезвычайно вопросительный и в то же время ужасно надменный. И до тех пор пока дама не заговорила сама и пока объяснялся Алеша с хозяином, она всё время так же надменно и вопросительно переводила свои большие карие глаза с одного говорившего на другого. Подле этой дамы у левого окошка стояла молодая девушка с довольно некрасивым лицом, с рыженькими жиденькими волосами, бедно, хотя и весьма опрятно одетая. Она брезгливо осматривала вошедшего Алешу. Направо, тоже у постели, сидело и еще одно женское существо. Это было очень жалкое создание, молодая тоже девушка, лет двадцати, но горбатая и безногая, с отсохшими, как сказали потом Алеше, ногами. Костыли ее стояли подле, в углу, между кроватью и стеной. Замечательно прекрасные и добрые глаза бедной девушки с какою-то спокойною кротостью поглядели на Алешу. За столом, кончая яичницу, сидел господин лет сорока пяти, невысокого роста, сухощавый, слабого сложения, рыжеватый, с рыженькою редкою бородкой, весьма похожею на растрепанную мочалку (это сравнение и особенно слово «мочалка» так и сверкнули почему-то с первого же взгляда в уме Алеши, он это потом припомнил). Очевидно, этот самый господин и крикнул из-за двери: «кто таков», так как другого мужчины в комнате не было. Но когда Алеша вошел, он словно сорвался со скамьи, на которой сидел за столом, и, наскоро обтираясь дырявою салфеткой, подлетел к Алеше. |
| С души человека вина снимается. Отбрасывая всякую мысль о необходимости борьбы с собственной душевной греховностью, атеист Герцен тем утверждает свою идею бессмысленности покаяния и неизбежности борьбы за изменение внешних пагубных условий общественного бытия (то есть идею необходимости революции). Должно напомнить, что христианство вовсе не пренебрегает внешними обстоятельствами, в которых суждено пребывать душе человека. Так, остерегая нас от соблазна лжепророчеств ( Мф. 7:15 ), Спаситель тем и предупреждает об опасности сторонних влияний. То же имеет в виду и Апостол: «Не обманывайтесь: худые сообщества развращают добрые нравы» ( 1Кор. 15:33 ). Но христианство — это иерархия ценностей. Бытие «внутреннего человека» ( Еф. 3:14-19 ) для Православия несравненно важнее взаимодействия с внешними условиями жизни — для дела спасения. Абсолютизированный принцип детерминизма ставит всё с ног на голову. Оттого и односторонне предвзят был Добролюбов к роману «Униженные и оскорблённые», ибо для Достоевского важнее было раскрыть внутреннюю, изначальную, ничем не обусловленную испорченность природы своего героя. Абсолютизированный детерминизм, повторимся, лишает человека свободы, ставит его в жёсткую зависимость от чего бы то ни было, подавляет волю, отнимает возможность сопротивляться любым обстоятельствам. Революционно-демократическая идеология выдвинула теорию «заедающей среды», не оставляющей человеку, по сути, никакого шанса на успешное противление этому «заеданию». Под «средой» же всё последовательнее понималась социальная ситуация, которой отдавался приоритет во всех истолкованиях, осмыслениях и предсказаниях событий. «Заедающая среда» подменила собою тот всевластный рок, под знаком которого жило античное языческое общество. Революционные демократы — типичные неоязычники, при всём их убеждённом атеизме. Одним из проявлений принципа детерминизма становится в реалистическом типе творчества — историзм художественного мышления — изображение человека и общества в соответствии с духом времени, с особенностями исторической эпохи. |
| Браш вышел из отеля и направился вниз по улице, держась в тени тополей. Он с завистью ловил ухом звуки, долетавшие к нему из окон домов справа и слева. Хозяйки трясли с балконов половики, гремели кастрюлями на плитах. Душераздирающие голоса призывали непослушных детей, чуть ли не каждое слово которых начиналось и кончалось недовольным «ма-а!». Несколько мужчин, пользуясь утренней прохладой, стригли газоны; пожилой толстяк отпер двери своего гаража и потом долго самодовольно оглядывал машину. На краю городка Браш сошел с дороги в высокую траву за обочиной. Миновав несколько мусорных куч и обойдя стороной лесопилку, он вышел к чистому ручью, быстрое течение которого несло к пруду перепутанные водоросли. Браш лег ничком в траву на берегу пруда и стал наблюдать. Две водяные змеи, извиваясь, скользили в воде друг за другом. На середине пруда черепаха с двумя маленькими черепашками на спине взбиралась на полусгнившую доску. Другие черепахи следовали за ней и, устроившись, прятали шейку в панцирь и закрывали глаза. Пенье и свист птиц возвещали о начале жаркого дня. Браш задумался. Сегодня ему исполнилось двадцать три года, а дни рождения всегда были для него торжественными днями. Два года назад он вылез из раскачивавшегося гамака на веранде отцовского дома, пересек городок, именуемый Ладингтоном, штат Мичиган, и сделал предложение одной вдове, которая была лет на десять старше его. Он получил отказ, но запомнил навсегда ту веселую легкость, с которой она ему отказала, а также ее лучившиеся смехом глаза, когда она стояла перед ним, вытирая руки о передник, в то время как ее малыш ползал около на полу и тянул за шнурки его ботинок. Год назад он сидел вечером в Публичной библиотеке в Абилине, штат Техас, читая описание жизни Наполеона в «Британской энциклопедии». Закончив читать, он вынул из кармана карандаш и написал на полях страницы: «Я тоже великий человек, но во имя Добра», — и приписал свои инициалы. И теперь, у этой лужи под Веллингтоном, штат Оклахома, он готовился экзаменовать сам себя по поводу своего двадцатитрехлетия. В это утро им были приняты потрясающие добрые решения. Впоследствии Браш никогда не забывал этого торжественного часа, к исходу которого, по причине пустоты в желудке, он самым прозаическим образом уснул. |
| 105. Re: Уроки истории и ошибки современности Иерей,я начал обращаться к вам таким образом-после того,когда вы стали называть меня неподобающе,так что пеняйте на себя. И Белокриницкая Митрополия,не нуждается в вашем знание о Ней,так как у вас зомбированное мнение о истинно православных и подлинно русских (староверах). 104. Шахматову А.В. Я не заставляю вас называть меня отцом или батюшкой. Но у меня есть имя и оно вам хорошо известно. Мне белокриницкая иерархия безразлична. Не знал, ее полтора года назад. Ну и не буду вспоминать еще много лет. Как не вспоминаю новозыбковцев. 103. Re: Уроки истории и ошибки современности Иерей,вы о чем это,страна была советская,значит и приходы по советскому образцу,для меня Истина-суть моей жизни,так что я не виноват-если правда вам кажется горькой. 102. Шахматову А.В. Но вы оскорбляли не только меня, это полбеды. Потому что я уже привык не к самому лучшему отношению к моей персоне, возможно вполне заслуженно. Но вы клеветнически называли наши русские приходы " советскими " . Хотя их создавали не безбожные, богоборческие власти, а православные ревнители благочестия. Православные епископы, священники и миряне, в условиях возможного ареста и казни. Называя наших епископов, священников и мирян, самыми нехорошими словами. Хотя они и честны, трудолюбивы и благочестивы и дружелюбны. Хотя у нас на службах все благочестиво и чинно. 101. Re: Уроки истории и ошибки современности Иерей,потому что она вам,как кость в горле. 100. Re: Уроки истории и ошибки современности Иерей,русские " староверы-это истинные христиане,смиренные,честные,добрые,друдолюбивые, отзывчивые, сострадательные,...если у вас происходит Бог знает что,то не говорите о нас,чтобы не грешить и не оставаться в глупом положении. 99. Re: Уроки истории и ошибки современности 1. Я не считаю, что православная богослужебная практика принятая в России со времени крещения до никоновской реформы была не верной. Считаю что дониконовские книги богослужебные и церковные обряды добры и хороши. И тем более никогда не хулил святых в земле Российской просиявших с момента ее крещения до середины 17 в. Так. что мои взгляды соответствуют решению Поместного Собора 1971 г. 2. Ни одна из православных поместных церквей не признает самочинную, липовую,самозваную, белокриницкую иерархию. |
| По твоим словам, несколько месяцев ты продержался, но, к сожалению, опять стал пить, и сам не знаешь, как это случилось с тобой. В том-то и беда, что ты плохо следишь за собой. Нет, смотри за собой, как следует, шаг за шагом, и когда потянет тебя к вину, поставь на своем – не прикасайся, уходи подальше от того места, где можешь соблазниться, и не сходись с такими людьми, которые могут соблазнить тебя. Лучше порви с ними всякое знакомство. Когда представляется случай выпить, не останавливайся мыслью на том, уважительный ли это случай или неуважительный, следует ли выпить или нет. Лучше не разбирай и не обсуждай таких вопросов, иначе этот разбор может кончиться в пользу вина, потому что страсть твоя, как опытный адвокат, всегда может представить уважительные причины к тому, чтобы хоть рюмочку выпить. Главное, не делай себе ни в чем поблажек, даже в самых малых вещах. Нет ничего хуже поблажек. He вступай с ними ни в какие сделки, потому что они часто предательски изменяют нам. Стой, как каменная стена, без поворота. He верь никому – ни себе, ни другим; тух нет веры, нет середины, нет снисхождения, – ни на шаг в сторону, ни на минуту послабления. Правда, в эту пору являются в голове разные резоны, в роде того: «немножко можно, немножко вреда не сделает». Тысячу раз это с тобой случалось, знаешь, как это немножко с каждым днем увеличивается, знаешь, что это немножко – твой предатель. He верь этим соблазнительным мыслям, гони их от себя прочь. Будь тверд, поставь на своем, скажи в ответ твоим соблазнителям: «нет, не хочу, и немножко нельзя». Повторяю, в борьбе со страстью не должно быть поблажек. Мне случалось видеть, чем кончались эти поблажки для слабого человека. Сегодня он решает не пить и действительно иногда целый месяц не пьет, а подвернется случай, ну и выпьет немножко. На другой день порция удваивается, и чем дальше, тем больше она увеличивается. Что это за борьба? Это не борьба, а какая-то игра с самим собой. Когда начнешь борьбу и споткнешься, не падай духом. Споткнувшись, подымись и опять веди борьбу. Главное, не опускай рук, как это многие делают, при первой неудаче, считая себя бессильными для борьбы. В борьбе с страстями нет бессильных, это было бы страшным небесным наказанием. |
| Давайте проследим по тексту Требника, как же происходит Обручение. Священник трижды назнаменует кольцом жены главу жениха со словами: «Обручается раб Божий (такой-то) рабе Божьей (такой-то), во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь». Затем кольцом жениха он с подобными же словами назнаменует главу невесты. Потом происходит обмен кольцами. По Требнику обмен должен производить не священник и даже не обручающиеся, а восприемник – человек, выступающий от лица родителей, как их полномочный представитель. Обмен кольцами, в частности, свидетельствует и о том, что на союз обручающихся есть также согласие и их родителей. В конечном итоге перстень жениха оказывается у невесты, а перстень невесты у жениха. Затем следует большая молитва о благословении десницы рабов Божьих на благую жизнь и добрые дела, в которой также заключена мысль о том, что устроителем Брака является Сам Господь: она начинается словами: «Господи Боже наш, отроку патриарха Авраама сшествовавый в средоречии …». Потом произносится «сугубая» ектенья. В ее прошениях выражается связь новообрученных со страной, с патриархом, с клиром и всеми православными христианами: связь именно в этом их новом обручальном единстве. Затем, уже после отпуста, начинается само Венчание. Жених и невеста входят со свечами в главную часть храма, впереди идет священник с кадилом, звучит 127-й псалом с припевом: «Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе». На середине храма священник ставит жениха и невесту перед аналоем. На аналое уже лежат крест и Евангелие. Жених и невеста становятся на разостланном на полу полотенце из белой материи, которое называется «подножка». Есть такое народное суеверие: кто первый на него успеет встать, тот и будет верховодить в дальнейшей семейной жизни. Некоторые венчающиеся об этой примете явно знают и на пути к «подножке» развивают прямо-таки спринтерскую скорость. По моим наблюдениям, чаще всего в этом состязании выигрывает жених: невесте бывает труднее справиться с пышным платьем. Но мы знаем, что в браке чаще верховодит не муж, а жена, – чем лишний раз опровергаются любые суеверия. Если же говорить серьезно, то «подножка» – еще один символ единства в совместной брачной жизни. |
| Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров — Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже. Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном. Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие. Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё-таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. — «Много тостов будет, пора начинать!» — шепнул он и взяв бокал в руки — встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет. — Здоровье государя императора! — крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. |
|
|
