| Наконец, третью поездку свою в Сицилию он предпринял вот почему. Дион, схваченный Дионисием, лишенный всего имущества и брошенный в тюрьму, написал Платону, будто Дионисий обещал отпустить его, если Платон вернется в Сицилию. И Платон, чтобы помочь другу, без колебаний пустился в третью поездку. Таковы были сицилийские путешествия Платона. Следует также знать, что ездил он и в Египет к тамошним жрецам и у них изучил их священные науки. Оттого он и в «Горгии» говорит: «Клянусь псом, этим египетскимбогом... " 18 887 Дело в том, что, как эллины почитают статуи, так египтяне почитают животных, видя в них символ того божества, которому они посвящены. Хотел он познакомиться и с магами, но так как в это время в Персии случилась война и он не мог туда попасть, то он отправился в Финикию и там познакомился с магами и выучился магической науке. Оттого он и в «Тимее» обнаруживает знание гаданий по жертвам и говорит, какие значения имеет печень, утроба и все остальное. Впрочем, об этом следовало сказать раньше, чем о трех путешествиях в Сицилию. Воротившись в Афины, он основал в Академии училище, посвятив часть этого гимнасия Музам. И Платон был там единственным человеком, с которым разговаривал даже человеконенавистник Тимон. К его учению примкнули очень многие, как мужчины, так и женщины, переодевавшиеся мужчинами, чтобы его послушать; всем им он с величайшим старанием доказывал, что его философия выше других. Он отказался от сократовской иронии и обычая бродить по базару и мастерским, охотиться за молодыми людьми и заводить с ними беседы. Отказался он также от важной надменности пифагорейцев, от их вечно запертых дверей и от их довода «сам сказал! " 19 888 – со всеми он был общителен и доброжелателен. Поэтому многие его любили и многие были ему обязаны. Незадолго до кончины он видал во сне, будто превратился в лебедя, летает с дерева на дерево и доставляет много хлопот птицеловам. Сократик Симмий истолковал это так, что он останется неуловим для тех, кто захочет его толковать, – ибо птицеловам подобны толкователи, старающиеся выследить мысли древних авторов, неуловим же он потому, что его сочинения, как и поэзия Гомера, допускают толкования и физическое, и этическое, и теологическое, и множество иных. |
| О философских воззрениях К. был осведомлен Гераклит, который упоминает К. в одном ряду с Гесиодом, Пифагором и Гекатеем; К. отнесен Гераклитом к числу писателей и философов, обладавших «многознанием», но не приобретших «ума», т. е. не достигших истинной мудрости (см.: DK. 22B40; ФРГФ. 22B16). Диоген Лаэртский со ссылкой на доксографа Гермиппа (III в. до Р. Х.) пишет о том, что К. был учителем Эмпедокла (см.: Diog. Laert. VIII 2. 56); однако, даже если это соответствует действительности (ср.: Ibid. IX 2. 20), речь идет лишь о первоначальном и кратковременном ученичестве. В античной философской традиции, начиная с Платона и Аристотеля , закрепилось мнение, что К. был учителем Парменида и основателем Элейской школы (см.: Plat. Soph. 242c-d; Arist. Met. I 5. 986b10-30). В эллинистическую и визант. эпохи представление о К. как об основателе Элейской школы стало фактически общепризнанным; напр., Климент Александрийский и Феодорит , еп. Кирский, прямо называют его «зачинателем Элейской школы» (τς δ Ελεατικς γωγς Ξενοφνης Κολοφνιος κατρχει - Clem. Alex. Strom. I 14. 64. 2; τς Ελεατικς αρσεως γησμενος - Theodoret. Curatio. IV 5). В науке кон. XIX - нач. XX в. преобладала критическая тенденция, приверженцы которой указывали на то, что в сохранившихся фрагментах Парменида и других представителей Элейской школы не встречаются упоминания о К., заимствования из его сочинений или прямые ссылки на его учение, и оспаривали наличие преемства между учением К. и взглядами элейских философов. Однако совр. исследователи признают наличие ряда бесспорных идейных параллелей в философских воззрениях К. и Парменида и считают, что идеи К. могли оказать значительное влияние на формирование учения Элейской школы. При этом внутри школы К., вероятнее всего, не считался ее основателем и не пользовался непререкаемым философским авторитетом (см.: Finkelberg. 1990. P. 166-167; Schirren. 2013. S. 339-340). Сочинения Бесспорно засвидетельствованным в источниках можно считать существование лишь одного сочинения К., которое либо им самим, либо его последователями было озаглавлено «Силлы» (Σλλοι; упоминания названия: DK. |
| Оказавшись в Сиракузах в правление тиранна Дионисия Старшего он попытался преобразовать тиранническую власть в аристократическую и для этого явился к самому Дионисию. Дионисий его спросил: «Кто, по-твоему, счастливец среди людей?» – но Платон ответил: «Сократ». Дионисий опять спросил: «В чем, по-твоему, задача правителя?» Платон ответил: «В том, чтобы делать из подданных хороших людей». Третий вопрос задал Дионисий: «Скажи, а справедливый суд, по-твоему, ничего не стоит?» Дело в том, что Дионисий славился справедливостью своего суда. Но Платон отвечал без утайки: «Ничего не стоит, или разве что самую малость, – ибо справедливые судьи подобны портным, дело которых – зашивать порванное платье». Четвертый вопрос задал Дионисий: «А быть тиранном, по-твоему, не требует храбрости?» – «Нисколько, – отвечал Платон, – тиранн – самый боязливый человек на свете: ему приходится дрожать даже перед бритвой цирюльника в страхе, что его зарежут». Дионисий на это разгневался и приказал ему в тот же день покинуть Сиракузы. Так Платон был позорно изгнан из Сиракуз. Вторая его поездка в Сицилию состоялась по следующей причине. После смерти Дионисия Старшего тиранном стал Дионисий Младший, а братом его матери был Дион, с которым Платон познакомился еще в первую поездку. И вот Дион ему пишет: «Если ты приедешь сюда, то есть надежда преобразовать тиранническую власть в аристократическую». Ради этого он и отправился в Сицилию вторично; но там приближенные Дионисия оклеветали его перед тиранном, будто он задумал низвергнуть Дионисия и передать власть Диону; и Дионисий приказал схватить его и передать для продажи в рабство торговавшему тогда в Сицилии эгинцу Поллиду. Поллид увез его на Эгину и там повстречал эгинца Анникерида, который собирался плыть в Элиду на состязание колесниц; этот-то Анникерид, встретив Поллида, и выкупил у него Платона, стяжав себе этим больше славы, нежели колесничной победою; об этом говорит и Аристид: «Никто бы и не знал об Анникериде, если бы он не выкупил Платона». |
| По-видимому (говорит Фаворин в «Разнообразном повествовании»), он первый утверждал, что поэмы Гомера гласят о добродетели и справедливости, а друг его Метродор Лампсакский обосновывал это еще подробнее, впервые занявшись высказываниями Гомера о природе 131 . Анаксагор был также первым, кто издал книгу с чертежами. 12 Падение небесного камня произошло в архонтство Демила 132 (говорит Силен в I книге «Истории») ; и Анаксагор сказал, что из камней состоит все небо, что держатся они только быстрым вращением, а когда вращение ослабеет, то небо рухнет. 13, 14 О суде над Анаксагором рассказывают по-разному. Сотион в «Преемстве философов» утверждает, что обвинял его Клеон, и обвинял в нечестии – за то, что он называл солнце глыбой, огненной насквозь, – но так как защитником у него был ученик его Перикл, то наказан он был пеней в пять талантов и изгнанием. Сатир в «Жизнеописаниях» говорит, что к суду его привлек Фукидид, противник Перикла, и не только за нечестие, но и за персидскую измену 133 , а осужден он был заочно и на смерть. Вести об этом приговоре и о смерти его сыновей пришли к нему одновременно; о приговоре он сказал: «Но ведь и мне и им давно уже вынесла свой смертный приговор природа!» – а о сыновьях: «Я знал, что они родились смертными». Впрочем, некоторые приписывают эти слова Солону, а некоторые – Ксенофонту 134 . Деметрий Фалерский в сочинении «О старости» добавляет, что даже похоронил он их собственными руками. Гермипп в «Жизнеописаниях» рассказывает, что в ожидании казни его бросили в тюрьму; но выступил Перикл и спросил народ: дает ли его, Перикла, жизнь какой-нибудь повод к нареканиям? И услышав, что нет, сказал: «А между тем, я ученик этого человека. Так не поддавайтесь клевете и не казните его, а послушайтесь меня и отпустите». Его отпустили, но он не вынес такой обиды и сам лишил себя жизни. Иероним во II книге «Разрозненных заметок» пишет, что Перикл привел его в суд таким обессиленным и исхудалым от болезни, что его оправдали более из жалости, чем по разбору дела. Вот сколько есть рассказов о суде над Анаксагором. |
| Считалось, что он и к Демокриту относился враждебно, так как не добился собеседования с ним 135 . 15 Наконец, он удалился в Лампсак и там умер. Когда правители города спросили, что они могут для него сделать, он ответил: «Пусть на тот месяц, когда я умру, школьников каждый год освобождают от занятий». (Этот обычай соблюдается и по сей день.) А когда он умер, граждане Ламисака погребли его с почестями и над могилой написали: Тот, кто здесь погребен, перешел пределы познанья – Истину строя небес ведавший Анаксагор. А вот и наша о нем эпиграмма: Анаксагор говорил, что солнце – огнистая глыба, И оттого-то ждала мудрого смертная казнь. Вызволил друга Перикл; но тот, по слабости духа, Сам себя жизни лишил – мудрость его не спасла 136 . Были еще и три других Анаксагора, (из которых ни в одном не сочеталось всё): первый – оратор Исократовой школы; второй – скульптор, упоминаемый Антигоном; третий – грамматик из школы Зенодота. 4. Архелай 16 Архелай, сын Аполлодора (а по мнению некоторых, Мидона), из Афин или из Милета, ученик Анаксагора, учитель Сократа. Он первый перенес из Ионии в Афины физическую философию; его звали Физиком, поскольку им закончилась физическая философия, а Сократ положил начало нравственной философии. Впрочем, уже Архелай, по-видимому, касался нравственности, так как философствовал и о законах, и о прекрасном и справедливом; а Сократ взял этот предмет у него, развил и за это сам прослыл основоположником. Он говорил, что есть две причины возникновения: тепло и холод. Живые существа возникли из ила. Справедливое и безобразное существует не по природе, а по установлению. 17 Учение его таково. Вода разжижается от огня и, уплотняясь к [середине] под огненным воздействием, образует землю, а обтекая ее, образует воздух. Таким образом, землю держит воздух, а его держит кругооборот огня. Живые существа возникли от тепла земли, которая выделяет ил, подобный молоку и служащий питанием; таким же образом она создала и людей. Он первый заявил, что звук возникает от сотрясения воздуха; море скапливается во впадинах, просачиваясь сквозь землю; солнце есть величайшее из светил и Вселенная беспредельна. |
| Уровень культурного развития Греции был высочайшим, и письменные тексты широко использовались для обучения, а также в качестве образцов риторического красноречия. Однако в то же время для греческой мысли подчас характерно несколько скептическое отношение к записанным текстам; предпочтение отдается живому устному слову, которое «способно себя защитить и при этом умеет говорить с кем следует, умеет и промолчать», как говорит об этом Сократ в платоновском диалоге «Федр» 60 . Напротив, записанные слова подобны произведениям живописи: они кажутся живыми, «а спроси их – они величаво и гордо молчат» 61 . Письменный текст «всегда отвечает одно и то же» и не способен «ни защититься, ни помочь себе», если его не понимают или пренебрегают им; письменный текст является «сиротой», потому что с ним нет его «отца», автора, чтобы защитить его от неверного понимания. Платоновский Сократ говорит, что письменность приводит к ослаблению памяти, поскольку люди вместо упражнения памяти и припоминания изнутри доверяются записям. Таким образом, вместо того чтобы увеличивать силу ума, книги подрывают ее и дают только мнимую мудрость 62 . Подобное мнение засвидетельствовано и у некоторых других греческих философов: Диоген Лаэртский рассказывает следующий эпизод из жизни Антисфена (основателя кинической школы, V-IV вв. до Р. X.): «Однажды ученик пожаловался ему, что потерял свои записи. “Надо было хранить их в душе”, – сказал Антисфен» 63 . Оппонент Исократа ритор Алкидамант (IV в. до Р. X.) в своей речи «О софистах» утверждает, что высшей целью оратора является способность произносить устные неподготовленные речи, всякий раз сообразуясь с аудиторией; записывание речей может иметь только служебное, вспомогательное значение 64 . В религиозной сфере Греции письменность не имела центральной роли: «Слова мистерий не должны были быть записываемы, чтобы сохраниться в тайне» 65 . Во второй по значению культуре античности, Древнем Риме, письменность играла значимую роль на всем протяжении существования Римского государства. Начиная с периода поздней республики, государственное управление осуществлялось со значительной опорой на архивные записи; У. Харрис также приводит свидетельства широкого использования письменности в различных сферах жизни римских граждан 66 . С эпохи Октавиана Августа в империи процветала бюрократия 67 ; ученые объясняют это тем, что «без широкого распространения письменности в Римской империи было бы несравнимо труднее осуществлять административный контроль над подвластными землями; Римское государство фактически зависело от письменности» 68 . Также исследователи констатируют более широкое (по сравнению с Грецией) употребление письменных текстов в религиозной сфере 69 . 2.2. Образы небесных книг |
| Х. (см.: Лебедев. 2008. С. 443; Schirren. 2013. S. 191). Значительные споры исследователей вызывал вопрос о месте К. в античной философской традиции и о его личном и идейном отношении к досократовским философским школам и направлениям. Диоген Лаэртский приводит несколько противоречащих друг другу версий того, чьим учеником был К.: 1) он принадлежал к «италийской философии» и был последователем Пифагора и его сына Телавга ( Diog. Laert. I 15); 2) он был учеником ритора Ботона Афинского (Ibid. IX 2. 18); 3) он был учеником Архелая, последователя Анаксагора (Ibidem; об Архелае см.: Ibid. II 4. 16-17); 4) он был учеником Анаксимандра (Ibid. 3. 21); 5) он не имел учителя и наряду с Гераклитом принадлежал к числу «разрозненных» (ο σπορδην), т. е. самостоятельных, философов (Ibid. 2. 20). Хотя К. был современником Пифагора, нет оснований считать, что он испытал к.-л. влияние с его стороны. Встречающиеся у Диогена Лаэртского замечания, будто бы свидетельствующие о связи К. с пифагорейской традицией, либо анахроничны и вымышлены, либо отражают критическое отношение К. к пифагореизму (ср.: DK. 21B7). Вероятно, свидетельства о зависимости К. от пифагореизма восходят к пифагорейским сочинениям, авторы к-рых стремились искусственно связать элеатов с пифагореизмом. Гипотезы о Ботоне или Архелае как учителях К. также являются недостоверными (ср.: Schirren. 2013. S. 190). Наиболее близкой к действительности современные ученые считают версию о том, что К. был знаком с Анаксимандром и мог в течение какого-то времени учиться у него. Нек-рые исследователи полагают также, что К. проявлял интерес к философии еще в период жизни в Колофоне и познакомился в это время с учением Милетской школы; нельзя исключать, что он посещал Милет, располагавшийся недалеко от Колофона, и, вполне возможно, встречался там с Фалесом Милетским (подробнее см.: Лебедев. 1981). Вероятно, на рубеже VI и V вв. учение К. было достаточно хорошо известно и популярно среди греков не только в италийских, но и в ионийских городах. |
| школы отличны друг от друга, чтобы излагающий их автор принадлежал ко всем этим трем школам одновременно. Ясно, что таким методом нет никакой возможности определить собственное мировоззрение Диогена Лаэрция. Изложение древних у Диогена Лаэрция настолько описательное и ни в каком мировоззрении не заинтересованное, что от этого автора невозможно и требовать разъяснения его собственных теоретических позиций. Так, ко всем темнотам, которыми окружен и трактат Диогена Лаэрция, и даже само имя Диогена Лаэрция, необходимо присоединить сейчас и еще одну – это невозможность разобраться в его собственных теоретических позициях. Незаинтересованная описательность, которой характеризуется историко-философский метод Диогена, часто доходит до того, что он по данному историко-философскому вопросу или по вопросу чисто биографическому приводит несколько разных авторитетных для него мнений, которые трудно согласовать ввиду их противоречивости. При этом сам он настолько погружен в эту элементарную описательность, что иной раз и не ставит себе никакого вопроса о том, какое же из приводимых у него мнений более правильно или как же согласовать противоречивые ссылки на разные источники. Это делает книгу Диогена Лаэрция весьма ученой. Но от такой учености сумбур его трактата скорее только увеличивается. И это очень хорошо, так как именно здесь и выясняется основной метод и стиль его историко-философского повествования. Только не нужно требовать от Диогена Лаэрция невозможного, а следует понять всю привольность и беззаботность его стиля. После этих внешних сведений о Диогене Лаэрции коснемся кратко также внутреннего содержания его трактата, после чего можно будет приступить и к обзору отдельных проблем, которые возникают в связи с историко-философским содержанием трактата. Заметим, что среди хаотической массы приводимых у Диогена Лаэрция материалов попадаются и такие суждения, которые при самой строгой критике античных первоисточников нужно считать правильными или близкими к правильности. Все такого рода положительные выводы из трактата Диогена, конечно, тоже требуют от нас самого серьезного внимания, и их не должна |
| А откуда возник миф об эпикурейцах как воспевателях покоя, лени и чувственных удовольствий? Этот миф, скорее, памятник нашей греховной природе. Представим себе: человек видит слова: «Здесь удовольствие – высшее благо». А что такое удовольствие в его понимании? Это пьянки, гетеры, роскошный стол. «Ой, нет-нет, я туда не пойду», – думает этот человек, а прибыв в Афины, рассказывает: «Проходил я мимо Сада Эпикура – там кошмар творится, ужас, разврат, пьянство!» И в Афинах действительно распространяется слух, что в этом месте царит разнузданное удовольствие. Поговаривают, что самого Эпикура несколько раз на дню рвет от переедания. Хотя, как честно замечает греческий историк философии Диоген Лаэртский в книге «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов», «все, кто такое пишут, не иначе как рехнулись». Эпикур На самом деле Эпикур вел совершенно противоположный образ жизни. О чем, кстати, пишет и святитель Григорий Богослов, защищая его как целомудренного и порядочного человека: «Эпикур, – говорит он, – хотя усиливался доказать, что удовольствие есть награда за подвиги добродетели и что наслаждение есть конец всех благ для человека, однако же, чтобы не подать мысли, будто для какого-то удовольствия хвалит удовольствие, вел он себя благопристойно и целомудренно, чтобы подкрепить учение свое добрыми нравами» («О смиренномудрии, целомудрии и воздержании»). А в «Точном изложении православной веры» преподобный Иоанн Дамаскин в параграфе «Об удовольствиях» фактически точно так же, как Эпикур, классифицирует все виды удовольствий: естественные и необходимые, естественные и не необходимые, неестественные и не необходимые. Правда, преподобный Иоанн Дамаскин приводит другие примеры. Естественные и необходимые – простая еда, простое питье; естественные и не необходимые – это сексуальные совокупления, которые естественны для человека по его природе, но не необходимы – мы знаем многих монашествующих, которые живут в девстве; неестественные и не необходимые, по Иоанну Дамаскину, – это как раз роскошество, пьянство и прочее. «Поэтому, – делает вывод великий святой, – живущий в согласии с Богом должен принимать необходимые и в то же время естественные удовольствия, а естественные и не необходимые ставить на втором месте, допуская их в подобающее время, и подобающим образом, и в подобающей мере. Остальных же удовольствий следует безусловно избегать». |
| Помню только рассказ одного родственника об одном красноармейце в шинели и буденовке, который сидел за фисгармонией и играл какую-то «Херувимскую». На глазах у него были слезы. Его спросили: «Почему ты плачешь от буржуазной и поповской музыки?» Красноармеец ответил: «Я плачу не от этой музыки, а от предчувствия того, какая же прекрасная будет музыка у освободившихся рабочих и крестьян!..» А так – просто жили, выживали, как могли. Бабушка отца по женской линии прятала от красноармейцев водку, чтобы те не отобрали и не выпили, интересным способом: подкрашивала и наклеивала этикетку «Акдов корень» – то есть слово «водка» наоборот. Другая родственница, еще до исторических катаклизмов, хранила яйца в погребе в ящиках, закапывая в соль. Яйца съели, а соль оказалась как нельзя кстати в послереволюционные годы, когда ее было не найти. Рассказывали о латышских отрядах карателей, которые приезжали и расстреливали священников, купцов и предпринимателей, да и вообще тех, кто хоть чем-либо отличался от прочих. Вспоминается Диоген Лаэртский, написавший об одном древнем мудреце, который на вопрос местного царька – как ему справиться со своими подданными и держать их в узде – ничего не ответил, а молча стал срывать самые длинные колосья пшеничного поля, по которому вела тропинка. Умный вопрошатель всё понял без слов, поблагодарил за молчаливый ответ и отбыл в свою резиденцию. После первых трудных лет наступила некоторая передышка в годы нэпа, довольно быстро сменившаяся уже планомерными репрессиями, которые дали множество мучеников и исповедников, своими страданиями и страшной кончиной украсивших Церковь, подобно багрянице и виссону. Ни белые, ни красные Протоиерей Константин Островский Протоиерей Константин Островский Как революция и Гражданская война отпечатались в истории моей семьи? Судя по публикациям, какие приходилось читать на эту тему, положено было бы рассказать или о том, как мой прадедушка и/или дедушка был чекистом (но очень честным), или о том, что он был белым офицером и скончался в ГУЛАГе. В этом смысле история моей семьи, можно сказать, оригинальная. |
|
|
