| Для западного богословия святитель Амвросий стал одним из важнейших проводников православного учения о Боге и Святой Троице, о человеке и его спасении. Святитель способствовал распространению на Западе аллегорического толкования Священного Писания, разработанного в Александрийской экзегетической школе, прежде всего Оригеном и Дидимом Слепцом. Кроме того, вместе со святителем Иларием Пиктавийским Амвросий Медиоланский являлся одним из главных защитников православия перед лицом арианской ереси и ее влиятельных государственных покровителей. Его труды во многом способствовали формированию западной богословской традиции, оказав огромное влияние на блаженного Августина, святителя Иппонского. В жизнеописании Амвросия, вышедшем из-под пера его биографа дьякона Павлина, можно найти такие добродетели епископа, как сердечность, глубокая вера и простота в общении. Во многом именно эти качества позволили святителю Амвросию завоевать сердца людей и стяжать народную любовь. До нас дошло более тридцати сочинений святителя, среди них такие значительные, как «Шестоднев», «О вере», «О Святом Духе», катехизические и экзегетические беседы, десять книг писем и др., однако на русский язык до сих пор была переведена лишь малая часть его трудов. Все его творения, как правило написанные в форме посланий или речей, свидетельствуют о великой тайне христианства — о Христе, призывая всех читающих, будь то миряне или клирики, солдаты или императоры, современники или потомки, «провозгласить Господа Иисуса, ибо Он есть Премудрость, Он есть Слово, и это Слово — Божие... Им дышит тот, кто откликается на Его слова и кто размышляет над Его словами. Будем же говорить о Нем!». Митрополит Волоколамский Иларион Содержание ВСТУПИТЕЛЬНАЯ ЧАСТЬ Предисловие к первому тому издания трудов святителя Амвросия Медиоланского митрополита Волоколамского Илариона. 13 Приветственное слово кардинала Анджело Сколы, архиепископа Миланского. 15 A. Р. Фокин Краткое жизнеописание святителя Амвросия Медиоланского. 18 Н. А. Кулькова, Т. Л. Александрова, Г. Е. Захаров Творения святителя Амвросия Медиоланского. 26 |
| Ввести К. в философский кружок Ипатии, где собиралась интеллектуальная элита Александрии, мог Синесий Киренский († 413), с 410 г. епископ Птолемаидский, близкий друг архиеп. Феофила и ученик Ипатии. Она могла заинтересовать К. сочинениями Плотина и Порфирия ( Boulnois. 1994. P. 187-188). К. был хорошо знаком с аристотелевской логикой, основой гуманитарного образования того времени («Категории» и «Топика» Аристотеля, «Введение к Категориям» Порфирия), и уверенно пользовался ею в богословских трактатах ( Siddals. 1987; Boulnois. 1994. P. 181-185, 189-209). Стиль и язык его сочинений указывают на превосходное владение риторикой ( Russell. 2000. P. 5). С. Уэссел утверждает, что победами на догматическом и церковно-политическом поприще К. был обязан мастерскому использованию тропов и фигур второй софистики ( Wessel. 2004. P. 302). Основой формирования личности К. были Свящ. Писание и Свящ. Предание. Большой авторитет и значение для него имели творения свт. Афанасия Великого. К. хорошо знал сочинения Оригена , Евсевия Кесарийского, представителей Александрийской школы (см. ст. Богословские школы древней Церкви ) в целом, а также труды каппадокийцев. Слова К., сказанные на Эфесском Соборе: «...мы с детства изучали Священное Писание и воспитаны под руководством православных и святых отцов» (ACO. T. 1. Vol. 1(3). P. 22; ДВС. Т. 1. С. 312), свидетельствуют, что христ. учение он воспринимал не только из книг, но и от живых наставников, в частности от архиеп. Феофила, к-рый «должен был иметь очень сильное влияние на нравственное и умственное развитие племянника» ( Durand. 1964. P. 9). Вероятно, в молодости К. посещал Александрийское огласительное уч-ще, где мог лично общаться с Дидимом Слепцом († ок. 398), сочинения которого использовал в трактатах. Этим «руководством православных и святых отцов» могло быть и участие в богослужениях и посещение собраний, где церковные наставники толковали Свящ. Писание и таинства веры ( É vieux. 1991. P. 13). Не исключено, что К. владел лат. языком - он был непосредственно знаком с толкованиями на Свящ. |
| Широкое распространение М. в Египте послужило причиной написания Дидимом Слепцом антиманихейского трактата (CPG, N 2545), в к-ром он критиковал доктрину о двух началах, а также отстаивал учение о свободе воли ( Did. Alex. Contr. Manich. 3); при составлении трактата он опирался на произведения Серапиона Тмуитского и Тита Бострийского. Антиманихейская полемика содержится и в др. сочинениях Дидима, в т. ч. во фрагментах его толкований на Деяния св. апостолов, где он подвергает критике «вводящих [две] природы» (ο τς φσεις εσγοντες - Idem. Fragmenta in Actus Apostolorum. 10. 10//PG. 39. Col. 1676 B), т. е. тех, кто учат о добре и зле как о двух совечных началах. Одно из самых ранних христ. антиманихейских сочинений, составленных на лат. языке, «К Иустину-манихею» (Ad Justinum manichaeum; CPL, N 83; изд.: PL. 8. Col. 999-1010), приписываемое Викторину Марию , по стилю и содержанию значительно отличается от др. его произведений. По всей видимости, трактат принадлежит мч. Викторину Петавскому ( Фокин А. Р. Христ. платонизм Мария Викторина. М., 2007. С. 69). Свидетельства блж. Августина, к-рый в течение 10 лет (373-382/3) являлся манихеем, рассматриваются в качестве основного и заслуживающего доверия источника о М. Французский протестант. исследователь И. де Бособр предположил, что свидетельства Августина не могут приниматься безоговорочно, поскольку в свой манихейский период он не имел прямого доступа к трудам Мани ( Beausobre. 1734. Vol. 1. P. 227-231, 436-437). Эта т. зр. исследователя не получила широкой поддержки в трудах ученых XVIII-XIX вв., настаивавших на достоверности сообщаемых блж. Августином сведений (см., напр.: Baur. 1831). По мере открытия аутентичных манихейских сочинений становилось очевидным соответствие информации, содержащейся в них, сообщениям епископа Гиппонского (см.: Alfaric. 1918. P. 215-225; Menasce. 1956; Oort. 1991). Однако Дж. К. Койл высказал мнение, согласно которому следует отличать знания, полученные блж. Августином в манихейский период его жизни и отраженные в ранних трактатах, прежде всего в сочинениях «О нравах Вселенской Церкви» (De moribus Ecclesiae catholicae) и «О нравах манихеев» (De moribus manichaeorum) (388; CPL, N 621), от сведений о М., полученных им в ходе полемики с манихеями, в т. |
| 11), или же как наказания (голод во Фригии; IV. 16). Одновременно он оберегает от преследований самых выдающихся лидеров ортодоксов – Афанасия Александрийского (IV. 20), Василия Великого и Григория Назианзина (IV. 11) и вооружает их вместе со слепцом Дидимом на борьбу с арианской ересью (IV. 25–26). Автор указывает, что Провидение допускает гонение на египетских подвижников, но только ради того, чтобы через их страдания обрели спасение другие (IV. 24). Что касается бедствий, которые Бог насылает на империю и на Аркадия в наказание за изгнание Иоанна Златоуста , то здесь Сократ указывает на неожиданную кончину императрицы Евдоксии и необыкновенный град, обрушившийся на столицу (IV. 19). Таким образом, концепция помощи благочестивым и наказания неблагочестивых правителей, примененная Евсевием при интерпретации только одного, хотя и масштабного события, используется Сократом для объяснения длительного исторического периода, включающего в себя восемь правлений. Однако проблема состоит в том, что эта концепция охватывает далеко не все факты, представленные Сократом. Сократ заставляет ее действовать в некоторые отдельные моменты, которые не всегда являются ключевыми с точки зрения развития сюжета. Лишь при трактовке последнего правления – правления Феодосия Младшего – эта схема приобретает определяющее значение. Уже в рассказе о правлении Константина Великого Сократ, отнеся на счет Всевышнего победы императора над Максенцием, сарматами и готами, никак не связывает с божественным вмешательством его победы над Лицинием (I. 3–4) и над персами (I. 18). Невозможно найти какие-либо указания на божественный контроль над историей в рассказе Сократа о царствовании крайне неустойчивого в делах веры Констанция II. Беспрепятственное восшествие на престол язычника Юлиана после неожиданной смерти Констанция объясняется не в терминах теории наказания – возмездия, а как результат желания Бога избавить Империю от кровопролития, неизбежного в случае гражданской войны (III. 1). Интерпретация наиболее выигрышных с точки зрения этой теории и ключевых в повествовании Сократа эпизодов насильственной смерти императоров-гонителей Юлиана 335 и Констанция лишена каких- либо ссылок на суд Всевышнего. |
| Афины, которые были некогда государством – жилищем мудрецов, ныне славятся только приготовителями меда. Прибавь к ним еще пару мудрых Плутархиков, которые привлекают в театр молодых людей не славою своих речей, но сосудами с гиметским медом “. Словом, знаменитые некогда Афины так низко стояли в это время по своим средствам образования, что Синезий, получивший образование в Александрии, не мог, если бы и хотел, найти в Афинах авторитетного для себя ритора или философа. 57 Если же Синезий, будучи еще язычником, не мог, после Александрии найти ничего полезного для себя в Афинах, то мог ли св. Кирилл, „с детства“ сидевший за христианской наукой, пренебречь Александрийской школой, знаменитым слепцом Дидимом, которого послушать собирались жаждущие просвещения со всех стран, и отправиться искать образования в Афины. Даже если бы он пожелал в совершенстве изучить языческую философию, риторику, то и тогда было бы по меньшей мере странным для св. Кирилла оставить, гремевшую на весь просвещенный мир Ипатию и устремиться слушать каких-то двух ничтожных „Плутархиков“. Итак, св. Кириллу не было никакого смысла ехать в Афины ради светского образования. Нельзя согласиться и с тем, что св. Кирилл завершил свое богословское образование в Иерусалиме у епископа Иоанна. Если бы св. Кирилл получил богословское образование в Иерусалиме, то, живя более или менее значительное время в Палестине, он близко ознакомился бы с географией страны, чего мы, однако в значительной части его экзегетических трудов не видим. 58 Редко о какой местности этой страны он говорит уверенно: почти всегда он ссылается на нерешительное „говорят“. Например: „Сигор, говорят, замечает он, расположен на самых границах, Моавитских“ 59 , „Говорят, что пределы Завулоновы и Нефалимовы лежат, при озере Тивериадском“. 60 Так же нерешительно он, говорит о г. Невриме 61 , горах Кармиле 62 и Ливане 63 и о др. местностях Палестины 64 . Ограниченность его сведений в этой области доходит до того, что собственное имя „Газа“ он переводит нарицательным – „сокровища“. |
| Да, в свое время архимандрит Антоний многих и многих спас от Ренана, показав всю его дешевку. Тогда Ренан был в моде и был опасен. Наше время знает Древса, Делича, Вельгаузена и многих других, против которых нужно иное оружие, выкованное в более серьезной научной лаборатории. То же можно сказать и про многие другие области историко-богословского ведения. Как и многие наши консерваторы среди благочестивых архиереев и мирян, Антоний смертельно боялся вопроса о неподлинности источника. Он считал достижением, скажу больше, панацеей против всей ветхозаветной критики диссертацию епископа Фаддея (Успенского) о единстве Книги пророка Исаии. Он просто не понимал что значит критика текста, в чем проблема интегритета или автентичности текста. Он был более в этом отставшим, чем знаменитый профессор Санкт-Петербургской академии ученый протоиерей Герасим Павский, который еще во времена Филарета говорил о неединстве пророка Исаии и лекции которого были с разрешения тогдашнего начальства литографированы, и по ним студенты сдавали свои экзамены. Точно так же я его однажды насмерть огорчил, доказывая ему неподлинность ареопагитиков или что IV и V книги против Евномия написаны вовсе не святителем Василием Великим, а, вероятно, Дидимом Слепцом, и т.д. и т.д. Был ли Антоний поэтому обскурантом? Отнюдь нет! Утверждаю это со всей решительностью. Просто он был сын своего века. Он остановился в своем научном развитии в то время, когда богословская наука и в России, и на Западе начала проходить свой интереснейший этап. Митрополиту не хватало прежде всего нашей теперешней научной эрудиции, известной дрессировки научного сознания. Но он не отрицал науку, не запрещал искать. Ему, может быть, было даже и чуждо все это историко-критическое исследование. Ум его был направлен на другое. Характерны его неисторичность и немистичность. Не побоюсь сделать смелое обобщение: Антоний был сын позитивистического века, он начал борьбу против протестантского рационализма, против латинской схоластики и сам с ними боролся оружием рационализма. В каком-то смысле он был позитивист (конечно, не в вульгарном смысле, не в духе отрицателей 70-х годов). |
| Оставшись вдовою в юном возрасте, с одним малолетним сыном, после потери двух старших, она перенесла удары сии с чрезвычайною твердостию и, припавши мысленно к ногам Христовым, так молилась, с видом более веселым, нежели печальным: «Господи, поскольку ты захотел снять с меня бремя забот житейских, отныне я буду свободнее служить Тебе». Немедленно решилась она посетить святые места, чтобы там посвятить Богу остаток жизни, вопреки всех препятствий со стороны своих родственников, и, поручив сына Публиколу опекунам, в зимнее время тайно отплыла в Александрию. Ей сопутствовал один только пресвитер аквилейский Руфин , описавший жития виденных им святых. Неизвестно, застала ли еще Мелания в живых великого Афанасия, но она имела утешение беседовать там с другими подвижниками: слепцом Дидимом, Исидором Странноприимным, который знал ее некогда посреди величия римского и советовал навестить отшельников пустыни Нитрийской. Пришествие её в Египет было спасительно для иноков и епископов, гонимых арианами; она защитила их именем своим и твердостию пред областным правителем, когда и против нее самой восстала буря арианская. Пренебрегая угрозами людей, она думала только о любви христианской и в течение трех дней питала до 5000 отшельников, укрывшихся от гонений; милостыни её были неистощимы; она даже последовала в Палестину за толпою исповедников, туда изгнанных, снабжая их всем нужным и услуживая им сама, как простая рабыня. Правитель Палестины хотел устрашить ее, чтобы воспользоваться её богатством, и велел посадить в темницу, не зная её высокого рода. Она же, с таким смирением перенесшая народные оскорбления в Египте, ради Христа, поступила здесь, подобно апостолу Павлу, который защитил себя гражданством римским. Мелания послала сказать правителю: «Я дочь такого патриция и была супругою такого-то, которые оба высоко стояли в сем мире; теперь же я смиренная раба Христова. Не думай пренебрегать мною, ради моего мнимого убожества, ибо от меня зависит изменить сии одежды в самые великолепные; не надейся также изумить меня твоими угрозами, ни овладеть моим имуществом, потому что я имею довольно силы удержать тебя. |
| Так говорил великий Антоний своим ученикам в пылу ревности к истинной вере. Вследствие этой самой ревности он ненавидел еретиков, он никогда не хотел иметь общения с ними, ни даже дружелюбно с ними разговаривать, заявляя, что дружба и общение с такими людьми составляет погибель души. Он с позором прогнал со своей горы ариан, которые осмелились туда прийти. Некоторые последователи этой секты распустили слух, что он верует, как они. Преподобный, смирение которого вынесло бы молча всякую другую клевету, был изумлен их бесстыдством. Воспылав святым гневом против этой лжи, где слава Иисуса Христа была задета более, чем его собственная честь, он по приглашению православных епископов прибыл в Александрию и вступил с арианами в публичное прение, убеждая верующих не иметь с ними общения и говоря, что ариане ничем не отличаются от язычников и что они возбуждают против себя всю тварь, потому что принижают до своего уровня Того, Кто их сотворил. Его присутствие в этом самом городе произвело на народ чрезвычайное впечатление. Даже языческие жрецы шли в церковь и просили позволения поговорить с «Божий м человеком» — так его называли. Он совершил несколько чудес, и св. Афанасий утверждает, что в недолгий срок, какой он там оставался, обратилось к вере более неверующих, чем раньше обратилось за целый год. Преподобный Антоний свиделся также со знаменитым слепцом Дидимом, который, потеряв зрение в возрасте четырех лет, стал, однако, глубоким ученым в области разных наук и был тогда весьма уважаем православным духовенством за чистоту своей веры. Антоний в задушевной беседе спросил его, сожалеет ли он о потере зрения. Дидиму было несколько стыдно в этом признаться. Но святой уговорил его признаться. Тогда Дидим ответил, что действительно страдает от сознания слепоты. Преп. Антоний на это заметил: «Удивляюсь, что человек настолько рассудительный, как ты, жалеешь глаз, которые мы имеем наравне с мухами, муравьями, и не радуешься вместо этого тому, что обладаешь светом апостолов и святых. Гораздо лучше, — прибавил Антоний, — иметь зрение духовное, чем телесное: эти духовные очи, не затемненные соблазнами греха, а не эти плотские очи, один нечистый взгляд которых может повергнуть человека в ад» |
| В 382 г., после окончания II Вселенского Собора, Иероним уехал в Рим, и там папа Дамас, осведомленный о его переводческих опытах, поручил ему отредактировать латинский перевод Библии , который тогда был в употреблении на латинском Западе, названный впоследствии «древним» переводом –Vetus Latina. После кончины своего покровителя Дамаса Иероним вернулся на Восток, вначале в Антиохию, а затем в Александрию. В Сирии, Палестине и Египте в конце IV века появились своего рода колонии аскетически настроенных выходцев с Запада, которые, за неимением монашеских общин у себя на родине, стремились приобрести опыт подвижнического жития в восточных монастырях. В Египте Иероним встретил своего давнего друга Руфина, а также обладавшую ранее колоссальным богатством римскую матрону преподобную Меланию, которая, истратив свое имение на церковные нужды и на дела благотворительности, обосновалась на Востоке. В течение многих лет Иероним состоял с ней в переписке, которая частично сохранилась, представляя собой исключительно ценный материал по истории своей бурной эпохи. В Александрии в 386 г. Иероним познакомился со знаменитым Дидимом, прозванным Слепцом, потому что он потерял зрение в детстве. Он был великолепным знатоком Писания, которое изучал, слушая чтение своих помощников; в молодости, при святом Афанасии, он возглавлял Александрийскую богословскую школу. В своих богословских воззрениях Дидим был последователем Оригена , но не разделял его субординационистских ошибок, следуя в триадологии за Афанасием Великим , хотя, видимо, не без основания был осужден V Вселенским Собором за приверженность учению о предсуществовании душ. Подобно Оригену , но также и святому Григорию Нисскому , Дидим Слепец учил об апокатастасисе. Богословие он считал неотделимым от аскетической и молитвенной практики, и поэтому у него были ученики и почитатели в монашеской среде, к их числу принадлежали Евагрий Понтийский и автор «Лавсаика» Палладий, одним из его последователей стал друг Иеронима Руфин Аквилейский ; но имея репутацию оригениста, Дидим сталкивался с недоверием к себе со стороны большинства монашествующих Фиваиды и Нитрийской пустыни – многие из его противников по невежеству придерживались антропоморфистских представлений. Их недоверие распространялось и на его учеников, в том числе и на тех латинян, которые, поселившись на Востоке, как казалось ревнителям, чрезмерно увлекались Оригеном . |
| В 382 году, после окончания II Вселенского собора, Иероним уехал в Рим, и там папа Дамас, осведомленный о его переводческих опытах, поручил ему отредактировать латинский перевод Библии, который тогда был в употреблении на латинском Западе, названный впоследствии «древним» переводом – Vetus Latina. После кончины своего покровителя Дамаса Иероним вернулся на Восток, вначале в Антиохию, а затем в Александрию. В Сирии, Палестине и Египте в конце IV века появились своего рода колонии аскетически настроенных выходцев с Запада, которые, за неимением монашеских общин у себя на родине, стремились пробрести опыт подвижнического жития в восточных монастырях. В Египте Иероним встретил своего давнего друга Руфина, а также обладавшую ранее колоссальным богатством римскую матрону преподобную Меланию, которая, истратив свое имение на церковные нужды и дела благотворительности, обосновалась на Востоке. В течение многих лет Иероним состоял с ней в переписке, которая частично сохранилась, представляя собой исключительно ценный материал по истории этой бурной эпохи. В Александрии в 386 году Иероним познакомился со знаменитым Дидимом, прозванным Слепцом, потому что он потерял зрение в детстве. Он был великолепным знатоком Писания, которое изучал, слушая чтение своих помощников; в молодости, при святом Афанасии, он возглавлял Александрийскую богословскую школу. В своих богословских воззрениях Дидим был последователем Оригена, но не разделял его субординационистских ошибок, следуя в триадологии за Афанасием, хотя, видимо, не без основания был осужден V Вселенским собором за приверженность учению о предсуществовании душ. Подобно Оригену, но также и святому Григорию Нисскому, Дидим Слепец учил об апокатастасисе. Богословие Дидим считал не отделимым от аскетической и молитвенной практики, и поэтому у него были ученики и почитатели в монашеской среде; к их числу принадлежали Евагрий Понтийский и Палладий, одним из его последователей стал друг Иеронима Руфин Аквилейский; но, имея репутацию оригениста, Дидим сталкивался с недоверием к себе со стороны большинства монашествующих Фиваиды и Нитрийской пустыни – многие из его противников по невежеству придерживались антропоморфистских представлений. Это недоверие распространялось и на учеников Дидима, в том числе и на тех латинян, которые, поселившись на Востоке, чрезмерно увлекались Оригеном, как казалось ревнителям. |
|
|
