| Сопиков его дожидается и потому не торопится оканчивать свой Опыт» 774 . 6 В «Друге Просвещения» (1806 г., март, стр. 268) последняя точка несколько иная. «В записках Даниила, читаем тут, много очень древних русских слов, но есть и новейшие, вероятно, подмененные разными перепищиками». Статья о Данииле, нужно припомнить, писана для этого журнала в конце 1805 г., а в письме от 17 января 1806 г. переслана уже Евгением чрез Н. Н. Б.-Каменского в редакцию (Сборник статей Академии Наук, V, I, стр. 130–131). Стало быть, еще в 1805 г. преосвященный историк решил вопрос о происхождении, времени жизни и путешествии игумена Даниила. Правда, решение это не совсем законченное, – не законченным осталось оно, как мы видели, и в 1827 г., когда был вторично издан Словарь духовных писателей: и на этот раз Болховитинов не указал точно годов Даниилова паломничества. Но нужно иметь в виду то обстоятельство, что Евгений не имел для себя в этом дала ни одного предшественника, – не мудрено, поэтому, если он чего-нибудь и не договорил в своем трактате. Мало, впрочем, сказать, что он не имел предшественника в деле решения вопроса о Данииле и его путешествии на восток, – самое произведение Даниила не было замечено учеными и самого начала XIX ст. Впервые, обратив на него свое просвещенное внимание, наш историк не хотел, по обычаю, скрывать его и сначала думал поделиться им с наукою чрез посредство Российской Академии. «Я сообщал Евгений 13 июня 1807 г. тогдашнему президенту ее А. А. Нартову, между древними рукописями новгородского Софийского собора нашел одного русского писателя XII в. сочинение под названием: «Хождение Даниила русские земли игумена» 775 . Эта находка для русской словесности, кажется, должна быть драгоценна. Я уже из четырех списков свел и исправил текст. Теперь делаю кое-какие примечания. Не блаугодно ли Российской Академии от себя издать сию книгу. Об ней в журнале «Друг Просвещения» напечатал я уже некоторое для читателей известие, с коего при сем прилагаю список». Академия, должно быть, приняла предложение своего члена, который, поэтому, и пишет Нартову 3 июля того же года: «Прежде (других литературных трудов) за нужнейшее почитаю заняться вновь прилежнейшим пересмотрением книг Хождения игумена Даниила. |
| Отсюда с полным правом можно сказать, что число, сохранившихся доселе, посланий Даниила представляет только часть из того числа, какое написано было митрополитом в то время. Могут возразить, что многочисленные ссылки Даниила на предшествовавшие наставления и послания подразумевают собой ни более ни менее, как только совокупность посланий доселе известных и сохранившихся в известных нам сборниках. Против этого решительнее всего говорит самый характер и содержание известных нам доселе посланий Даниила. Лица, к которым обращены послания, принадлежат к самым разнообразным слоям общества. Одно послание писано к знатному боярину, другое – епископу, третье – к игумену, четвертое – к простому иноку и т. дал. Как разнообразны лица, к которым адресованы известные нам послания Даниила, так же точно разнообразны и предметы, о которых они рассуждают. Одно послание посвящено рассуждению о видах человеческой жизни, о супружеской жизни и монашеской, в другом даются наставления о целомудрии и чистоте, в третьем различаются виды иноческой жизни, в четвертом говорится о страшном суде, в пятом излагаются обязанности епископа. Достаточно самого поверхностного взгляда, чтобы видеть, каким разнообразным иногда частным религиозно-нравственным потребностям удовлетворял в своих посланиях Даниил, и как разнородны были лица, которые нуждались в них. После этого трудно допустить, чтобы все разнообразие предметов, о которых рассуждается в посланиях, сосредоточивалось на двух, на трех личностях, соединявших в себе таким образом несколько самых разнообразных нравственных потребностей в одном и том же лице. Литературная деятельность митрополита Даниила не ограничивалась исключительно одною церковно-учительною областью. Внимание митрополита привлекали и канонически вопросы. Так, Даниил, еще в сане игумена, занимался составлением кормчей, к чему он, может быть, обратился не без влияния и даже указания Иосифа Волоцкого 596 . От митр. Даниила сохранился одни из памятников его церковно-административной деятельности, в котором он выступает пред нами и как представитель церкви и как в тоже время государственный деятель. |
| Он включает рассмотрение полутора десятков памятников русской паломнической литературы (XII-XIX вв.), от «Хождения» игумена Даниила до «Русских поклонников» Д. В. Дашкова. Кстати сказать, первым, кто опубликовал «Хождение» игумена Даниила, был, судя по всему, Н. М. Карамзин. В примечаниях к т. II, главе VI «Истории Государства Российского» он его отчасти пересказал, отчасти привел обширные выдержки: о короле «Балдвине», о чуде сошествия Св. Огня в Великую субботу и др. Древнерусские хождения Муравьев также цитирует и пересказывает либо по немногочисленным в то время публикациям, либо по рукописям. Это, так сказать, православная опора «Путешествия». В приложении к этому же изданию книги, автор которой, как известно, и сам был посвящен в рыцарей Св. Гроба, помещаются две статьи: «Орден рыцарей Святого Гроба» и «О обрядах, с какими посвящают рыцаря Святого Гроба, когда он лично присутствует». Это соответственно католическая подпорка «простодушного крестоносца». Но как бы то ни было, правда состоит в том, что «Путешествие» действительно «есть одна из тех книг, которые делают переворот в литературе и начинают собою ее новую, живую эпоху». Муравьев на склоне лет, уже будучи автором огромного количества книг «церковного содержания», так определил свои творческие заслуги: «Я, можно сказать, создал церковную литературу нашу, потому что первый облек в доступные для светских людей формы все самые щекотливые предметы богословские...» Или, по более емкой характеристике А. С. Стурдзы, призвание Муравьева заключалось в том, «чтобы сблизить и сроднить на Руси изящную словесность с дyxobhoю»[clxxxix]. Но, оставляя в стороне споры, чтó принесло русской литературе и православной церкви муравьевское «церковно-беллетристическое» (Н. А. Хохлова)[схс] направление, вспомним о трагических неудачах на, казалось бы, том же самом пути, постигшие писателей, гораздо более значительных, чем автор «Путешествия ко Святым местам», например, Гоголя с его «Выбранными местами из переписки с дpyзьямu»[cxci]. |
| В «Саге о сыновьях Магнуса Голоногого» встречаются не только географические, но и некоторые хронологические неувязки. Так, например, рассказывая о посещении конунгом Сигурдом Сикилеи (Сицилии) и о приеме норвежцев «Родгрейром герцогом», Снорри Стурлусон сообщает, что Сигурд «нарек его конунгом и облек его властью конунга над Сикилеей». Однако герцог Рожер II стал первым королем Сицилийского королевства только в 1130 г. В целом же в рассказе Снорри Стурлусона о походе норвежского конунга, несмотря на географические и хронологические неточности, как будто особых смысловых противоречий нет: верный сподвижник Балдуина I, героический воин Сигурд Крестоносец, всегда побеждавший в многочисленных сражениях и не уходивший с поля битвы без огромной добычи, безусловно заслужил у Иерусалимского короля радушный прием, «роскошный пир», поездку на Иордан и обратно в сопровождении самого Балдуина, одаривание святыней и т. n.[xxvi] Оснований для этого у него было, по крайней мере, никак не меньше, чем у игумена Даниила. Впрочем, отношение Балдуина I к русскому игумену было едва ли не столь же доброжелательным. Сам Даниил свидетельствует, что иерусалимский король «познал мя быше добре и люби мя велми» (122). Это проявилось, например, тогда, когда князь «с радостию повеле ми поити с собою» к Тивериадскому морю «и тако проидохомъ места та страшная с вои царьскими без страха и без пакости» (92). А достигнув цели своего путешествия, «мы стахом с нимъ у самого верха Иорданова, купахомся на самом версе Иорданове...» (100)[xxvii]. Конечно, Балдуин не специально сопровождал Даниила к Иордану (как вроде бы было с Сигурдом), а отправлялся в 1106 г. в поход против Тугтегина, сельджукского эмира Дамаска, и по просьбе русского игумена взял его с собой. Поход на Дамаск был прерван известием о вторжении фатимидских войск из Египта, занявших Яффу. Поэтому крестоносцы вынуждены были повернуть назад и Даниил, проведя десять дней в граде Тивериадском, «дондеже прииде князь Балъдвинъ с войны тоа от Дамаска» (100), вместе с ним возвратился в Иерусалим. |
| 768 Actes de Saint-Pantéléèmôn/Ed. par P. Lemerle, G. Dagron et S. Çirkoviç. Paris, 1982. (Archives de lAthos, 12). N l:p. 30; 4:p. 48; 6:p. 63; 7:p. 75. 770 Lilie R. -J. Byzanz und die Kreuzfahrerstaaten: Studien zur Politik des byzantinischen Reiches gegenüber den Staaten der Kreuzfahrer in Syrien und Palästina bis zum Vierten Kreuzzug ( 1096–1204). München, 1981. S. 173–174; Heyer F. Kirchengeschichte des heiligen Landes. Stuttgart, 1984. S. 122, 276. 771 Доментщан. Жumuje светог Саве. Београд, 2001. С. 297; Назаренко А. В. От Дамиетты до Калки (Восточнохристианские исповедания глазами Запада между II и VI Крестовыми походами)//ППС. М., 2005. Вып. 102. С. 114–115. 772 Назаренко А. В. Русь и Святая Земля в домонгольское время (XI – первая треть XIII в.)//Русская Палестина. Россия в Святой Земле. СПб., 2010. С. 224. 774 Назаренко А. В. Древняя Русь и славяне (Древнейшие государства Восточной Европы. 2007 г. ) М., 2009. С. 284–297. 775 Ludat H. Das “Jerusalemer Kreuz” in Heidelsheimer Domschatz – ein russisches Reliquiar//Archiv für Kulturgeschichte. Münster; Köln, 1956. Bd. 38. H. 1. S. 63–91. 779 Li Estoire de Jerusalem et d’Antioche//Recueil des Historiens des Croisades. Historiens occidentaux. Paris, 1895. Vol. 5. Pt. 2. P. 630. 780 Новгородская Первая летопись старшего и младшего изводов. М. ; Л., 1950. С. 52 (под 1211 г. ). 784 Житье и хоженье Даниила Руськыя земли игумена, 1106–1108//Библиотека литературы Древней Руси. XII в./Под ред. Г. М. Прохорова. СПб., 1997. Т. 4. 785 Веневитинов М. А. Житие и хождение Даниила, Русской земли игумена (1106 – 1107 гг.)//ППС. СПб., 1885. Т. 1.Вып. 3. 793 «И то всё видел своими очами...» К 900-летию Хождения игумена Даниила в Святую Землю. М., 2007. 794 Айнапов Д. В. Некоторые данные русских летописей о Палестине//Сообщения ИППО. СПб., 1906. Т. 17. С. 16. 796 ПСРЛ. СПб., 1853. Т. 6. Приб. С. 87–89; 1856. Т. 7. С. 212–214; Биб-ка литературы Древней Руси. СПб., 1999. Т. 6. С. 42–49. 797 Панченко А. М. Василий Калика//Словарь книжников и книжности Древней Руси. Л., 1987. Вып. 1. С. 92–95; Православная энциклопедия. М., 2004. Т. 7. С. 200–203. |
| Положение начинает меняться с VIII в. «Именно в средневизантийскую эпоху, - указывает О. Р. Бородин, - появляются первые итинерарии паломников, написанные на греческом языke».[xlvii] Речь, в первую очередь, идет о «Повести Епифания о Иерусалиме и сущих в нем мecm»[xlviii] В. Г. Васильевский относил время создания «Повести» к первой половине IX b.,[xlix] немецкий исследователь А. М. Шнейдер обосновал более раннюю датировку - вторая половина VIII b.[l] Повествование Епифания отличается предельным лаконизмом и конкретностью - это именно путеводитель по Иерусалиму и его окрестностям, главное в нем - достоверность, порукой которой служит свидетельство очевидца. «И прочетши же писание мое худого Епифана мниха, - написал автор в заключении труда, - еи, имите ми веру, весь бо по истине написахъ путь, якоже бо обходих и ведех своима очима, иные же не ведыи истины поведаютъ лжу, себе на nakocmь».[li] Это заявление напоминает слова игумена Даниила о том, что он, «хужши во всех мнисех», «виде очима своима грешныма» все «святаа места, обиходих всю землю Галилейскую и около святаго града Иерусалима по святым местом» (14). Еще ближе оно к словам Даниила из главки «О реке Иордане»: «Не ложно, поистине, яко видехъ, тако и написах о местехъ святыхъ. Мнози друзии, доходивше местъ сих, не могоша испытати добре, блазнятся о местех сих, а инии, не доходивше местъ сих, лжуть много и блядуть» (100). Конечно, такого рода общие словесные формулы свидетельствования (testimonia) достаточно распространены в паломнической литературе (о теологии свидетельствования см. ниже) и на основании подобной текстуальной близости говорить о заимствовании Даниилом у Епифания едва ли возможно. К тому же свидетельство Епифания конкретизируется во времени только один раз, когда речь заходит о «селе скудельниче»: «одесную ея (купели силуамской. - В. Г .) есть село скудельниче, на немъ же даше сребро цену Христову, и погребаютъ мрътвыя и до днешнего дни ( курсив наш . - В. Г.) ».[lii] В остальном же повествование, как и полагается в путеводителе, отвлечено от времени и, если так можно выразиться, сосредоточено только на сакральном пространстве. Это не столько описание путешествия по Святой Земле, сколько перечень ее святынь, реликвий. В этом повесть Епифания близка позднейшим проскинитариям (τ προσχυνητριον - путеводитель для паломников, от προσυνωϖ - преклоняю колени, почитаю). Но о них поговорим чуть позже, а пока вернемся к категории времени у Даниила. |
| 1884. Bd.7. S. 19–64 (заключительная часть с именами русских князей опущена); лучшее до сегодняшнего дня изд. (по 1–й ред.): Веневитинов Μ. А. Житье и хожение Даниила Руськыя земли игумена, 1106–1107 гг.//ПрПалСб. 1883. T.I/3; 1885. Т.III/9 [перепеч. с введением К.-Д. Зееманна: Abt Daniil – Wallfahrtsbericht. (Slav. Propyl. Bd.36). München, 1970] 917 ; франц, перев. (по изд. Веневитинова): de Khitrowo В. Vie et pélérinage de Daniel, Hégoumène Russe (1106–1107). (Itinéraires russes en Orient, T.I/1). Généve, 1889. P. 1–83 (перепеч.: Osnabrück, 1966). [ПЛДР, XII век. Μ., 1980. С.24–115 (подг. текста и перев. Г.Μ. Прохорова); Книга хожении. Записки русских путешественников XI XV вв. Μ., 1984 (подг. текста и перев. Н.И. Прокофьева) (по изд. Веневитинова с поправками по изд. Прохорова); итал. перев.: Daniil Egumeno. Itinerario in Terra Sancta/Introduzione, traduzione e note a cura di M. Garzaniti. (Fonti cristiane per il terzo millenio. 6). Roma, 1991. – Прим. изд. (А.Н.)] [См. также: Хождение игумена Даниила в Святую Землю·. Рукопись Стокгольмской Королевской библиотеки/Ed. E. Löfstrand. (Stockholm. Slavic Studies. 22). Stockholm, 1993 (по списку XVI в., с комм.). – Прим. изд. (К.А.)]. Критич. изд. пока нет. Хождение Даниила подразделяется на следующие составные части: а) введение (Веневитинов. С. 1–5); б) описание пути (С. 5–12) и святых мест в Палестине, с указанием на обратный путь (С. 12–91); в) описание путешествия по святым местам в Палестине, эпилог (С. 91–126); г) описание нисхождения небесного огня на Гроб Господень в Великую субботу и еще один эпилог (С. 126–141). Говоря об источниках Даниила, надо упомянуть, что в его время, насколько нам известно, еще не существовало славянских переводов многообразной византийской паломнической литературы. Если древнерусский игумен в самом деле владел греческим языком, как это доказывает В.В. Данилов [см. прим. 914. – Прим. изд. (А.Н.)], то многочисленные высказывавшиеся до сих пор предположения относительно его потенциальных источников, в том числе и за пределами собственно паломнической литературы, возможно, имеют под собой основания: ведь и сам Даниил, кажется, указывает на использование им каких-то более ранних произведений 918 . |
| В то время, когда Даниил подвизался в Карейском уединении, на его родине в Сербии возникла война: против краля Милутина восстал брат его Драгугин, желавший при помощи короля Венгерского отнять у Уроша Милутина сербский престол для своего сына Урошица. Милутин находился в большой опасности. Боясь вторжения врагов, он собрал свои сокровища в Баньском монастыре, но не имел надежного человека, которому мог бы поручить их хранение. Тогда за смертью епископа Баньская кафедра сиротствовала. И вот краль Милутин вспоминает деятельного Даниила, бывшего игумена Хиландарского, и отправляет к нему в Карею одного посла за другим, призывая к себе. Преданный уединенным подвигам, Даниил долго отказывался, но неотступные просьбы краля заставили его согласиться, и вот он является к кралю Милутину. Краль изъясняет свои тяжелые обстоятельства и, вручая собранные в Баньском монастыре сокровища, просит Даниила взять их под свою охрану и предлагает ему занять епископскую Ваньскую кафедру. Даниилу очень не хотелось расставаться с уединенной жизнью на святой горе, но краль Милутин наконец убедил его согласиться на помянутое предложение, обещая снова отпустить его на святую гору, когда окончится благополучно война. Когда краль Милутин благополучно вышел из затруднений вследствие восстания брата Драгугина, Даниил стал опять проситься на святую гору, и как ни уговаривал краль остаться в Сербии, он все-таки опять удалился в любимый Хиландарь, где, поселившись в помянутом прежде пирге, или башне, снова предается подвигам уединения. Как всегда, так особенно теперь, он предается чтению и изучению книг Божественного Писания. Святого Даниила давно влекло желание посетить святой град Иерусалим и поклониться христианским святыням. И вот теперь он полагал, что, наконец, настало благоприятное время для исполнения своего намерения. Он стал готовиться к путешествию в Иерусалим. Узнав об этом, сербский краль Милутин очень опечалился: он не желал, чтобы Даниил совсем оставил его, он нуждался в нем, как в человеке, на которого можно положиться и который может дать и полезный совет и оказать услуги иного рода. Краль стал уговаривать Даниила отложить свое намерение, и, вместо путешествия в Иерусалим, возвратиться в Сербию, где предстоят ему разные дела и почести. Даниил уступил настояниям краля. Баньская епископия была упразднена, сделана игуменством, а Даниил оставлен был на жительство при сербском архиепископе Савве III, который отвел ему в своем доме келию, как будущему своему преемнику: ибо Милутин, уговаривая Даниила возвратиться в Сербию, обещал ему в будущем архиепископский сербский престол святого Саввы. |
| Жанровые различия «Хожения» Даниила и «Путешествия» Зевульфа , не говоря уже о частностях, заметны на первый взгляд. «Хожение» игумена Даниила явно не предназначалось автором в качестве путеводителя по Святой Земле. Более того, по справедливому замечанию современных исследователей, Даниил стремился «удержать читателей от самостоятельного паломничества, чтобы те не впали в грех, возгордившись своим nocmynkoм»[cxxiii]. «Любве ради святых местъ сихъ исписах все, еже видехъ очима своима, дабы не в забыть было...», «сие исписах верных ради человекъ» (14-16). Совершенно отлично от Зевульфова «путешествия» организован и художественный мир «Хожения». В нем, например, ничего не говорится о пути из Руси до Царьграда, о возвращении на родину, читатель не узнает и о расстоянии от Руси до Иерусалима и т. д. Разумеется, нельзя удовлетвориться обычным объяснением. «Свое путешествие Даниил начинает и оканчивает в Константинополе, ничего совершенно не говоря о пути из Руси и на Русь, каковой, очевидно, представлялся ему всем хорошо знакомым и, во всяком случае, не заслуживающим onucahuя».[cxxiv] То же самое, в сущности, несколько раньше говорил и К.-Д. Зееман в работе, посвященной «Xoжehuю»[cxxv]. Но этот «хорошо знакомый» путь русские паломники начинают описывать по крайней мере с «Пименова хождения в Царьград» (1389), прямо от Mockbы[cxxvi]. Т. е. хорошо знали, а потом забыли? Можно вспомнить и мнение на этот счет М. А. Веневитинова. «Хождение Даниила, - писал он в предисловии к своему изданию, - начинающееся и оканчивающееся Царьградом, наводит на мысль, что странствование его в Святую Землю могло быть предпринято не прямо из России, а после более или менее продолжительного пребывания в Царьграде, который как известно, находился в непрерывных сношениях с древнею Pycью».[cxxvii] Но ведь все без исключения исследователи забывают: Даниил ни слова не говорит о своем возвращении со Святой Земли не только на Русь, но и в Царьград. Получается, что для читателя русский игумен словно навсегда остался на Святой Земле и можно даже предположить, пусть теоретически, что он вернулся на Русь (если вернулся) каким-нибудь другим путем. |
| В приготовлениях к изданию этих многочисленных исторических материалов Авраам Сергеевич принимал постоянно самое деятельное личное участие, работая вместе со своими сотрудниками членами комиссии по несколько раз в неделю, очень часто до глубокой ночи, между тем как занятия его по званию члена Государственного Совета шли своим чередом безостановочно. В последнее время усилия его были посвящены новому громадному труду комиссии, по его указанию предпринятому: изданию великих макарьевских миней, коего треть сентября месяца и отпечатана была незадолго до его кончины. С обычным своим рвением, любовью и знанием дела он следил за Всеми подробностями в приготовлении этого монументального издания, за которое преимущественно ему и будет обязана отечественная наука, если оно, как надобно надеяться, будет довершено. Одно из замечательнейших произведений нашей древней литературы, без сомнения, есть XII века описание путешествия в Палестину Даниила игумена. Но этому драгоценному памятнику недоставало еще у нас основательного изучения и научной обработки. Авраам Сергеевич во время своего путешествия подверг тщательной проверке сказания нашего паломника о разных местностях святой земли и предметах доселе неизменившихся и нашел эти простодушные сказания столь достоверными и любопытными в научном отношении, что Даниила он мог смело поставить в число немногих и лучших источников для познания топографии страны и разных исторических данных её. Это возбудило в нем решимость представить ученому свету сочинение Даниила в таком виде, какой был бы вполне его достоин. Дело однако состояло не в издании одного простого очищенного текста, что само по себе требовало не малых трудов, но в комментариях, которые бы каждое слово или выражение текста представляли в ясном свете – словом, требовался труд, сопряженный с обширными историческими и филологическими изысканиями. И Авраам Сергеевич совершил его с таким достоинством в успехом, каких только можно ожидать от строго ученого специалиста. Переведенное на Французский язык издание Даниила игумена было за границей принято с лестным для издателя и комментатора одобрением. |
|
|
