| Проекты религиозного соглашения 1636 года. Неудачный исход этой затеи.— Продолжение пререканий обоюдных оскорблений и судебных процессов между православными и латино-униатами. Инфамия перемышльского епископа Гулевича и отнятие у него церковных бенефиций. Хлопоты по сему делу, в интересах православия, П. Могилы. Притеснения, испытываемые православными в разных городах.—.Инструкции на сейм 1638 года волынского дворянства. Бурная борьба на означенном сейме из-за вопросов религиозных. Добавление, внесенное на сейме в конституцию 1635 г. относительно греческой религии. Проесты со стороны латино-униатов против сеймовой конституции 1638 г. Отнятие униатским епнскопом Терлецким люблинской церкви у православных. Подготовление со стороны православных к сейму 1639 г.; приготовление к оному униатов. Любопытное наставление последних своим депутатам. Бурный характер сейма 1639 г. " сорвание его " . Казнь в Киеве, без суда и исследования студента могилянской коллеги. Впечатление, произведенное сим на П. Могилу, и его приготовление к сейму 1640 г. Неожиданная речь на означенном сейме Оссолинскаго и волнения из-за вопросов религиозных. — Притеснения, испытываемыя православными в Холмщине от М. Терлецкого, и волнения, вызванные оными. Инструкция волынского дворянства на сейма 1641 года. Постановления означенного сейма о религ!и греческой и возстановленги правь епископа С. Гулевича. Запоздалый протесты протиав сих постановлений со стороны латино-унатов. Общий взгляды на отношения между православными и униатами в послйдующие годы (1641 — 1646). Афанасий Филиппович, как борец за православную веру я русскую народность. Характерные черты его жизня и деятельности.— Возобновление со стороны Владислава IV попыток к религиозному соглашению латино униатов с православными. Отношение к этому делу римского престола и его недоверие к королю. Инструкция папскому нуцию в Польше Филонарду. Взгляды на унию мстиславского епископа С. Коссова. Недовольство Владислава IV римским престолом, вызванное отношением последнего к его проекту о религиозном согласно между православными и униатами. |
| На ЖМ основан составленный, вероятно, в чешском Сазавском мон-ре и вошедший в состав «Повести временных лет» под 6406 (898) г. (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 25-29; Т. 2. Стб. 18-20), а через нее во все позднейшее рус. летописание рассказ о просветительской деятельности К. и Мефодия (в версии «Сказания о преложении книг на славянский язык», см.: Флоря Б. Н. Сказание о преложении книг на слав. язык: Источники, время и место написания//Bsl. 1985. Vol. 46. 1. S. 121-130), который повествует об одобрении папой «славянских книг», но не слав. богослужения. Еще одним источником сведений о творчестве К. для древнерус. (как и вообще славянских) книжников являлось сочинение черноризца Храбра «О письменах», широко распространенное в восточнославянских списках XV-XVII вв. (см.: Черноризец Храбър. О писменех/Крит. изд. А. Джамбелука-Коссова. София, 1980. С. 25-77). С посл. трети XVI в. (начиная с острожского издания Ивана Фёдорова 1578 г.) сочинение Храбра под заглавием «Сказание како состави святый Кирилл Философ азбуку по языку словенску» устойчиво входило в старопечатные буквари (включая старообрядческие переиздания XVIII-XIX вв.), что способствовало укреплению представлений о К. как о создателе слав. алфавита. Существует значительное количество древнерус. списков текстов, содержащих в заглавии имя К. Философа, хотя заведомо не принадлежащих ему (см.: Сухомлинов М. И. О псевдонимах в древней рус. словесности//ИОРЯС. 1855. Т. 4. Кн. 2[Б]. Стб. 117-159; Петухов Е. К вопросу о Кириллах-авторах в древней рус. лит-ре//СбОРЯС. 1887. Т. 42. Отд. 3. С. 1-33; Соболевский. 1901; Никольский. 1928; Трендафилов Х. Произведения, приписвани на Константин-Кирил Философ//КМЕ. 2003. Т. 3. С. 340-343). С XV в. в древнерус. традиции К. приписывается создание Минеи общей (старший список - посл. трети XV в.: РГБ. МДА. Фунд. 77), а начиная с 1-го московского печатного издания этой книги (1600) в заглавии даже сообщалось, что этот сборник был вручен автором крестителю Руси св. кн. Владимиру ( Ангелов Б. Из историята на старобълг. и възражденската лит-ра. София, 1977. С. 15). |
| Эпоха, последовавшая за кончиной двух лидеров Малороссии: духовного митрополита Сильвестра Коссова и государственного гетмана Богдана Хмельницкого, была временем бесконечных метаний казацкой старшины между Русским царем и Польским королем. 2-я половина XVII в. Этот период истории Украины был полон войн, измен, мятежей и расколов. Обстановка хаоса, в которой в то время оказалась Малороссия, во многом была обусловлена тем, что векторы большинства политических и религиозных движений были направлены в диаметрально противоположные стороны. Кратковременное преобладание одного из них, как правило, и вызывали уклонения в сторону либо Москвы, либо Варшавы, которые постоянно сменяли друг друга. Война, которую вели с Польшей казаки во главе с Хмельницким были следствием крайне жесткой политики Речи Посполитой на Украине. Казачество решительно отстаивало свои права, но также выступало и в защиту Православной Церкви, утесняемой римо-католиками и униатами после Брестской унии 1596 г. В этой войне казакам не хватало собственных сил, чтобы одержать победу без помощи извне. Москва оказала Хмельницкому поддержку, что в итоге решило судьбу, по крайней мере, Левобережной Украины. После Переяславской Рады большая часть малороссов была вполне удовлетворена тем умиротворением, которое наступило в крае после перехода в подданство царя Алексея Михайловича. Тем не менее, верхушка казачества старшина, завоевав свободу и закрепив за собой руководящее положение в стране, опасалось с переходом под скипетр самодержавного Московского государя утратить прежние вольности свое практически бесконтрольное господство на Украине. Большинству представителей казацкой старшины более по душе были свободы и привилегии, которыми в полуреспубликанской Речи Посполитой обладала шляхта. Отсюда возникает соблазн попытаться договориться с Польским королем о возврате Малороссии под его начало, но уже при условии признания за казачьей верхушкой шляхетских вольностей и отказа от былых крайностей в украинской политике, и в том числе в религиозном вопросе. Именно это обусловило многочисленные попытки старшины достичь компромисса с поляками и переметнуться от Москвы к Варшаве. |
| Отсталая «варварская» допетровская Русь шла тогда не в хвосте прогрессивного развития Европы, а намного впереди подавляющего большинства европейских государств. Но шляхта продолжала борьбу за свои крепостнические привилегии. На следующий день в Переяславле присягали средние и низшие чины (сотники, писаря и делегаты от полков). Они тоже потребовали, но уже не присяги, а лишь расписки Бутурлина в сохранении их привилегий. – Нестаточное дело, – коротко отрезал тот. Шляхта присягнула. Тот же ответ от посла получила и неслужилая шляхта (помещики), утверждавшая, что она «меж казаками знатна» и подавшая составленную самими шляхтичами роспись на владение феодальными наследственными должностями – воеводствами, урядами и т. д. – Непристойное дело, – прикрикнул на них Бутурлин, – сами себе расписали воеводства и уряды, чего и в мысли взять не годится. Шляхта ударила челом и повинилась. Наследственности должностей, чего старалась добиться шляхта, в Московском царстве не было. Все должности там были службой, а не привилегиями. С точки зрения Москвы требования помещиков были действительно непристойны. Теперь посольство двинулось в Киев, в столицу, в древний русский город. «Наша страна», Буэнос-Айрес, 19 июня 1954 г., Пышною и вместе с тем гордою до надменности речью встретил посла перед Золотыми Воротами митрополит Сильвестр Коссов, теперь тоже сенатор Польской республики по Зборовскому договору. Он приветствовал посла от имени святого князя Владимира. – Целует вас в моем лице благочестивый Владимир! В этой вступительной фразе его речи ясно слышались гордые ноты польского прелата-магната: он, а не Московский Православный Царь, являлся прямым наследником Равноапостольного князя Владимира! Москва уже хорошо знала митрополита Коссова. В 1651 г. он присылал Царю просьбу о жаловании и помощи разоренным киевским церквям, но не удостоил поставить своей подписи под этими грамотами или не хотел сделать этого, чтобы не быть скомпрометированным перед республиканским польским сенатом. Безмерно щедрый к Церкви, глубочайший в своем православии Царь Алексей Михайлович тогда, единственный раз в своей жизни, отказал киевской Церкви в пожертвовании. Еще глубже узнает киевского прелата Бутурлин. Митрополит Сильвестр Коссов не допускает к присяге Царю свою митрополичью шляхту и не желает сам лично встречаться с царским послом. |
| Большим изменениям повествования Нестора и послания Симона и Поликарпа в древнем Патерике не подвергались. Только в средине в. явилась новая его редакция (Тризны), в которой эти произведения раздроблены на части и совершенно без нужды перемешаны между собою. Здесь в первый раз является сказание о чуде в Киевских пещерах в день Св. Пасхи, и статьи, собственного сочинения составителя, о Симоне и Поликарпе. Эта редакция, самая несовершенная из известных нам рукописных, только в одном списке и дошла до нас. Вскоре после открытия типографии при Киево-Печерской Лавре явилось печатное издание Патерика под редакцией Сильвестра Коссова, 19 но только на Польском языке и в значительно измененном виде. Именно: из разных мест Патерика выбирались известия о каждом Святом и из них составлялись отдельные биографии. К сборнику присоединено было несколько новых статей, из которых некоторые, чисто светского, исторического содержания, к Патерику не имеют никакого отношения. 20 В 50-х годах того же столетия, когда Сильвестр Коссов был уже Киевским митрополитом, начались приготовления к новому, уже славянскому изданию. Наконец в 1661-м году вышло это великолепное, иллюстрированное издание, по благословению – как значится в заглавии – архимандрита Гизеля, ученого ректора Киевской академии. На этом издании мы остановимся подольше, так как по нему только знакома читающая публика с Патериком Печерским, так как его считают обыкновенно изданием древнего текста этого сборника, и даже в учебные руководства входят ссылки на него, как на достоверный источник исторических сведений. Кто были издателями-редакторами печатного Патерика – мы не знаем; они называют себя просто иноками Печерской Лавры. Может быть, это были преподаватели Киевской академии. Отсюда будут понятны литературные приемы этого издания, совершенно не свойственные его оригиналу, но господствовавшие в схоластически образованной литературе Малороссии XVII века. Легко может быть, что и сам митрополит принимал участие в редакции Патерика, как деле ужо знакомом ему. Во всяком случае, влияние его издания на новое славянское слишком заметно. Предисловие и статья о мироточивых главах взяты целиком оттуда 21 и главное в изложении употреблен тот же биографический метод. В этом последнем обстоятельстве и заключаются главным образом слабые стороны печатного Патерика. He говоря о том, как много потерпели от этого целость и единство прекрасных произведений, составлявших древний Патерик, рассмотрим – в каком виде явились их разрозненные части в новой редакции. |
| 594 В.Г.П. 1835 г., св. 2, 117. Дело это кончилось тем, что Вышидский приход был присоединен к православной церкви, а Загорянская филия передана православному духовенству. 598 В.Г.Π. 1835 г. св.2, 147. Кто знал убеждения пр.Василия и данную ему программу действий по воссоединению, тот едва ли мог иначе посмотреть на его распоряжения Невозможно же было требовать от него, чтобы он совершенно хладнокровно лишать униатских прихожан приходских церквей, гнать священников, отстаивавших эти церкви, неоправданно отбираемые, и отдавать целые приходы, которые в общем воссоединении могли сослужить ему великую службу. 600 Дьяков и пр.Смарагд считали это прошение подложным и заподозрили в подлоге самого Лавецкого (К.О.П. 23188-а). 615 П.Д.Κ. 16. Нач.8-го августа 1835 г. Дьяков испрашивал гласного Высочайшего повеления не допускать никаких сомнений в правильности совершенного уже присоединения некоторых униатов к православию. Государь, по докладу министра внутренних дел, нашел неудобным сделать то, так как верховное правительство может судить о прнсоединениях по отчетам и донесениям местных начальств, и потому облек указанным правом самого Дьякова, как могущего удостовериться на месте непосредственно. 619 В часности, присоединения произошли в Городецком уезде в Городецком приходе присоединено крестьян помещиков: Коссова – 206 душ, Лукашевича – 69 д., Шишки – 31, Ластовского – 24 д.; в Козьянском приходе вместе с приходской церковью обратились в православие крестьяне помещиков ген.м.Чорбы – 328 д., Гиртовича – 143, Азанчевскаго – 617 д., бар.Икскуля – 472, Глушанина – 203, Данненшторна – 324 д.; всего в Городецком уезде 2 419 д. Тут потрудились прот.Ремезов, свящ.Задеский и чин.Ягапов. В Невельском уезде приняли православие: 160 д. крестьян помещ.Шишки, прихожан Долысской церкви. В Полоцком, где работалип ключарь Полоцкого собора Копаевич и свящ.Дубровский, обратились крестьяне неиезуитских имений Струни – 651 д. и Сосницы – 663 д., с приходской и филиальной церквями. Всего в ноябре –3 893 д .(Всепод.докл. К.Ο.П.). |
| Потому киевское духовенство могло опасаться, что и теперь, при принятии жителей Малороссии в единство с Москвою, политическое и церковное, от них будут требовать перекрещивания как необходимого условия и люди злонамеренные могли с умыслом распространять об этом слухи в народе, чтобы возбуждать его против присяги московскому царю. Но в Москве были благоразумны и вовсе не предлагали такого требования малороссам, поняв, конечно, что оно послужило бы неодолимым препятствием к соединению их с великороссами: о перекрещении не было и помину ни в начале, ни, как увидим, при всех дальнейших переговорах московских властей с малорусскими, светскими и духовными . На другой день после приезда своего в Киев, 17 генваря, московские послы, боярин Бутурлин и его товарищи приняли под государеву руку город Киев, выслушав присягу всех его жителей, и, что весьма замечательно, ни от митрополита, ни от других духовных лиц не требовали и не принимали такой присяги, по крайней мере о присяге их вовсе не упоминается в статейном списке самих послов, а говорится только, что они в тот же день посылали сказать митрополиту и печерскому архимандриту, чтобы тот и другой отпустили для присяги свою шляхту и слуг и всех своих дворовых людей и мещан, которые у них живут. Митрополит и архимандрит отвечали, что они переговорят о том между собою и известят, но известия не дали. На другой день послы снова отправили к митрополиту за тем же сперва подьячего, а потом думного дьяка. И митрополит говорил, что живущие у него шляхта и слуги и все дворовые люди не имеют никаких маетностей при софийском (митрополичьем) доме, все люди вольные, служат ему по найму и присягать им царскому величеству не годится. Когда же посланные настаивали на своем требовании и убеждали митрополита, чтобы он не упорствовал, чтобы вспомнил прежнюю к нему государскую милость и не наводил на себя царского гнева, митрополит сознался, что шляхты и слуг и всех дворовых людей своих ему прислать к присяге нельзя. «Под моею паствою,— говорил,— находятся многие епископы и всякое духовенство во многих литовских городах, и как только уведает про то литовский король, что я шляхту и дворовых людей своих к присяге посылал, то велит тех епископов и все духовенство порубить, а на мне Бог взыщет за все те души». Тут, очевидно, высказалась та же самая боязнь мщения от поляков, которая и прежде удерживала Коссова от участия в переговорах с царем о подданстве ему Малороссии. Впрочем, на следующий день (19 генваря) митрополит и архимандрит покорились и выслали всех своих людей к принятию присяги. После чего Бутурлин с товарищами разослал митрополиту, и Черниговскому епископу Зосиме, и печерскому архимандриту, и в иные монастыри назначенное им государево жалованье . |
| На этом можно было успокоиться; но приверженцы Медведева для подтверждения своего мнения указывали на изданную в Малороссии книгу «Выклад о церкви святой и о службе». Иоаким опять обращается в Киев к митрополиту Гедеону и архимандриту киевопечерскому Варлааму Ясинскому, в Чернигов к Лазарю Барановичу, указывает им на авторитет отцов восточной церкви, восстает против новых Могилинских книг (Великий требник и служебник, екзегезис Сильвестра Коссова, книжка о седми сакраментах, лифос как не согласующихся с православным исповеданием: в Киеве отмалчиваются; патриарх настоятельно требует, чтоб прислали согласие свое с московским определением времени пресуществления, грозит, что в противном случае пожалуется четырем патриархам, требует, чтоб прислали для объяснений «мужа смиренномудра, приискренно восточныя церкви сына, ведуща известно писания св. отец, а не силлогизмами и аргументами токмо упражняющаяся». Нет ответа, потому что между Москвою и Киевом идет другая пересылка: к гетману Мазепе и киевскому знатному духовенству отослана Манна вместе с сочинениями Лихудов; на последнюю написали обличение и переслали в Москву через князя Вас. Вас. Голицына, когда он был во втором крымском походе. Таким образом, партия Медведева находила себе сильную поддержку во дворце; Манна была написана по приказанию Софьи. Голицын пересылал написанное в Киеве обличение на Лихудов. Мало того, Голицын считался покровителем иезуитов, которые благодаря ему явились в Москве. Французский иезуит, который был в это время в Москве с целию пробраться через Сибирь в Китай, так отзывается о Голицыне: «Этот первый министр, происходивший из знаменитого рода Ягеллонов, без сомнения, был самый достойный и просвещенный вельможа при дворе московском: он любил иностранцев, и особенно французов, потому что благородные наклонности, которые он в них заметил, совпадали с его собственными; вот почему его упрекали, что у него и сердце такое же французское, как и имя. Если б дело зависело от него одного, то, разумеется, все наши желания были бы исполнены; если б он был полным хозяином, если б он не должен был вести себя осторожно относительно других бояр, то с удовольствием открыл бы нам путь в Сибирь и облегчил бы нам доступ в Китай из уважения к Людовику Великому, которого он был страстный поклонник: меня уверяли, что сын его носил портрет его величества в форме Мальтийского креста, что отец считал для себя великою честию». |
| 437–38 н. соч.). О критическом отношении к источникам, о принципах исторической критики он, как видит читатель, нигде ни слова, хотя и не отрицал необходимости этого отношения, а порою даже импонировал им (стр. 510 и. соч.). Обращаясь к самым историческим работам покойного киевского митрополита, мы находим, что он прежде всего и главным образом был из числа тех историков, которые приготовляют материалы, группируют их и суммируют, заботясь о возможной полноте, боясь опустить известие какого-нибудь источника, хотя бы оно и противоречило рядом с ним стоящему, взятому из другого источника, известию, и редко пытаются освещать эти материалы одною общею идеею. Все труды высокопреосв. Евгения носят преимущественно характер или летописный, повествовательный, или каталого-иерархический, при чем биографии иерархов и писателей у него зачастую не идут далее (формулярных списков, то длинных, то коротких, – списков, за которыми вовсе или почти вовсе не видно важной для историка внутренней стороны человека, его духовной физиономии, точно также, как за массою фактов, цифр и годов, сообщаемых Евгением, нельзя заметить их основной пружины. Но местам и, пожалуй, довольно часто, встречаются у нашего автора ясные следы отсутствия строгой исторической критики источников и происходящие отсюда неверности, неопределенности и неточности (большею частию хронологические); особенно неустойчивым критиком является он в отношении к Иоакимовской летописи и ей подобным источникам сомнительного научного достоинства; даже отношения Евгения к самой Несторовой или первоначальной летописи нам кажутся не совсем точно определенными: он, с одной стороны, как-будто верит ей, а, с другой, как-будто и не верить, – потому и ставить рядом с ее свидетельством разноречащие с нею свидетельства других летописей, между прочим, и Иоакимовской; он, далее, готов в одно и тоже время верить и Синопсису, и Палинодии Захарии Копыстенского, и Патерикону С. Коссова и иерархическим каталогам. Оттого в его трудах местами и поражает читателя неприятная кучеобразность. |
| патриарха. Вместе с этим и в Белоруссии почувствовалась власть московского престола. В след за присоединением Малороссии открылась польская война. Алексей Михайлович вышел из нее победителем. Одни города сами отдались под его власть, другие были взяты приступом. Таким образом была захвачена вся Белоруссия и многие местности в Литве (1654 – 1655 г.). Патр. Никон вступил в управление Церквами новопокоренных областей: в Смоленске устроение церковных дел поручил тверскому архиепископу Лаврентию, пока не назначил туда (1657 г.) постоянного православного епископа; в белорусскую епархию (могилевскую), остававшуюся пока без епископа, посылал наместника Филофея, для полоцкой назначил наместником игумена Каллиста, а в 1657 г. рукоположил его в епископа; сам Никон титуловался патриархом между прочим «и Белыя России». Во всех соединившихся с Москвою, областях начался решительный поворот в пользу православия: униатские епископы уходили с своих кафедр и униаты переселялись в Польшу, православные кафедры, храмы и монастыри восстановлялись. Но скоро обстоятельства опять стали изменяться к худшему. Белоруссия и литовские завоевания по андрусовскому миру (1667 г.) были уступлены Польше и снова подверглись давлению католиков и униатов; Россия удержала за собою только Смоленск, Северскую область и восточную Малороссию с Киевом. По смерти Богдана Хмельницкого (1657) Малороссия долго волновалась политическими смутами, отражавшимися и в церковной жизни. Малороссия разделилась на партии: одна склонялась к Великоруссии, другая – к Польше, третья – к Турции. К северной России тянули преимущественно простой народ и белое духовенство, к Польше – шляхетство, казацкие головы и высшее духовенство. Гетманское достоинство стало предметом искательств и раздоров, митрополичья кафедра – также. По смерти Сильвестра Коссова митрополитом был избран луцкий епископ Дионисий Болобан (1657 – 1663) 730 . Он не захотел ни просить благословения у московского патриарха, ни известить его о своем избрании, а получил благословение от констант. |
|
|
