| Вмч. Никита. Роспись ц. Успения Богородицы мон-ря Грачаница, Сербия. Ок. 1320 г. Вмч. Никита. Роспись ц. Успения Богородицы мон-ря Грачаница, Сербия. Ок. 1320 г. Согласно апокрифическому Мученичеству (BHG, N 1343), Никита Никомидийский был сыном рим. имп. Максимиана (285-305, 307-308, 310). Однажды ночью ему явился Христос в сопровождении ангелов и показал знамение Св. Креста, назвав Никиту мучеником. После того как сын императора поклонился Кресту, Спаситель вознесся на небеса. На следующий день Никита обошел весь город, разыскивая того, кто смог бы растолковать ему видение. Некая женщина, по имени Иулиана, показала ему свой энколпион, после чего Никита понял смысл увиденного. Он пришел к отцу, обвинил его в нечестии, снял с себя воинские доспехи и облачился в нищенские одежды. Никита обратился к Богу с молитвой, прося направить его по верному пути. Ночью ему явился арх. Михаил, и Никита возблагодарил Бога. Мальчик-раб, по имени Иулиан, услышал молитву Никиты и донес Максимиану, что его сын поклоняется Богу христиан. С этого дня император искал удобного случая, чтобы вернуть Никиту в язычество. Однажды Максимиан увидел сына молящимся, подошел к нему и спросил, кто его околдовал: Георгий, Кирик или еп. Власий, к-рого подверг пыткам его брат Дамиан (вероятно, речь идет о сщмч. Власии Севастийском (пам. 11 февр., † ок. 316, при имп. Лицинии, по др. версии - при имп. Диоклетиане). Затем император пригрозил сыну страшными мучениями, если тот не принесет жертву идолам. Никита отказался повиноваться. Тогда Максимиан попытался соблазнить его прекрасной девицей, однако тот не притронулся к ней, а откусил свой язык и бросил отцу. Максимиан приказал положить Никиту на ложе с колесами и спустить с крутой горы, думая, что т. о. убьет сына. Но когда солдаты во главе с военачальником пришли к тому месту, куда упало ложе, то увидели сына императора целым и невредимым. Они уверовали во Христа, и Никита крестил их. Отец приказал бить святого воловьими жилами, смоченными в уксусе и желчи. |
| Достигши совершеннаго возраста, Она достигла и совершеннаго преспеяния в духовных подвигах, в посте и молитве, в бдении и самоотвержении, в безмолвии и смиренномудрии, в преданности и любви к Богу, — и чем далее восходила путем жизни своея, — тем обильнее разкрывались и в большей силе являлись в Ней дары Духа Святаго, как свидетельствует Георгий Никомидийский : день от дне растущей Ей леты, растяху в Ней и дары Духа Святаго, и пребываше со Ангелы. О святой жизни, каковую Богоотроковица провождала в храме Господнем, блаж. Иероним так вещает. «если бы кто спросил меня, говорит он, какова была жизнь Пречистыя Девы во храме Господнем, ответствовал бы я: Самому — то Богу известно, и неотступному Ея хранителю, Гавриилу Архангелу, часто приходившему к Ней с другими Ангелами, и духовно с Нею беседовавшему». Таким образом преблагословенная Дева молитвенно беседуя с Ангелами во Святая святых, непрестанно была воскриляема к чистоте Ангельской; и, по свидетельству богодуховенных учителей, первая предпочла девство паче супружества, и уневестившись Богу, денно-нощно служила Ему в нетлении девственной чистоты духа и тела. Тако Пресвятый Дух благоволением Бога Отца уготовлял Приснодеву в селение Богу-Слову! И это краткое очертание образа жизни Приснодевы, воспитывавшейся в храме Божием в Матерь Бога-Слова, сколько преднаписует правил, уроков, наставлений для родителей, для детей, для брачных и безбрачных. Преднаписует спасительное наставление для родителей, дабы они тщились испрашивать себе чад паче молитвою у Бога, а родивши еще паче старались второе родить их благочестивым воспитанием в учении и страхе Господнем. преднаписует поучительный урок для детей, дабы они были вполне послушны благой воле родителей своих и с летами тщились возрастать в разуме, вере и благочестии; преднаписует христианское правило для живущих в брачной жизни, дабы провождали жизнь в воздержании, трезвенности, непорочности во образ таинственнаго, — святейшаго союза — Христа с Церковию, преднаписует законоположение и для безбрачных и для дев, и для всех, подвизающихся в след Приснодевы тещи в Царство небесное путем обетной, иноческой чистоты и непорочности, дабы на сем богомудром пути, по примеру благословенныя Девы, прилеплялись они паче всего к дому Божию, вселялись умом и сердцем во внутренней сени храма Господня, пребывали в посте, молитве, душеспасительном труде; поучались молчанию, собранности, кротости и смиренномудрию, и тако в тишине и безмолвии тщились проходить по среди житейских обуреваний. |
| кон. IX - нач. X в., см.: Tschilingirov A. Der Kunst des christlichen Mittelalters in Bulgarien. Münch., 1979. P. 318; The Glory of Byzantium. 1997. Cat. 222); плитки с изображением святых мучеников («Св. Георгий»; «Вмч. Пантелеимон» из никомидийских катакомб, обе - IX-X вв., ГИМ); рельефные полихромные иконы «Распятие с предстоящими» и «Три святителя» кон. XIII в., служившие частью декора вост. фасада ц. свт. Василия Великого в Арте (ныне в Византийском музее Янины, см.: Παπαδοπολου Β. Ν. Η Βυζαντιν Αρτα και τα μνηεα της. Αθηνα, 2002. Σ. 127. Εικ. 148, 149; Byzantium. 2004. Cat. 34a, b. Р. 78-79). В эпоху средневековья иконные образы на посуде, прежде всего в глазурованных изделиях, встречаются реже. Античные традиции, унаследованные визант. К. и развивавшиеся на вост. окраинах бывшего греко-рим. мира, соединялись с ислам. и фольклорными мотивами. Образы и сюжеты К. визант. провинций восходили к дорогой металлической посуде (блюда, найденные близ Коринфа, с изображениями хищных животных или птиц, XII в., Метрополитен-музей, Нью-Йорк). Симметричные, уравновешенные орнаментальные мотивы встречаются и в иллюминированных рукописях (напр., изображения птиц на глазурованной тарелке XI в. с Таманского городища, ГЭ). Со временем в К. даже к-польского производства художественные формы упрощались, отдавалось предпочтение элементам т. н. звериного стиля (блюда и чаша XIII в.; ГИМ). Просфорная печать. VI в. (Департамент древностей Израиля, Иерусалим) Просфорная печать. VI в. (Департамент древностей Израиля, Иерусалим) К. средневековья представляла собой тот пласт предметов, к-рый изготовляли и использовали люди, принадлежавшие к разным культурам и различным конфессиям ( Grabar O. The Mediation of Ornament. Princeton, 1992). Значительное количество изделий из К. проникало в «чужие» культуры в виде тары (амфор для вина и растительного масла; амфорисков и специальных толстостенных сосудов с узким горлом для косметических, медицинских, алхимических составов). В производстве К. возрождали забытые технологии и художественные приемы, она служила важным средством их распространения и развития. |
| Миланский документ справедливо получил в науке название «эдикта толерантности» или веротерпимости. В этом смысле Миланский эдикт выдержан в том же духе, что и предшествовавший ему указ императора Галерия 311 года. Прежний указ дозволял христианское богослужение, «если оно не нарушает общественный порядок», но при условии, что христиане будут молиться за императора и римское государство, обещая последнему «дополнительную помощь» своего Бога, Который, разумеется, должен покровительствовать Риму наряду с его традиционными божествами . И все же именно с Миланского эдикта открылась новая эпоха, как для Церкви, так и для римского государства, что в итоге привело к изданию в 380 г. указа императора Феодосия I, который провозгласил христианство государственной религией и поставил традиционную языческую религию фактически вне закона. Итак, естественно предположить, что эдикт Галерия, Миланский эдикт, а вслед за ним и указ Феодосия I, знаменуют собой последовательное раскрытие политической логики римского государства. В связи с этим резонно спросить: готова ли была сама Церковь к фактическому вхождению в структуру римского государства, не только заменяя собой уже существовавшие языческие институты, но и создавая принципиально новые? Однозначного ответа на этот вопрос, опираясь на достоверные письменные источники той эпохи, мы не находим. С одной стороны, вокруг Константина Великого почти сразу же образовался круг придворных епископов, в который вошли упоминавшийся нами Евсевий Кесарийский и Евсевий Никомидийский, крестивший императора перед смертью. Первый из них даже считается некоторыми историками Церкви ответственным «за принятие христианами эллинистической политической мысли» . Однако такой подход вряд ли можно считать обычным для Церкви тех времен. Христиане, хотя и молились «о властех и воинстве» Римской империи, все же ощущали себя гражданами Отечества Небесного, помня завет апостола Павла: «Ибо не имеем здесь постоянного града, но ищем будущего» (Евр. 13, 14). Более того, в течение двух веков они жили в государстве, преследовавшем их единоверцев, в котором их вера была religio illicita – «недозволенной религией». Одним из обвинений, постоянно звучавшим в адрес христиан, был упрек в аполитичности и социальной бесполезности. Отчасти это соответствует действительности. «Ничто нам так не чуждо, как общественные дела» , – писал Тертуллиан. Ориген утверждал, что в каком бы городе христиане ни жили, у них «другой строй подданства» . Как отмечает протоиерей Георгий Флоровский, «в этом смысле христиане находились " вне общества " , были добровольными изгнанниками и отверженными – людьми вне социального порядка мира сего» . |
| Неделя о Мытаре и Фарисее Фарисейски кто живет: Церкви далече бывает. Христос бо внутрь, о смирении приемлемый 215 . Великопостная Триодь и недели приготовительные (προσφωνσιμα) к великому посту начинаются неделею о Мытаре и Фарисее. Так называется первая приготовительная к Четыредесятнице неделя по Евангельской притче о Мытаре и Фарисее, которая в эту неделю читается на литургии в Евангелии ( Лк.18:10–14 ). Эта неделя посвящена Церковию назидательному для нас воспоминанию о мытаре и фарисее с древних времен. В писаниях отцев Церкви IV и V века – св. Иоанна Златоустог о, Кирилла Александрийского , Астерия Амасийского мы находим беседы на неделю о Мытаре и Фарисее. В слове св. Иоанна Златоустог о о мытаре и фарисее есть указание на церковный чин, по которому издревле порядок Евангельских чтений начинается притчею о Мытаре и Фарисее. О беседе Астерия, жившего в начале V века, писатели Церкви именно свидетельствуют, что она говорена была в неделю о Мытаре и Фарисее 216 . В IX веке Георгий, митрополит Никомидийский, написал канон на неделю Мытаря и Фарисея, ныне поемый Церковию в эту неделю. Фарисеи между Иудеями составляли древнюю и знаменитую секту; хвалились знанием и исполнением закона устного, который ; по словам их, дан был Моисею вместе с писанным; отличались тщательным исполнением внешних обрядов и особенно крайним лицемерием: вся же дела своя творили, да видими будут человеки ( Мф.23:5 ); и посему от многих были почитаемы добродетельными и праведниками, и по видимой святости жизни отличными от прочих людей: что и значит имя фарисей. Напротив, мытари, сборщики царских податей, делали много притеснений и неправд, а потому все почитали их грешниками и неправедными. Как пред начатием брани обыкновенно вооружают и приготовляют воинов, возбуждая в них усердие и мужество, так Православная Церковь , приближаясь к великому посту, приготовляет нас, своих духовных воинов, к наступающей духовной брани во дни св. Четыредесятницы. Первым условием для добродетели считая покаяние и смирение, а главным источником греха и препятствием к добродетели гордость ( Быт.3:5 ), Церковь в первую приготовительную к великому посту неделю предлагает для нашего назидания притчу о Мытаре и Фарисее, которые оба молились Богу, но мытарь – смиренный сборщик податей – сниде оправдан в доме свой паче фарисея – гордого законника. |
| Перед нами древнейшее изображение на эту тему в древнерусской монументальной живописи. Святой Георгий написан в воинских доспехах с копьем и щитом в руках, на белом коне с красной гривой и подвязанным красным хвостом. Справа высится башня дворца с царской четой и приближенными. Под копытом торжественно выступающего коня простирается драконоподобное пресмыкающееся с рогом, горящим глазом и раскрытой пастью с красным языком. Автор сцены выступил прекрасным композитором. Он мастерски соединил в целое монументальную статику и завуалированную в деталях мощную динамику действия. Эти нюансы состояния прослеживаются от величественной фигуры Святого и встречающих, до легкого едва уловимого пригласительного движения царевны; через затухающие волны хвоста змия и церемониальной поступи коня – к резкому всполоху звездчатого плаща, перекликающегося с ритмикой крутизны холмов Каппадокии места, где проходило событие. Жесткая графика силуэта коня, одежды Елисавы, линии пейзажа и дворца вплотную соседствуют с тончайшей живописной моделировкой гривы и хвоста, туловищей коня и змия, и даже холмов, обратившихся под кистью мастера в подобие морской волны. Воспринимаемый с первого взгляда колорит сцены как монохромный в действительности отражает всю палитру мастеров росписи ансамбля. Внимание зрителя художник останавливает на золоте доспехов и на красном плаще. Разработка цветовой гаммы сосредоточена на второстепенных деталях. Эти приемы обеспечили максимально выразительное построение главного сюжета храмовой декорации, сосредоточенное на победоносном шествии святого Георгия - защитника христиан. Церемониальность и торжественность перекликаются с некоторой напряженностью и уже состоявшимся в лице освобожденной царевны поклонением святому Георгию. Над главной сценой в диаконнике располагались два сюжета, вероятнее всего также связанных с житием византийских святых воинов. Видны разгранки сцен и обрывки неясного характера на правой из них. Выше проходил разделительный пояс, над которым видна хорошо сохранившаяся грандиозная погрудная фигура архангела Михаила, увенчивающая апсиду. Под патрональной сценой проходит медальонный фриз со святителями, по программе продолжающий алтарную фреску «Поклонение жертве». В наилучшей сохранности из 3 персонажей – свщмч. Анфим Никомидийский. Весь состав изображений апсиды диаконника, включая обрывки полилитии в его цокольных частях и на грани столба, открывает возможность для реконструкции композиционной схемы апсиды. |
| По истечении года отец Иоаким устроил пир, созвав на него священников, книжников, старейшин и много простого народа. Он поднёс Дочь свою к священникам, а они, благословляя Её, сказали: «Бог отцев наших! Благослови дитя сие и дай ему имя славное и вечное во всех родах!» Когда Марии исполнилось два года, Иоаким хотел исполнить своё обещание посвятить Её храму, но мать Анна просила отложить это посвящение ещё на один год. Но с этого времени младенцу Марии стали внушать, что Она посвящена Богу и должна жить в храме, и Бог сделает для Неё больше, чем отец и мать. Святитель Епифаний, хорошо знавший еврейские обычаи, говорит, что евреи посвящали Богу всех первенцев мужского и женского пола, которые и воспитывались в притворах храма до зрелого возраста. Для постоянного же служения при храме принимались так называемые «назареи» — что-то вроде иноков новозаветной Церкви. Они давали обет не употреблять вина и всяких опьяняющих напитков и не стричь волос на голове и бороде. Часть из них по прошествии срока обета возвращалась в свои семейства. Все эти лица проживали в многочисленных пристройках храма. Дева Мария, несмотря на ранний возраст, хотела такой жизни, и Сама просила родителей скорее исполнить их обет. Она, по преданию Церкви, «младенчествовала плотию, но была совершенна духовно». О намерении посвятить Деву Марию храму знал весь Иерусалим. К торжеству посвящения собраны были все родные и знакомые Иоакима и Анны и множество сверстниц Марии, чтобы сопроводить Её в храм. Шествие было торжественно: все шли, имея в руках зажжённые свечи и пели псалмы. Когда шествие приблизилось к храму, то навстречу вышли служившие в храме священники и сам первосвященник. Праведная Анна поставила свою Дочь на первую ступень храмового крыльца. (Всего ступеней было 15 — по числу «степенных» псалмов, которые пели священники и левиты, входя во храм; на каждой ступени по одному). Окрылённая духом любви к Богу трёхлетняя Мария одна, никем не поддерживаемая, скоро и бодро одолела все 15 ступеней и взошла на самый верх храмового помоста. «Ангелы Божии, — говорит Георгий Никомидийский , — невидимо окружали Её и служили Ей при восхождении». |
| Пречистая Дева, при виде селения Господня и служителей святыни Его, как бы окрылённая духом любви к Богу и укреплённая силой Его,– одна, никем не поддерживаемая, скоро и бодро взошла по всем ступеням на самый верх храмового помоста. Ангелы Божьи – говорит Георгий Никомидийский – невидимо окружили Её и служили Ей; и хотя они ещё и не ведали тогда таинства воплощения, но как слуги Господа, по повелению Его, служили Богоотроковице при Её восхождении. Такое сверхъестественное восхождение слабого младенца, который далеко оставил за собой всех старших, поразило удивлением присутствовавших. Следуя с Пречистой Отроковицей к храму, Захария посадил Её на третьей ступени жертвенника. Здесь – говорит древнее предание – Господь Бог осенил Её благодатью Своей, и Она возрадовалась духом. Прозрев во вводимой таиницу великих судеб Божьих, первосвященник не остановился там, где обыкновенно стоял молящийся народ, но повёл Марию далее, «за первую и вторую завесу», в глубину внутреннего святилища, во «Святая святых», куда не дозволялось входить не только никому из женского пола, но и самим священникам, и куда лишь однажды в год, в день очищения, имел право входить только один первосвященник с жертвенной кровью. «Во Святая святых святая и непорочная Святым Духом вводится» – воспевает Святая Церковь . Такое необычное, как бы нарушившее древнейшие обычаи ветхозаветной Церкви, введение Девы во Святая святых поразило недоумением всех предстоявших во храме, удивило даже и самих Ангелов, которые, «вхождение Пречистыя зряще, удивишася: како Дева вниде во Святая святых». Захария, введя Марию в Святая святых, назначил это место для постоянных молитв Её. Тогда как другим девам было строго воспрещено приближаться к святилищу, Пречистая Дева, со времени Её введения в храм, во всякое время могла входить туда для молитвы, что сделано Захарией, без сомнения, по особому внушению Божьему. Святой Феофилакт говорит об этом так: «Архиерей в то время, объятый Богом, был вне себя и уразумел, что Отроковица эта есть вместилище Божественной благодати и более его самого достойна предстоять повсечасно лицу Божьему. Вспомнив же сказанное в законе о кивоте, которому повелено находиться во Святая святых, он уразумел, что это прямо указывало на сию Отроковицу. И потому, нимало не усомнившись, осмелился, вопреки постановлений, ввести Её во Святая святых». Вот почему Ангелы, в недоумении и трепете прозревая в настоящем событии дело Божественного домостроительства, благоговейно удивлялись вхождению Девы во Святая святых. Святое святых в это время не имело уже ковчега завета, с его священными принадлежностями, было совершенно пусто,– и этим как бы свидетельствовало об окончании подзаконных времён. Ветхозаветные тайны сеней и гаданий стали разъясняться, открывая ряд других тайн, более высоких; и небесные служители распростирали крыла свои уже не над ковчегом Ветхого Завета, не существовавшим в храме Зоровавелевом, а над новым, живым кивотом свидения, и славословили Господа. |
| Проси Мати Моя: проси исцеления тому больному, что полуживой лежит на одре; проси освобождения плененному, давно в цепях заключенному; (проси) за того бедного, который впал в столько несчастий, проси о спасение путешественника, который подвергается опасностям на море. Пусть только имя Твое призовет недужный – и исцелит; плененный – и освободится; нищий – и найдет пропитание; мореходец – и будет спасен: проси, Мати Моя. Та бездетная женщина умоляет Тебя даровать ей детище, девица – сохранить Ее честь; воин – дать ему победу; моряк – привести его к пристани; земледелец – ниспослать ему урожай; купец – доставить ему прибыль, пусть их желание будет исполнено, только по предстательству Матери: проси, Мати Моя. Ты хочешь, чтобы от голода, моря, войны, всяких видимых и невидимых врагов был сохранен тот город, страна, область, где благоговейно чтится имя Твое? Да будет так. Но Ты хочешь еще, чтобы грешник, возбудивший Мой гнев, нераскаянный грешник, достойный смерти и вечной муки, получил просвещение Божественной благодати и обратился к покаянию? Чтобы (он) был спасен? – Пусть исполнится желание Матери: проси, Мати Моя, яко не отвращуся от Тебе. Я – Бог, Я – Сын. Я все могу сделать, как Ты хочешь, из любви к Матери. Пусть Мать Моя прославится Моею славою. Пусть Моя слава состоит в прославление Моей Матери. Так, христиане, повторяю: если Бог внимает мольбам прочих святых, это – Его милость, потому что Он – Владыка святых; а если внимает молениям Марии Девы, это – Его долг, ибо Он – Сын Девы. Богом дан закон, чтобы сын чтил мать; и с тех пор, как Бог восприял плоть от Матери, Он подчинился Своему собственному закону. Так говорит это Георгий Никомидийский в словах, обращенных к Самой Деве: «Ибо Творец, считая, как Сын, Твою славу Своей собственною, как бы уплачивая долг, исполняет Твои прошения». Где ты, (самый) грешный, своими грехами превзошедший мытарей, блудников и разбойников? Выйди сюда, и я сообщу тебе счастливейшую весть. Бог прогневался на тебя, как на бессердечного и неблагодарного раба в Евангельской притче, и отогнал тебя от Своей благодати? Святые презрели тебя и вместо того, чтобы ходатайствовать, порицают тебя? Долг твоих грехов очень велик и ты не знаешь, чем заплатить Божественному правосудию? Поэтому ты страшишься и отчаиваешься? О, несчастная душа, дерзай! Есть, кто поможет тебе в таком несчастии, – это Пресвятая Дева. |
| Среди этих епископов больше всех приняли к сердцу дело Ария Евсевий Никомидийский, Афанасий Аназарвский и Георгий Лаодикийский, которые утешали Ария и обличали Александра в неправильном понимании церковного учения. Когда для Александра окончательно выяснилась определенная позиция, занятая Арием и его сторонниками, он созвал в Александрии собор из подвластных ему египетских епископов (в 320 или 321 г.), на котором осудил учение Ария, его самого и сторонников отлучил от Церкви, после чего они должны были удалиться из Александрии. Противодействуя стремлению Ария представить дело в собственном освещении, Александр разослал окружное послание, в котором кратко излагалось и опровергалось учение Ария, и сообщал о его осуждении. Таким образом, делу Ария придано было общецерковное значение, и волнение стало охватывать все больший круг восточных епархий: большинство приняло сторону Александра, но многие епископы высокого образования и видного положения оказались на стороне Ария. В противовес Александрийскому собору в вифинской области составился собор единомышленников Ария, постановивший принять в общение Ария и его последователей. Собор в свою очередь разослал послания к епископам, в которых излагал учение Ария, требовал, чтобы ариан принимали в общение и ходатайствовали о том же перед Александром. Придворные связи Евсевия Никомидийского создавали прочную поддержку Арию. В самой Александрии возникли беспорядки. Арианствующие завели отдельные храмы и собирались там, чтобы распространять свое учение. Положение Александра становилось невыносимым: против него поднимали возмущения; его подвергали оскорблениям. Собор из палестинских епископов во главе с Евсевием Кесарийским признал за всеми отлученными и изгнанными из Александрии последователями Ария пресвитерские и диаконские права и предоставил осужденным возвратиться в Александрию и составлять богослужебные собрания на прежних основаниях, с тем, однако, чтобы они подчинялись Александру и не противились иметь с ним мир и общение. Арий и осужденные с ним пресвитеры и диаконы составили почтительное письмо к Александру, в котором изложили свое учение, не отступая от осужденных положений, но только смягчая и объясняя свои прежние резкие выражения. |
|
|
