| 2) Ввиду того что заграничное русское церковное управление увлекается в область политических выступлений, а с другой стороны, заграничные русские приходы уже поручены попечению проживающего в Германии высокопреосвященнейшего митрополита Евлогия, Высшее церковное управление за границей упразднить. 3) Священному Синоду иметь суждение о церковной ответственности некоторых духовных лиц за границей за их политические от имени Церкви выступления». Этот акт издан был перед самым арестом святителя Тихона, его издание было продиктовано прежде всего заботой о том, чтобы уберечь Русскую Церковь от новых ударов со стороны властей, предлогом для которых могли послужить акты зарубежного Собора. Получив этот указ, митрополит Антоний решил подчиниться ему, но большая часть членов ВЦУ склонялась к тому, чтобы не исполнять воли патриарха. 1 сентября 1922 г. в Карловцах состоялось заседание ВЦУ, на котором доклад об указе патриарха сделал секретарь ВЦУ Е. И. Махараблидзе. Он высказал ряд доводов против подчинения указу. Митрополит Евлогий заявил о недопустимости тона, которым ведется обсуждение указа Святейшего Патриарха. На следующий день в Карловцы из Константинополя прибыл архиепископ Анастасий, и 2 сентября 1922 г. там состоялся Архиерейский Собор, в котором участвовали митрополиты Антоний и Евлогий, архиепископы Анастасий и Феофан (Быстров) , епископы Черноморский Сергий (Королев) , Курский Феофан, Челябинский Гавриил (Чепур), бывший Екатеринославский Гермоген (Максимов) – управляющий приходами в Греции, Александровский Михаил, Царицынский Дамиан (Говоров), Севастопольский Вениамин и Лубенский Серафим (Соболев) – управляющий русскими приходами в Болгарии. Собор постановил выразить сыновнее послушание патриарху, упразднить ВЦУ, созвать Русский всезаграничный церковный Собор Русской Православной Церкви. На Соборе был образован Синод, которому впоследствии и передали все полномочия Высшего церковного управления. В Синод были избраны митрополиты Антоний и Евлогий, архиепископ Феофан, епископы Гавриил и Гермоген. |
| Врангель Петр Николаевич (1878–1928), барон, генерал-лейтенант, один из главных руководителей белого движения. Участник русско-японской и первой мировой войн. В 1918 г. вступил в Добровольческую армию. С 1919 г. командующий Добровольческой армией. С 4 апреля 1920 г. главнокомандующий Вооруженными силами Юга России. При нем создано «Правительство Юга России». С 11 мая 1920 г. Главнокомандующий Русской армией. В 1920 г. вместе с армией эвакуировался из Крыма. В 1924–1928 гг. организатор и председатель Русского общевоинского союза (РОВС). Жил в Брюсселе, где и скончался. Похоронен в Белграде. Гавриил (Дожич Джордже; 1881–1950), Патриарх Сербской Православной Церкви. В 1911 г. хиротонисан во епископа Рашско-Призренского. Доктор богословия. В 1920 г. митрополит Черногорско-Приморский. В 1938–1950 гг. Патриарх. Во время второй мировой войны был арестован и интернирован в монастырь Раковица, в 1944 г. отправлен в концлагерь Дахау. В ноябре 1946 г. вернулся в Белград. Гавриил (Чепур Григорий; 1874–1933), епископ. В 1910 г. хиротонисан во епископа Измаильского, викария Кишиневской епархии. С 1911 г. епископ Аккерманский, викарий Кишиневской епархии. В 1918 г. румынскими властями выслан из Бессарабии. С 1918 г. епископ Челябинский и Троицкий. В 1920 г. эмигрировал в Королевство СХС (с 1929 г. Югославия). В сентябре 1922 г. на Всезаграничном Карловацком церковном соборе избран членом Архиерейского Синода. Законоучитель в Харьковском девичьем институте в г. Новый Бечей и в Русско-сербской женской гимназии в г. Великая Кикинда. Пребывал на покое в одном из монастырей Сербии. Выдающийся знаток церковного устава и литургики. Генрици Александр Эдуардович (ск. 1929). Окончил Николаевское военное училище. В 1915 г. старший полковник Лейб-гвардии драгунского полка. Последний командир Лейб-гвардии Гродненского гусарского полка. Эмигрировал в Королевство СХС (с 1929 г. Югославия). Был членом монархического объединения в г. Земуне. Георгий (Летич; 1872–1935), епископ Сербской Православной Церкви. Видный богослов. Был профессором церковного права, катехизиса и педагогики в г. Сремские Карловцы, настоятелем монастыря Беочин. В 1904 г. посвящен в епископа Темишварского. После первой мировой войны Местоблюститель Патриаршего Престола. В 1931 г. избран в епископа Банатского. Член Архиерейского Синода Сербской Православной Церкви. |
| Гавриил (Смирнов Григорий Георгиевич; 10.2.1862, Тверск. губ. – 1937, Берлин, Германия), игумен. Постриженник Валаамского монастыря (1892), во время 1-й мировой войны служил в сане иеромонаха священником дивизионного лазарета 107-й пехотной дивизии (28.7.191517.1.1917), взят в плен немцами, военнопленный на о. Эзеле (1.10.19171.11.1918), по освобождении поселился в Риге, обслуживал Рижскую Троице-Сергиевскую Пустынь (ноябрь 1918март 1925), переехал в Эстонию, принят в братию Псково-Печерского монастыря (1.4.1925), ризничий (5.5.1925), выслан из Эстонии за неимение официального разрешения на жительство (ноябрь 1925), переселился в Германию и принят в юрисдикцию митр. Евлогия (Георгиевского), настоятель церкви при лагере в Вюнсдорфе под Берлином (19251926), перешел в юрисдикцию РЗЦ (6.12.1926), помощник настоятеля церкви в Берлине (19261927), игумен (26.1.1927), настоятель церкви в Гамбурге (19271930), снова помощник настоятеля церкви в Берлине (19301937), больше сведений о нем не имеется. Архив: Послужным список о. Гавриила (Смирнова) (19251926). АЕУА Журналы заседаний Архиерейского Синода. ГАРФ, ф. 6343, оп. 1, 19221941, ед. хр. 24199 АГЗ. Гавриил ( Чепур Григорий Маркелович ; 19.12.1873, Херсон Таврическ. губ. – 14.3.1933, Панчево, Сербия), епископ. Из семьи дворянства, сын офицера. Окончил Херсонскую гимназию (1892) и Киевскую Духовную академию со степенью кандидата богословия (1896), пострижен в монашество (1895), иеромонах (1895), преподаватель Новгородской Духовной семинарии, а затем Александровской Духовной семинарии в Ардоне близ Владикавказа, инспектор той же семинарии (1899), инспектор Могилевской Духовной семинарии (1901), ректор Полтавской Духовной семинарии (1902), архимандрит (1902), уволен после студенческого бунта в семинарии (1906), синодальный ризничий и настоятель церкви Двенадцати апостолов в Московском Кремле (1906), ректор Вифанской Духовной семинарии (1908), епископ Измаилский, 2-й викарий Кишиневской епархии (17.1.1910), епископ Аккерманский, 1-й викарий Кишиневской епархии (22.11.1911), епископ Челябинский и Троицкий (1918), член Высшего Церковного Управления на Юге России (1919–1920), эмигрировал в Сербию через Константинополь (1920), участник Карловацкого зарубежного церковного съезда (21.114.12.1921), жил на покое в Панчевском монастыре (19221933), член Заграничного Архиерейского Синода (2.9.19221933). Специалист по истории православной литургики, богослужебному уставу и церковному пению. |
| Ему я в данном отношении очень обязан именно тем, что, может быть, сам того и не зная, он открыл мне мое отношение к предмету. В среде моих однокурсников как-то утвердилось мнение, что я литургист, и что мне быть ученым именно в этой области. Может быть, мое ревностное отношение к храму, может быть, близость к еп. Гавриилу, может быть, и то, что свое курсовое сочинение я писал профессору о. Лазарю Мирковичу по литургике об «Историческом развитии греческого текста литургии св. Иоанна Златоуста », а может быть, наконец, и то, что дебютировал в нашем студенческом журнале именное литургической статьей, ставшей потом заглавной статьей сборника «Крины молитвенные». Но, во всяком случае, из меня делали литургиста. Я не противился, но в сердце что-то звучало иное. Я тяготел к отцам церкви, к религиозной философии. Привлекала меня Патристика, хотя именно на этом-то экзамене я с треском провалился. Около патрологии я все время ходил, отцов читал, в них вникал. К этому меня, конечно, особенно привлек третий из моих ученых архиереев на белградском горизонте, знаменитый архиеп. Феофан Полтавский, бывший ректор Санкт-Петербургской Академии. Но патрология и отцы мне не давались. То в семинарии заставляли меня преподавать греческий или Апологетику, или Священное Писание , то просто оторвали на три года от семинарии и послали в Миссию в Иерусалим. Только уже в Париже, и то не сразу, а после трех лет, мне далась Патристика, я был выбран профессором именно на эту кафедру, а потом уже в 1945 г. и докторировал по патрологии. Но как бы то ни было, встреча с еп. Гавриилом, наши литургические беседы и интерес к богослужению не пропали для меня даром. Я на все, следуя методам и пути еп. Гавриила, – и на Писание, и на Отцов, и на Аскетику, и на все вообще, не разделенное схоластически на рубрики богословие, научился и привык смотреть с точки зрения богослужебной, рассматривал все это литургически. Литургическое богословие стало для меня каким-то направлением моей мысли. Скажу так: еп. Гавриил, собственная жизнь и мысленный мой путь определили для меня литургику скорей не как предмет, а как метод. Я стал подходить ко всему литургически, а еще уже – евхаристически. И думается мне, что для нас, православных, надо определить свое отношение к литургике именно так. |
| Законоучитель в русской гимназии. Настоятель храма в г. Великом Бечкереке. Бежал из Югославии в 1944 г. Был настоятелем в ряде церквей, устроенных в лагерях русских беженцев в Австрии и Германии. В 19511957 гг. настоятель церкви св. Тихона Задонского в г. Сан-Франциско. Автор книги «Розы и шипы» (Сан-Франциско, 1953, 1954). Гавриил ( Дожич ; 18811950) – Патриарх Сербской Православной Церкви (19381950). Родился в Черногории. Доктор богословия. Во время второй мировой войны был арестован и интернирован в монастырь Раковица, в 1944 г. отправлен в концлагерь Дахау. В ноябре 1946 г. вернулся в Белград. Гавриил ( Григорий Чепур ; 18741933) – епископ Челябинский и Троицкий. Родился в г. Херсоне в семье генерала. В 1896 г. закончил КДА, в том же году принял монашеский постриг. Преподавал литургику и гомилетику в Ардонской Духовной Семинарии на Кавказе. Был инспектором Могилевской Духовной Семинарии, затем ректором Полтавской Духовной Семинарии. Служил в церкви Двенадцати апостолов в Московском Кремле. Был ректором Вифанской Духовной Семинарии. В 1910 г. хиротонисан во епископа Измаильского, второго викария Кишиневской епархии. В 1911 г. стал первым викарием, епископом Аккерманским. В 1918 г. после оккупации Бессарабии отказался признать отрыв Кишиневской епархии от Русской Православной Церкви, вследствие чего был выслан румынскими властями из захваченных ими земель. Назначен св. Патриархом Тихоном на Челябинскую кафедру. В 1920 г. эмигрировал в Королевство СХС. Законоучитель в Харьковском девичьем институте в г. Новый Бечей и в Русско-сербской женской гимназии в г. Великая Кикинда. Гарднер Иван Алексеевич (18981984 ) – теолог, музыковед. Родился в г. Севастополе (по другим данным, в Москве). Среднее образование получил в Московском лицее. Закончил регентские курсы. В 1920 г. покинул Россию. В 1928 г. окончил богословский факультет Белградского университета, учился в музыкальной школе. Принял монашеский постриг в Мильковском монастыре с именем Филипп. Преподавал в Цетиньской Духовной Семинарии. |
| И не стесняясь тем, что мы на улице, вытянув указательный палец руки и дирижируя им в воздухе, почти совсем прищурив свои и без того маленькие глаза, он запел эту очень кудрявую и изумительную мелодию. Прохожие смотрели с некоторым изумлением на этого непомерно толстого архиерея в старенькой ряске, панагии, пречанской шляпе и молодого высокого «руса». Архиерей поет и в такт себе машет рукой с вытянутым пальцем. Кто-то из прохожих вежливо поздоровался. «Добар дан, Господине, добар дан. Шта радите?..» И, вежливо приподняв свою широкополую шляпу, владыка приветливо раскланялся с совершенно ему неизвестным сербом. Я владыке благодарен за пробуждение интереса к сербским мелодиям. Потом, уже в семинарии, когда я изо дня в день в течение десять лет ходил в сербскую церковь с семинаристами, и сам впоследствии служил под это пение, я его с увлечением слушал, от души полюбил и оценил. В нем сохранилась нетронутость наших древних греческих и знаменитых напевов. Умилительнейшая лирика в шестом гласе, трагическия «падения» в пятом, торжественность стихир четвертого навсегда меня пленили, что бы уже не говорить о непревзойденном. «Тебе одеющагося светом...» гораздо более трагическом, чем наше Турчаниновское. С большим уважением и всегда немного юмористически говорили о нем его сербские собратья епископы. От митр. Иосифа, еп. Николая (Велимировича), пок. священномученика еп. Саввы (Трляича) и самого патр. Варнавы я всегда слышал только хорошее о владыке Гаврииле. Уважали его за поразительное знание литургики, за его проповеди, за его красивое служение, за его хороший сербский язык. Юмор же объяснялся и тем, что владыка Гавриил не чуждался, как иные высокомерные русские епископы, общества их сербов, ходил в Карловцы к ним в гости в их комнаты в патриаршем дворце, смешил их своими рассказами (о юмористических наклонностях владыки скажу ниже) и своими сочными сербскими выражениями, интонациями пречанского диалекта. Его любили угостить. Владыка сам очень любил затрапезную беседу. Любил пред сербами показать свое знание их напевов, чем их очень умилял. Не гнушался иногда какую-нибудь сербскую национальную песенку спеть, чем их уже совершенно трогал. |
| Молись». Что такое с ним было, не знаю. Врачи руками разводили, говорили какие-то мудреные слова, вроде «энцефалитис летаргикус». А сам владыка пытался острить: «Литургикус». Ясно было, что дело идет к развязке. Это было в январе 1931 года. В феврале я был вновь назначен преподавателем семинарии в тот же Битоль, из которого меня умыкнули в Иерусалим. Я всецело отдался своему любимому делу и провел на этом посту до 1936 г. В Белград я приезжал только на летние месяцы и, живя в Земуне, реже бывал и в белградской церкви. Служил все больше в сербских церквах. От русских распрей и недобрых «карловацких» деятелей о парижских моих друзьях я себя ограждал тем, что не служил совсем в русской церкви, как это и ни было мне тяжело. В этой церкви я столько видел хорошего, почти что своими руками ее создавал, в ней принял рукоположение во пресвитера, из нее уехал в Св. Землю. Но участвовать в той неприятной атмосфере недоброжелательства мне все же не хотелось. Естественно поэтому, что и владыку Гавриила я видал в эти годы все меньше и реже. Он к тому же настолько был плох, что и приезжал редко в Белград. Жил он теперь уже не в монастыре, а в Панчевском русском госпитале. Это, правда, всего час езды от Белграда, но силы его были уже очень надломлены. Он там первое время мог и ходить, иногда даже служить в госпитальной церкви, довольно часто проповедовать, что он не переставал любить делать. Но потом уже он только лежал или сидел в своей палате. Блестящий, поэтический, эстетически чуткий владыка Гавриил был, прежде всего, всю свою жизнь обречен на далеко не эстетическую внешность. Его непомерная и болезненная толщина не могла его не удручать. Но и это еще не было так страшно. Это не мешало ему служить, проповедовать, общаться с людьми. Но, когда-то до болезненности требовательный к внешности, не желавший служить с теми или иными, недостаточно для него эстетически совершенными священнослужителями, – нерасторопными, немузыкальными и под. – он был сам потом доведен до невозможности вообще служить. |
| Но что касается наших архиереев, престарелых генералов, из коих некоторые еще сами участвовали в Русско-Турецкой войне 1877/78 гг. и других заслуженных деятелей, то, конечно, такие размены или стипендии были вполне оправданны. Ну, словом, и владыка Гавриил получал свои 600динариев, которые, при даровом столе и квартире в монастыре Привиной Главы, были для него подспорьем и, так сказать, карманными деньгами. И вот на эти- то свои получки владыка и устраивал эти наши студенческие ужины. Все было очень скромно; если это и были «симпосионы», то, конечно, скорее в духовном смысле, чем в буквальном. Этим «симпосионам» я благодарен в высшей степени и храню о них доброе воспоминание, как о незабываемых беседах. Они очень напоминали антониевские чаепития, но оттенок все же был иной. У митр. Антония был, по его же выражению, «каравансарай», сутолока, беспорядок. Приходил кто хотел, говорили о чем попало, о. Феодосий, он же и Федя, заливался своим тенористым смешком, хлопая себя по коленкам и безудержно остря и балагуря, стараясь во многом подражать своему Великому Авве. Тут, у еп. Гавриила, не то. Не приходили к нему, а он звал. И при этом звали немногих, так сказать «избранных». Вместо нескончаемого чаепития – ужин. Феди нет, шуму тоже нет. Избранные – это по преимуществу его прислужники по церкви, чтецы, певцы, а главное, любители или уже «знатоки» богослужения и устава, музыки и церковной гимнографии. Поэтому и темы были специальные: начиналось с какой-нибудь службы, стихиры, тропаря, подобна; переходили вообще на литургическое богослужение, говорили о Романе Сладкопевце и Кукузеле, о Косьме Маиумском и об его отличии от поэтического творчества Иоанна Дамаскина , о савваитах, студитах, итало-греках и прочее. Начинались воспоминания о Скабаллановиче, о старообрядческих службах, о Синодальной Ризнице, Московской и Киевской Академиях, о том, что представляет собою «Толковый Типикон» или «Праздники» Скабаллановича, о неисследованности еще «песенного последования», о Мансветове, Дмитриевском. Владыка начинал увлекаться, раскрывал глубины своих сокровищ, объяснял смысл отдельных песнопений или моментов литургии, поминал имена и дразнил ими нас, имена Кавасилы, Ареопагита, Максима Исповедника , Симеона Солунского . |
| Оно напечатано в «Прибавлении к Церковным Ведомостям» за 1910 г. 8, стр. 357–363). Я приведу его здесь целиком, предварительно заметив нечто об этих «Словах при наречениях». Из всех гомилетических образцов это, признать надо, один из самых слабых. Почти все эти «Слова» трафаретны: в них, прежде всего, говорится о нежелании кандидата во архиереи, о неискании им архиерейства, о своем недостоинстве, выражается благодарность за избрание и приводится набор выдержек из Свящ. Писания в подтверждение всего этого. Я знаю очень малоудачных «Слов при наречении», а перечитал я их достаточно. Хороша речь митр. Антония (Храповицкого) , очень неплоха речь еп. Порфирия (Успенского) , в которой он исповедует свое понимание архиерейства и не слишком распространяется о своем неискании и нежелании. Архим. Фаддей (тоже Успенский), автор диссертации о единстве книги пророка Исаии, в своей речи тоже сказал откровенно о том, что он хочет архиерейства, что он себя издавна чувствовал к этому призванным. Архим. Феодор (Поздеевский) , последний царский ректор Московской Духовной Академии, неплохо говорил о мудрости века сего, о чуткости совести и о подделке христианства современностью. Кратко богословствовап в своей речи Феофан (Быстров) . Вот что сказал архим. Гавриил при своем наречении: «Богомудрые архипастыри и отцы! Благословен день, в который я родился, и ночь, в которую сказано: «Се, грядет в мир человек». День тот да будет радостен; да взыщет его Бог свыше и да воссияет над ним свет. Да не омрачит его тьма и сень смертная, да не обложит его туча, да не страшатся его, как палящего зноя. Ночь та – да не обладает ею мрак, да не будет она безлюдна, да войдет в нее веселие; пусть ярко горят звезды рассвета ея, знаменуя явление Света Истинного, «иже просвещает и освящает человека, грядущего в мир». Незнатен и небогат этот человек, не будет избалован он безмятежной жизнью и особым вниманием людей, но объемлющая его любовь Божия предсудила ему великую духовную радость, для выражения которой нет слов на языке человеческом... |
| Потому же владыка, как и митр. Антоний, с неодобрением относился ко всем отсебятинам в служении, ко всем кривляниям, кликушествам или разным проявлениям нецерковной безвкусицы. Потому- то он не выносил модернизма в пении, исправленных «Сергиевских» богослужебных книг, где «вечеря Владычня» вместо «странствия»; «сеченным сечется» вместо «сеченное сечется» и прочее. Потому-то критически относился и к батюшкам из интеллигентов или б. военных, падких на отсебятины, эффекты и новаторство. Владыка полюбил нашу белградскую церковь , маленькую, самодельную, утешающую повседневные скорби несмирявшихся перед неумолимой бедой изгнанников. Он не столь часто служил в ней (хотя, в общем, любил служить, особенно, когда у нас появился прекрасный диакон и хор все больше и больше улучшался), сколь любил иногда постоять всенощную или литургию, когда служил кто- либо из белградских штатных священников или нас, приезжавших на вакант из семинарий иеромонахов или приходских священников с сербского провинциального прихода. Придет, бывало, ко всенощной и станет в диаконнике (жертвеннике), где только одна красная лампадка мерцает перед иконой. Торопливо войдешь алтарным входом ко всенощной, чтобы не опоздать. Настоятель был строг и не допускал неаккуратности, а времени было мало при большой занятости: и служба в статистике, и лекции, или же по окончании Университета, в мои битольские годы и библиотека, в которой надо поработать, и свидания с разными людьми. Словом, войдешь в жертвенник, а там уже сидит на стуле несчастный, толстый, с мучительной одышкой владыка Гавриил, приехавший по какому-либо делу из монастыря. «Здравствуй, дитя!» «Благословите, владыко. Как Ваше здоровье? Как спасаетесь?» «Ну какое тут спасенье с таким пузом. Э-эх...» «А почему Вы, владыка, тут? Вы бы в алтаре встали». «Не-ет, благодарю вас. Чтобы мне твои диакона кадили каждую минуту и все время кланялись? Не-ет. Я тут помолиться хочу. Довольно мне накланялись диакона да попы. Тут лучше». Принесешь, бывало, ему орлец и постелешь под ноги. |
|
|
