| Религия сердца Жизнь внутреннего человека, жизнь перед лицом Того, Который «видит тайное и воздает явно», есть вера наша. С точки зрения внутреннего человека взглянем на главную христианскую молитву – «Отче наш». 13 марта, 2012 Жизнь внутреннего человека, жизнь перед лицом Того, Который «видит тайное и воздает явно», есть вера наша. С точки зрения внутреннего человека взглянем на главную христианскую молитву – «Отче наш». Протоиерей Андрей Ткачев продолжает великопостный цикл публикаций на Правмире. Читайте также предыдущую колонку о.Андрея: О «блаженной глухоте» Христианство не есть религия внешних повелений и запретов. Христианство есть поклонение Богу в духе и истине. Вера наша должна в первую очередь обновить внутреннего человека. Тогда исправленный и очищенный внутренний мир неизбежно проявит себя вовне, исцеляя и правильно формируя мир внешний. Собственно, внешний мир претерпевает благие изменения только тогда, когда действует в этом внешнем мире обновленный изнутри человек. Жизнь внутреннего человека, жизнь перед лицом Того, Который «видит тайное и воздает явно», есть вера наша. С точки зрения внутреннего человека взглянем на главную христианскую молитву – «Отче наш» . Но прежде услышим слово о сердце, сказанное Святителем Тихоном Задонским : Сердце это — начало и корень всех деяний наших. Сердцем веруем или не веруем; сердцем любим или ненавидим; сердцем смиряемся или гордимся; сердцем терпим или ропщем; сердцем прощаем или злимся; сердцем примиряемся или враждуем; сердцем обращаемся к Богу или отвращаемся; сердцем приближаемся, приходим к Богу или отходим и удаляемся; сердцем благословляем или клянем. Следовательно, чего на сердце нет, того и на самом деле нет. Вера не есть вера, любовь не есть любовь, когда на сердце не имеется, а есть лицемерие. Смирение не есть смирение, а притворство, если не в сердце; дружба не дружба, а хуже вражды, если внешне только проявляется, а в сердце не имеет места. Поэтому Бог требует от нас сердца нашего: «Сын мой, отдай сердце твое Мне» (Притч.23:26). |
| Закрыть itemscope itemtype="" > Американское чудо блаженной Ксении 09.06.2013 369 Время на чтение 3 минуты Если кто-либо знает эту историю и найдет в ней какие-либо неточности, прошу меня простить: я услышала ее 15 лет назад и не из первоисточника. Итак, один священник из Северной Калифорнии служил на приходе, состоявшем из бывших евангелических христиан, обращенных в Православие. Когда их процветающая община ещё не была православной, совершенно разные люди приходили к ним слушать Благую весть. Однажды к церковному зданию подъехал молодой человек на мотоцикле «Харлей-Дэвидсон». Внешний вид выдавал в нем повесу, но он с искренним интересом желал послушать об Иисусе. У него сложились хорошие отношения с пастором (который впоследствии стал православным священником и собственно и поведал этот рассказ), и молодой человек постепенно стал менять свой образ жизни. Он бросал один порок за другим, покуда пастор не сказал ему, что, если он желает по-настоящему следовать за Христом, то его прежнее «байкерство» нужно оставить в прошлом. Понести это молодому евангелику оказалось слишком тяжело, и он оставил общину вместе с заботившимся о нем пастором и уже никогда не собирался к ним возвращаться. Байкер уехал прочь на своем «Харлей-Дэвидсоне», но вскоре попал в ужасную аварию, в результате которой потерял ноги. В конце концов, молодой человек вернулся в компанию своих «старых друзей», оказавшись в полуразрушенном доме с низкой квартирной платой. Этот дом находился в неблагополучном районе города, где особенно процветала преступность. Однажды вечером, когда он и его сотоварищи особенно энергично предавались алкоголю и наркотикам, наш молодой человек вдруг поскользнулся, упал и потерял сознание. Его приятели, бывшие также в далеко не трезвом состоянии, приняли его за мертвого. Не совсем понимая, что им нужно делать, и, как обычно, избегая каких-либо контактов с полицией, они просто потащили его безногое тело на улицу и бросили в первый попавшийся мусорный контейнер. В этом контейнере на следующее утро молодой человек и очнулся. Это было поистине ужасное пробуждение - обнаружить себя всеми оставленным, валяющимся в мусорном контейнере. Выкарабкавшись, к своему же изумлению, из контейнера, который едва не стал ему гробом, молодой человек сел на обочину, исполненный самых черных дум: «Вот, до чего я дошел. Бесполезный человеческий мусор. Выброшенный как ненужные отходы». |
| В нашем опыте мы видим, прежде всего, свою душу, то есть мир наших переживаний: мыслей, желаний, чувств; сам внешний мир открывается нам не иначе, как в наших ощущениях, представлениях и понятиях. Вся жизнь человека есть преимущественно жизнь его души, хотя она и связана с телом. Как были бы возможны без воли, разума и чувств наши отношения с людьми, общество, культура, даже самая простая работа? По большей части мы отдаем свои силы внешней жизни, но сама возможность господства души над телом и природой обнаруживает ее превосходство над ними. В любви, познании и творчестве мы можем идти дальше житейских задач. Познание природы и созерцание ее красоты создает в нас идеальный образ мира. Отношения с людьми, если только они имеют внутренний, нравственный характер, открывают нам глубину человеческого духа. В науке и искусстве мы выражаем все то богатство знания и красоты, которым способен жить человек. Если бы человек мог ограничиться духовными богатствами, которые он находит в себе и мире, он бы и не задумался о Боге. Но в духовной жизни человек никогда не удовлетворяется своими достижениями и, во всяком случае, сознает, что любая степень достигнутого им совершенства может быть превзойдена. Кто из нас скажет, не впадая в тупое самодовольство: я достаточно люблю, достаточно свят; я достаточно знаю, все прекрасное мне открыто, я совершенен! Напротив, известно, что чем более совершенствуется человек, тем более он сознает свое несовершенство. В этом сознании нашей ограниченности, которое является нам на бесконечном для нас пути совершенствования, нам открывается Бог: Он есть то Всесовершенное Существо, к Которому мы стремимся; в Нем осуществлено все то, чего мы только добивается; в свете Его абсолютного совершенства мы видим и наше ничтожество, и вместе с этим возможность беспредельного движения к Всесовершенному. Важно понять, что если человек вообще стремится к совершенству, то только потому, что он фактически признает Его существование, каковы бы ни были его теоретические убеждения. Но ни в нас, ни в мире нет совершенства: оно может быть только над миром, в Совершенном Существе, Которое мы и называем Богом. Без Бога человеческий дух есть бессмыслица, ибо вся нравственная, познавательная и эстетическая жизнь человека основана на стремлении к совершенному. Если всякая степень нравственности, знания и красоты одинаково достаточна, то никто бы не старался достичь добра, истины и красоты, но все вели бы животный образ жизни, не подозревая даже, что есть что-то высшее... Человеческий дух естественно стремится к Совершенному как к идеальному своему Пределу; поэтому все легко понимают, что такое Бог , и отрицание бытия Божия всегда предвзято, надумано и лживо. |
| К сетующим на стеснительность души человеческой нуждами телесными Душа человеческая, как существо духовное, могла бы, конечно, существовать сама по себе в отдельности от тела, и, следовательно, быть вне всех материальных требований, которым подчинена она по связи с телом. Но премудрости Божией угодно было чудным образом соединить ее с этой материальностью, ограничить жизнь человека условиями вещественного мира и ввести душу его в живое ощущение всех нужд, какие налагает на нее в этом случае мир внешний. Прискорбна и тягостна эта зависимость, когда останавливаемся на ней своею мыслью и рассматриваем ее с разных сторон! Вследствие этой зависимости, человек озабочен во всю свою жизнь средствами жизни, отвлекается мысленно от Бога, выпускает из виду высшие потребности души своей и свое главное назначение, обращается в раба своей плоти, которая, при всем его попечении, подвержена болезням, страданиям и смерти. Когда берем в соображение все невыгоды и тягости, какие несет человек в состоянии своего соединения с грубостью тела и когда приводим себе на мысль то счастливое его состояние, в каком он находился бы в свободе от смешения с этой вещественностью, то невольно приходим к вопросу: не унижен ли, и даже не обижен ли человек тем, что он связан с телом? Не имеет ли он причин сетовать на столь стеснительное бытие свое? Ибо без тела дух его не знал бы препятствий к достижению своей цели – приближению к Богу и соединению с Ним; без тела не действовало бы на нас вещество своими приятностями и неприятностями и не преклоняло бы нашу волю к тому злу, которому мы подвержены по своему сочетанию с природой телесной? Чтобы найти удовлетворительный ответ на эти вопросы, нужно хорошо вникнуть в самих себя и с большей основательностью рассмотреть свою связь с миром внешним, тогда откроется, что человек через это нисколько не обижен и не унижен. Рассмотрим каждый из этих двух вопросов порознь. Спрашивается: не унижен ли человек тем, что он соединен с миром внешним? Нет, потому что назначение его одно с ангелами, та же участь, та же награда, то же блаженное состояние в будущности возможно человеку наравне с ангелами, и только злая воля его, преклоняющаяся ко злу после падения прародителей, лишает его удобного достижения своего назначения. |
| Пасха. Воскресение Христово. Осталось 16 дней VII. О прозорливости и видах ее VII O ПРОЗОРЛИВОСТИ И ВИДАХ ЕЕ ЗАКРЫВАЯ входы в сердце, поставив там стражем обнаженный от воображения и размышления, но вооруженный молитвою и именем Иисуса Христа ум, подвижник вступает в борьбу со всяким влиянием и всяким помыслом, исходящим извне. В этом сущность умного трезвения. Цель его — борьба со страстями. В более широком и всеобъемлющем смысле победа над страстями достигается хранением заповедей Христа; но в данном случае мы говорим о специальном образе аскетического трезвения, которое начинается после того, как подвижник, пройдя известные этапы духовного развития, оставит воображательную молитву по первому образу, а затем и по второму, осознав на опыте и его несовершенство. Хранение ума и сердца от всяких помыслов сопряжено с длительной борьбою, чрезвычайно трудною и тонкою. Человек, живущий среди бесконечного множества самых разнообразных влияний и впечатлений, вследствие постоянной смены этих влияний и впечатлений, не постигает ни рода их, ни силы. Но подвижник, делатель умного безмолвия, в своем отвлечении от всего внешнего, в стремлении в течение дня и ночи довести число приходящих извне впечатлений до последнего возможного минимума, удаляясь для этого от любопытного смотрения на внешний мир, от слышания посторонних бесед, от чтения книг, всею силою сосредотачивается на своем внутреннем бытии, и там вступает в единоборство с помыслом. Только при этом условии можно познать его род и силу, иногда колоссальную. Недостаточно внимательный внутренне человек весьма легко подпадает влиянию помысла и становится его рабом. Чрез склонение своей воли к помыслу человек уподобляется духовно и даже отождествляется с тем духом, энергия которого заключена в помысле. Принимая душою страстный помысл, который очень часто есть результат демонического влияния, человек чрез то становится орудием демонического действия. Глубоко молящийся ум иногда чувствует приближение извне какого-нибудь духа, но если молитвенное внимание не нарушилось, то он отходит не воспринятым, так что не может после молитвы сказать человек — кто, зачем и с чем приходил. |
| Третья страсть – это гнев. Гнев – маска сумасшествия, пляска бесов, добровольная одержимость, зверские отношения людей друг с другом, драка дикарей. Гневливый похож на волка, который вцепился зубами в свою добычу и не отпускает ее, или на эпилептика, который упал на землю и корчится в конвульсиях. Когда гневливый не может сорвать свой гнев на других, то он мечется в своей комнате как зверь в клетке, ломает мебель, будто вещи провинились перед ним, бьет себя по голове и кусает руки до крови. В этом состоянии человек уверен, что он во всем прав и борется за то, чтобы установить справедливость. Но когда гнев проходит он видит свою душу, загрязненную бранными словами, как берег после отлива, где волны оставили мусор, вынесенный со дна моря. Нередко после припадка гнева у человека наступает стыд и раскаяние за то, что он причинил незаслуженные обиды и боль людям. Он старается загладить это, проявляя к ним особую ласковость, и становится мягким как щелк. Но это обманчивое состояние: через некоторое время вспышки гнева повторяются, иногда по самым неожиданным поводам. Гневливый похож на бомбу, которая может взорваться в каждое мгновение. Если даже гневливый прав, то его слова, напоенные злобой как ядом, не воспримет другой человек – он постарается защититься от них как черепаха, которая втягивает голову в панцирь: ведь человек, которого бьют во время драки, не думает, кто прав и кто виноват, а старается защититься от ударов. Не только внутреннее состояние разгневанного человека, но его внешний вид становится похожим на зверя. Если бы он в это время взглянул в зеркало, то не узнал бы самого себя в существе, у которого оскалены зубы как клыки, глаза мечут искры, лицо покраснело, будто залито багровой краской. Нередко человек корчится и делает странные движения, как трясется больной во время лихорадки. Некоторые считают, что гнев, в отличие от других страстей, не дает даже иллюзорного наслаждения. Но нам кажется, что это не так. В состоянии ярости человек переживает темное звериное наслаждение, будто он поедает свою добычу и отдается этому чувству как сладострастию. |
| «Батюшка, вы мне всю жизнь сломали!» Как работает духовный абьюз И может ли священник сказать: «Ты должен»? 25 октября, 2021 И может ли священник сказать: «Ты должен»? Вы знакомитесь со священником и слышите: «Давайте сразу договоримся. Если вы ходите ко мне, вы ходите только ко мне». А потом оказывается, что, следуя его советам, вы разрушили свою жизнь. Протоиерей Павел Великанов рассказывает, как не стать жертвой духовного абьюза. Материал был впервые опубликован в ноябре 2021 года. Как понять, что перед тобой абьюзер в рясе — Слово «абьюз» сегодня встречается везде — от глянцевых журналов до подростковых разговоров, а теперь пришло и в религиозную жизнь. Все заговорили про духовный абьюз. Что это такое? — Духовный абьюз — это особая форма отношений, когда человек привыкает к насилию как к норме со стороны духовника. Насилие, конечно, не физическое, а прежде всего эмоциональное, либо пастырское. Думаю, что из-за активности этой темы в светской психологии она постепенно стала переходить и в область духовной жизни, потому что есть феномен невротической религиозности, когда духовные вопросы подменяются невротическими. Христианство — это ведь религия очень взрослая, она для внутренне зрелого человека. Но чаще всего мы видим, что люди переступают порог храма в поисках решений совершенно житейских проблем. В целом это нормально, в этом нет ничего страшного. Если у человека хороший духовник, то человек постепенно повзрослеет и выйдет из состояния «решите за меня эту проблему». Но если духовник — любитель помладостарчествовать, усилится привычный инфантилизм, естественный для новообращенного. И вот он сам уже вообще не может принимать решения — так жить или по-другому, — ему нужен внешний авторитет, внешняя опора. Абьюз начинается, когда человек без этой опоры уже не мыслит собственного существования. — Как это работает? — Например, у некоего молодого человека море комплексов, для себя самого он — ничтожество. И естественно, у него будут проблемы с девушками: он даже мысли не допускает, что может оказаться для кого-то привлекательным. Если такой человек попадет к жесткому, авторитарному духовнику, не имеющему собственных детей, не знакомому с подростковой психологией, то есть большая вероятность, что этот духовник может предложить ему монашеский путь. |
| О матушках-утилизаторах и химических конфетах Священник – тоже человек, и даже если у него пять или десять детей, это не значит, что в такой семье съедят всё, что вам не пригодилось 1 января, 2015 Священник – тоже человек, и даже если у него пять или десять детей, это не значит, что в такой семье съедят всё, что вам не пригодилось Матушка Елена Сапаева – о том, какие пожертвования не нужны и что с ними приходится делать. У матушек, жен священников (дай Бог, чтоб не у всех, но вряд ли…), есть одна тайная, незаметная на внешний взгляд домашняя «должность». Нет-нет, речь идёт не о ночной выпечке просфор или нелегальном добывании средств на храм. Это всего лишь… утилизация пожертвований, а говоря простыми словами – нещадное выбрасывание слишком уж подержанных (скажем мягко) вещей, что время от времени надаривают батюшке настойчивые доброхоты. Происходит это, конечно, негласно и с обязательным мысленным пожеланием здоровья дарителю, но… Удивлены? Не знали? Потому и пишу, что лучше было бы – знать. Когда я вижу среди буханок хлеба, принесённых с панихидного стола, неожиданную банку консервов, то не спешу доставать тарелку, а по заученному уже алгоритму действий прочитываю дату на крышке. Ну точно… Сегодня мне попалась, например, форель, просроченная всего лишь с августа. Ну что такое каких-то четыре месяца относительно двухлетнего срока годности. Зато – форель! И скорее всего, кстати, ее вполне можно есть – запаха постороннего нет, цвет вполне аппетитный, вон и три кошки мои голодные на неё как зарятся… Но я – не буду. Человек, принесший в храм совершенно «честную» банку бычков в томате, только что купленную в магазине по рекомендации продавца, совершает гораздо более эффективное пожертвование, чем тот, кто одаривает трапезную тремя килограммами креветок, с поста завалявшихся дома, перемороженных двенадцать раз и приобретших потому невинный, но лежалый запашок. Готовить из них суп на несколько десятков человек трапезницы побоятся, так что, скорее всего, вручат батюшке лично в руки – мол, пристройте куда-то, а он, машинально и на бегу засунув в сумку, принесёт домой, жене. Нет-нет, я их не выброшу. Я сделаю из них наваристый бульон, который с удовольствием съест моя собака – совершенно небюджетный по прожорливости метис азиата, пришедший к нам после смерти хозяина и постепенно зарабатывающий себе прозвище «Кризис». |
| Обращая наше внимание на историю развития мысли человеческой, мы видим, что потомки не ограничивались познаниями, сообщаемыми им преданиями предков, не успокаивались на несвязных и рассеянных чувственных наблюдениях внутреннего и внешнего опыта, но хотели искать невидимого и сокровенного в видимом. Человек долгое время не отделяет себя от природы, долгое время находится в усыплении, увлекаясь только инстинктом физическим и духовным. Доколе он находится в таком состоянии, дотоле нет еще философии; это первая низшая степень его бытия, когда он заботится только об удовлетворении своих нужд естественных. Высшая степень открывается тогда, когда человек становится выше чувственных потребностей, когда в нем открывается способность воображения, любовь к изящному. Но и здесь нет еще происхождения философии. Ибо он подобно дитяти живет и дышит еще жизнию и духом отца и матери. Но, наконец, наступает минута, и он как бы вновь рождается и как бы вновь вступает в мир. Доселе он не отделял бытия своего от внешнего мира и терялся в безразличном представлении того и другого; теперь усматривает самого себя среди множества предметов, светильник сознания в нем пробуждается, он открывает в себе мир мыслей, чувствований и желаний, отделяет свое я от того, что не есть я, и рассуждает: «Я не есть это; это не есть я», и спрашивает: «Что же такое я? и что не я?» И здесь-то начало философии. Когда человек таким образом отделил себя от природы, тогда он перестает рассеиваться по бесконечно разнообразным чувственным впечатлениям и ищет узнать причины вещей. Впрочем, на сем отличении своего я от не я, на изыскании причин законов и действий для всего разнообразного он еще не останавливается, но, замечая везде случайность и непостоянство, он старается выйти из круга ограниченных и разнообразных предметов, не видя начала всего, он стремится к изысканию Бесконеченого. Так и рассуждает он: я некогда не существовал, мир предлежащий также случаен, подлежит изменениям и может существовать так или иначе, может и вовсе не существовать; итак, кто же дал бытие сим двум мирам? Конечно, Существо Бесконечное и Вечное. Если бы в человеке не было сего стремления к Бесконечному Существу, ясно ли оно открывается или неясно, то не было бы и самой философии. Если бы, говорю, не было в уме человека свидетельства о Существе Бесконечном и Его совершенствах, то не было бы и философии. Испытание главнейших и коренных начал всего существующего не имело бы основания. Прочие познавательные силы не ведут к философии. Опыт внутренний и внешний доставляет одни материалы в виде рассеянном, без взаимной связи предметов между собою, без сведения, откуда все это началось и на чем основывается. Выше чувства внутреннего и внешнего находится в душе нашей разум (intellectus), коего свойство разнообразное приводит в единство сознания; по действию сей силы человек вводит как бы свой порядок в явления внешнего и внутреннего мира; все частное и разнообразное подводит под роды и виды. |
| Следовательно, не религия возникает из мифологии, а наоборот, мифология является одним из следствий грехопадения человека, нарушения связи человека и Бога (вспомним одну из этимологий слова «религия» – связь человека и Бога). Люди в своих безуспешных поисках Бога начали обожествлять природу. Здесь сразу видна вторая ошибка концепций, согласно которым религия возникает из мифологии, что якобы человек выдумал богов вследствие обожествления природы. Чтобы природу обожествлять, очевидно, что нужно уже иметь какое-то представление о Боге. Поэтому вначале у человека должно быть хотя бы смутное представление о Боге, чтобы он, пользуясь своими слабыми силами и разумом, испорченным грехом, видел в природе некоторых духов, демонов и создавал различные извращённые формы религии. Такими формами первобытного религиозного сознания являются: тотемизм, состоящий в обнаружении человеком связи своего рода, племени с определёнными животными, растениями или явлениями природы; магия, т.е. вера в то, что при помощи заклинаний, различных слов люди могут воздействовать на явления природы, поскольку между этими словами и явлениями природы стоят духи, понимающие эти слова; фетишизм, т.е. поклонение некоторым вещам, в том числе явлениям природы, обожествление отдельных предметов, например Солнца или других стихий; анимизм – вера в духов или в одухотворённость природы. В анимистической религиозности уже виден некоторый, как бы предваряющий философию взгляд на мир. Человек смотрит на мир, сначала посмотрев на себя. Человек видит свою душу, видит, что он движется и мыслит при помощи своей души, и этот же взгляд переносит на внешний мир, считая, что точно так же происходит движение и развитие всей природы. Природа, таким образом, населяется различными духами и богами. Человек объясняет природные явления, предполагая, что связь между ними есть отношение между этими духами и богами, а эти отношения он, соответственно, уподобляет отношениям между людьми. Таким образом, явления природы антропоморфизируются и даже социоантропоморфизируются, т.е. особенности человека и общества переносятся на природный мир. Возникает мифология, в которой явления природы описываются при помощи отношений различных богов, управляющих миром. В этом есть некоторое развитие, поскольку любая мифология есть уже определенная абстракция и обобщение. Люди видят не просто явления природы, но понимают, что у них есть некая причина, и видят её в неком боге. Впоследствии из этого обобщения и начинает возникать философия. §2. Религии Древней Греции |
|
|
