| Правительствующему Синоду всепокорнейше представя, просит, дабы соблаговолено было вышепоказанные находящиеся неосвященные антиминсы для выдачи ко освящению предписанных с прочими вновь построенных и совершенно ко освящению приуготовленных в Суздальской епархии церквей освятить преосвященному Антонию, Архиепископу Владимирскому и Ярославскому, или кому по благорассмотрению Св. Правительствующего Синода будет соблаговолено: и на освящение оных двух церквей: от Св. Правительствующего Синода преподать благословение». – Св. Синод приказал: означенные имеющиеся в оной Суздальской епархии неосвященные антиминсы к надлежащему освящению отослать по близости к упоминаемому Антонию, Архиепископу Владимирскому, и о том к Его Преосвященству и в тое Суздальскую духовную консисторию послать указы. (Дело арх. Св. Синода, 1760 года октября 17-го, 105). Св. Правительствующему Синоду из Вологодской преосвященного Серапиона, Епископа Вологодского и Белозерского, духовной консистории, 1761 года октября 10-го, было такое доношение: «Прошедшего 1760 года августа 15-го дня в указе Ея Императорского Величества, присланном из Святейшего Правительствующего Синода в Вологодскую консисторию, изображено, что о построении в Вологодской епархии, вместо старых обветшалых на прежних местах, новых церквей, и об отпуске во оные освящённых антиминсов, оной консистории указные дозволении чинить, за тяжко обдержимою епархиального Архиерея, преосвященного Серапиона Епископа, болезнью, Св. Правительствующий Синод благословляет; и по оному Св. Правительствующего Синода благословению имеющиеся при Вологодском соборе налицо антиминсы, которые Его Преосвященством вовремя еще Его Преосвященства здравия, освящены, и новопостроенным Вологодской епархии церквам, для посвящения тех новых церквей от Вологодской консистории и отпускались, а ныне за оным отпуском к выдаче для посвящения вновь построенных, вместо прежних обветшавших и погоревших, церквей ни единого уже антиминса, освященного при Вологодском соборе, не оказалось; а понеже для освящения таковых новых церквей об отпуске освящённых антиминсов, священно и церковнослужителей с приходскими людьми требования имеются, того ради Св. Правительствующего Синода Вологодская консистория нижайше просит об оной благомилостивой резолюции; ибо Вологодская консистория о напечатании и освящении антиминсов, которых потребно до двадцати, Св. Правительствующего Синода в контору представить без указу из Св. Правительствующего Синода опасна, а епархиальный Архиерей преосвященный Серапион, Епископ Вологодский и Белозерский, находится и до ныне в прежней болезни». Св. Синод приказал по оному Вологодской консистории доношению надлежащее рассмотрение и определение учинить будущему Вологодской епархии епархиальному Архиерею, и для того, когда оный произведён будет, тогда оное доношение отослать к Его Преосвященству при указе. (Дело арх. Св. Синода, 1761 г. 25 го октября, 89). |
| Возвращение в Урюпинск Упрощенная карта будущей Европы, — улыбнулся Горшков. — Вы зря смеетесь. Москва когда-то была таким же центром мертвой экономической зоны: она находилась между Киевской и Владимиро-Суздальской Русью. Что такое теперь Суздаль и что такое Москва? 2 февраля, 2013 Упрощенная карта будущей Европы, — улыбнулся Горшков. — Вы зря смеетесь. Москва когда-то была таким же центром мертвой экономической зоны: она находилась между Киевской и Владимиро-Суздальской Русью. Что такое теперь Суздаль и что такое Москва? В книге репортера Дмитрия Соколова-Митрича «Непоследние времена» собраны репортажи и публицистические заметки, которые автор писал на протяжении десяти лет. Они охватывают широкую картину бытия современного российского человека. Эта книга о временах, которые не выбирают, и о людях, которые в них живут, а не умирают. Это важное послание о необходимости быть оптимистом. Мы предлагаем вниманию читателей главу из книги, вышедшей в издательстве «Никея» . Почему Володя по кличке Трамвай вернулся в Урюпинск из Майами, а его друг Олег вообще никуда не уехал Время действия — вторая половина девяностых годов двадцатого века. Место действия — город Урюпинск, Волгоградской области, и город Майами, штата Флорида. Главные действующие лица: Владимир Кондратенко, предприниматель, занимающийся закупкой и сбытом сельхозпродукции. Кличка Трамвай досталась от старшего брата, которого так прозвали за прямой и неуступчивый характер. После дефолта 1998 года Володя устал жить в России и уехал в Америку. Спустя три года он устал жить в Америке, вернулся в Урюпинск и офигел. Его друг детства Олег Горшков, заместитель мэра Урюпинска по экономике, финансам и стратегическому планированию, все это время делал из Урюпинска Майами. Осталось совсем немного. Обретение козла И еще есть некий грек. Вернее, был. Его имени и фамилии уже никто не помнит. Грек приехал из Греции в Урюпинск в далеком 1993 году по какому-то мелкому деловому вопросу. Решив с греком его деловой вопрос, начальники принялись водить грека по городу и показывать достопримечательности. Подвели и к памятнику Ленину. «Вообще-то на этом месте должен был стоять козел, — пошутил мэр Валерий Сушко. — Точнее, коза. Потому что она нас кормит, поит и одевает. У нас в Урюпинском районе водится особая коза — пуховая. Ее не доят и не едят, она только пух дает. А стоит только эту козу вывезти за пределы района — тут же вырождается». |
| Ещё две повести хоть и были написаны более основательно, и относят основание города одна к XIII, а другая к XII столетию, однако ж интересовала сочинителей явно не Москва. «Сказание об убиении Даниила Суздальского» — это такой древнерусский детектив: неверная жена крутит роман аж с двумя княжескими служками, которые убивают её праведного супруга. Его брат приходит покарать преступников – и напоследок зачем-то основывает город. В «Повести о зачале Москвы» тот же сюжет приведён хоть в какое-то соответствие с сообщениями летописей. И Москву здесь основывает Юрий Долгорукий, и Кучковичи убивают не Даниила Суздальского, а Андрея Боголюбского. Но, похоже, что сочинителя опять интересуют не исторические подробности, а красивый образ. Перед тем, как основать город, князь Юрий Владимирович поднимается на гору и смотрит вокруг. Совсем как апостол Андрей в «Повести временных лет», предсказавший основание Киева. Нет, похоже в древних повестях достоверных сведений об основании города мы не найдём. Обратимся лучше к летописям. Расцвет Кремля. Всехсвятский мост и Кремль в конце XVII века. 1922, бумага на картоне, уголь, акварель, карандаш 1147 и 1156? Любой москвич знает, что возраст города считается сейчас от первого упоминания Москвы в летописи. Действительно, составитель Киевской летописи, позже вошедшей в состав более крупного свода – Ипатьевского, под 1147 годом упоминает в своём повествование такое обращение Юрия Долгорукого к его союзнику Святославу Ольговичу: «Приди ко мне, брате, въ Московъ». Но что именно к тому времени представлял из себя упомянутый здесь «Москов», учёные сказать затрудняются. Был ли это город или, как полагают некоторые, просто земельное владение, своеобразная княжеская «дача», почему-либо выбранная местом встречи? Непонятно и где именно на территории нынешнего города она находилась. Данные археологии свидетельствуют: деревянная крепость на Боровицком холме была поставлена лишь в середине 1150-х годов. При раскопках, предшествовавших строительству нынешнего торгового центра «Охотный ряд» археологи вновь получили возможность исследовать её остатки. |
| Каким образом Нижний Новгород достался в 1341 г. Константину Васильевичу Суздальскому? Это могло произойти как военным, так и мирным способом. Но первый из этих вариантов отпадает, так как ни одна из русских летописей ничего не говорит о каких-либо боевых столкновениях в это время между московскими и суздальскими князьями. По мнению В. А. Кучкина, переход Нижнего Новгорода под власть суздальского князя был связан с тем, что Семен Гордый получил великое княжение Владимирское в урезанном виде: в 1341 г., т.е. спустя год после смерти Ивана Калиты, хан выделил из него особое Нижегородское княжество, переданное князю Константину Васильевичу Суздальскому. Таким образом Орда стремилась избежать чрезмерного усиления московских князей. Тем самым складывалась ситуация, аналогичная той, что была в 1328 г., когда после подавления тверского восстания 1327 г. великое княжение было поделено между Иваном Калитой и Александром Васильевичем Суздальским. А. А. Горский, хотя и в целом согласился с этим предположением, все же подверг его критике. Действительно, Рогожский летописец, хотя и говорит о посажении Константина Васильевича в Нижнем Новгороде «на княжении на великомъ» 332 , в последующих упоминаниях этого князя эпитета «великий» по отношению к нему не употребляет 333 . От себя добавим, что при этом объяснении остаются невыясненными два вопроса. Что мешало хану Узбеку разделить великое княжение годом раньше, когда к нему приехал Семен Гордый после смерти отца? Что подвигло нижегородских и Городецких бояр «яшася» за Семена и идти вместе с ним в Орду, если раздел великого княжения был санкционирован самим ханом (хотя к тому времени и умершему), чьи действия не подлежали даже обсуждению? Тем самым выясняется необходимость поиска иных причин того, каким образом Нижний Новгород достался суздальским князьям. Из практики того времени известно, что подобное могло явиться следствием брака, когда за невестой давали приданое. Это обстоятельство заставляет обратиться к семейной жизни Семена Гордого. |
| В середине XVII века белокаменные антропоморфные саркофаги вдруг перестают делать. Почему – мы не знаем. При этом одновременно практически полностью отказываются от саркофага вообще, от любых его видов. Будут встречаться более поздние саркофаги, но крайне редко. Традиция обрывается, хотя антропоморфные саркофаги никто не запрещал, насколько мы знаем, и не требовал от них отказаться. «Важнее было знать, в честь кого крещен человек, а не день его физического рождения» – Почему широкое распространение получила именно надгробная плита? – Мы не можем точно ответить на этот вопрос. С одной стороны, пригодных валунов было больше, они довольно часто встречаются на поверхности земли, особенно на Русском Севере. Но они тяжелы в обработке. Строительство из белого камня развивается со второй половины XII века во Владимиро-Суздальской земле, где в большом количестве строятся храмы. И параллельно появляется много надгробий в виде горизонтально лежащей плиты из этого же материала. Это своего рода малая архитектурная форма, как и саркофаг. Надгробная плита не то что вытесняет, а заполняет пустоты, которые оставались после постепенного отказа от использования валунов в центре страны (хотя и их продолжат использовать к некоторых местах, на том же Русском Севере). Но во Владимиро-Суздальской земле перейдут на изделия из известняка. Надгробные плиты станут действительно очень распространенными. Они удобны: саркофаг все-таки обычно закапывали в землю, он исчезал из глаз. Валун, как я уже сказал, тяжел в обработке, на нем трудно писать. Известняковая плита идеально подходит для того, чтобы обозначить место, где похоронен или будет похоронен человек (а памятники устанавливали и заранее – всем хотелось занять место поближе к церкви). Такую плиту проще декорировать, размещать орнамент, надписи, которые появляются в конце XV beka. С этого момент надпись быстро вытесняет всю орнаментику, превращаясь и в украшение плиты (некоторые надписи очень красивы), и в источник информации, сообщающей кто погребён в данном месте. |
| Желание благочестивого простолюдина видеть как можно больше блеска и «света» на своей иконе привело к появлению в структуре суздальского иконного дела специальных производств блестящих материалов, поскольку массовое ремесло всегда и везде предполагало имитацию дорогостоящих материалов. Настоящее золото всегда стоило дорого, поэтому суздальский мастер его использовал, только когда писал дорогие иконы на заказ (Голышев, 1865, с. 93). Для «расхожих» же дешевых икон изготавливалось специальное «копченое» серебро, так называемая «коптель», которая имитировала твореное золото. Коптелыо наносили пробела на одеждах, цветы, различного рода орнаменты и надписи; после просушки ее полировали кремнем или коровьим зубом. Хорошего качества коптель иногда сложно было отличить от настоящего золота. Ее изготовлением занималась часть жителей Холуя, которых иконописцы называли «коптельщиками». По описаниям очевидца, листочки серебра «коптили» в прямом смысле слова: их развешивали на проволоках в ящике над углями, на которые клали старые подошвы, лоскутки валенка и т.п. Принимавшее желтый цвет серебро растирали затем на гуммиарабике как золото. Ремесленники развозили Коптель в раковинах, которые добывались ими в местной реке Тезе (ВГВ, 1869, 17; см. также: ВГВ, 1868, 4). Кроме того, золото имитировали и листами серебра и олова, которые после наложения на фон иконы покрывали специальным спиртовым лаком, отваром из лесной ягоды крушины или шафрана (получалось так называемое «шафрановое золото») (Голышев, 1865, с. 93) 28 . Потребность московского благочестия закрывать иконы блестящими окладами сообщилась целой промышленности их изготовления. Для украшения дорогих икон существовало ручное изготовление окладов: в 1893 г. только в Мстере насчитывалось 10 «ризочеканных» заведений (Леонтьев, 1903, с. 41). Здесь же во второй половине XIX в. налаживается ризоштамповальное и фольгопрокатное производство, техническое и сырьевое оснащение которого связывает суздальский промысел с отдаленными промышленными центрами. Два мстерских небольших завода прокатывали медную и серебряную фольгу и штамповали «ризное серебро» (ОИКП, т. 5, с. 417), находившие тут же свое применение в целой сети специальных «фольгоуборочных» мастерских. В последних дешевые «подфолежные» иконы «молниеносного» изготовления (на них писались только лики и руки, а все остальное закрывалось дешевым фольговым окладом) декорировались бумагой, цветами и штампованным «ризным блеском». На суздальских иконников издавна работал и сусальный промысел деревень Филипповской волости Владимирской губернии, который существовал до конца ХХ в. (Харизоменов, 1 882, с. 179). |
| Кроме того, начиная с декабря и до весны доски привозили в Мстеру каждую неделю, по средам и субботам, от 20 до 50 возов. По сведениям «Владимирских губернских ведомостей», в 1 859 г. только из-за Волги было привезено: в Холуй – 528 тыс. досок, в Палех – 440 тыс. и Мстеру – 176 тыс. Цены на доски были необыкновенно низкими. Легендарная дешевизна суздальских «краснушек» вполне соотносилась с дешевизной досок: даже в начале ХХ в. сто досок «десятерика» (31х25 см) обходились в 6 руб. 57 коп., а «девятерика» (27х22 см) – всего 3 руб. 70 коп. (Леонтьев, 1903, с. 34; ВГВ, 1866, 4). («От дешевизны досок дешевы и сами иконы», – замечала газета.) И. Голышев уверял, что иконники, которые «побогаче», запасали в зимнее время (особенно в Великий пост ) до 15 тыс. досок каждый (ВГВ, 1859, 15; ВГВ, 1866, 4). Этим цифрам вполне соответствовали цифры другие: в 1 8 7 9 г. по железной дороге и на лошадях только из Мстеры было отправлено 1 млн. 205 тыс. икон (ВГВ, 1881, 8)! У суздальских иконников доски назывались «деревами», а их изготовители и продавцы – «деревщиками». Как делали суздальские доски и каковы их признаки? «Деревщик» XII в. или XVI в. вначале вытесывал доску топором, а затем обстругивал теслом. Однако с появлением продольной распиловки бревен в XV11 в. время изготовления доски значительно сократилось. В последующие двести лет этот способ стал общераспространенным. Хотя рубанок стал применяться где-то с середины XVII в., можно заметить, что многие суздальские иконы XVIII–XIX вв. написаны на досках, обработанных теслом и даже топором: в суздальском иконном деле существовал специальный промысел по сбору старых досок. О его масштабах можно судить по сведениям местной газеты 1879 г. В этом году только в Мстеру было привезено более 28 тыс. собранных по всей России старых досок (ВГВ, 1881, 8). Ни на Балканах, ни на православном Востоке, надо полагать, такого промысла не было. Тыльные стороны «суздальских» икон часто имеют характерный черный или коричневый налет. Специалисты полагают, что это – следы специальных обработок досок олифой или чесночным соком для защиты от жуков-точильщиков. |
| И стал великий князь Дмитрей Ивановичь сь своим братом с князем Владимером Андреевичем и со остальными своими воеводами на костх на пол Куликове на речьке Непрядв. Грозно бо и жалосно, брате, в то время посмотрети, иже лжат трупи крестьяньские акы снныи стоги у Дона великого на брзе, а Дон река три дни кровию текла. И рече князь великий Дмитрей Ивановичь: «Считайтеся, братия, колько у нас воевод нт и колько молодых людей нет». И стал великий князь Дмитрий Иванович со своим братом, с князем Владимиром Андреевичем, и с остальными своими воеводами на костях на поле Куликове, на речке Непрядве. Страшно и горестно, братья, было смотреть: лежат трупы христианские как сенные стога у Дона великого на берегу, а Дон-река три дня кровью текла. И сказал князь великий Дмитрий Иванович: «Сосчитайтесь, братья, скольких у нас воевод нет и скольких молодых людей?» Тогды говорит Михайло Ондревичь московъскый боярин князю Дмитрию Ивановичю: «Господине князь великый Дмитрий Ивановичь, нту туто у нас сорока боярин больших мосъковъских, да 12 князей белозерскых, да 30 бояринов посадников новгородцких, да 20 бояринов коломеньскых, да 40 бояринов переяславъских, да полу 30 бояринов костромскых, да пол 40 бояринов володимеръских, да 50 бояринов суздальских, да 70 бояринов резаньских, да 40 бояринов муромских, да 30 бояринов ростовъскых, да трех да 20 бояринов дмитровских, да 60 бояринов звенигородцких, да 15 бояринов углецъких. А изгибло нас всей дружины пол 300 000. И помилова Бог Рускую землю, а татар пало безчислено многое множество». Тогда отвечает Михайло Андреевич, московский боярин, князю Дмитрию Ивановичу: «Господин князь великий Дмитрий Иванович! Нет у нас сорока бояр больших московских, двенадцати князей белозерских, тридцати бояр – новгородских посадников, двадцати бояр коломенских, сорока бояр переяславских, двадцати пяти бояр костромских, тридцати пяти бояр владимирских, пятидесяти бояр суздальских, семидесяти бояр рязанских, сорока бояр муромских, тридцати бояр ростовских, двадцати трех бояр дмитровских, шестидесяти бояр звенигородских, пятнадцати бояр угличских. А погибло у нас всей дружины двести пятьдесят тысяч. И помиловал Бог Русскую землю, а татар пало бесчисленное множество». |
| Рассматривавший рукопись архимандрит Иосиф донес комитету, что «акафист изложен благоприлично и согласно с церковной службой святым Феодору и Иоанну, Суздальским чудотворцам, напечатанной в 1870 году». Синод от 29 июля/6 августа 1881 года за 1580 постановил: «Разрешить акафист святителям Феодору и Иоанну Суздальским к напечатанию, но не иначе, как согласно со сделанными в той рукописи комитетом исправлениями и в ограниченном количестве экземпляров для местного употребления во Владимирской епархии» 220 . 11 августа 1881 года за 3164 был послан из Святейшего Синода указ Санкт-Петербургскому духовно-цензурному комитету. 67 Акафист св. князю Михаилу Тверскому 22 июня 1881 года в Санкт-Петербургский духовно-цензурный комитет мещанином г. Твери Иваном Васильевичем Долговым был представлен акафист св. князю Михаилу Тверскому. Архимандрит Иероним 7 августа доносил Санкт-Петербургскому духовно-цензурному комитету: «Так как из прошения мещанина Долгова, при котором представлен акафист, не видно ни того, не имелся ли доселе и не имеется ли теперь в употреблении акафист св. благоверному и великому князю Михаилу Тверскому, ни того, существует ли действительная нужда в таком акафисте, то я полагал бы предварительно испросить об этом сведений от тверского епархиального начальства». В соответствии с этим духовно-цензурный комитет потребовал от Долгова, чтобы он испросил от тверского епархиального начальства официальный отзыв о том: а) существует ли действительная нужда в новом акафисте св. благоверному князю Михаилу и б) нет ли препятствий со стороны епархиального начальства к дозволению автору издать оный в том виде, в каком он представлен. На эти вопросы Тверская духовная консистория 15 октября 1881 года ответила, что она препровождала акафист протоиерею кафедрального собора Первухину, который дал отзыв: «1) Акафист св. благоверному великому князю Михаилу Тверскому составлен удовлетворительно как по содержанию, вполне согласному с историей, так и по изложению, вразумительному для читателей. |
| Н.С. Демкова предлагает «широкую» датировку «Слова о полку Игореве» – осень 1188 - май 1196 гг. – обладающую, по ее мнению, «достаточно бесспорным основанием», и «узкую» – после июля 1194 г. – до мая 1196 г. «Какие же конкретные датирующие данные мы можем извлечь из авторского текста «Слова»? – задает вопрос исследовательница и далее отвечает на него. – В начале «Слова» князь Игорь назван «нынешним» (умер в 1202 г.), в конце «Слова» читаются «слава» и «здравица» в честь трех князей – участников похода 1185 г. – Игоря, Всеволода и Владимира. Несомненно, что эти слова автора обращены к живым, здравствующим князьям, уже вернувшимся из половецкого плена на Русь (намек на возвращение Владимира содержится и в диалоге Гзы и Кончака ). Известно, что Всеволод Святославич умер в мае 1196 г., Владимир Игоревич вернулся на Русь осенью 1188 г. Отсюда следует, что границы написания «Слова» - осень 1188 г. – май 1196 г.» . Но поскольку в концовке «Слова» нет «славы» киевскому князю Святославу Всеволодовичу, то Н.С.Демкова предполагает, «что «Слово» было написано уже после смерти Святослава Всеволодовича (князь умер в конце июля 1194 г.)». При этом исследовательница очень тонко анализирует сон Святослава, в котором чувствуется «иносказательное напоминание автора о недавней смерти самого великого князя» . Помимо названных конкретных датирующих деталей определить время создания «Слова» исследовательнице помогает сложившаяся на момент его написания “политическая ситуация” и повод, вызвавший к жизни «Слово». По мнению Н.С. Демковой, в «Слове» отражена историческая обстановка 1194-1196 гг., характеризующаяся новым резким обострением вражды после смерти Святослава Всеволодовича двух княжеских родов: Мономаховичей (Всеволода Суздальского, Рюрика и Давыда Ростиславичей) и Ольговичей (Ярослава Всеволодовича Черниговского, Игоря и Всеволода Святославичей). «Кажется, – замечает Н.С. Демкова, – есть основания видеть в ситуации этих лет исторический фон и непосредственный повод для создания «Слова о полку Игореве». «Слово» было создано в защиту черниговских Ольговичей, оно напоминало о недавнем княжении на Киевском столе одного из Ольговичей – Святослава, было направлено против определенной политической линии Всеволода Суздальского. Пафос «Слова» заключается в том, чтобы направить силы князей на борьбу с половецкой опасностью. Высший критерий оценки для автора – благо Русской земли и ее “ратаев”» . |
|
|
