| Лето 1084 г. Владимир провел в гостях у брата Ростислава, в Переяславле, сторожа границу. Братья вместе выходили в степь, за р. Супой. Активные боевые действия начались в сентябре. Подъезжая к городку Прилуку, Всеволодовичи внезапно столкнулись с 8-тысячным половецким войском. Братья не растерялись и хотели биться, но оказалось, что брони на возах были отправлены вперед. Пришлось спасаться за стенами (всю жизнь потом вспоминал Владимир эту оплошность). Осаждать Прилук половцы не стали, и 8 сентября русское войско выступило к городку Белая Вежа, что на р. Остре. Там удалось разбить еще один половецкий отряд, истребив его целиком - " два мужа толко утекоста " , захватить двух " князей " - " Багубарсовых братьев: Асеня и Сакзя " . Едва отбили половцев на левом берегу Днепра, как пришлось мчаться на правый и здесь биться с ними сначала под Торческом, затем совершать броски к Юрьеву, Красну, Варину, везде громя орды грабителей, а после - новый поход на Волынь. Состарившийся Всеволод утрачивал контроль за государственными делами. Владимиру все в большей степени приходилось брать управление государством на себя. По поручению отца он снова воюет с Ярополком Изяславичем и заключает с ним мир, после чего тот был вскоре заколот собственным дружинником неизвестно по какой причине. В начале 90-х гг. половецкий натиск усилился. В 1092 г. степняки разорили три городка. Организовать эффективный отпор им тогда не удалось. Вскоре Всеволод умер. Новым киевским князем, как старший в Ярославовом роду, стал Святополк Изяславич. Владимир мог бы сохранить за собой Киев, но уступил. Возможно, из опасения нового половецкого нашествия. На следующий год война с половцами под руководством неопытного Святополка закончилась страшным разгромом и разорением Киевщины. Разбитое войско русских князей бежало с поля битвы из-под Треполя. В водах разлившейся р. Стугны Владимир потерял брата Ростислава и чуть было не утонул сам. В дальнейшем Святополк и Владимир действовали порознь. Киевский князь, пытавшийся оказать помощь осажденноме Торческу, снова был разбит. Зато Мономах сумел защитить Левобережье и более того - ему удалось, после боя у Халепа, на правом берегу, заключить с половцами почетный мир, обменявшись с ними пленными, выручить своих дружинников. |
| Но так было не всегда. При жизни Святослава Ярославича, отца Олега, князя Черниговского, а затем и Киевского (с 1073 по1076 гг.) двоюродные братья Олег и Владимир были очень дружны. Они ходили в совместный поход против чехов (как союзники поляков). По возвращении из похода Владимир узнает о рождении своего первенца – Мстислава (Гарольда), крестным отцом которого становится Олег. Однако после смерти Святослава Ярославича в Киев возвращается изгнанный им и Всеволодом старший Ярославич – Изяслав. Всеволод Ярославич перебирается из Переяславля южного в Чернигов. При этом он ограничивает свободу его истинного хозяина – Олега и отдает свою Переяславльскую вотчину сыну Владимиру Мономаху. Олег же оказывается без княжеского удела в Русской земле и в последующие годы силой пытается восстановить справедливость, становясь на защиту интересов всех Святославичей, оказавшись после гибели в 1078 г. Глеба Святославича старшим среди них. Так разгорается конфликт между двумя княжескими ветвями. Владимир Всеволодович Мономах являет собой пример совершенно иного рода – благоверного князя – и смирением своим достигает Киевского престола. После смерти отца в 1093 г. он уступает Киев Святополку Изяславичу, хотя, если бы захотел, мог бы отстоять его силой. В 1094 г. уступает Чернигов Олегу Святославичу, не желая кровопролития. Более того, прощает Олегу убийство в 1096 г. своего второго сына Изяслава под Муромом. Поселяется в маленьком Переяславле, а Любечский съезд 1097 г. закрепляет за ним эту вотчину. По кончине князя Святополка Изяславича в 1113 г. по праву старшинства, заповеданного Ярославом Мудрым, в Киеве должен был сесть Олег Святославич, но на престоле оказывается … Владимир Мономах! Мало того, что Олег Святославич уступил Владимиру Киевское княжение, он еще и выступил, чтобы защитить столицу Руси, против половцев, узнавших о смерти киевского князя. Незадолго до смерти Олег Святославич вместе с Владимиром Всеволодовичем организовывают совместное торжество по перенесению 2 мая 1115 г. мощей святых Бориса и Глеба как символ «братней любви» и примирения двух родов. |
| Оному же не восхотевшю обратитися, ни послушати, и дасть ему зелье, оному же обухавшю и восплаковшю, рче: да луче есть на своей земле костью лечи, нели на чюже славну быти. И приде во свою землю, от него родившюся Концаку, иже снесе Сулу, пешь ходя, котел нося на плечеву " . Но в целости дошло до нас поэтическое сказание о несчастном походе северских князей, Игоря Святославича с братьею на половцев, Слово о полку Игореве. Особенные доблести этих князей, их ревность добыть себе славы в борьбе с погаными, их великодушие, по которому они не захотели покинуть в беде черных людей, заслуженная, следовательно, народная любовь к этим князьям, любопытные подробности похода, необыкновенная удача вначале, необыкновенное бедствие в конце, которое, однако, не уменьшило, но еще увеличило славу князей, наконец удивительное спасение Игоря из плена - все это должно было возбуждать сильный интерес в народе к этому событию, которое потому и стало предметом украшенного, поэтического сказания; самые подробности похода, как они сохранились в летописи, всего лучше показывают нам интерес, связанный для древней Руси с этим событием, всего лучше объясняют нам возможность и необходимость существования Слова. Нам нет нужды даже предполагать, что сочинитель Слова был житель страны Северской, ибо вспомним, что в это время племя Ольговичей стояло на первом месте во всей южной Руси: старший в этом племени, Святослав Всеволодович, сидел тогда на столе Киевском, следовательно бедствие северских князей должно было найти сильное сочувствие и на западном берегу Днепра. Сочинитель Слова о полку Игореву не хочет начинать своего рассказа прямо о походе северских князей на половцев, но хочет предпослать ему старые слова, ограничиваясь, однако, былинами позднейшего времени, именно начиная со времен Владимира Мономаха, или, как он называет его, Владимира Старого, в противоположность другим, младшим Владимирам. Эти былины позднейшего времени, начиная со времен Владимира Мономаха, он противополагает песням, сочиненным по замышлению вещего Бояна. |
| Это чудо разнеслось по всей Руси: все полюбили князей, любимых Богом, и Новгородцы призвали их быть государями в их областях; Мстислав начал княжить в самом Новгороде, Ярополк — в Торжке. Таким образом, все успокоились, и Всеволод III уже без всякого спора, как старший из Мономаховичей, стал великим Владимирским князем. Старший же из Олеговичей, Святослав Всеволодович, сын Всеволода II, был в это время Черниговским и Киевским князем. Слово о полку Игореве от 1178 ДО 1185 года Наверное, многие из вас, дети, с восхищением слушают, когда ваши старшие братья или сестры читают прелестные сказки в стихах Жуковского и Пушкина. Может быть, вы даже знаете наизусть некоторые из них? Припомнив несколько приятных строчек, прочитайте потом следующие: Ярославна рано плачет в Путивле на забрале аркучи: «О ветер ветрило! Чему, Господине, насильно вееши! Чему мычеши Хиновские стрелкы на своею нетрудною крилцю, на моея лады воев! Мало ли ти бяшет горе под облакы веяти, лелеючи корабли на сине море! Чему, Господине, мое веселие по ковылию развея! О Днепре Словутицю! Ты пробил еси каменный горы сквозь землю Половецкую. Ты лелеял еси на себе Святославли посады до полку Кобякова! Возлелей, Господине, мою ладу ко мне, а бых не слала к нему слез на море рано!» Как вам это понравилось, друзья мои? Это небольшой отрывок из поэтического произведения, сочиненного при великом князе Всеволоде Георгиевиче в XII веке, которое называется «Слово о полку Игореве». Мы называем его первым поэтическим произведением, потому что оно самое раннее из дошедших до нас; но надо думать, что и до того времени на Руси были поэты: сочинитель «Слова о полку Игореве» говорит о Соловье старого времени, стихотворце Бояне, который сладко пел о славе наших князей. Сочинения их, вероятно, исчезли во время постоянных войн, пожаров и грабежей, разорявших в старину наше Отечество. «Слово о полку Игореве» — это повесть или рассказ о походе Игоря. Игорь был внуком знаменитого Олега Черниговского и князем Новгорода-Северского. Этот город находился в земле Северской, там, где теперь Черниговская и Полтавская области. Игорь в молодости был чрезвычайно храбр, любил войну и ради славы был готов с радостью умереть. В 1184 году князья южной России, главным из которых был Святослав Всеволодович Киевский, не сказав ни слова Игорю Северскому, пошли против злых врагов Отечества — Половцев и 30 июля одержали над ними славную победу, взяли в плен 7000 человек, 417 князьков, в том числе знаменитого Кобяка, множество прекрасных Азиатских лошадей и разного оружия. Даже самый храбрый из их ханов, Кончак, был разбит ими несмотря на то, что у него было огнестрельное оружие, которое наши предки называли живым огнем. |
| Источники ничего не сообщают о мероприятиях, предшествовавших походу 1111 года, - второму большому походу вглубь половецкой территории. Известно лишь, что душой похода и его организатором вновь выступил Владимир Всеволодович, и что переговоры со Святополком Изяславичем проходили на этот раз зимой, в том же Долобске. Нам остается только реконструировать замысел его организаторов, исходя из описания самого похода, носившего демонстративно карательный характер. Лаврентьевская и Радзивилловская летописи, называя поименно участников, дают идентичное, притом предельно краткое, буквально схематичное описание этого предприятия. Поэтому обратимся к Ипатьевской летописи[ 8 ]. Стремясь выйти как можно раньше, Святополк Изяславич Киевский с сыном Ярославом, Владимир Всеволодович Переяславский с сыновьями Мстиславом, Ярополком и Святославом, которые, кроме своих дружин, вполне могли вести отряды из Новгорода и ростово-суздальского Залесья, Давыд Святославич Черниговский с сыном Ростиславом и Давыд Игоревич Волынский выступили еще по снегу, в самом конце зимы. Войска двинулись во второе воскресенье Великого поста - 26 февраля и, миновав Переяславль, в пятницу подошли к Суле. За следующий день совершили переход до Хорола. Здесь распутица заставила бросить сани, на которых, как до сих пор считали, ехала пехота, и в воскресенье крестопоклонной недели прибыли к р. Псел. Совершив следующий переход на р. Голтву, сделали дневку, проведя вторник в ожидании отставших (пехоты?) и в среду прибыли на р. Ворсклу, за которой начинались половецкие владения. Здесь, на краю русской земли, по-видимому, был совершен молебен. Богослужение, помимо главной своей цели, - обращения к Создателю с просьбой о даровании победы, должно было укрепить дух участников небывалого похода. Скупыми красками со слов участников рисует автор повести психологическое состояние воинов: " ...хрестъ целоваша и възложиша всю надежю на хресть со многими слезами " [ 9 ]. Это, безусловно, не первое в нашей истории богослужение с участием войск, но первое в боевой обстановке, о котором специально упоминает источник. |
| Повесть о битве на Калке вошла в Лаврентьевскую летопись в краткой редакции, которая содержит лишь деловой перечень событий. Считается, что рассказ о битве на Калке в Лавретьевской летописи восходит к владимирской великокняжеской летописи 1228 г., куда он, очевидно, попал из летописца Переяславля Русского. В Лаврентьевской летописи этот рассказ был переработан ростовским летописцем, который значительно сократил повествование и включил сведения о Васильке Константиновиче, счастливо избежавшем поражения на Калке. Представляет интерес начальная часть рассказа о сражении на Калке, которая находит точную аналогию в Новгородской первой летописи (ср. также в позднем Тверском сборнике). Существует предположение, что эта часть восходит к Рязанскому летописанию. В повести о битве на Калке отразился ужас перед грозным завоевателем. Основываясь на «Слове о царстве язык» (Откровение) Мефодия Патарского , летописец возводит татар к нечестивым библейским народам. Рассказывая о пленении Батыем Русской земли, летопись особенно подробно останавливается на завоевании Владимиро-Суздальского княжества. В этой части Лаврентьевской летописи четко прослеживается рука ростовского летописца, который в рассказе владимирской летописи сделал многочисленные вставки, посвященные Васильку Ростовскому. Поэтому, например, о гибели Юрия Всеволодовича в Лаврентьевской летописи сообщается дважды. Рассказ о гибели Василька заканчивается похвалой ему; под пером ростовского летописца Василек Ростовский становится почти святым. Вниманием летописца пользуется также великий князь владимирский Юрий Всеволодович. Сообщение о том, как Ярослав Всеволодович перенес тело брата из Ростова во Владимир, заканчивается в летописи похвалой Юрию, в значительной части заимствованной из похвалы Владимиру Мономаху . О завоевании Батыем других русских княжеств в Лаврентьевской летописи рассказывается очень кратко – для жителя северо-восточной Руси эти события представляли меньший интерес. В рассказе о нашествии Батыя в Лаврентьевской летописи имеется целый ряд важных фактических данных, которые, очевидно, принадлежат современнику событий. С другой стороны, повествование в Лаврентьевской летописи отличается обилием риторических отступлений, множеством цитат из Священного писания. Большая часть этих отступлений, как теперь установлено, заимствована из предшествующей части летописи и Повести временных лет, которая читается в начале Лаврентьевской летописи. Летописец старается оживить свой рассказ, используя диалог, внутренний монолог и т. д. Весьма живо изображен, например, разговор сыновей великого князя Всеволода и Мстислава с татарами, которые привели к Золотым воротам пленного Владимира Юрьевича. В уста действующих лиц (Юрия, Василька, епископа Митрофана) летописец вкладывает традиционные предсмертные молитвы. Повесть Лаврентьевской летописи о нашествии Батыя представляет большой интерес как исторический источник и как образец летописного стиля. |
| Вел. кн. желал войны, а кн. Черниговский – мира. Святополк, однако, переселил, и князья, дождавшись прибытия Ростислава, поцеловали друг другу крест, а затем все трое двинулись к Треполю, нынешнему м. Торролью, в Киевском уезде. Летописец повествует, что, подойдя к р. Стугне, широко разлившейся тогда от дождей, князья «созваша дружину свою на совет, хотяче поступити через реку, и начаша думати. Глаголаше Володимер: „яко сде стояче через реку, в грозе сей, створим мир с ними“, и пристояху совету семи смыслении мужи, Ян и прочии. Кияне же не всхотеша рекоша: „хочем ся бити, поступим на ону сторону реки“» 32 . Делать было нечего, князья переправились за реку, прошли Триполь, увидели половцев со стрелками впереди, и, водрузив стяги свои, стали между двумя валами. 26 мая 1093 года половцы двинулись вперёд, подошли к русским валам, схватились с полком Святополковым, сломив который, обратили его в бегство, обрушились потом на дружину Мономахову, бились с нею люто, но одолели, одолели и отряд Ростислава. Ошеломлённые скорым и совершенным поражением, русские полки толпами бросились назад, в величайшем беспорядке прибежали к р. Стугне и начали спешную переправу вброд, причём конь Ростиславов занёс седока своего в быстрину. Владимир кинулся спасать брата, но был только очевидцем его гибели, потому что едва не утонул сам, с трудом вытащенный из воды воинами. От Стугны Мономах печально пришёл в Чернигов, а Святополк, попробовав до вечера затвориться в Триполе, к ночи же возвратился в Киев, куда вскоре привезли и тело юного Ростислава, с горькими слезами встреченное и погребённое матерью погибшего, вдовою Всеволодовой. Между тем победители половцы, воюя всё русское Поднепровье, девять недель стояли под Торческом, откуда половина их пошла к Киеву, встретилась с Святополком на р. Желани и снова обратила в бегство полки великого князя, сам-третий с двумя отроками прискакавшего в Киев. Торческ пал; сёла, церкви и гумны пылали, города опустели; несчастное население сотнями погибало в мучениях и тысячами выводилось на чужбину, в тяжкую неволю. |
| Потомки Полоцкого Изяслава по его воинственному внуку назывались Всеславичами. В третий и последний раз разделил Россию на уделы Ярослав, который оставил после себя пять сыновей, посадив их при своей смерти: Изяслава на великом княжении, Святослава в Чернигове, Всеволода в Переяславле, Игоря во Владимире Волынском и Вячеслава в Смоленске. Из этих пятерых пошли три удельные линии от троих первых – Изяславичей, Святославичей и Всеволодовичей, а что касается до двоих последних, то пятый, Вячеслав, имел потомства всего одного сына, а четвёртый, Игорь, имел его весьма немногочисленное. Кроме пятерых сыновей Ярослав оставил ещё не наделённого уделом внука Ростислава, сына умершего ещё при нём самом его старшего сына, Новгородского Владимира (1052). Дети этого Ростислава, получившие себе удел при третьем преемнике Ярослава на великокняжеском престоле – его сыне Всеволоде, составили ещё линию удельных князей – Ростиславичей, в отношении к великокняжескому престолу изгойную, подобно Полоцкой Изяславовой. Эти пять линий удельных князей и владели Русью в продолжение периода до-монгольского. Вторые Изяславичи, внуки Ярослава, имели своим уделом область Туровскую, в которой княжил Изяслав ещё при жизни Ярослава 1268 и которая, нет сомнения, придана была ему в родовую собственность к великому княжению. Святославичи, иначе называвшиеся Ольговичами, имели уделом область Черниговскую, к которой принадлежали Муром с Рязанью, земля Вятичей с Радимичами и Тмутаракань. Всеволодовичи, иначе Мономаховичи, имели своим уделом Переяславль, к которому принадлежали Ростов с Белозерьем и Суздалью. Кроме того в их же род достались уделы Владимиро-Волынский и Смоленский. Ростиславичам отдана была в удел так называемая Червонная Русь или Галиция, быв отделена от Волыни. Таким образом, в период до-монгольский было пять удельных княжеских линий и семь уделов. Четыре линии владели каждая одним уделом, и пятая, – Всеволодовичей или Мономаховичей, тремя уделами. Каждый удел, представляя собой особое целое, подразделился на большее или меньшее количество побочных или отдельных уделов, причём отделившийся от Переяславского в начале XII века удел Суздальский или Владимирский занял место между главными или основными уделами, так что этих последних вместе с ним должно быть считаемо восемь. |
| Связь с эфиром СМС: с мобильного телефона пошлите на короткий номер 5522 слово ВЕРА и через пробел вопрос, который хотите задать. Звонок в студию во время прямого эфира: 8 495 959-59-39. Звонок в студию: 8 495 950-63-56. Написать письмо: info@radonezh.ru play_arrow pause mute max volume play stop repeat Радио Радонеж Update Required To play the media you will need to either update your browser to a recent version or update your Flash plugin . Беседы о русской словесности с профессором А.Н. Ужанковым. Поучение Владимира Мономаха, передача 2. 16.04.2019 20:10 Александр Николаевич Ужанков О я, многострадальный и печальный! Много борешься, душа, с сердцем и одолеваешь сердце мое; все мы тленны, и потому помышляю, как бы не предстать перед страшным Судьею, не покаявшись и не помирившись между собою. (…) Посмотри, брат, на отцов наших: что они скопили и на что им одежды? Только и есть у них, что сделали душе своей. С этими словами тебе первому, брат, надлежало послать ко мне и предупредить меня. Когда же убили дитя, мое и твое, перед тобою, следовало бы тебе, увидев кровь его и тело его, увянувшее подобно цветку, впервые распустившемуся, подобно агнцу заколотому, сказать, стоя над ним, вдумавшись в помыслы души своей: " Увы мне, что я сделал! И, воспользовавшись его неразумием, ради неправды света сего суетного нажил я грех себе, а отцу и матери его принес слезы! " . Так обращался князь Владимир Всеволодович Мономах к Олегу Святославичу и к своим детям, как и ко всем, кто когда-либо прочтёт его послание. Князь Владимир Мономах (1053−1125) призывает иметь прежде всего страх Божий в сердце и творить добро, памятуя о том, что дни человека на земле скоротечны и страшно умереть, не раскаявшись в своих прегрешениях. Дорогие братья и сестры! Мы существуем исключительно на ваши пожертвования. Поддержите нас! Перевод картой: Другие способы платежа: Версия для печати Добавить комментарий Электронное периодическое издание «Радонеж.ру» Свидетельство о регистрации от 12.02.2009 Эл ФС 77-35297 выдано Федеральной службой по надзору в сфере связи и массовых коммуникаций. Копирование материалов сайта возможно только с указанием адреса источника 2016 © «Радонеж.ру» Адрес: 115326, г. Москва, ул. Пятницкая, д. 25 Тел.: (495) 772 79 61, тел./факс: (495) 959 44 45 E-mail: info@radonezh.ru Дорогие братья и сестры, радио и газета «Радонеж» существуют исключительно благодаря вашей поддержке! Помощь |
| Присутствие в оригинале для Лаврентьевского списка других статей кроме Поучения указывает, кажется, на то, что этот оригинал не был тем самым экземпляром, который вручён был Мономахом его сыну Андрею, это был список с этого экземпляра с добавлением других произведений Мономаха, сделанный после смерти Владимира Андреевича в конце XII или начале XIII века, а потому к 1377 году и значительно обветшавший. Появление списка на севере совпадает, вероятно, с той эпохою перенесения сюда духовного достояния с юга, которая характеризуется князьями Всеволодом III и особенно его сыном Константином и епископством св. Симона. Св. Симон и есть, вероятно, то посредствующее лицо, которое извлекло труд Мономаха из монастырских стен Киева на украшение библиотек Владимирских и, может быть, рекомендовало для прочтения просвещённому Константину Всеволодовичу, который «часто чтяше книгы с прилежаньем и творяше всепо писаному, не въздая зла за зло». Странно, что на севере списывают Поучение с экземпляра Андрея Владимировича, а не Юрия Долгорукого, но Юрий Владимирович, по своему характеру, кажется, мало придавал значения книгам, и его экземпляр где-нибудь лежал себе спокойно в Ростове. Рано предоставленный самому себе – мне кажется, его имеет в виду Мономах, упоминая о «малом брате» Мстислава, который «седит, хлеб едучи дедень», тоесть в отчине своего деда, в Ростове – Юрий, кажется, и не питал особенно сильной любви к отцу. Возможно, что именно его имел в виду Мономах, предполагая, что иным будет и «не люба грамотиця си». Юрию, который по характеристике у Татищева был «великий любительжен, сладких пищ и пития, более о веселиях, нежели о расправе и воинстве прилежал, но всё оное состояло во власти и смотрении вельмож его и любимцев», грамотица си действительно не могла быть люба, потому что идеал князя и человека в ней очерчен как раз противоположными чертами. Неужели Татищев вывел характеристику Юрия из Поучения? Не вернее ли предположить, что Татищев и здесь добросовестно выписывал из имевшихся у него летописей? Тогда вот ещё новое побуждение для Владимира написать Поучение. |
|
|
