| Закрыть itemscope itemtype="" > Он погиб на войне духовной А мы лишь смотрим, как умирают наши лучшие батюшки 20.10.2020 2726 Время на чтение 4 минуты 20 октября скончался протоиерей Виктор Жильцов. Царствие Небесное, дорогому батюшке, ключарю Никольского собора города Владивостока! Пастырь добрый, воин Христов и истинный морской офицер, капитан 1 ранга. Отец Виктор вырос в Подмосковье под Волоколамском, в маленьком поселке Ярополец, где русский дух и Русью пахнет… Отец Виктор крепкий батюшка, духоносный. Как пастырь возрастал под окормлением митрополита Владивостокского и Приморского Вениамина (Пушкаря). С Владыкой Вениамином отец Виктор много служил и ходил в дальние морские походы на современном военном крейсере «Варяг». В походах крестили моряков и служили панихиды по нашим героям-морякам, погибшим в Русско-японскую войну. Батюшка возглавлял епархиальный отдел по работе с Вооруженными силами, окормлял в Приморье Армию и Тихоокеанский флот. К сожалению, новый архиерей снял отца Виктора с должности и поставил на его место малоопытного молодого священника. И это негативно отразилось особенно на отношениях Епархии с ТОФ. У отца Виктора был очень высокий авторитет среди моряков, ведь он сам военный моряк, честно послуживший нашему родному Отечеству на боевых кораблях Военно-морского флота. Как добрый и надёжный капитан относится к своему кораблю, так отец Виктор относился к вверенному ему Богом храму и его приходу. Никольский собор Владивостока он содержал в образцовом порядке. Всего себя отдавал служению Богу, окормлению своей паствы и заботе о храме. Владыка Вениамин всегда ставил в пример другим священникам то, как относился к храму отец Виктор. И сейчас, когда нам удалось связаться с митрополитом Вениамином (Пушкарем), Владыка вновь вспомнил, как заботился батюшка о своем храме: «До него такого образцового порядка не было, он привёл храм в прекрасный вид, как с внутренней, так и с внешней стороны. А когда наметал снег, отца Виктора можно было видеть с лопатой в руках». Владыка рассказал, что рукополагал отца Виктора. «Батюшка служил офицером на Флоте, ходил стармехом на эсминцах к берегам Африки, бывал в Йемене в напряженное время», – вспоминает Владыка. |
| В конце августа — начале сентября 1927 года епископ Ижевский Виктор получил Декларацию 1927 года, предназначенную для оглашения её духовенству и верующим Воткинской епархии. Известно, что Владыка ещё в 1911 году пророчески писал митрополиту Сергию (Страгородскому, тогда ещё архиепископу), что тот потрясёт Церковь своим заблуждением. Будучи глубоко возмущён содержанием Декларации и не желая оглашать её, епископ Виктор запечатал её в конверт и отправил обратно митрополиту Сергию. Декларация была оглашена только в Вятской епархии, но её практически нигде не приняли, однако общения с правящим архиепископом Павлом не прервали. Вскоре за этим последовал указ Заместителя Патриаршего Местоблюстителя и Синода о разделении только что образованной Воткинской епархии на пять частей между соседними епархиями, и в октябре 1927 года епископ Виктор обратился к митрополиту Сергию с достаточно почтительным письмом, пытаясь его убедить изменить занятую им позицию соглашательства с богоборческой властью, требующей бесконечных компромиссов с совестью. Владыка предупреждал, что если митрополит Сергий не пересмотрит свою позицию, то «в Церкви произойдёт великий раскол»: «Дорогой Владыко. Ведь не так давно Вы были доблестным нашим кормчим... И вдруг — такая печальная для нас перемена... Владыко, пощадите Русскую Православную Церковь...». В ответ из Синода епископу Виктору сначала было сделано предупреждение о том, чтобы он, как викарий Вятской епархии, «знал своё место» и во всём подчинялся правящему архиерею, а затем последовал указ о назначении его епископом Шадринским с правом управления Екатеринбургской епархией. Поездка депутации к митрополиту Сергию с просьбой отменить указ Синода закончилась безрезультатно. Епископ Виктор отказался выполнить указ Синода и в Шадринск не поехал. В ноябре Владыка предлагает архиепископу Павлу Вятскому принести покаяние и отказаться от «Декларации», «как от поругания Церкви Божией и как уклонения от истины спасения». А в декабре он обращался с «Письмом к ближним», в котором называл Декларацию явной «изменой Истине» и предупредил паству, что если подписавшие воззвание не покаются, то «надо беречь себя от общения с ними». В своём письме Владыка Виктор предлагал пастве не быть «ночными чтителями Истины», но «пред всеми исповедывать истинность Церкви» и путём страданий хранить души в благодати спасения. |
| Там было людно от провожающих, но в его купе было пусто. Он положил «дипломат» на верхнюю полку и вышел в проход к окну вагона. В это время недалеко от перрона притормозил «уазик», из которого вывалились трое. Двоих он сразу узнал: директор банка и первый секретарь райкома комсомола, третий ему был не знаком, хотя мельком несколько раз видел его в райисполкоме. Все трое были немного навеселе. О чем-то оживленно разговаривая и смеясь, они прошли в купе отца Виктора, не заметив его в проходе. Отец Виктор хотел было зайти поздороваться, но, заметив, что они разливают коньяк, передумал. Игорь, так звали секретаря райкома комсомола, обращаясь к третьему, сказал: — Ну, Паша, счастливый ты человек — едешь в столицу, отдохнешь, развеешься. Из этого отец Виктор сделал вывод, что они провожали своего друга Павла. Друзья чокнулись, выпили, и тут Олег, директор банка, заметил его. — Ба! Кого я вижу! Да это наш батюшка, отец Виктор! Вы тоже в Москву разгонять тоску? Какое у Вас место? — В этом же купе, — ответил отец Виктор. — Ну так заходите, есть немного коньяка, пока поезд не тронулся, выпьем на посошок. Паша, познакомься: это настоятель церкви в нашем райцентре, при этом наш ровесник. Правильно я говорю, отец Виктор, Вы тоже с 53-го года? А Паша, или официально Павел Петрович, но, я думаю, между нами это ни к чему, так вот он — заведующий отделом культуры при райисполкоме, едет на конференцию в Москву, так сказать, опыт перенимать. — А Вы, отец Виктор, в Москву так или по делам? — спросил, разливая коньяк, Игорь. — На экзаменационную сессию в Духовную академию. — А Вы разве не окончили ее? — Я семинарию духовную окончил. — Да что же, кроме семинарии, еще и академии есть? — удивился Игорь. — Даже аспирантура, — подытожил батюшка не без тайной гордости. — Вот Вы даете, — покачал головой Игорь. — Да у них там преподавание на высшем уровне, не то что у нас в институте, небось марксизм-ленинизм досконально знают, — вмешался в диалог Олег. И все посмотрели на отца Виктора с уважением к его знанию марксизма-ленинизма. |
| С тех самых пор мучит, мучит эта неумолимая боль в спине… Спасибо бане, спасибо Виктору Ивановичу, спасителю моему. А в перерывчик блаженно усталые мои новые друзья извлекли водочку, у банщика подкупили пивца: по рублю за бутылку, а Виктор Иванович достал кореечку, лучку зеленого и банку с огурцами… И тихо-мирно, завернувшись в простыни, приняли из стаканчика, видать, тоже ритуального. Виктор Иванович стал рассказывать про дубовые венички, которые он ломает, потом под гнет кладет, потом вялит на балконе и хранит в полиэтиленовом мешке… До следующего сезона как раз хватает! — До лета, что ли? — спросил мой приятель, полковник-танкист. — Эх, молодежь! — сказал Виктор Иванович, покачав головой. — Все-то вас учи да учи, ничего не знаете! До Троицы! Слыхивали про такую? Последний раз они зашли в парную — лакировочка! А потом допили, оделись и вышли наружу. Но это был еще неполный ритуал, так я понял. Они свернули в ту же баню, с обратной ее стороны. Виктор Иванович скрылся за грязной дверью, но вскоре появился и поманил нас за собой: «Сюда! Сюда давайте!” В замусоренной полуподвальной комнатке стоял фанерный щиток, а за ним сидели два человека, выпивали: мы их видели в той же бане… А около них стоял небольшого росточка в зимней ушанке, в ватнике мужичок. — Как, Николай Петрович, будет? — спросили его. — Будет, будет, — отвечал он озабоченно. — Вот, хотите тут, а хотите в другой отсек… — Нам бы в другой отсек… Если можно, — сказал Виктор Иванович. Повелительно так сказал. Нас повели через заваленный столярной рухлядью коридор и привели в другой чулан, побольше первого. И тут была фанерка, и ящики вместо табуреток. Николай Петрович скрылся, принес бутылку и стаканы. Разливая, Виктор Иванович кивнул в сторону коридора и сказал: — А эти… наши! Один подполковник, а другой не помню… Из интендантов, кажись… — А вы из каких? — спросил почему-то я. Он, не отвечая, достал книжку участника войны. — Вот, — сказал. — Я всю войну от корки до корки. Выпили. Он глотнул из банки рассольчик и, заедая корочкой, добавил: |
| В исполнение обязанностей по должности смотрителя Архангельского духовного училища иеромонах Виктор вступил 30 января 1909 года. А уже 31 января 1909 года определением Святейшего Синода за 15 был награжден наперстным крестом, выдаваемым от Святейшего Синода, повторно. Вскоре в Архангельской епархии оценили потенциал нового смотрителя училища, окончившего Духовную Академию с миссионерским уклоном и имевшего опыт миссионерской работы в Саратовской епархии, и, 4 марта 1909 года о. Виктор был утвержден епископом Архангельским и Холмогорским Михеем членом комиссии по делам раскола. Не имея сердечного расположения к духовно-учебной службе и чувствуя себя на ней крайне тяжело, иеромонах Виктор 26 сентября 1909 года пишет прошение митрополиту Санкт-Петербургскому и Ладожскому Антонию об освобождении его от должности смотрителя и приеме в братию Александро-Невской Лавры. Митрополит Антоний рапортом от 29 сентября выразил со своей стороны согласие принять иеромонаха Виктора в число братии Лавры. 16 октября 1909 года указом 8245 о. Виктор был уволен с должности смотрителя Архангельского духовного училища и переведен в число братии Свято-Троицкой Александро-Невской Лавры. По распоряжению преосвященного Михея от 24 октября иеромонах Виктор исполнял обязанности смотрителя Архангельского духовного училища до прибытия нового смотрителя, т.е. по 8 ноября. Всего год прожил о. Виктор в Александро-Невской Лавре и, 22 ноября 1910 года указом Святейшего Синода 16542 был назначен настоятелем Свято-Троицкого Зеленецкого третьеклассного монастыря с возведением в сан архимандрита. Это назначение состоялось «вопреки воле наместника Лавры» архимандрита Феофана. В 1910 году Зеленецкий монастырь имел 13 насельников: игумена, 5 иеромонахов, 3 иеродиаконов, 3 монахов и 1 послушника; в монастыре было два каменных храма, пять деревянных и одна каменная часовня. При предшественнике архимандрита Виктора — архимандрите Серапионе в монастыре проводились активные работы по украшению обители: в соборном храме делалась новая роспись стен и золочение иконостаса, а также позолота крестов на храмах, колокольне, часовнях и св. вратах. Золочение крестов и иконостаса было завершено уже при настоятельстве о. Виктора, об этом говорят дела по освидетельствованию работ. За восемь лет настоятельства архимандрит Виктор четырежды менял казначея и ризничего , а в сентябре 1917 даже провел выборы на должность ризничего. |
| Эмигрант из Советского Союза рассказал о себе следующее: “На родине я легко влился с юности в течение безбожников. Осенью 1943 года я сидел на скамейке вблизи церкви в небольшом городке, оккупированном румынскими войсками. Я был наполнен думами горя и печали. Подошла ко мне старушка. После нескольких наводящих вопросов и моих ответов она спросила меня: “В церкви был? Богу молился?” Я ответил, что не был и не молился. — “Пойдемте!” сказала она, взявши меня за руку. Неуверенно я пошел за нею. Лик святых икон, иконостас, некоторое количество молящихся, покой, тишина отделили меня от земного мира. Что-то вспорхнуло в меня, в мой разум, в мою душу и неудержимые, непонятные мне слезы полились из моих глаз. Они давили, душили, омывали, и я не знал причины, почему плакал. Постояв немного, не зная, как и о чем молиться, продолжая плакать, я тихо вышел из церкви. Мое чувство посещения церкви после 17-летняго периода безверия я не могу описать. Слов для этого недостаточно. Но это было одно из первых сильнейших чувств, охвативших меня — блудного сына, вернувшегося в Отчий дом после многих лет скитания и отрицания Бога. С тех пор, с того памятного дня, я стал ходить в церковь, постепенно научился молиться Богу.” Виктор Т., выросший в Советском Союзе и воспитанный там антирелигиозно, считал верующих в Бога отсталыми и темными людьми. Из своей квартиры выбросил иконы, вопреки протестам верующей матери. Пришла немецко-советская война в 1941 году. Пришли немцы. Одна танковая часть забрала его с собою в качестве проводника. С отступавшими немецкими танкистами он очутился в Румынии. По пути его отряд задержался на площади в одном румынском городке. Было воскресенье и звонили в колокола на богослужение. Виктор увидел, как нарядно одетые румыны шли в церковь. Его это удивило. Ведь, ему толковали политруки, что в Бога верит и в церковь ходит только темнота, а тут видит хорошо одетых людей, значить они не темнота. Захотелось ему пойти в церковь из любопытства, потому что он никогда в ней не бывал. Начальник отряда отпустил его в церковь. “Только на пять минут,” сказал командир, “потому что можем в любой момент уехать отсюда.” Церковь была заполнена богомольцами, когда в нее вошел Виктор. Сперва он все рассматривал в ней, любопытствовал. Взор его остановился на большом кресте с изображением распятого Христа на нем. Неожиданно потекли слезы из глаз его. Удержать их он не мог. Так стоял он пред крестом и плакал, не замечая времени. Богослужение закончилось и церковь опустела, но Виктор стоял у креста и плакал. Церковный сторож рукою показал ему уходить. Виктор возвратился к своему отряду, а там его уже искали. Виктор стал верующим и православным, а в эмиграции полезным человеком в обществе, музыкантом и хорошим певцом в церковном хоре. |
| 24 июля Преосвященный Виктор прибыл в свою новую епархию282. Жизнь Преосвященного в Чернигове значительно отличалась от его жизни в Слуцке. Здесь был уже «покой». Однако привыкший к неустанной работе, владыка Виктор и в Чернигове нашел себе дело. Благодаря его заботам, был обновлен и сохранен полуразрушившийся было священный уголок Чернигова – пещеры в Болдиной горе, связанные с именем преподобного Антония Печерского и Свято-Троицкая Ильинская церковь . Пещеры были обновлены на собранные пожертвования, а на ремонт Троицкой церкви владыка исходатайствовал казенные деньги283. Церковь эта последние десять лет оставалась почти без ухода и пришла в сильное обветшание. Водворившаяся внутри сырость совершенно испортила иконостас, снаружи обвалился карниз, погнулись кресты, прохудилась и текла крыша. Немедленно же по прибытии в Чернигов Преосвященный Виктор стал хлопотать о восстановлении этой запустевшей величественной церкви. Храм был полностью обновлен, а новый шестиярусный иконостас отличался особенной изысканностью и благолепием284. В 1798 году под попечительством владыки Виктора были завершены реставрация и украшение Черниговского Спасо-Преображенского кафедрального собора, начатые еще в 1790 году по повелению Екатерины II285. Кроме того, Преосвященный Виктор довершил начатое его предшественником строение архиерейского дома и произвел значительную перестройку семинарских зданий. Черниговская семинария была одной из самых крупных. В ней обучалось, например, в 1797/98 учебном году до 700 учеников. Однако тесные и ветхие деревянные семинарские здания совершенно не соответствовали такому количеству учащихся. Владыка Виктор планировал сделать капитальную перестройку всех зданий семинарии, но его долгие хлопоты по отпуску денежных сумм не увенчались успехом: было отпущено лишь 6000 рублей и поневоле пришлось ограничиться самыми необходимыми починками. Черниговская семинария была предметом особых забот уважавшего образование владыки. С первого же года своего пребывания в Чернигове он ввел в семинарии общеобязательным предметом еврейский язык. Ходатайствовал о прибавлении для обучающихся в семинарии дворянских детей новых дисциплин: геометрии, рисования и – «по смежности присоединенного от Польши края» – польского языка. Кроме того, Преосвященный считал нужным иметь в семинарии «класс простого греческого языка, который нынешние греки употребляют " 286. Им были сделаны некоторые распоряжения и по части педагогической: не исключать тех, которые желали бы продолжать учебу, независимо от их возраста; не препятствовать переходу в старшие классы малолетних, если ими оказаны надлежащие успехи; не наказывать розгами «философов» и «богословов " 287. |
| Кто же этот Виктор? Виктор – преемник Елевферия, бывшего диаконом при Аниките; от него, как от своего непосредственного предшественника, Виктор без всякого сомнения получил самые подробный сведения о немаловажном спорном предмете того времени; говорим «без всякого сомнения» потому, что Виктор уже как епископ и епископ апостольской кафедры должен был знать предание и историю своей церкви, а тем более он должен был знать о пасхальном споре Аникиты с Поликарпом, так как с одной стороны его непосредственный предшественник лично присутствовал при этом споре, с другой – сам Виктор особенно интересовался этим вопросом, придавал ему особенную важность и первый из-за этого вопроса «хотел было отсечь от единения епархии всей Азии». Кроме того, прежде чем Виктор решился отсечь, он созвал в Риме собор, на котором без сомнения спорный вопрос рассматривался со всех сторон и, благодаря сохранявшимся при церкви документам, не остались неизвестными и те основания, которые когда-то приводил Поликарп в оправдание малоазийского обычая. Наконец, те же самые основания, на которые опирался в своем споре Поликарп и о которых говорит в послании к Виктору Ириней, выставляет , в защиту малоазийского обычая и епископ Ефесский Поликрат в своем «послании к Виктору и римской церкви», в котором он пишет: «мы празднуем этот день непогрешительно, ничего не прибавляя и не отнимая. в Азии погребены великие началовожди... и все они праздновали пасху по Евангелию в четыредесятый день», и между этими началовождями Поликрат упоминает «Иоанна, который возлежал на персях Господа, был священником и носил дщицу, был исповедником и учителем и погребен в Ефессе» (Евс. Ц. Ист. V, 24). Что же значит, после сказанного нами, после всех этих исторических данных, следующее заключение Шольтена, какое он выводит из послания Иринея к Виктору: «все, что вытекает из этого послания, ограничивается только тем, что Ириней, на основании предания, принял это (предание о личном обращении Поликарпа с ап. Иоанном) в свое время на добрую веру » (стр. |
| Отец Виктор обрадовался. Приглашение получили так же его матушка и он сам. Матушка – на должность фельдшера, а он – педагога-воспитателя. А через некоторое время к ним присоединилась и старшая дочь Люба. Она накануне закончила регентские курсы. Вместе с матушкой они быстро собрали из детей священников хор, и когда на открытие лагеря приехал архиерей, встретили его таким замечательным пением, что владыка в шутку предложил им по окончании сезона идти к нему петь в кафедральном соборе. Владыке понравился не только хор, но и все, что приготовили к его приезду. На этой архиерейской трапезе судьба отца Виктора сложилась не в пример удачнее, нежели на предыдущей. Духовник лагеря попросил его сказать тост. Сильно волнуясь Виктор произнес дежурное приветствие. Он помнил, что ему лучше при архиереях держать язык за зубами. Но владыка этого ему не позволил. Узнав о том, что отец Виктор кандидат наук и школьный преподаватель, он стал расспрашивать его о том, как можно организовать учебный процесс в православной гимназии. Ответы отца Виктора владыке понравились. - А почему вы диакон? – спросил он. – Наверно голос уникальный? - Да нет, голос у меня посредственный. – И Виктор рассказал о том, как оконфузился и прослыл «начальствоненавистником и протестантом». Рассказал он это смешно, и владыка долго смеялся. А через неделю в лагерь прикатил архиерейский автомобиль, но без хозяина. Шофер сообщил, что машина прислана за отцом Виктором. На следующий день во время воскресной литургии дьякон Виктор наконец-то был рукоположен во пресвитера и еще через день отправлен в монастырь, где ему предстояло отслужить сорок литургий. Наставлял его восьмидесятилетний игумен Корнилий, прослуживший Господу Богу более полувека. Он проявил поистине отцовскую любовь к молодому иерею. За полтора месяца пребывания в монастыре на Виктора было пролито столько любви, что она с лихвой покрыла недостаток того, что он мог получить от родного отца. В первую неделю отец игумен подолгу говорил с молодым священником обо всем: как нужно относиться к политике, ко греху, к человеческим слабостям. Он провел генеральную исповедь. Отец Виктор вспоминал все, начиная с раннего детства, что порой всплывало в его памяти и мучило совесть. Рассказал он и о том, как его били дети. Но это была скорее жалоба, а не исповедь. Отец Корнилий неожиданно надолго остановился на этих болезненных для Виктора эпизодах и стал подробно о них расспрашивать. |
| И Виктор Шендерович ответил мне. В его ответе ключевое слово — «доминанта». Если я правильно понял мысль, то да, конечно, были в русской православной церкви достойные люди, но, во-первых, все умерли, а во-вторых, не они делают погоду. По Виктору Шендеровичу, если я правильно понял, во всяком явлении следует оценивать не вершины его и не глубины, а «доминанту», основное настроение большинства людей. Вот и получится, что русская музыка — это Ваенга, русская литература — это Маринина, русская живопись — это Шилов, сама Россия — это Путин, а русская церковь — это нанопыль. Но Виктор, дорогой, нет! Горы — не потому горы, что посреди них полно долин, низин и седловин, а потому что из них возвышаются Эльбрус, Монблан и Джомолунгма. Океан не потому океан, что на общественном пляже воды по щиколотку, а потому что есть в океане Марианская впадина. Во времена Пушкина Пушкин никакой доминантой не был. Доминантой были Булгарин, Шишков да Загоскин, а про Пушкина, когда тот умер, один чиновник сказал «стишки писать — не значит проходить великое поприще». Вот какая была доминанта, а не ямбом написанная проза «не приведи бог видеть русский бунт»… И когда Прокофьев придумал моторное движение, страна не слушала Прокофьева, страна слушала «яблочко», такова была доминанта. А художник Иванов, как ты помнишь, Виктор, великую картину свою писал в Италии, потому что доминанта была — лубок, и академическая живопись содержалась на деньги меценатов. А художник Врубель — тот и вообще загремел в сумасшедший дом, вот тебе и доминанта. А рассказать ли тебе, Виктор, про ученых? Да ты ведь и сам знаешь, что первый спутник и первого человека в космос запустил у нас бывший зэк. Всегда так было. Никогда не было по-другому. И никогда не будет (должен я предположить с сожалением). Доминанта твоя, Виктор, в России — всегда мрак и глупь. Однако же вершины сверкающие и от глубин захватывает дух. В литературе, в музыке, в науке, в живописи (поменьше, конечно, но тоже бывает)… И в церкви… В самые мрачные для церкви годы не только «Очерки гнойной хирургии» написал архиепископ Лука, но и «Дух, душу и тело», но и «Науку и религию». А ведь и служил. Не только военным хирургом служил, но и епископом. Святой, между прочим. А ты, Виктор, его современник: три твоих первых года вы жили с ним на земле вместе. |
|
|
