| Однажды ему случилось быть в доме во время визита мистера Хукера, и по поведению судьи он понял, из каких побуждений действует добросердечный старик. Он также подозревал, какую роль сыграла во всём этом деле изобретательная доброта Джорджа Баскома. Однако он решил, что вмешиваться теперь не стоит: Леопольд сделал всё, чего требовал от него долг, и сейчас был настолько слаб, что уже не мог ни предложить какие-то дальнейшие действия, ни настоять на их исполнения. Даже если сам он и был в состоянии сделать что-то ещё, противостать воле окружающих ему было ему совершенно не по силам. Фабер полагал, что его следует отправить его за границу, куда-нибудь на юг, но Леопольд и слышать об этом не хотел, и Хелен, зная, на какие крайности это может его подтолкнуть, не стала настаивать. Да и о каком путешествии могла идти речь? И потом, уже похолодало, а Леопольд, как всякое живое существо, был чувствителен к переменам погоды. Однако недели через две, хотя осень была уже в самом разгаре, вдруг снова стало тепло. Леопольд заметно ожил и стал так быстро выздоравливать, что его даже начали выносить в сад. Он сидел в кресле на лужайке, укутанный в меховую накидку, с бараньим тулупом в ногах, и, несмотря на сердечную боль, несмотря на горе, которое никто не мог с ним разделить, несмотря на приступы беспомощной ревности, удерживаемые лишь покаянными угрызениями совести и мыслями о том, что после смерти он непременно отыщет её, падёт к её ногам, скажет ей всю правду и, если можно, навеки станет её рабом — а если нельзя, то будет вечно бродить по вселенной, тщетно ища покоя, если только ему не найдётся какого-то спасения на лоне Бога — несмотря на все эти мысли и терзания, солнечный свет всё равно приносил радость его глазам, хоть и пронзал ему душу, и лёгкое дыхание ветра приятно обвевало ему лицо, хоть он и проклинал себя за то, испытывает от этого удовольствие. Поздние цветы скорбно поглядывали на него, и Леопольд не чурался их, не отводил взгляда и не мешал слезам застилать его глаза и переливаться через край. |
| - Что ж, ваше возражение довольно веско и справедливо, и на первый взгляд аналогия действительно может показаться ущербной. Но что если найдётся теория, которая устранит это слабое место? - Я лично не вижу, откуда ей взяться. Ведь если, как вы утверждаете, Бог тоже связан законами, как и я, тогда получается, что царство разделилось против себя, и Бог перестал быть Богом. - Мне кажется, — проговорил Уингфолд, — что лично я мог бы поверить в Бога, лишь отчасти способного творить добро; но в Бога, который всевластен, но не всеблаг, мне не поверить никогда. Но что если Божий замысел предполагает возрастание людей как детей Божьих — помните, как написано: «Я сказал, вы боги»? — и Он хочет сделать их причастниками Своего, высшего блаженства, сделать их подобными Себе? Что если Его дивному замыслу мало того, чтобы Его создания становились совершенными исключительно по Его дару и не имели никакого реального участия в своём становлении — то есть не были причастниками Божьей индивидуальности, свободной воли и выбора в пользу добра? Что если страдание является единственным способом, посредством которого человека, в его отдельной, личной индивидуальности, можно было бы так отдалить от Бога, чтобы тот смог волей устремиться к Его единственности и свободе и таким образом обрести их? Что если первым это страдание (и несравнимо большую его долю) должен был вкусить и вкусил сам Бог? И что если Бог увидел в вашем друге и его жене семя чистой любви, но столь несовершенное и слабое, что оно не выдержало бы грядущих морозов и ветров мира без утрат и тления; но если сейчас разлучить их на несколько лет, оно вырастет, укрепится и возрастёт в незыблемость неизмеримо более высокой, глубокой и крепкой любви, не преходящей вовеки, и посредством страдания, вместо благодушного увядания, выкидыша и смерти, эти двое обрели трудное рождение радостного плода, в здоровье и бессмертии. Представьте себе всё это; что вы скажете тогда? Фабер немного помолчал и затем ответил: - У вашей теории только один недостаток: она слишком хороша и потому невероятна. |
| Это – мое первое общественное выступление, если не считать случая у костра, когда была низвергнута власть Степы Иванова. Кажется, оно удалось. На следующий день преподаватель обществоведения вызвал меня, попросил повторить биографию Ленина и сказал. «Если я заболею, меня заменит Саня Григорьев». Еще один полный круг – и мне семнадцать лет. Вся школа в актовом зале. За большим красным столом – члены суда. По левую руку – защитник. По правую – общественный обвинитель. На скамье подсудимых – подсудимый. – Подсудимый, ваше имя? – говорит председатель. – Евгений. – Фамилия? – Онегин. Это был памятный день. Глава 2. Суд над Евгением Онегиным Сначала никто в школе не интересовался этой затеей. Но вот кто-то из актрис нашего театра предложил поставить «Суд над Евгением Онегиным» как пьесу, в костюмах, и сразу о нем заговорила вся школа. Для главной роли был приглашен сам Гришка Фабер, который вот уже год как учился в театральном училище, но по старой памяти иногда еще заходил взглянуть на наши премьеры. Свидетелей взялись играть наши актеры, только для няни Лариных не нашлось костюма, и пришлось доказывать, что в пушкинские времена няни одевались так же, как и в наши, Защиту поручили Вальке, общественным обвинителем был наш воспитатель Суткин, а председателем – я… В парике, в синем фраке, в туфлях с бантами, в чулках до колен преступник сидел на скамье подсудимых и небрежно чистил ногти сломанным карандашом. Иногда он надменно и в то же время как-то туманно посматривал на публику, на членов суда. Должно быть, так, по его мнению, вел бы себя при подобных обстоятельствах Евгений Онегин. В комнате свидетелей (бывшая учительская) сидели старуха Ларина с дочками и няня. Они, напротив, очень волновались, особенно няня, удивительно моложавая и хорошенькая для своих лет. Защитник тоже волновался и почему-то все время держал навесу толстую папку с документами. Вещественные доказательства – два старинных пистолета – лежали передо мной на столе. За моей спиной слышался торопливый шепот режиссеров. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла ГРИНЕУС [латиниз. Grynaeus] (наст. фамилия Гринер) Симон (ок. 1493, Ферингендорф, ныне земля Баден-Вюртемберг, Германия - 1.08.1541, Базель, Швейцария), нем. реформатский теолог, кальвинист. Сын крестьянина. Учился с Ф. Меланхтоном в школе г. Пфорцхайма. С окт. 1511 г. в ун-те г. Вены изучал медицину, математику, естествознание, философию. В 1515 г. получил степень магистра искусств и магистра философии. В ун-те познакомился с гуманистом Иоахимом Вадианом. С 1520 г. Г. заведовал лат. школой для переселенцев из Германии в г. Офене (Буде, ныне Будапешт). Помимо чтения лекций по лат. и греч. лит-ре Г. знакомил учеников со взглядами М. Лютера , в связи с чем доминиканцы обвинили его в ереси и поместили в тюрьму. Благодаря знакомствам в среде местной аристократии Г. был освобожден и переехал в г. Виттенберг (в 1523), где встретился с Меланхтоном и познакомился с Лютером. В 1524-1529 гг. Г.- профессор греч. языка в ун-те г. Гейдельберга, в связи с финансовыми трудностями он преподавал также арифметику, музыку, геометрию, астрономию. После встречи с А. Карлштадтом (в 1524) Г. пересмотрел свой взгляд на Евхаристию (склонился к версии У. Цвингли ). В 1524 г. он познакомился с И. Эколампадием , Т. Мюнстером . Через год состоялся диспут между Й. Бренцем и Г. относительно его изменившихся взглядов. В 1526 г. Г. получил должность профессора латыни, помимо преподавания в ун-те он изучал труды Аристотеля и Галена. В 1527 г. в б-ке аббатства Лорш Г. обнаружил 5 неизвестных книг Тита Ливия (из «Ab urbe condita»), к-рые затем включил в полное собрание сочинений и переиздал в 1530 г. с предисловием Эразма Роттердамского. Во время визита в Шпайер, где в 1529 г. был созван рейхстаг, Г. попытался вступить в спор с Й. Фабером (Венский епископ с 1531), противником Реформации. Фабер повелел арестовать Г., но с помощью Меланхтона ему удалось бежать. В мае 1529 г. по рекомендации Эколампадия Г. был приглашен в ун-т г. |
| История швейцарской Реформации начинается, собственно, с переселения Цвингли в Цюрих ( 1519 ). Цвингли приносит сюда сознание, что «римский папа должен пасть». Надежды на «реформу сверху» у него более нет; из частичного реформатора он обращается в протестанта. В новой своей обстановке он находит ту силу, которая может провести реформу «снизу». Ближайшим результатом проповеди Цвингли было усиление в кантоне авторитета Свящ. Писания . С первых же шагов дело церковной реформы стало объектом специального городского законодательства. В 1520 цюрихский сенат, во исполнение воли совета двухсот, опубликовал декрет, предписывавший всем священникам кантона объяснять народу Новый Завет . Непременным условием ставилось при этом строгое соответствие объяснения с текстом. Священникам запрещалось проповедовать учения, которые не могли быть оправданы Свящ. Писанием. Приблизительно к этому же времени относятся протесты Цвингли против торговли индульгенциями — повод к этому дало появление торговца ими Самсона (в 1519 ) — и непрестанная борьба с наемничеством. В 1521 городской совет окончательно запретил наемничество. В 1522 Цвингли выступил с проповедью против постов («О свободе выбора пищи»), за которой последовал памфлет на ту же тему. Нововведения вызвали горячую полемику и дали тему для доноса, который был сделан клиром констанцскому архиепископу. Для выяснения всех накопившихся вопросов цюрихский магистрат решил устроить диспут, на который пригласил представителей различных городов и констанцского архиепископа. Последний не решился официально принять участие в диспуте, но послал четырех депутатов, которые должны были явиться в роли судей, посредников, а отнюдь не стороной. Один из депутатов, Иоганн Фабер, не выдержал роли посредника и выступил обличителем цвинглианской ереси. Учение о спасении верой, о ненужности посредников между Богом и человеком, о служебной, второстепенной роли клира, признание мессы лишь символом, напоминанием об искупительной жертве Христа, протест против постов , целибата , монашества , отрицание чистилища и связанных с последним индульгенций — все эти пункты реформационной программы содержатся в тезисах, выставленных Цвингли для диспута, происходившего в начале 1523 . |
| Мы отнюдь не намерены оспаривать исторических достоверностей этих примеров (потому что они основываются не на одном предположении, а и на положительных свидетельствах, напр. Иеронима, видевшего еврейский текст Юдифи). Но вероятность заключения об исторической судьбе книги Премудрости Соломоновой, на них основанного, все таки от этого не становится в глазах наших очевиднее, потому что как бы ясно не показана была историческая возможность какого-либо факта на других, подобных ему, фактах, все же это будет одна только возможность его, а не действительность; а posse ad esse non valet consequentia. Из числа таких, чисто греческих выражений, нередко встречающихся в тексте рассматриваемой нами книги, достаточно указать для примера на следующие греческие слова, которым нет ничего соответствующего на еврейском языке, и которых по этому самому мы не находим во всем переводе Св. Писания Ветхого Завета на греческий язык: а) μβρσια, – слово, которое греки употребляли для означения божественной пищи мифических богов своих, и которое в книге Премудрости Соломоновой неоднократно употребляется для означения той особенного рода пищи, которая ниспосылаема была Богом древним израильтянам, во время странствования их по пустыне, т.е. манны ( Прем.19:20 ); б) σωφροσνη ( Прем.8:7 ), коим греки выражали только им одним свойственное понятие о некоей непосредственной целости и гармонии психических сил человека, которая, по учению греческой философии, должна быть одним из существенных свойств или добродетелей истинного мудреца; и в) наконец на множество таких сложных слов, как напр. φιλνϑρωπος ( Прем.12:19 ), φλοψυχος ( Прем.11:27 ), γενεσιουργος ( Прем.13:5 ) и пр., которые опять уже самым составом своим указывают на чисто эллинское происхождение свое. Что же касается до чисто греческих оборотов речи, встречающихся в этой книге, то они так многочисленны, что приводить отдельные примеры их считаем совершенно излишним; потому что, как мы сказали уже, почти все обороты речи чистогреческие. Наконец не неосновательно замечают новейшие филологи, что в греческом тексте этой книги встречаются многие предложения, заключающие в себе игру слов, которую переводчику не было бы никакой нужды сохранять в греческом переводе, и которая по тому самому служит одним из неопровержимых доказательств, что писатель этой книги писал ее первоначально на греческом языке, на котором одном эта игра имеет смысл и значение. Правда некоторые защитники существования еврейского оригинала этой книги, (напр. Фабер) пытались было доказать, что эта игра слов могла иметь место и на еврейском, или халдейском языке, но этимология их, как это неопровержимо доказали более точные и основательные филологические исследования знатоков еврейского и халдейского языков, оказалась совершенно произвольной и неосновательной. (См. Iahn. Einleitung. §253; Eichorn. Einleitung in die Apokrif. Bucher Seit. 197–199; Hasse.. Uebersetzung dev. Weisscheit. Seit. 238–244). |
| Ко мне подошел мой друг, будущий полковник Кеннериц, и сказал: – Неужели это ты? Когда я сегодня утром проходил мимо тебя, я думал, что ты совсем умираешь! Я ему рассказал тогда о злоключениях с медными деньгами, которые попали мне в сапоги. Нет слов, чтобы описать беспорядок, царивший в зале. Около окна один офицер брился; судя по его длинной бороде, ему давно, наверное, не приходилось заниматься этим. Другой, растянувшись на диване, хорошо обитом, вовсю храпел. Третий, нисколько не стесняясь многочисленной публики, менял белье, доставляя себе этим удовольствие, которого был лишен в продолжение многих недель. Четвертый рассматривал и старательно считал деньги, которыми его снабдил г-н военный комиссар. Что касается остальных, то они большей частью были заняты игрой в кости на зеленом сукне бильярда. Вся зала походила скорее на улей. Генерал Фабер дю Фор 585 , прекрасно рисовавший, дал удивительные наброски сцен, происходивших здесь. Утомленный походом этого дня, не в состоянии больше переносить всего этого движения, от которого у меня кружилась голова, я стал разыскивать место, где можно было бы растянуться и отдохнуть. Стулья, столы, углы залы – все было занято. В отчаянии я залез под бильярд. Хотя пол был далеко не мягок, и несмотря на шум от гостей над моей головой и непрестанные крики играющих: «Прошел», «Мимо», «Ва-банк», «Квит» и т.д., я скоро заснул глубоким сном, не думая, какое пробуждение ждет меня. На другой день рано утром сильный толчок ногой вывел меня из объятия Морфея. Это г-н Лихтенштейн собственной персоной оказал мне такое милое внимание. Г-н хозяин кафе, столько выручивший с нас денег за эти дни и всегда принимавший нас подобострастно, низко кланяясь, теперь кричал мне со свирепым видом: – Вставай, немецкая собака, и убирайся вон отсюда! Твои товарищи давно уже ушли и получают от казаков по заслугам. Я увидел, к моему сожалению, что этот человек говорил чистую правду. Зала была пуста и представляла довольно неприятное зрелище. На улице было еще темно, и слышны были крики немцев и французов и ругательства казаков. Что было делать? He имея возможности остаться в кафе, я должен был уйти и затем познакомиться с русскими казаками. Что они были в Вильно, в этом нельзя было сомневаться. Захватили они город ночью или войска, посланные против них, должны были отступить – я не знаю. |
| ЛЕОНТЬЕВ Константин Николаевич (1831 - 1891), религ. философ, писатель, публицист, лит. критик, представитель консервативного направления рус. общественно-политической мысли 2-й пол. XIX в. ЛЕССИНГ Готхольд Эфраим (1729 - 1781), нем. писатель, поэт, драматург, философ и теоретик искусства, один из ведущих представителей нем. Просвещения ЛЕФЕВР Д " ЭТАПЛЬ Д " Этапль [Фабер Стапулийский (Этапльский)] Жан († 1536), католич. философ, богослов, экзегет, переводчик, церковный деятель; ведущий представитель франц. позднеренессансного гумманизма «ЛИ ЦЗИ» («Записки о благопристойности»/«Книга ритуалов»), один из главных трактатов китайской канонической литературы, приписываемой Конфуцию и его ближайшим ученикам ЛИЦО философский и богословский термин, к-рый обозначает целостного человеческого индивидаиндивида как субъекта отношений и сознательной деятельности; в христ. богословии употребляется также для обозначения Ипостасей единого Бога ЛОГОС [греч. λγος - слово, разум, понятие, смысл], многозначное слово греч. языка и фундаментальное понятие древнегреч. философии, воспринятое и переосмысленное раннехрист. писателями и отцами Церкви с целью рационального представления христ. вероучения ЛУЛЛИЙ [Льюль] Раймунд (Рамон) (1232, по др. данным, 1233 или 1235, Пальма, о-в Мальорка - весна 1316?), католич. богослов, средневек. философ, христ. миссионер ЛЮБОВЬ высшая христианская добродетель; одно из имен Божиих; в христианской философии - отношение к кому-либо (чему-либо) как к безусловно ценному, общение и единение с которым воспринимается как благо МАЙЯ инд. религиозно-философское понятие, связанное с восприятием бытия, времени и способа существования явленного мира МАЛЬБРАНШ Никола (1638 - 1715), франц. религ. мыслитель, один из классиков философии Нового времени, представитель картезианства, главный теоретик окказионализма МАРКС (1818-1883), нем. философ, материалист и атеист, критик капиталистического общества, создатель учения о коммунистическом обществе, экономист, общественный и политический деятель, участник и организатор социалистического и коммунистического движения в Европе в XIX в. |
| Дойдя до моста, он услыхал чей-то отчаянный крик и невольно поднял глаза. Органистом в Бру в то время был маленький немец Фабер, этакое тщедушное существо, полное ничтожество во всех отношениях. А пономарем был Ян Ларсон, человек хороший, но бедняк, так как скряга пастор из Брубю выманил у него все его отцовское наследство, целых пятьсот риксдалеров. Пономарь хотел жениться на сестре органиста, маленькой, изящной юнгфру Фабер, но органист не соглашался на этот брак, и поэтому отношения у них были довольно натянутые. В этот вечер пономарь встретил органиста у Сюндсбруна и набросился на него. Он схватил его и, подняв над перилами моста, клялся всеми святыми, что швырнет его в воду, если тот не отдаст за него маленькую, изящную юнгфру. Но щуплый немец ни за что не хотел сдаваться, он барахтался у него в руках и упрямо твердил свое «нет», несмотря на то, что внизу под ним бежал темный бурлящий поток. — Нет, нет! — кричал он. — Нет! И неизвестно, может быть пономарь с досады и бросил бы его вниз в холодную темную воду, не появись майор Фукс в этот момент на мосту. Увидя его, пономарь испугался, поставил Фабера на землю и пустился бежать со всех ног. Тут маленький Фабер бросается к майору на шею и благодарит за спасение своей жизни, но майор освобождается от его объятий и говорит, что благодарить его не за что. Майор недолюбливает немцев после того, как он квартировал в Путбусе близ Рюгена во время войны за Померанию. Никогда в своей жизни он не был так близок к голодной смерти, как в те времена. Маленький Фабер хочет тотчас же бежать к ленсману Шарлингу и заявить, что пономарь покушался на его жизнь, но майор дает ему понять, что это все равно ни к чему не приведет, так как убить немца в Швеции ровно ничего не значит. Тогда маленький Фабер мгновенно успокаивается и приглашает майора к себе, чтобы угостить свиными сосисками и мумму — особо приготовленным брауншвейгским пивом. Майор соглашается, так как предполагает, что в доме у органиста, несомненно, должен быть ключ от церкви. Они поднимаются на гору, на вершине которой расположена церковь Бру, а вокруг нее дома пробста, пономаря и органиста. |
| Иезуиты в Германии . Во Франции со времен Ришелье религиозные раздоры не представляли более никакой опасности ни для внутреннего спокойствия, ни для внешнего могущества королевства. В Германии религиозная борьба оказалась более живучей, чем в любом другом большом государстве цивилизованного христианского мира. Если присоединить к Германской империи австрийские земли, выделившиеся из Германского союза, то на этой территории силы католиков и протестантов, которые и до сих пор во многом относились друг к другу, как различные нации, количественно окажутся приблизительно равными. Если принять во внимание религиозное состояние Германии в эпоху аугсбургского религиозного мира, то такое положение дел покажется нам почти необъяснимым. Не только заведомые пессимисты, но и очень рассудительные, спокойные сторонники католицизма считали дело старой церкви почти проигранным на немецкой земле. Действительно, даже в Австрии и Богемии разрыв с Римом носил едва ли не всеобщий характер, и протестанты могли с полным основанием надеяться достичь господства в течение нескольких десятилетий. Как случилось, что это развитие не наступило и что, напротив, нация разделилась на два стана? Уже в конце XVI века католическая партия без всяких колебаний могла ответить на этот вопрос. Она всегда признавала, что столь удачным оборотом хода событий она обязана Виттельсбахам, Габсбургам и иезуитам. Первым иезуитом, вступившим на немецкую почву, был Петр Фабер. Он присутствовал молчаливым зрителем на религиозном споре 1540 года в Вормсе и на религиозном споре 1541 года в Регенсбурге. Но втайне он действовал настолько энергично, что в 1542 году папа Павел III послал его опять в Германию вместе с Лежэ и Бобадиллой, в качестве спутников легата Мороне. Полем деятельности для Фабера легат назначил прирейнские земли, для Лежэ и Бобадиллы – область Дуная. Им было предписано оставаться в оборонительной позиции, объединяя католические элементы; и, по крайней мере, Фабер и Лежэ полностью сумели справиться с возложенной на них задачей. Фабер основал в Кёльне союз студентов-иезуитов и 8 мая 1543 года в Майнце приобрел для Общества Иисуса человека, которого католическая церковь прославляет как второго апостола Германии [Первым апостолом Германии – «апостолом всех немцев» считается святой Бонифаций (672/673–754) – архиепископ, реформатор церкви в государстве франков], – Петра Каниса, или Канизия (фон дер Гондт), из Нимвегена в Голландии. В то же время Лежэ приобрел для ордена двух союзников, поддержка которых должна была обеспечить новому апостолу почти все его великие победы в Германии, – баварских Виттельсбахов и Габсбургов. |
|
|
