| 59 Имеются в виду 1 и 2 гл. Мф: родословие I. Христа, Его рождение от Девы, поклонение волхвов, бегство св. семейства в Египет и избиение младенцев; 27 гл., 3–5: погибель Иуды, 51–53 ст. чудесные знамения после смерти Спасителя; 28 гл. – воскресение Христа. 60 Приводим указанные места. Мф. 15:39 : «и отпустив народ (после чудесного насыщения), Он вошел в лодку и прибыл в пределы Магдалинские»; у Мк. 8:10 : «в пределы Далмануфкие; но Далмануфа – селение близ г. Магдалы на западном берегу Галилейского моря; поэтому пределы можно было назвать и Магдалинскими и Далмануфскими. Ренан прекрасно знал географию Палестины и поступил бесчестно, возводя напраслину на евангелиста. 61 Синоптиками именуются первые три Евангелиста за их в общем единообразный план жизни Господа I. Христа. 62 Такой милостивый отзыв о Евангелии св. Марка объясняется тем, что это Евангелие самое сжатое и краткое, почти даже неполное. Смешно было бы говорить, что оно загромождено вставками. Поэтому только Ренан и вынес такую резолюцию; все-таки, для безопасности добавил, что некоторые вставки есть. Очевидно, под категорию этих вставок должен отойти весь сверхъестественный элемент в Евангелии. 63 Приводим упомянутые тексты. Мф. 11:19 : «пришел Сын человеческий, ест и пьет; и говорят: вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам. И оправдана премудрость чадами ея». У Лк. 7:35 сказано: «и оправдана премудрость всеми чадами ея». Спрашивается, что особенного усмотрел в этом различии Ренан? Или, по его мнению, у евангелистов не должно быть отличия и в отдельных словах? Но мыслимо ли это? – Несомненно одно, что Ренан вопреки истине хочет опорочить наши Евангелия, надеясь, что читатель не будет отыскивать указываемых им цитат. 64 Конечно, не евангелист, а сам Ренан спутывает часто два совершенно различные по месту и времени события. Лк. 7:36–48 говорит о помазании Иисуса Христа миром в Галилее, в доме Симона фарисея, женой грешницей. Лк. 10:38–42 повествует о посещении Спасителем семейства Лазаря в Вифании, т. е. Иудее; как видим, общего между этими событиями нет ничего. Большинство ссылок Ренана в таком именно роде. Примеры их увидим и дальше. |
| У Засодимского есть характерный рассказ, как говел один 14-летний мальчик-гимназист: «Это не было обычное, шаблонное говенье, по привычке или обязанности. Попов почти ничего не ел, питался только чаем да похлебкой, сделался молчалив, серьезен, стал сторониться обычных игр и забав, по целым часам читал Евангелие, не спал ночей, над чем-то глубоко и сосредоточенно думал. В четверг на Страстной неделе он собрал в зал всех живших в пансионе гимназистов и, взволнованный и бледный, говорил им о Христе и жизни по Евангелию, звал к любви и единению, к взаимной поддержке, к покаянию в грехах и исправлению жизни». (Отдых христианина. 1909г., стр.111 (перифраз)). Слава Богу, такие примеры нередки и теперь. От любимого, доступного и внимательного духовника дети не скроют своих недоумений и сомнений, а может быть, и ран душевных. И духовник при помощи благодати скорее и лучше всяких учителей сумеет разъяснить недоумения, успокоить мятущуюся душу, уврачевать душевные раны. Чистосердечная исповедь у духовника и затем причащение Святых Христовых Тайн могут произвести благодетельный перелом и в душе порочного юноши. Счастлива та школа, которая имеет законоучителем доброго пастыря, счастливы и те родители, которые нашли для своих детей достойных духовных руководителей. Конечно, исповедь и детей должна быть единоличной, исповедовать по нескольку человек вместе – неполезно и может повести даже к соблазну. Некоторые ревностные пастыри и так делают: детей, интересующихся вопросами духовной жизни, призывают к себе на дом для беседы. Такие беседы, может быть, спасут и утвердят в вере не один десяток колеблющихся и сомневающихся. О таких пастырях их бывшие питомцы всегда вспоминают с благодарностью и признательностью. Таковы положительные созидательные средства в юношеском возрасте. Это опять добрая домашняя обстановка, чтение духовных книг, достодолжная исповедь с причащением и беседы с духовным отцом, особенно когда есть недоумения и вопросы. Само собой разумеется, созидая одной рукой, нельзя разрушать другой, и, дорожа христианской настроенностью, нельзя легкомысленно отдаваться обычному течению мирской жизни: свирепы волны житейского моря, и при оплошности кормчего опрокинут они утлую ладью. Христианам и заповедано «не любить мира, ни того, что в мире» ( 1Ин.2:15 ), поэтому в отношении мирской жизни должно быть соблюдаемо следующее общее правило: пользуйся добрым, но избегай всего, что наводит тебя на грех , что грязнит твое воображение, расслабляет волю, вредит чистоте сердца; прельщениям греха не верь, ибо где грех, там нет счастья, нет и жизни, так как в самом грехе сокрыта некая губительная и мертвящая сила; только сила эта прикрывается своеобразной и на вид привлекательной мишурой; иначе грех никого бы и не прельстил из христиан. |
| Но нельзя сказать, чтобы и жизнь верующих проходила без искушений со стороны неверия; по действу вражию или в наказание за какой-нибудь грех нередко беспокоят и их помыслы сомнения. Особенно легко они посещают тех, кто привык жить умом и критикой, у кого парение мыслей не сдерживается ни волей, ни чувством, у кого ум (а не вера богопреданная) – царь в голове. Таким образом, и христианину часто предлежит борьба. Конечно, бороться нужно не столько с самими помыслами, сколько с причинами, породившими их, – в данном случае с парением мыслей и неизбежным при этом охлаждением человека к Богу. По действу врага критика часто подавляет человека помимо как бы его воли, силится оспаривать самые очевидные истины и так подрывает веру. Для борьбы с этим искушением и злом рекомендуется сильнее напечатлевать истины веры в сердце, в чувстве души: сердце, полное живого настроения, привлечет внимание ума, или, по выражению отцов, «свяжет ум» и оградит его от расхищения чуждыми помыслами, так будет достигаться и внутренний мир души. Напечатлеваются истины веры в сердце путем богомыслия или размышления. Епископ Феофан так изображает этот прием: утром или вечером после молитвы сосредоточь, говорит он, свое внимание на избранном тобою предмете, например присутствии Божием, смерти, крещении или каком-нибудь догмате веры, – и рассматривай его с разных сторон. При этом каждую родившуюся у тебя мысль старайся проводить до чувства, или внедрять в сердце, – например, из мысли о близости смерти роди страх или раскаяние. При этом всякое размышление заканчивай выводом правил для себя и своей жизни, например: Бог везде есть, все видит, следовательно, видит и меня: не буду же грешить худыми мыслями или делами 57 . Так можно размышлять и доводить до сознания и чувства все истины веры, конечно, постепенно, начав с первой и главной – с бытия и вездеприсутствия Божия. Можно проходить их в том порядке, как они изложены в Символе веры . Божественная истина сама будет питать ум и действовать на сердце, лишь бы человек не закрывал пред ней своих духовных очей. |
| Чудо и есть один из видов такого Божьего промышления о мире, только промышления чрезвычайного; но есть много и таких действий Божиих, которые менее бросаются в глаза, а в сущности являются тем же чудом Божиим. Сколько каждый из нас видел их в своей жизни, неоднократно и сверх ожидания спасаясь от разных опасностей, несчастий, болезни, смерти и т.п.! Если внимательно присмотреться к жизни человека, то, может быть, добрая половина ее выступит из рамок простого, механического сплетения причин и следствий и обнаружит на себе проявление Высшей воли. Итак, промышление Божие и как бы вмешательство Божие в жизнь мира и понятно, и необходимо при живых отношениях человека к Богу и нисколько не влечет за собою расстройство законов природы, как любят по этому поводу говорить отвергающие чудо. Ведь и человек вмешивается своей волей в жизнь природы и, зная физические законы, влияет на многие жизненные явления и изменяет обычный их ход, имея в виду свое благо, и, однако, это не считается нарушением законов природы. Например, врач, оперируя больного и спасая его от смерти, безусловно, своей волей вторгается в жизнь природы и творит как бы чудо, но законы природы не приходят от этого в расстройство; и ученый-физик при помощи одной силы всегда побеждает другую и видоизменяет ее действие, однако законы природы не приходят от этого в расстройство. Если таким образом могут творить чудеса люди, тем более может их творить и Премудрый и Всемогущий Бог. Можно сказать, вера в чудо даже и присуща, сродна человеку – настолько, что он не может отказаться от нее даже и в состоянии неверия. Тогда только вместо веры в возвышенные чудеса Божий появляется вера в научные гадания, в разные низкие предметы и даже пошлые вещи. Верят, например, в гадание на картах, в спиритические постукивания, в предсказания ворожей и т. п. Что же касается до науки, то здесь верят в чудеса, которые совершались миллионы лет тому назад и не были никем наблюдаемы, ни одним живым свидетелем. Так многие не верят в сотворение мира и человека, но верят в произвольное зарождение или падение на землю живых зародышей из неизвестных миров. Не верят, что Христос воскрешал мертвых, но верят, что некогда из мертвой материи сами собой возникли живые организмы. Не верят, что Бог, создавший огонь и людей, мог на некоторое время сохранить трех отроков в пещи вавилонской, но верят, что зародыши организмов выдержали в течение миллионов лет пребывание среди раскаленного мирового тумана и расплавленного гранита и не умерли 34 . |
| Многопопечительность эта бывает разная, в зависимости от той внутренней пустоты, которая снедает человека. Так «пустота ума, забывшего о Едином, Который есть все, рождает заботу о многознании, разведывание, пытливость. Пустота воли, лишившейся обладания Единым, Который есть все, производит многожелание, стремление к многообладанию, чтобы все было в руках человека и его воли. Пустота сердца, лишившегося наслаждения Единым, Который есть все, образует к жажду удовольствий многих и разнообразных. Так грешник непрестанно в заботах о многознании, многообладании, многонаслаждении. Но это круговращение в тысячу раз увеличивается и усложняется тем, что грешник не один. Есть целый мир лиц, кои то и делают, что пытают, услаждаются, стяжавают, кои, приходя в соприкосновение друг с другом, только возвышают в десятые, сотые и тысячные степени пытливость, любоимание и самоуслаждение, в их распалении поставляя все счастье, блаженство и жизнь. Это – мир суетный, коего занятия, обычаи, правила, связи, язык, увеселения, развлечения, понятия – все, от малого до великого, пропитано духом тех трех исчадий многопопечительности, держащих в плену человека» 27 . Таков мир грешника и его настроение. Как видим, разъединение с Богом – полное. Грешник сердцем служит греху и миру, интересам греховной жизни посвящены все его думы. Бог, горний мир и дело спасения души – для него предметы нежелательные и неприятные, только мешающие его грешной жизни, поэтому он и относится к ним почти враждебно, ибо, как мы знаем, сердце отталкивает нелюбимый предмет, избегает его и видеть, и слышать. Отсюда неверие у грешника бывает столько же плодом его отпадения от Бога и лишения благодати (не ощущая ее действий в себе, человек начинает постепенно сомневаться и в бытии Божием), сколько и тайного желания самого человека, чтобы не было тех предметов, которые могут препятствовать ему жить во грехе, могут нарушать его греховный сон. Поэтому всякий нераскаянный грешник относится критически к религии и Божественному Откровению, сомневается в бытии Божием и загробной жизни. «От сердца исходят помышления злая» – что у человека в сердце, то у него и в мыслях: нет в сердце Бога – нет Его и в мыслях. Далее, развитие рассудка путем научного образования, привычка общаться только в сфере земных законов и земной действительности – довершают дело: возвышенное христианское учение о Триипостасном Боге, о воплощении Сына Божия и устроении Им спасения на земле кажется человеку юродством, странностью, чем-то непонятным, невозможным и недопустимым; если грешник и допускает еще бытие Божие, то в каком-нибудь неопределенном, философском смысле, как первопричину, как душу вселенной, но избегает признавать Бога Высочайшим Личным Существом, Творцом мира и человека, Всеправедным Судией. |
| По словам теософов, низшие области астрального мира соответствуют тем мытарствам, которые по христианскому учению проходит душа, вступая в загробный мир, а весь астральный мир напоминает католическое «чистилище». В общем, астральный мир – мрачная трущоба, полная всяких ужасов. Характер каждого человека выражается здесь явно для всех, без всякой маски лицемерия; поэтому человек, полный дурных страстей, обнаруживает это и самой своей фигурой, и формой. В астральном мире нет притворства: каждый бывает здесь в своем настоящем виде. В низшей области этого мира живут таким образом самые отверженные люди: убийцы, разбойники, развратники, тяжкие преступники разных типов, пьяницы и т. п. Сбросив с себя физическое тело, они выставляют здесь напоказ свои страсти во всей их наготе и, полные лютых, неудовлетворенных стремлений, мечутся разъяренные по этой мрачной области, толпятся вокруг притонов страстей на земле, подстрекают служителей греха к постыдным делам и, вселяясь в них, вовлекают их в разные излишества. Только после усовершения человек переходит из астральной сферы в ментальную или духовную, соответствующую отчасти христианскому небу 7 . Здесь – царство бессмертных, царство учителей и посвященных. Последняя высшая сфера – Нирвана. Здесь – сердце вселенной; отсюда истекают все жизненные токи; отсюда исходит великое дыхание, жизненное начало всего, сюда же оно и возвращается, когда вселенная достигает предела в своем развитии. Нирвана, по уверению теософов, не есть уничтожение личной жизни; это – полнота жизни, слившейся с жизнью вселенной. Но человек не сразу переходит из одного мира в другой, – из физического в астральный и из астрального в духовный. Наоборот, он надолго задерживается в каждом из них, воплощаясь по несколько раз, до тех пор, пока не созреет для другой сферы и не выполнит в предыдущей сфере все лежавшие на нем обязанности и обязательства. Перевоплощение является одним из главных догматов буддизма и теософии; им они думают объяснить все ненормальности в жизни человека. |
| Переходим теперь к учению теософии о законах перевоплощения и „кармы“, заправляющих будто бы жизнью человека. Перевоплощение, говорят, необходимо, потому что душа развивается постепенно и настолько медленно, что не может в пределах одной жизни достичь того совершенства, какое необходимо ей для перехода в высший мир – из физического – в астральный, из астрального – в духовный и дальше – к Божеству. Да, если отрицать Личного Бога, Творца и Промыслителя, то это не только затруднительно будет, но даже и невозможно. Это чувствуют все люди, это громко проповедуют все религии, кроме мертвого буддизма. Наблюдение и жизненный опыт показывают, что предоставленный самому себе, одним своим силам, человек без Божией помощи и благодати, живя на земле, не только не усовершается, а наоборот, с течением времени становится все хуже и хуже; от этого еще древние язычники приходили в отчаяние, и будучи не в силах изменить свою греховную жизнь, сделать ее другой, чистой и нравственной, считали смерть лучшим уделом человека на земле. Бессилие свое чувствует и теперь каждый человек, вне благодатной помощи. А раз это так, то бесполезно придумывать и перевоплощение: они делу не помогут. При вере в Личного Бога никаких перевоплощений и не требуется. Разве всемогущий Бог не силен прийти на помощь Своему созданию и спасти его в мгновение ока? Если есть живой Бог , а человек – Его творение, то это безусловно возможно и необходимо, так и быть должно, так оно и есть, и в этом ни один верующий не сомневается. К перевоплощению привело буддизм неверие в личного Бога, также и теософию. Если верить в Бога, надо отбросить перевоплощение. И закон «карма», говорят, требует перевоплощения. В силу этого закона человек должен заплатить все свои долги близким за полученное от них добро и за причиненное им зло, а в течении одной жизни сделать это, говорят, невозможно. Правда, мы все – неоплатные должники, но не друг пред другом, а пред Богом. Ведь все у нас – не наше, а Божие, и сами мы принадлежим Богу, Его – мы достояние; поэтому и служа ближним, мы должны чрез них служить Богу, и ближние-то наши не больше, как рабы Божии. |
| Вот человек и должен погашать свой главный долг – в отношении Бога, заключающийся в наших грехах и беззакониях, в нашем удалении от Бога. Каясь, борясь с грехом, делая ради Бога добро, мы уже можем надеяться на милость Божию, но только на милость, а не на свои подвиги и заслуги, ибо без помощи Божией человек не в силах сделать и самого малого добра так, чтобы оно угодно было Богу и дошло до Него; как чистый фимиам. Но если бы человек и в силах был сам творить дела, то и тогда он никогда не мог бы заслужить тех даров Божиих, какие даются христианину; дары эти – вечная, блаженная жизнь и где же? – на небе. В общении с кем? – С Самим Богом и Его Святыми. Итак, мы неоплатные должники пред Богом, а не пред людьми. Оскорбляя ближних, мы не столько оскорбляем их (каждый человек за свои грехи заслужил всякое оскорбление), сколько оскорбляем и прогневляем Бога, нарушая опять Его закон о любви и правде. Сводить какие-то личные счеты, высчитывая свои мнимые добродетели и заслуги, возможно только при забвении Бога и неверии Ему. Это и есть, как знаем, в буддизме; есть очевидно и в теософии. Но теософия не глубока даже и со своей точки зрения; ибо, если сравнивать дела и высчитывать их якобы оправдательную силу, то и тут имеет значение не количество дел, а качество. Разбойник «во едином часе раеви сподобися» и блудница спасалась, и мытарь оправдывался, а фарисей осуждался, хотя имел очень много добрых дел. Те спасались за высокое покаянное настроение и глубину смирения пред Богом, а этот осуждался за гордыню, за бездушную, торгашескую добродетель, которая и переставала быть добродетелью, так как сердцем он далек был от Бога. Теософия тоже проповедует какую-то странную, чисто формальную, лишенную всякого нравственного смысла, добродетель без веры в Бога и Божию помощь; а это уже не будет добродетель, а ряд каких-то механических, не согретых верой в Бога и неодушевленных дел, совершаемых во имя чего-то неизвестного, лишь по требованию необходимости, если желательно человеку остановить колесо перевоплощений. |
| До такого невеселого самоискупления только и мог договориться человек, в своем бессилии пересоздать свою природу. Нужно быть безумным или слепым, чтобы не видеть этого бессилия; ведь вся природа человека развращена грехом и повреждена в корне, в самой своей внутренней основе: грех как бы растворился с ней. Недаром, и вся вселенная так жаждала явления Искупителя и изнывала в своем внутреннем, мучительном страдании от греха, как об этом красноречиво свидетельствуют сочинения поэтов и философов, живших близко ко времени рождения Спасителя мира. Итак, не спасение от греха и не жизнь обещают своим последователям буддизм и теософия, а погашение личной жизни, духовное умирание. Как же они жалки здесь в сравнении с христианством, дающим человеку полноту жизни и высшее блаженство! Далее, теософия очень мало говорит о грехе. Правда, Раджа-Йога предписывает воздержание от страстей, но страсти имеются в виду несущественные, главным образом всякие излишества в жизни; и человек должен воздерживаться от них не потому, что порок есть грех и зло, а потому, что они расслабляют тело и ослабляют мозговую силу, мешают сосредоточенности человека; и такие страсти, которые этому не препятствуют, как напр. гордость, зависть, эгоизм, в сущности самые зловредные и нетерпимые, не только допускаются, а и поощряются. Таким образом страсть и порок рассматриваются не с нравственной точки зрения, а с житейской, прикладной, как ослабляющие силы человека. Это – первое. Во-2, допуская и узаконяя в человеке наличность таких страстей, как гордость, эгоизм, зависть, теософия в сущности оставляет все главные источники страстей. Ведь гордость причина всякого падения, а эгоизм? Не от него ли земная жизнь человека обратилась в процесс жестокой борьбы за существование, в арену всякой преступности и всякого зла? Опять к чести современного общества следует сказать, оно не разделяет таких языческих воззрений на добродетель и вслед за учением Христа признает любовь, отсутствие эгоизма, смирение пред Богом идеалом человеческой жизни. |
| И, спрашиваем, что нового, возвышенного и отрадного – в таком представлении Бога и человека? Много ли оно говорит уму и сердцу? Ведь, если нет личного Бога, то нет и личного бессмертия, а тогда и вся жизнь человека обращается в механический процесс простого физического развития, без всякого просвета впереди, всякого упования. Как день превосходит ночь, так христианское учение о Боге и человеке превосходит теоософское. По христианскому учению, Бог есть прежде всего Высочайшая Личность, избыток личной жизни которой проявился в творении разумных существ: ангелов и человеков, и наконец, в творении материального мира; причем человек создан по образу и подобию Божию, носит в себе искру Божества и своим достоинством царским неизмеримо превосходит весь остальной мир. Человек, далее, бессмертен, и это бессмертие опять полное и личное, с сохранением всей личной жизни, в истинном и действительном общении с Богом. Это христианское учение на протяжении десятков веков доказывают и наука, и философия, так что истины эти стали теперь почти аксиомой (т. е. истиной, не требующей доказательств, самоочевидной); и нам непонятно, зачем понадобилось теософии доставать из мрака веков печальные человеческие заблуждения и преподносить это теперь людям? – Невысокое занятие. Итак, затушеванный материализм и атеизм, вот первое, с чем мы встречаемся в теософии. Из дальнейшего изложения мы убедимся в этом еще более. Всю вселенную теософия делит на 3 плана: на мир физический, астральный и духовный. Опять в этом делении нет ничего нового и оригинального, если не считать новых названий. Впрочем, и сами теософы говорят, что астральный и духовный мир отчасти соответствуют христианским аду и раю. Оно и действительно так, потому что и по христианскому учению место мучения грешников, как и место блаженства праведников разделяется на несколько сфер, в зависимости от нравственного состояния человека. Различные степени блаженства и мучений должны происходить и в различных сферах. Христианское учение об этом – ясно и вразумительно, а теософское – непонятно и неясно. |
|
|
