| Старец посылал нас пилить ели на отрогах Афона в нескольких часах пути. Подъем и спуск по лесистым ущельям… Мы поднимались, там был снег в несколько метров глубиной. Мы срубали ветки, затем связывали веревкой две верхушки срубленных деревьев между собой, концы стволов взваливали на плечи и так тащили их между скал к нашим каливам, чтобы строить келлии. Уходили мы утром, а возвращались на закате солнца. Возведенные нами каливы были построены нашей кровью. Наши каливки… Сороконожки, змеи… Но мы были словно выкованы из стали. В Малой Святой Анне нам было не до шуток. Но ведь для этого мы сюда и пришли. Слава Тебе, Боже! Старец говорил: «Сбегай к морю». Через десять минут я уже был внизу, прыгая через ступеньки, упав с которых и косточек не соберешь. Когда мы поднимались нагруженные, тогда обливались потом. Я думал: «Этот пот равносилен мученической крови». Эти светлые помыслы помогали мне с радостью поднимать груз. У нас на Святой Горе не было молока. Если нам вдруг перепадала банка с концентрированным молоком, то, открыв ее, мы разбавляли его водой – и это был для нас пир. Хотя оно напоминало молоко только цветом. Вообще, настоящее молоко тогда достать было трудно, потому что всех овец попрятали от партизан. 27 Однажды мы услышали, что стадо овец оказалось неподалеку от полицейского поста у монастыря Святого Павла на высоте тысячи метров. И Старец сказал: – Отец Афанасий, сходи-ка принеси нам немного молока, мы его вскипятим, покрошим туда хлеб и сделаем тюрю, как в нашем детстве. – Схожу, Старче. – Бери бидон, деньги, и завтра мы не будем готовить. Дождемся молока, сделаем тюрю, возьмем ложки и поедим все вместе. Отправился бедный отец Афанасий. Но разве он мог вернуться вовремя? Сколько летал ворон, пока не вернулся к Ною с вестью о том, что прекратился потоп, столько ходил и отец Афанасий. Едва он дошел до перевала, как его захватили помыслы. И он сказал себе: «Что я, только с одним молоком вернусь? Схожу-ка я и принесу заодно помидоров из Каракалла». 28 Но чтобы попасть в Каракалл, нужно перебраться через перевал: это четыре-пять часов пути. Взял он в Каракалле помидоры и узнал, что в Моноксилите 29 сбор винограда. «Схожу-ка я теперь туда. Но зачем я туда потащу помидоры?» – подумал он. Моноксилит от Каракалла в десяти часах ходьбы. Положил он помидоры в бидон и спрятал его в ветвях дерева, чтобы взять на обратном пути. Отправился за молоком, а теперь пошел за виноградом. Собрал он там виноград, вернулся за помидорами, а они уже переспели, потекли. Страшный человек отец Афанасий! Оставил он виноград в Дафни и пошел опять в Каракалл: это еще десять часов ходьбы. |
| Закрыть itemscope itemtype="" > Прививка поэзии и любви О книге Елены Сапрыкиной «Монастырь Земля» 13.04.2021 1169 Время на чтение 11 минут (Фантастическая повесть. М.: Литературная Россия, 2020) Как постоянно и как странно, что мы всё сетуем на упадок литературы, на её цветную поверхностность, на утрату единства и глубины, но как доходит до отдельного имени, то вдруг ловишь себя на старинном желании толкнуть соседа в бок: «А! Погляди-ка!» И смущаешься только, что вдруг он не разделит твоего восхищения – так мы постепенно оказались на подозрении друг у друга – не отстали ли от новых веяний века? Но про себя радуешься новизне словаря и мысли нечаянной книги, неожиданности взгляда на мир, молодой свободе и бесстрашию в выборе задач. Это легче всего проверить на современной поэзии. Она давно не ходит «отрядами» – «громкая лирика» стадионных и политехнических Вознесенского и Евтушенко, «тихая лирика» Рубцова и Тряпкина, городская умная сдержанность Соколова и Чухонцева. А теперь вроде все врозь, но наткнёшься на подборку Зиновьева или Минакова, Ирины Евсы или Надежды Кондаковой и невольно зашепчешь вместе с Сальери: «Какая глубина, какая смелость и какая стройность…» И в прозе, и в прозе – прочтите Ксению Букшу или Ольгу Славникову, Евгения Чижова или Сергея Самсонова… Присмотришься как следует и увидишь, что это не литература потеряла общее сердце, а мир взорвался и пошёл врозь, рассыпался фейерверком. Не горит ровно и греюще, а вспыхнул ярко и броско (не успеешь сказать «ой!» как уже погас), но разве от этого перестал быть праздником… А я вот увидел фантастическую повесть Елены Сапрыкиной «Монастырь Земля», вспомнил её ещё поэтом Леной Сапрыкиной, приезжавшей несколько лет назад в великолукское село Борки на Праздник фронтовой поэзии, который я веду там тридцать с лишним лет, и уже там отдельной словом и взглядом (во всяком случае, сейчас мне хочется, чтобы это было) и тут, увидев прозу, заторопился с осторожностью перелистнуть: «Ну-ка, ну-ка…». А там уже не мог оторваться, не дочитав. Ах ты, какой молодец! |
| 1979 118 . Учение о Святой Троице святителя Василия Великого //ЖМП. 1979. 1. С. 71–77. [Глава из «Лекций по патрологии».] 1996 119 . Ириней Лионский , св. Творения. М.: Паломник, 1996 (Б–ка отцов и учителей Церкви, 2). 622 [18] с. Н. И. Сагарды: Новооткрытое произведение св. Иринея Лионского «Доказательство апостольской проповеди». С. 549–622 [репринт 33]; Conybeare F. С. The newly recovered Treatise of Irenaeus («Expositor», 1907, July, p. 35–44) [Рецензия]. С. [репринт 42 без пагинации]. 120 . Творения святого Григория Чудотворца , епископа Неокесарийского// Григорий Чудотворец , св., Мефодий Патарский [sic!], св. Творения. М.: Паломник, 1996 (Б–ка отцов и учителей Церкви, 4). V , 221 с. [Вступит, статья, перевод. Репринт 78 с сохранением пагинации; для творений св. Мефодия (пер. Е. Ловягина и еп. Михаила Чуба) пагинация отдельная.] 121 . Вера и жизнь христианская по учению святых отцов и учителей Церкви. Вып. I–IV. М., 1996. IX, 630 с. [Репринт 72–74, 76 в одном томе.] 2000 122 . Слов " янофшьство i його щеали/Переклад В. В. Сагарди 38 . Ужгород, 2000. 44 с. [Перевод йа укр. 18.] 2003 123 . Древнецерковная богословская наука на греческом востоке в период расцвета (IV–V вв.), ее главнейшие направления и характерные особенности//Творения блаж. Феодорита , епископа Киррского. М., 2003 (Б–ка отцов и учителей Церкви, 12). С. 640–716. [Переиздание 45.] 2004 124 . Сагарда Н. И. , Сагарда А. И. Полный корпус лекций по патрологии. СПб.: Воскресение, 2004. 1216 с. R К Сагарды: Лекции по патрологии. С. 17–796; Новооткрытое произведение св. Иринея Лионского «Доказательство апостольской проповеди». С. 797–852 [переиздание 33]; Древнецерковная богословская наука на греческом востоке в период расцвета (IV–V вв.), ее главнейшие направления и характерные особенности. С. 853–904 [переиздание 45]; Учение Св. Иоанна Златоустог о [sic!] о Церкви. С. 1067–1082 [переиздание 39]. Неопубликованные работы 39 125 . До питания про оргашзацш вцщшу украинка//Архив ИР НБУВ, ф. 52, ед. хр. 130. |
| Вот и проповедуй пастырь церкви при таких взглядах и суждениях православных! Но Слово Божие, как выразился Ап. Павел, гонимый за проповедание веры Христовой в темнице, не вяжется, т.е. Слово Божие не может быть связано волею человеческою – народным ропотом. Всё-таки пастырь церкви обязан неправо мыслящих и не добро творящих обличить, запретить, научить. Но, вот в чем дело! Попробуй-ка, нынешний пастырь обличить, например, нынешние греховные обычаи; на святошные, безобразные цереряживанья, перехаживания из одного семейства в другое, только для потехи и смехотворства, ответить презрением. Примись-ка, опять этот пастырь научить – высказать, что различные уличные собрания, театральные представления, открываемые любителями увеселений и ловимые христианами с таким стремлением и увлечением, вовсе несогласны с законом и уставом св. церкви, которая дни, называемые святками, предписывает проводить свято, т.е. по возможности, благоприлично, скромно, и, что в тех глумлениях и представлениях, конечно, никто ничего не может получить, кроме соблазнительного, греховного и с таким обильным запасом, что какая-нибудь удалая выходка представителей поведёт к самым оживленным разговорам на долгое время, только далеко не религиозным далеко не христианским, и тем паче, душевредным. Решись-ка, говорю, нынешний пастырь, по разбираемому нами учению, запретить, т.е. по крайней мере, доказать, что не следует делать христианам поминутных нами греховных увеселений, к соблазну других и пагубу своей душе: так ничего не увидишь и не услышишь, кроме насмешки, да, пожалуй, подвергнешься немилости и презрению многих, особенно, влиятельных лиц. Были же, опыты, что, и великие учители, как напр, Иоанн Златоуст , Тихон Задонский и другие, и те, за обличение и научение, терпели преследования и гонения, так нам ли грешным и недостойным, с успехом запретить пли обличить, в чем-либо, нынешних православных христиан? А вот только остается на нашу долю, по последнему слову Апостола, умолить со всяким долготерпением и учением. |
| Сейчас в голове Элли было другое. Она чувствовала это, но не сознавала ясно. И только когда, поблагодарив, собрались уходить, вдруг спросила: – А вы знаете что-нибудь о Кобыльей голове? Что он? Как? Лицо Эдуарда Романыча изменилось. – Знаю. – Что же? – Он имел глупость уехать в Россию. Вы вот верующая… в церковь ходите. Так поставьте свечку за упокой души раба Божия Василия. Элли глухо спросила: – Как же это случилось? – По нашим сведениямс, – холодно ответил Эдуард Романыч, он вначале занимал какой-то «пост», а потом его нашли неподходящим, заподозрили и вывели в расход. Дело простое. Спускаться от Эдуарда Романыча было гораздо легче, чем к нему подыматься. Спускались в обратных настроениях: Марина в нервном, почти веселая, Элли помалкивала. Уже близ виллы Джулии, проходя мимо неказистого двухэтажного дома с закрытыми сейчас ставнями, она сказала в задумчивости: – Тут мы и жили с Глебом тогда… Еще и Танюши на свете не было. Из этого окна, из озорства, я и плеснула водой на Кобылью голову. Когда подымались к себе наверх, по насыпи за дорогой пролетал, гремя, римский экспресс. В тишину Барди внес он свою обычную бурю, мелькая роскошными вагонами, рестораном. Элли вошла в столовую. Промелькнул последний вагон с надписью: «Roma-Parigi». В полуоткрытую дверь в комнату Ники видно было, как Ника, вскочив из-за стола, в такт бега поезда выбивал ногами дробь, барабанил пальцами по столу и прикрикивал-подпевал: Яро мчится дирета-ч-ч-ио, Диретанан-идра-ка-ка-ччио! Яро мчится диретиссимо, Диретанандра-ка-киссимо! Марина махнула рукой. – Что с вами русскими поделаешь! На каждый поезд вскакивает и приветствует своей чепухой, с Таней рыб в море обратно пускает… Элли улыбалась. – Оставь, он чудный у тебя. – Да уж конечно, раз стихи пишет и занимается философией, надо что-нибудь такое вытворять. Элли прошла к себе в комнату, по другую сторону столовой. Благословенный свет наполнял ее, лился из открытых окон вместе с благоуханьем апельсиновых, лимонных рощ – это был тот свет Италии, который всегда пробуждал в Элли волнение и восторженность. |
| — А ну, пойдем-ка, штучку тебе одну… Он несет в кабинет пунцовую лампадку, ставит к иконе Спаса, смотрит, как ровно теплится и как хорошо стало в кабинете. Потом достает из стола… золотое яичко на цепочке! — Возьмешь к заутрени, только не потеряй. А ну, открой-ка… Я с трудом открываю ноготочком. Хруп, — пунцовое там и золотое. В серединке сияет золотой, тяжелый; в боковых кармашках — новенькие серебряные. Чудесный кошелечек! Я целую ласковую руку, пахнущую деревянным маслом. Он берет меня на колени, гладит… — И устал же я, братец… а все дела. Сосни-ка, лучше, поди, и я подремлю немножко. О, незабвенный вечер, гаснущий свет за окнами… И теперь еще слышу медленные шаги, с лампадкой, поющий в разду-мьи голос — Ангели поют на не-бе-си-и… Таинственный свет, святой. В зале лампадка только. На большом подносе — на нем я могу улечься — темнеют куличи, белеют пасхи. Розы на куличах и красные яйца кажутся черными. Входят на носках двое, высокие молодцы в поддевках, и бережно выносят обвязанный скатертью поднос. Им говорят тревожно: «Ради Бога, не опрокиньте как!» Они отвечают успокоительно: «Упаси Бог, поберегемся». Понесли святить в церковь. Идем в молчаньи по тихой улице, в темноте. Звезды, теплая ночь, навозцем пахнет. Слышны шаги в темноте, белеют узелочки. В ограде парусинная палатка, с приступочками. Пасхи и куличи, в цветах, — утыканы изюмом. Редкие свечечки. Пахнет можжевельником священно. Горкин берет меня за руку. — Папашенька наказал с тобой быть, лиминацию показать. А сам с Василичем в Кремле, после и к нам приедет. А здесь командую я с тобой. Он ведет меня в церковь, где еще темновато, прикладывает к малой Плащанице на столике: большую, на Гробе, унесли. Образа в розанах. На мерцающих в полутьме паникадилах висят зажигательные нитки. В ногах возится можжевельник. Священник уносит Плащаницу на голове. Горкин в новой поддевке, на шее у него розовый платочек, под бородкой. Свечка у него красная, обвита золотцем. — Крестный ход сейчас, пойдем распоряжаться. Едва пробираемся в народе. Пасочная палатка — золотая от огоньков, розовое там, снежное. Горкин наказывает нашим: |
| Харлампий Евфимов. Ну-ка, расскажи-ка, как это выйдет по-твоему. Беду страшную сулишь ты нам, докажи-ка! Я. Докажу, с помощью Божиею. Что такое грех? Грех есть преступление закона Божия – беззаконие. Но ко греху человек имеет наклонность в самой немощной природе своей. Ни одного человека нет без греха. Согрешивший человек запутывается в грехе, как в паутине, сковывается грехом, как преступник кандалами. Эти кандалы запираются замком. Никто не может освободить узника от тяжелых железных оков, кроме одного того, кому вручен ключ от замка, замкнувшего цепи. Если бы пропал ключ от замка, то погиб бы и узник, закованный в цепях. Вместе с погибелью ключа и узник остался бы закованным до тех пор, пока не найдется ключ. Такова, по евангельскому учению, участь каждого грешника. Ради спасения грешников Господь наш Иисус Христос сошел с небес, воплотился от Духа Святого и Приснодевы Марии, вочеловечился, пострадал, был погребен и в третий день воскрес. Он же «не восхоте достояние Свое (т. е. искупленных Его честною Кровию людей) оставити на земле неустроено, отходя на небеса, но изем два сребреника, даде гостинником» (Книга о вере, л.59 об.), т. е. апостолам и их преемникам – пастырям. Ты – Петр, – сказал Господь, – … и дам тебе ключи Царства Небесного: и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах; и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах ( Мф.16:18–19 ). Ключи, или власть, обещанную апостолу Петру, а в лице его всем апостолам и их приемникам, после Своего воскресения Господь, действительно, вручил апостолам. Дунул, и говорит им: примите Духа Святого. Кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся. ( Ин.20:22–23 ). Скажите мне – ключи эти для разрешения грешников, данные пастырям Христовой Церкви, имеются ли в обществе вашего беспоповщинского согласия или нет? Дий Матфиев. Единый Пастыреначальник Христос невидимо 46 разрешает кающегося грешника. Я. На прямой вопрос ты должен дать и прямой ответ, – не уклоняйся. Где у вас и у кого имеются ключи, разрешающие связанного цепями греха грешника? Раз даны ключи Царствия чрез апостолов всем пастырям, то я и спрашиваю – имеются ли эти ключи Царствия Небесного в вашем обществе беспоповщинского согласия? |
| Идти во знойную во банечку, По измыть мне вольную волюшку. Когда моют невесту, поют: Растопляйся-ка баночка, Накаляйся-ка каменка, Умывайся свет NN, Завтра дадут тебе три целованьица: Первую – свекра батюшку Вторую – свекровь матушку, Третьего – милого ладушку. Невеста благодарит подруг и потчует их водкой, пивом, пирогами. Выйдя из бани, она кланяется на все четыре стороны и все, с песнями, идут домой. Пришедши из бани, невеста останавливается в сенях и, видя дверь, запертую извнутри, причитает: Отвори-ка ты, родная матушка, Не зноби мои скорые ноженки Мать отворяет. Крестный отец вводит невесту в избу, держа ее за полотенце. У крестного отца в одной руке пивной стакан, с прилепленной к нему восковой свечкой, а в другой – кнут. Подошедши к двери, он три раза делает кнутом крест на двери и потом вводит невесту. Введя, три раза обводит ее вокруг стола, и потом трижды ударяет кнутом по лежащей на лавке подушке, приговаривая: «Из подушки пыль долой, а из худого человека дух долой». Садятся за стол; отец и гости бросают в посудину деньги, которые поступают в пользу невесты. Когда невесту потчуют пивом, она, если сирота, отхлебнув немного, остатки выливает за окно; это – матери. Те же обряды соблюдаются и в доме жениха. Поезд к венцу сопровождается обычными препятствиями у ворот избы и обычным выкупом невесты. Когда становятся на «подножки», крестная мать невесты набрасывает им на плечи пояс. На другой день молодые ходят на колодезь и там совершается, описанный в других местах, обряд разливания воды ведром. При похоронах соблюдается «выкуп» могилы или бросание в нее монет. В могилу кладут и ту солому, на которой покойник лежал в доме. Иногда эту солому сожигают на перекрестке и наблюдая, куда пойдет дым, замечают, что там будет покойник. В Егорьев день (23 апр.) ничего не дают из дома другим, боясь обеднеть. Вот еще местный обычай: во время обедни многие женщины ходят на коленях вокруг церкви, прилепив ко лбу восковую свечу зажженную. Это называется „заветание» – (обет) т. е. умилостивление Бога или святого по поводу какого-либо события или желания. |
| В 1750 г. вокруг К. м. была возведена монастырская стена с бойницами, крытыми переходами и террасами. Длина ограды после перестройки в 90-х гг. XVIII в. составляла 292 саж., высота - до 7 саж. В 1818-1822 гг. на пожертвования горожан в зап. сегменте ограды была возведена каменная 4-ярусная колокольня (70 аршин) с курантами. Старожилы в нач. XX в. свидетельствовали, что бой был слышен по всей округе, а часы пребывали в рабочем состоянии вплоть до разрушения верхних ярусов колокольни в 1926 г. Крест и глава были железными вызолоченными, купол выкрашен медянкой. В звоннице находились 11 колоколов, подаренных прихожанами, самый большой весил 442 пуда 20 фунтов. Под колокольней находились главные св. ворота, а в будние дни обычно пользовались сев. входом. С сев. стороны располагалась деревянная гостиница для богомольцев, рядом - небольшая каменная часовня. Др. часовня была поставлена к востоку от мон-ря, на берегу р. Воронеж. В обители находились сохранившийся 2-этажный настоятельский (архимандричий) корпус (1801) с 6 братскими кельями и кухней, одноэтажный корпус (1816) с 9 кельями, трапезной и кладовой, деревянные дом казначея, амбар (1874), флигели, ледник, конный и скотный дворы и др. хозяйственные постройки. В 1869 г. на средства горожан над т. н. Капитоновым колодцем в монастырской роще была возведена каменная часовня с иконостасом - в память об избавлении от опасности во время покушения Д. В. Каракозова на имп. Александра II 4 апр. 1866 г. Др. часовня стояла недалеко от мон-ря, на дороге в Козлов. Монастырская б-ка в 1706 г. насчитывала 49 названий книг, в 1776 г.- 63, а в 1849 г.- 201. Игум. Варлааму принадлежала келейная б-ка из 119 книг, в т. ч. и светского характера: «Букварь», «Словарь юридический», «Азбука с правописанием» (ГА Тамбовской обл. Ф. 181. Оп. 1. Д. 42). В 1839 г. б-ка обители пополнилась 8 рукописными книгами, оставшимися после кончины мон. Романа (Там же. Ф. 212. Оп. 1. Д. 383). Возможно, книгами из монастырской б-ки могли пользоваться и миряне. В «Тетрадях выдачи из библиотеки монахам книг для чтения» имеются записи: «на мельницу», «в город», «на гостиницу» (Там же. Д. 487, 511, 520, 534, 536). |
| Когда мы, подкрепившись на дорогу ромом с молоком и сухариками, стали собираться на таинственную прогулку, Уэммик, к моему великому удивлению, извлек откуда-то удочку и взял ее на плечо. — Разве мы идем на рыбную ловлю? — спросил я. — Нет, — отвечал Уэммик, — но я люблю гулять с удочкой. Мне это показалось странным; однако я промолчал, и мы пустились в путь. Мы пошли по направлению к Кемберуэлскому лугу, и, приближаясь к нему, Уэммик вдруг сказал: — Ого! Глядите-ка, церковь! В этом не было ничего достойного удивления; но мне опять пришлось удивиться, когда он сказал, словно осененный блестящей идеей: — Не зайти ли нам туда? Мы зашли, оставив удочку на паперти, и огляделись по сторонам. Уэммик залез в карман и вытащил из него что-то, завернутое в бумагу. — Ого! — сказал он. — Глядите-ка, две пары перчаток! Не надеть ли нам их? Поскольку перчатки были белые, лайковые и поскольку щель почтового ящика была раздвинута до последнего предела, я начал о чем-то догадываться. Догадка моя превратилась в уверенность, когда в церковь через боковую дверь вступил Престарелый, сопровождавший даму. — Ого! — сказал Уэммик. — Глядите-ка, мисс Скиффипс! Не сыграть ли нам свадьбу? Целомудренная эта девица была одета как обычно, если не считать того, что она в ту самую минуту меняла свои зеленые лайковые перчатки на белые. Такого же рода жертву на алтарь Гименея готовился принести и Престарелый. Но для старичка процедура надевания перчаток оказалась сопряженной со столь великими трудностями, что Уэммик счел необходимым прислонить его спиной к колонне, а сам, зайдя сзади, стал изо всех сил тянуть перчатки на себя, в то время как я крепко держал старичка за талию, чтобы он мог, без опасности для жизни, оказать соответствующее сопротивление. С помощью этого хитроумного маневра перчатки наделись как нельзя лучше. Тут появились священник и пономарь, и нас, выстроив по рангу, подвели к роковым ступеням. Перед началом венчания я услышал, как Уэммик, верный своему замыслу все делать как бы невзначай, сказал, доставая что-то из жилетного кармана: |
|
|
