| В прошлом году в Оптинском скиту безвременно скончался инок Черепанов, бывший мировой судья, постригшийся в монашество вместе с своей супругой. Ранее, несколько лет назад, здесь же опочил о. Климент Зедергольм , бывший учёный протестант, сделавшийся потом поборником православия. Но да не подумает читатель, что интеллигентная монастырская братия составляет что-либо похожее на патрициев среди других многочисленных обитателей пустыни. Здесь все равны, и никто не преимуществует во внешнем достоинстве или преимуществах, и каждый искренно старается превзойти другого лишь в смирении и усердном послушании. Строгая монастырская дисциплина быстро нивелирует всех даже во внешнем виде. Случайно встретив о. В. (инженера), сравнительно недавно ещё вступившего в число братии обители, мы было приняли его за о. диакона из какой-либо деревенской глуши, а бывшего полковника П. легко можно смешать по виду и манере с каким-либо скитником или пещерником древнего блачестия. Пользующиеся глубоким почитанием о. игумен Ксенофонт и скито-начальник старец о. Иосиф – оба избранники монастырской общины, из умудрённых Богом простецов; из „рыбарей“ был и первый прославивший обитель старец о. Леонид. О таких иноках-простецах святитель Тихон говорит, что они учатся в молитве со смирением и усердием, и просвещаются от Духа Святого, и суть мудрейшие паче философов века сего, суть благочестивии и святии и Богу любезнии; сии хотя алфавита не знают, но добро всё разумеют, просто грубо говорят, но красно и благоприятно живут“. Достойно внимания, простец старец И. является по преимуществу излюбленным духовным руководителем интеллигентных насельников обители и паломников, а образованный старец В. по преимуществу народа. Наскоро, среди той деловой суеты, которая присуща всем съездам, набрасывая здесь напечатлевшееся на сердце при нашем миссионерском пребывании в Оптине, мы очень сожалеем, что лишены возможности на этот раз обстоятельнее побеседовать с вами, читатель, о быте и жизни этой воистину благословенной обители. Заметим только, что молитва и труд наполняют всё время инока. И молитва здесь истинно прилежная, а для нас немощных, непривычных, слабовольных прямо и невместимая и непостижимая по своей душевной сладости и спасительному значению для души и сердца в ней подвизающихся. |
| И здесь, мой друг, необходимость заставляет высказать несколько слов обличения. Что делать? Горько высказывать их, но еще горче видеть злоупотребления, видеть и не иметь достаточно сил остановить и прекратить их. Таинство св. причащения так велико и страшно, что удостоившийся принять в нем участие, должен бы, по крайней мере на первых порах, проникнуться весь, до глубины костей и мозгов, благоговением, страхом и любовью ко Христу Спасителю; хоть на первых порах, забыть землю со всеми ее условиями, приличиями и прочим вздором, чем люди себя взаимно тешат и обманывают. Но что на деле? Злоупотребления Вот толпа причастников. Как подходят к чаше спасения и отходят от нее, я уже говорил. И точно, в дополнение ко всему, большая часть причастников не успеет вкусить Тела и Крови Христовой, и уже рассеиваются по церкви, отыскивая своих знакомых, начальников и т. п., для принесения должного поздравления. Вследствие этого образуются в церкви шарканье, шум, говор до того нередко, что заглушают совсем и пение, и слова священника «причащается такой-то». И в эти минуты! И не думают о том, что иной причастник совсем смутится от этого и, приступая ко св. причащению, совсем забудет, где и зачем он?! Спаситель мой! Да что ж у них в голове в это время?! Ужели они на один час – на один только час в году – не в состоянии отрешиться от погибельной суеты земной? Место ль, время ль рассыпаться в поздравлениях, когда, кроме всего, еще Тело и Кровь Господа в виду всех? Когда еще и должное благодарение Господу не воздано? А иной не только должного, но и никакого не воздал, торопясь воздать поклонение какой-либо земной власти! Ужели нельзя делать этого за порогом церкви и по окончании всего? Ужели нельзя хоть на эти минуты дать священнику полный мир духа, не нарушая шарканьем и шепотом важности совершения таинства? Мой друг! Св. Златоуст называет иудами тех, которые, причастившись Тела и Крови Христовой, уходят из церкви, не воздав Ему должного благодарения. Вот его слова: «О, человек! что ты делаешь в присутствии Христа, предстоящим ангелам при предложенной страшной трапезы? Когда братия твои еще освящаются тайнами, ты оставляешь их и уходишь… Кто тебя в этом простит и оправдает? Сказать ли вам, чье дело творят уходящие до окончания вечери, и не приносящие молитв благодарственных? Может быть, покажется жестоким и неприятным то, что я сказать хочу, однако должно сказать, по причине небрежения многих. |
| Отрешись прежде от всякого внешнего союза, и тогда сможешь быть сердцем в союзе с Богом, потому что единству с Богом предшествует отрешение от материального» (I 56 (276)=B4 (40)). В сирийской традиции монаха-отшельника часто называли «странником» ( ). Странничество - это прежде всего удаление от мира и мирских развлечений, сознание кратковременности и непрочности настоящей жизни, отказ от земного ради достижения небесного: «Во все дни жизни своей, куда бы ты ни пришел, признавай себя странником» (I 56 (282)=B4 (47)). По словам И. С., «человек должен быть чужд всем своим знакомым, своей семье, своим родственникам, уйти в чужую страну и избрать для себя спокойное место, которое спокойно от всякой суеты. И он будет жить там в телесной нужде, в одиночестве, в бедности, лишенный общения с людьми, видимого собеседования и утешения» (Главы о знании. I 85). Идеал странничества и всецелого отречения от мира был осуществлен на практике в раннем пустынножительном монашестве. Подвижники прошлого удалялись в пустыни для того, чтобы избежать «борьбы», возникающей по причине близости мира и мирских забот: «...древние отцы наши, проходившие этими стезями, зная, что ум наш не во всякое время сможет... стоять на страже своей... мудро рассуждали и, как в доспехи, облекались в нестяжательность... Они ушли в пустыню, где нет житейских занятий, служащих причиной страстей... И тогда каждый из них мог совершить подвиг свой в безмолвии, где чувства при встрече с чем-либо вредным не находили себе помощи для содействия нашему врагу» (I 50 (224)=B78 (536-538)). По мнению И. С., все добродетели, вместе взятые, к-рых монах может достичь в общежитии, несравнимы с тем, что он может приобрести благодаря полному и всецелому удалению от общения с людьми: «Мы, отшельники, заперли двери не для того, чтобы упражняться в добродетели, но чтобы стать мертвыми даже для самой добродетели... Ибо если бы от безмолвия мы ожидали добродетели, тогда наши добродетельные братия приобретают то же самое в общежитии. И что тогда сверх этого дает бегство и погребение себя в келлии? Но нет! Мы надеемся получить от безмолвия то, что у многих находится перед глазами, но что невозможно обрести» (Главы о знании. |
| Братия! Великое приобретение или великое лишение несет нам с собой молитва устная. Обыкновенно она бывает не наша собственная, не нами сложенная, а чужая, готовая, заимствованная у Церкви. Таким образом, то, что излилось из одной души, очищенной и освященной великим и трудным подвигом, достается другой душе даром, вводит ее в чужой труд или, лучше, в воздаяние за чужой труд. Высокая и блаженная доля! Бывают действительно чудные перемены в сердце — иногда от одного слова молитвы, проникнутой духом великого боголюбца. Но бывает и совсем напротив. Чужое слово, не находя себе никакого созвучия в душе, пролетает сквозь нее, не оставляя по себе никакого следа, бывает, как медь звенящая или кимвал звучащий ( 1Кор.13:1 ). Между тем, человек думает, что он молится и привыкает, таким образом, в молитве видеть одно упражнение языка, один обряд, часто тяжелый и неприятный, обыкновенно бесполезный, а иногда и прямо вредный для его духовной жизни. Говорить ли о том, как редко молитва внешняя приводит нас к внутренней и как часто, напротив, и внутренняя в самом начале своем спешит у нас перейти во внешнюю и, перейдя, немедленно рассеяться? Но говорить и ничего не делать — не есть ли и это также одно напрасное упражнение языка?. Признавая, что молитвы внутренняя и внешняя необходимы человеку, представим себе, что один из членов многочисленного семейства желает помолиться Богу, а другие члены семьи занимаются в то же время каждый своим делом или бездельем. Молящийся как человек легко развлекается всяким посторонним впечатлением. Удержится ли он в молитвенном расположении духа, когда не только ни в ком не находит сочувствия своему занятию, а напротив, еще отовсюду встречает ему препятствие? Конечно, нет. Итак, самый простой порядок дел внушает целому семейству отделить для молитвенных упражнений особенное место в доме и назначить определенное для этого время, в которое бы все, настраиваясь на один и тот же молитвенный дух, совершали общую молитву в таком месте, от которого устранено всё, что может мешать ей, вызывая память обыденной суеты. А нужно ли говорить, что общество есть сложное семейство? Общественная молитва не является случайно и не составляется искусственно, а устанавливается необходимо вследствие незаглушимых требований человеческого сердца и самых простых внушений благоразумия. |
| Он повернулся к красному углу, доверчивым и открытым взглядом посмотрел на иконы и начал молиться за Лазаря и Неониллу. Через полчаса в келье отца Салафиила собралась братия: иеромонах Антипа, схимонах Василий, монах Давид, монах Иоанн и послушник Александр. Расселись кто куда: на топчан, на спиленные пеньки, служащие стульями, на пол. Старец задумчиво провел белой почти прозрачной рукой по седым волосам, перекрестился и заговорил: — Дорогие мои, когда человек изнемогает под грузом мучительных вопросов жизни, то он с надеждой обращает свой взор на Христианство. Что мучает человека более всего? Бессмысленность суеты и неизбежность страданий… Христианство дает возможность преодолеть и то, и другое. Христос освобождает от рабства суеты и помогает осмыслить и преобразить страдания. Чего человек желает? Любви, истины, света, блага, покоя, красоты. Все это дает Христианство. И, значит, все страдания человечества происходят от того, что Христианство, по большому счету, остается ему неизвестным… Но откуда, в таком случае, миллионы страждущих христиан? Эти миллионы — от неведения истинного Христианства. Большинством современных христиан Христианство остается неузнанным. И это при том, что жизнь христиан проходит в Церкви. Мы исполняем общеобязательные церковные правила, крестим детей, заключаем браки, отпеваем усопших, спорим о церковной политике, но очень часто, как к запретной зоне, боимся приблизиться к самым живоносным понятиям Христианства: к богообщению, умному деланию, подвигу, тайнозрению, обожению, нетварному свету. Об этом я и хочу побеседовать. Старец обвел братию взглядом. Царило благоговейное молчание. Только оргстекло в окне подрагивало от усилившегося ветра да покашливал болезненного вида монах Иоанн. — Что есть Христианство и что есть Православие? — продолжал старец. — Многие ли могут убедительно ответить на этот вопрос? Всякий ли способен объяснить, хотя бы самому себе: почему он православный христианин? Не превратилась ли наша православность из огненной веры в привычку? Не плетемся ли мы где-то в хвосте Православия только по той причине, что родились в России, или потому, что так верили наши деды? Да, они так верили; но почему мы так верим? Вот на что необходимо дать ответ самим себе и современному миру. Иначе наша вера уже не вера, а только обряд и привычка, только мертвая зола угасшего пламени. |
| Не о податях вещественных думаем мы, братия, но о той горестной дани страстям и обленению духовному, о той постыдной для создания Божия рабской службе диаволу, от которых неограждены почти нигде бедные сыны Адама. Но чем горестнее это сравнение, тем теплее и неустаннее да будет молитва о том, чтобы не ради наших достоинств, но ради блага Церкви Божией, благодать Господня соделала нашу Академию таким оплотом против искушений житейских, такою твердыней против нападений невидимых врагов, чтобы и живущие в ней благополучно совершали духовное восхождение от силы в силу, и даже учившиеся в ней прежде и обуреваемые ныне треволнениями житейскими, оглядываясь на свою духовную матерь, при виде ее плодотворной жизни и деятельности почерпали себе бодрость и стойкость в добре и истине. Аминь. Слово на Покров Пресвятой Богородицы 32 С какими мыслями и чувствами, возлюбленные, должны мы проводить сей священный день нашего храмового праздника? Конечно, прежде всего, с теми, которые приличествуют каждому христианскому празднику, но, кроме того, и с некоторым особенным настроением соответственно нарочитому значению прихода академической церкви. Когда Господь с горы Синайской призывал народ Свой оставит Египетское нечестие и чрез исполнение заповедей Его приближаться к грядущему искуплению и возвращению райского блаженства в вечном единении с миром небесным: тогда Он повелел посвящать Себе седьмой день недели и некоторые установленные дни года, чтобы, хотя в эти краткие сроки, хотя отчасти переживать то святое настроение близости к Богу, которое бывает доступно человеку в молитве при освобождении от суеты дел, принижающих его дух и прилепляющих его в земной персти. В эти дни бедный осуетившийся народ воспоминал то блаженное время, когда мир сей, еще свободный от плачевных последствий его произвольного падения, во всей своей богозданной красоте предстоял всевидящему оку Творца своего, почившего от дел творения в день седьмый и увидевшего «вся елика сотвори, и се добра зело» ( Быт.1:31 ). В эти святые дни седьмые, когда богатые и бедные, рабы и свободные одинаково покоились от суеты дел своих и любовь Божья открывалась в святых делах взаимного прощения, благотворения, гостеприимства и общих молитв, у людей прояснялась совесть и они, сравнивая дни посвященные Богу с обычными днями нужды и взаимной борьбы за наживу, проникались самоукорением и жаждой лучшей обещанной в будущем жизни в истинном и непрерывном субботстве, в полной близости к Господу, которую предвозвещал закон и пророки. |
| митрополит Иоанн (Снычёв) ХРАНЕНИЕ СВОИХ ОЧЕЙ Почему необходимо хранить свои очи от воззрения на суету мира? Еще сказал: отврати очи твои, еже не видети суеты, потому что освобождение очей убивает душу. (Авва Пимен Великий ). Стр. 333 (37). Пример о том, как древние старцы с особенным тщанием хранили свои очи. Настоятель Скита пошел однажды к Александрийскому архиепископу. Когда он возвратился в Скит, братия спросили его: что – город? Он сказал им: Поверьте мне, братия, что кроме епископа я не видел там ни одного человека. Услышав это, они удивились и сказали: что же сделалось, думаешь, с прочим множеством народа? Пресвитер вывел их из недоумения, сказав следующее: я понудил себя не взглянуть ни на одного человека. Братия получили назидание от этих слов, которыми изображалось особенное хранение очей. Стр. 482 (86). Читать далее Источник: ИС 11-105-0483 Ключ к Отечнику святителя Игнатия Брянчанинова/Сост. митрополит Иоанн (Снычев) — СПб.: «Царское Дело», 2014. — 656 с. Поделиться ссылкой на выделенное |
| Братия молчала, старец же стал говорить, что человек один умрет скоро; мы же недоумевали — кто это, думая — может, кто-то известил его об этом? И тогда я спросил его: «О ком это ты говоришь? Мы не знаем». Старец же сказал: «О том, про которого вы говорите, что он болеет, а он, покаявшись, умереть хочет». Нам же все это оставалось непонятным. Потом отпустил он братию, повелев идти в трапезную. Я же с этого времени не покидал старца. Когда вышла братия, тогда сказал мне старец: «Переведи меня на другую сторону келии, потому что там обрету покой от суеты этой да и уснуть хочу, потому что устал. И пусть никто из братии не входит ко мне до вечерни, и никак окна не открывай, и двери никак не отворяй, потому что после вечерни братья прийти хотят». Я же, обо всем этом размыслив, больше уже не сомневался, но твердо уверился в том, что собирается старец уйти из жизни этой, потому что уже в самом начале болезни своей сказал старец, что узы должны разрешиться. И стал я обо всем, что необходимо при отшествии, спрашивать: «Государь Пафнутий! Когда ты преставишься, звать ли протопопа или других священников из города провожать тебя до могилы?» Старец же ответил мне: «Ни в коем случае не зови, ибо великое беспокойство причинишь мне этим. Пусть никто ничего не узнает, пока не погребете меня в землю с монастырским священником. И прошу о том, чтобы сами проводили, и на могиле простились, и земле предали». Тогда я спросил: «Где велишь могилу себе ископать и в землю тебя положить?» Старец же мне ответил: «Где я Клима гуменщика положил, с ним меня погребите. А гроба дубового не покупай. На те шесть денег калачей купи да раздели нищим. А меня лубком оберни да, сбоку от него подкопав, положи». Я один с ним об этом говорил, ученик его в это время спал, братия же вся безмолвствовала в келиях, а иные спали, ибо день наступил. Я же замолчал, думая, что, может быть, старец заснет. Старец же начал молить Господа Бога Вседержителя о спасении души своей, молил также и пречистую владычицу нашу Богородицу о всем, и имя ее призывал, и всю надежду о душе своей на небесную Царицу возлагал. Молитва : «В час кончины моей, Дева, из рук бесовских исторгни меня и огради меня, Богоматерь, от суда и осуждения, и от страшного испытания, и от мытарств горьких, и от дьявола, и от вечного осуждения». |
| Но если жив еще Господь в сердцах наших, братия мои; если есть еще вера в нас словам Христовым, и Он Духа Своего Святого не отнял от нас, то позаботимся, возлюбленные, и о том, чтобы не напрасно мы носили имя христиан. Если мы истинные христиане, а не по одному названию; если Дух Христов живет в нас, и мы составляем, так сказать, одно тело – одну церковь , один дом Бога живого; то пусть исполнится в нас сказанное нам от апостола, или что то же, от Духа Святого: никто не ищи своего, но каждый пользы другого ( 1Кор.10:24 ). Ибо «никто, – как говорит и Златоуст святой, – никто не может исправиться сам собою, не заботясь о ближнем». Как не помогла девам и девственная жизнь, оттого что были они глупы и не имели довольно елея, – милосердия или сострадания к ближним, так и те из нас, которые безжалостны, которые ищут только своей пользы, а не спасения своих ближних, не внидут в чертог небесного Жениха, пострадавшего до смерти за истинно в Него верующих и Ему подражающих. Послушайте еще, братия мои: если все мы произошли от одного праотца нашего Адама и все друг с другом связаны союзом взаимных услуг и нужд, то конечно, все это сделано с нами не для того, чтобы каждый из нас знал только себя и берег одного самого себя. Кроме того, что мы по плоти все единородны, все единосущны, все мы, которые веруем во Христа, становимся еще по духу братьями друг другу, усыновлены Богу, Которому и научены взывать: Отче наш! Так, если мы дети Божии и члены, так сказать, одного семейства, то и должны, во-первых, заботиться о том, чтобы никто из нас худыми делами не бесчестил Бога, а во-вторых, и хранить должны мы жизнь других, жизнь духовную тех людей, которые избраны к наследию Царства Небесного и будут вечно жить с нами вместе. А иначе как и кто может быть спасен сам собою? Например, может ли у кого язык сказать, что нет ему нужды до глаз – будут ли они здоровы; или до ног – будут ли они целы? Как глаза отвращают всякую опасность от тела, и руки и ноги все вредное отталкивают от него, так и мы обязаны хранить друг друга и стараться всячески о том, чтобы никто из нас не вдавался в мертвые дела суеты и порока. Посему вот и апостол говорит нам: будем внимательны друг к другу, будем увещевать друг друга, поощряя к любви и добрым делам ( Евр.10:24, 25 ). |
|
|
