| В наст. изд. публикуются две чаши – Ивана Грозного и Бориса Годунова. Чаша государева царя Ивана Васильевича Текст этой чаши, обнаруженный М. Н. Мясниковым в рукописи конца XVI в., впервые был опубликован в 1827 г. в «Трудах и летописях ОИДР» и переиздан А. С. Орловым (см.: Орлов А. С. Чаши государевы, с. 34). Поскольку судьба рукописи неизвестна, в наст. изд. текст публикуется по изданию А. С. Орлова с изменением пунктуации. Чаша царя Ивана Васильевича создана в 1561–1563 гг.: в ней упоминается вторая жена царя, Мария Темрюковна, на которой он женился в 1561 г., и его родной брат Георгий, умерший в 1563 г. В тексте чаши обращает на себя внимание фрагмент, характерный только для чаши Ивана Грозного и представляющий собой своего рода «пропаганду» преданности царю (см. третий абзац). Чаша государева царя Бориса Федоровича После восшествия на трон Бориса Годунова была составлена рекомендация к написанию чаши нового царя, помещенная в Хронографе русской редакции (третьей редакции первого разряда). Она составлена на основе молитвы «Владыко многомилостиве», входившей с XVI в. в «Чин за приливок о здравии царем и князем». Сходство с молитвой обнаруживается не только в благопожеланиях, но и в особом подчеркивании богоизбранности царя, чего нет, например, в чаше Ивана Грозного. Вслед за этой рекомендацией к составлению текста чаши нового царя автор Хронографа помещает им самим созданную чашу царя Бориса Федоровича. Отличительной особенностью этого текста является то, что он содержит не только благопожелания, но и своеобразные наставления царю в форме пожеланий («...а на нас бы на рабех его от пучины премудрого своего разума и обычая мудрого и милостивного нрава неоскудные реки милосердия изливалися выше прежнего, а к воинскому бы чину призрение и храбрское устроение, и много милости бедным, и вдовам, и сиротам и всем милостивно покровение и крепкое защищение, а винным пощада и долготерпение») (см.: Орлов А. С. Чаши государевы, с. 39–41). В наст. изд. чаша государева царя Бориса Федоровича публикуется по рукописи РНБ, Соловецкое собр., 852/962, XVII в., л. 492–494. Отличие этого текста от помещенного в Хронографе – в отсутствии приведенного фрагмента, содержащего «наставления» царю, и в стилистических особенностях: в публикуемом тексте синтаксис усложнен, характерен прием «нанизывания» синонимов, особенно в определениях, относящихся к царю. Чаша государева царя Ивана Васильевича |
| В Новгороде-Северском ополчение самозванца встретило сопротивление. Войска Бориса под командою боярина Мстиславского, сошлись здесь с ополчением самозванца. У Мстиславского было 50 000 против 15.000 самозванца. При недостатке ратного исскуства многочисленность московских войск была бесполезна в чистом поле. При неумении, шатание умов отнимало нравственную силу. У воевод и воинов не поднимались руки сражаться «с прирожденным государем» – говорили воеводы. Мстиславский подступил к стану Лжедимитрия, но медлил, a Лжедимитрий, воодушевив свое войско речью, дышавшею правотою дела, ударил в царское войско. Оно дрогнуло, было смято, Мстиславский был ранен (получил 15 ран) и попал было в плен, но скоро был отбит. Малые силы одолели большое войско. Поляки в ссоре между собою хотели было покинуть Новгород-Северск, как получилось известие, что сдался Путивль – самый важный город в Северской земле. Примеру Путивля последовали и другие украинские города. Лжедимитрий уже признавался истинным царевичем на пространстве 600 верст русской земли – от запада к востоку. Те же неуспехи преследовали царское войско и дальше. К нравственному ослаблению прибавилось еще бедствие физическое. Открылась сильная смертность в стане царских войск. Зловещая неизвестность томила Годунова, отчаяние овладевало его душою. По целым дням сидел он запершись один, и только посылал сына своего Феодора молиться по церквам, но сердце его не унималось. Казни и пытки не прекращались, а число врагов его увеличивалось. В стремлении уничтожить самозванца отравою, Борис подослал к нему в Путивль монахов с ядовитым зельем, но замысел был открыт. Вскоре разнеслась весть о смерти самого Бориса. 13 Апреля 1605 г., когда он встал из-за стола, кровь хлынула изо рта, ушей и носа, и после двухчасовых страданий он умер. VII. Семейство Бориса Годунова. Участь его. Движение к Москве первого самозванца После Бориса остались жена Мария, сын Феодор и дочь Ксения. Жители Москвы спокойно присягнули сыну Бориса Феодору. Феодор, хотя и молод был, «но смыслом и разумом превосходил многих стариков седовласых, потому что был научен премудрости и всякому естественнословию». |
| Ведь Нагие не пощадили бы Годуновых, если бы воцарился углицкий царевич. Борис отлично знал по самому себе, что люди, которые ползут к ступенькам престола, не любят и не умеют быть великодушными. Одним разве летописцы возбуждают некоторое сомнение: это - неосторожная откровенность, с какою ведет себя у них Борис. Они взваливают на правителя не только прямое и деятельное участие, но как будто даже почин в деле: неудачные попытки отравить царевича, совещания с родными и присными о других средствах извести Димитрия, неудачный первый выбор исполнителей, печаль Бориса о неудаче, утешение его Клешниным, обещающим исполнить его желание, - все эти подробности, без которых, казалось бы, могли обойтись люди, столь привычные к интриге. С таким мастером своего дела, как Клешнин, всем обязанный Борису и являющийся руководителем углицкого преступления, не было нужды быть столь откровенным: достаточно было прозрачного намека, молчаливого внушительного жеста, чтобы быть понятым. Во всяком случае трудно предположить, чтобы это дело сделалось без ведома Бориса, подстроено было какой-нибудь чересчур услужливой рукой, которая хотела сделать угодное Борису, угадывая его тайные помыслы, а еще более обеспечить положение своей партии, державшейся Борисом. Прошло семь лет - семь безмятежных лет правления Бориса. Время начинало стирать углицкое пятно с Борисова лица. Но со смертью царя Федора подозрительная народная молва оживилась. Пошли слухи, что и избрание Бориса на царство было нечисто, что, отравив царя Федора, Годунов достиг престола полицейскими уловками, которые молва возводила в целую организацию. По всем частям Москвы и по всем городам разосланы были агенты, даже монахи из разных монастырей, подбивавшие народ просить Бориса на царство " всем миром " ; даже царица-вдова усердно помогала брату, тайно деньгами и льстивыми обещаниями соблазняя стрелецких офицеров действовать в пользу Бориса. Под угрозой тяжелого штрафа за сопротивление полиция в Москве сгоняла народ к Новодевичьему монастырю челом бить и просить у постригшейся царицы ее брата на царство. |
| Царствованию Грозного, царя- " мучителя», противопоставлено благочестивое и «от поста просиявшее» царствование его сына Федора Ивановича, который «не токмо людьми, но и страстьми царствова; мню не убо кто согрешит, аще и в молитвах того призовет», 45 – говорит Тимофеев, считая этого царя «святым». Рисуя Федора Ивановича как царя «праведника», Тимофеев идеализирует и его образ, и состояние Русской земли в период его царствования. Федор – «дар божий» по имени, «святопомазанный царь», – если и походил на отца «телесным благородием, множае душевным преуспевая», потому что был «естеством кроток, и мног в милостех ко всем и непорочен». Напоминая своей жизнью монаха, он заботился о церковном благочинии, об украшении церквей и «священных» предметов. Сам бог хранил Русскую землю во время царствования Федора, и она пребывала «в тишине», «мирна и не воеванна». Увлекшись образом, Тимофеев забывает о войнах, которые происходили в царствование Федора, и еще раз повторяет, что «святой» царь охранял страну «молитвами к богу». Уйдя в монашеские подвиги, отказавшись от дел правления – «земное царство и красное мира совершене оплевав», Федор издавна передал «властолюбцу-рабу» (т. е. Борису Годунову) все, что было связано с верховной властью, и умер от его руки. Относя Федора к царям, «царюющим вправду», «по благодати», Тимофеев в то же время ничего не говорит о нем как о правителе, потому что Федор Иванович и не принимал участия в делах правления страной. Все внимание автора сосредоточено не на внешних фактах, а на личности Федора, на чертах характера этого последнего царя из рода Калиты, завершившего собой этот «славный» род. Описывая «злодеяния» Бориса Годунова, Тимофеев также занят не столько фактами, сколько личностью царя Бориса. Как уже указывалось, Годунова, как и следующего за ним Лжедимитрия I, Тимофеев не считает законными царями; оба они – «рабы», захватившие то, что им не принадлежало по праву. Видя первопричину этого незаконного захвата во внутренней политике Грозного, он считает главным виновником всех последующих бед продолжателя этой политики Бориса Годунова – убийцу Федора и царевича Димитрия, узурпатора, который своими злодеяниями «перевел» на Руси «царский корень». |
| Царь Федор находился под влиянием своей жены, а Борис был постоянно дружен с нею, а потому стоял ближе всех к царю, и никто не в силах был оттеснить его. Единственным опасным соперником мог быть дядя царя Никита Романов, но этот старик в тот же год был поражен параличом и хотя жил до апреля 1586 года, но уже не принимал участия в делах. Из двух оставшихся соправителей Бориса Мстиславский был человек ограниченный и мог играть роль только по наущению других, благодаря своей знатности; более опасности представлял для Бориса князь Петр Иванович Шуйский: конечно, ему нельзя было приобрести более Бориса расположения царя и царицы, зато у него была сильная партия не только между знатными людьми, но и между московскими купцами. Кроме того, князь Петр Шуйский имел поддержку в митрополите Дионисии. Вначале, как видно, Борис был с ним в хороших отношениях, как можно видеть из того, что в день царского венчания Шуйский получил в дар доходы со всего Пскова. Полтора года Годунов уживался со своими товарищами, но уже захватил в свои руки управление всеми делами, так что иностранцы обращались мимо этих товарищей к нему, как к единому правителю государства. В это время Годунов начал свое любимое дело, постройку городов, чем отличался во все продолжение своей жизни, справедливо сознавая пользу этой меры для государства. Таким образом, для укрощения черемисов, Борис приказал строить по берегам Волги Цивильск, Уржум, Царево-Кокшайск, Царево-Санчурск, а ниже по течению Волги Саратов, Переволоку, Царицын. Астрахань была обведена каменною стеною. На севере в 1584 построен Архангельск, сделавшийся тотчас же важнейшим торговым пунктом. В самой Москве в 1586 году построена была каменная Белогородская стена. На юге в 1586 году построены были Ливны, возобновлены Курск и Воронеж. От города до города устраивались станицы, зазывались жители для поселения на привольных, но пустых местах. Таким образом вызывались для поселения черкасы (малороссияне), которые поступали в число украинных служилых людей, отправляли сторожевую станичную службу, получая за это поместья и жалованье деньгами, сукнами и хлебом. Им посылали также свинец и селитру. |
| Правильнее объяснить это возвышение «умного и способного», да еще и благочестивого Иова добрыми его качествами, которые сделали его заметным среди окружающих. На него обратил внимание еще Иван Грозный, приехав в первый раз в Старицу в 1556 году. Именно по воле Ивана Грозного игумен Иов был переведен в Москву, чем и началось его возвышение. А царь Федор настолько любил и уважал патриарха Иова, что назначил его своим душеприказчиком, наравне со своим двоюродным братом Федором Никитичем Романовым и шурином Борисом Годуновым. Кроме того, избрание Иова в патриархи производилось не единоличным распоряжением, а по жребию из трех лиц, намеченных Собором епископов. Что же касается «услуги», оказанной патриархом Годунову при избрании его на царство, то, безусловно, слово патриарха имело большой вес на Соборе, избравшем Бориса. Но в то время обстоятельства сложились так, что за Годунова подавал голос не только искренне преданный ему патриарх, но и многие недружелюбно настроенные к нему бояре. Не из кого было выбирать. Да и история правления Ивана Грозного и предшествовавших ему царей и князей приводила к мысли, что невозможно искать царя, безупречного в нравственном отношении, – лишь бы государство умел в руках держать. А у Годунова как раз был такой опыт, а когда он хотел, то и личное обаяние. Против патриарха Иова выдвигают и еще одно обвинение – что он не обличал жестокости Бориса Годунова по отношению к невинным, как обличали Ивана Грозного святители Филипп и Герман. Возможно, что его в этом случае в какой-то мере сдерживал страх за себя, ведь и святые не без немощей. Но с такой же вероятностью можно объяснить его поведение его характером: он никогда никого не обличал и не оскорблял, не мог публично обличить и Бориса, которого любил. Когда же произошло то, что в его глазах являлось беспримерным злом, грозившим существованию Руси, когда в Польше появился Лжедмитрий, патриарх Иов не молчал. По всему государству рассылались грамоты за его подписью, в которых он уверял, что это не Дмитрий, а Отрепьев: по его распоряжению состоялся обряд проклятия самозванца. «Я давал вам страшную на себя клятву в удостоверение, что он самозванец; вы не хотели мне верить, – писал он в 1607 году в грамоте на всенародное покаяние, – и сделалось то, чему нет примера ни в священной, ни в светской истории». |
| в ней искали одну арабскую книгу Азя-ибу-имах-лукат (Аджаибу-ль-мах-лукат, чудеса природы), «государь тое книги в казнах своих искати велели, но «доискатися ее не могли» 501 . Изложенным начерпываются все те положительныя сведения о библиотеке царя Ивана IV, которые дошли до нашего времени. Мы имеем еще одну опись царского имущества конца XVI и начала XVII века, содержащую опись платья и всякой казны, и в том числе царской библиотеки, времени царей Федора Ивановича, Бориса Годунова и Василия Шуйского. Судя по тому, что в числе книг она указывает «книжку, в четверть, литовскую, письмо польское, св. Кирилла патриарха о вере, страница русского письма, а другая польского», под которою, весьма вероятно, разумеется – «Казанье св. Кирилла патр. Иерусалимского», напечатанное в Вильне в 1596 году, – следует, что настоящая опись составлена не ранее этого года (1596 г.) 502 . В тексте ее упоминается царевна Аксинья – дочь царя Бориса Годунова, вор Растрига, царь Василий (Шуйский); встречается дата 7113 год (стр. 36:37), и в трех местах 7119 года февраль месяц (стр. 43, 46:52). Около этого времени – февраля 1611 га, нужно думать, настоящая опись и появилась. Составлена она довольно тщательно, так как описывает все царское имущество, находившееся не только на «государевом старом дворе» (Бориса Годунова), но и на «Казенном дворе в нижней полате, где сидят дьяки», «из под полаты, что под Благовещеньем под навесом у решетки», «в большом погребе» «в палате, что против царицыны Золотыя палаты», «в задней повалыше», «из полаты, что позадь Благовещения» и др. Сравнивая ее показания с данными «розысков государевой казны у бывшей царицы Μ. П. Шуйской», мы сделаем, кажется, совершенно правильное заключение, что опись эта имеет целью привести в полную известность все оставшееся царское имущество, отдельные предметы коего, подаренные различным частным лицам царем и царицей Шуйскими, отбирались даже у первых; а составлена она уже по избрании на московский престол королевича Владислава (казначей Андронов и др.). |
| Того же лта государь царь и великий князь Феодоръ Ивановичь, всеа Руси самодержецъ, ходилъ воевати на нмцы ливонския, 798 и нмцы учиниша миръ со государемъ и отдаша ему московския грады: Иваньградъ, и Яму и Копорию. Тогда же под Ругодивомъ 799 на приступ убиша нмцы государева воеводу князя Ивана, Юриева сына, Токмакова. В лто 7099, июля 20, приходилъ под Москву крымской царь со многими людми и стоялъ на Котл 800 два дни. Государь царь и великий князь Феодоръ Ивановичь всеа Руси послалъ воеводу своего шурина Бориса Федоровича Годунова и с нимъ воеводъ и людей многихъ. И крымской царь съ людми московскими дла не поставилъ и побежалъ от Москвы посрамленъ. Того же лта, маия въ 15 день, на память преподобнаго и богоносного отца нашего Пахомия Великаго убиенъ бысть благовръный царевичь, князь Дмитрей Ивановичь, 801 иже на Углеч, от Микитки Качалова, да от Данилки Битяговсково. Мнози же глаголаху, яко еже убиенъ благоврный царевичь князь Дмитрей Ивановичь Углецкой повелниемъ московъского болярина Бориса Годунова. О злое сластолюбие власти! О звре страшный, иже вся поядая и отончевая и останки ногами изтребляа, ни милости внимая, ни будущаго прещениа помышляа! Не щадитъ сродныхъ, ни устрашается великородныхъ, ни милуетъ старости, не умиляется о юности, но аки злый вранъ, иже злобою очерненый, доброцвтущую втвь благоплоднаго древа сокруши и пагубу злу велию учини! В лто 7106, генваря въ 7 день, угасе свща страны Русьския, померче свтъ православия, государь царь и великий князь Феодоръ Ивановичь, всея Руси самодержецъ, приемлетъ нашествие облака смертнаго, оставляетъ царство временное и отходитъ в жизнь вчную. Былъ на государьств 13 лтъ и 7 мсяцей и 10 дней. Отрасли же сродства своего не оставилъ по себ, и тако русьскихъ царей родъ конецъ до зд ста. Благословилъ же и приказалъ быти по себ на престол Московскаго государьства Русьскиа земли братаничу своему по матери Феодору Никитичю Романова, 802 племяннику родному благоврныя царицы и великия княгини Анастасии, матери своея. Обаче же кознию лукавою и предъкновениемъ московскаго болярина и конюшево Бориса Годунова таковаго дара получити не сподобился, еще же и злострадательствомъ зл пострада, о нем же впреди речено будетъ. |
| А в 1586 г. требовать немедленного поставления Московского патриарха было неразумно — ведь митрополитом был Дионисий. Годунов не пошел даже на то, чтобы официально обратиться к восточным патриархам, поэтому упоминания о желании иметь в Москве патриарха и нет в статейном списке. Посольский приказ контролировался после смерти Грозного могущественным административным дельцом А. Я. Щелкаловым — земским дьяком, который вместе с Н. Р. Юрьевым в 1584 г. " считали себя царями " , ибо " по смерти царя захватили главное управление " . Годунов имел основания предполагать, что принадлежавший к земщине, но немало лет подряд обделывавший грязные делишки Ивана Грозного дьяк со временем станет его союзником. " Человек необыкновенно пронырливый, умный и злой " , " отъявленный негодяй... тонкая и двуличная лиса... хитрейший скиф, который когда-либо жил на свете " , — как отзывались о Щелка-лове иноземцы, со временем стал верным псом Бориса Годунова (и, разумеется, предал своего покровителя). Но зять Малюты пока еще не имел оснований петь дьяку дифирамбы типа: " Я не слыхал о таком человеке, я полагаю, что весь мир был бы для него мал. Этому человеку было бы прилично служить Александру Македонскому! " Любимчики Грозного царя — опричник Годунов и земец Щелкалов — были еще противниками. В начале июля 1586 г., в разгар переговоров с Антиохийским патриархом, Борис Федорович даже получил в пожалование обширную и доходную волость Вага, управлявшуюся до того Щелкаловым. Неудивительно, что в статейном списке Посольского приказа со всеми подробностями было описано унижение креатуры Годунова в Успенском соборе! Борис Годунов не ошибся, предпочтя действовать на православном Востоке через патриарха Иоакима, с которым установил взаимовыгодные отношения, а не через Посольский приказ. К тому же следовало учитывать, что широко объявленное в ходе борьбы с митрополитом Дионисием желание учредить в Москве патриаршество не могло быть реализовано прежде, чем удастся избавиться от самого Дионисия. Слишком скорый положительный ответ с Востока мог бы поставить Бориса и Ирину Федоровну в весьма щекотливое положение. |
| Началом бедствий смутного времени было прекращение исконного на Руси царствующего рода Рюриковичей. Последняя отрасль рода этого, царевич Димитрий, злодейски убит был, как уверяло в том убеждение народное, не без участия Годунова и, до некоторой степени, Шуйского, которые ценою столь страшного преступления прокладывали себе путь к престолу. Не надолго, один за другим, они и всходили на престол, но только для того, чтобы обрести на высоте трона погибель себе и своему потомству. Как бы то ни было, именно они, великим грехом участия в цареубийстве, открыли собою страшный и бурный поток нахлынувших на Россию бедствий. Бедствия начались, можно сказать, с первых дней царения Бориса Годунова. Страшный голод и мор губили тысячи русских людей. Рука правосудного Промысла Божия тяготела на всех делах и начинаниях Бориса: все и благое, начатое этим дельным, но преступным человеком, обращалось в дурную сторону, во вред и зло родине и народу. Бориса окружала зависть бояр, негодование всего народа. Скопища бродячих людей из казаков и беглых крестьян грабили и разоряли страну. Скоро во главе этого сброда и простерших свои вожделения на смущенную Россию массы поляков явился самозванец. Величайшим бедствием для России было уже то одно, что люди русские разделились и должны были начать междоусобное кровопролитие – кто за Бориса, а кто за Лжедимитрия. В конце этого первого и тяжкого акта смуты, умный и сильный Борис обессилел душою и преждевременно сгиб от борьбы со своей преступной совестью и с этим безвестным бродягою, который, без труда и без усилий, достиг престола русского – силою одного только имени законного царевича Димитрия. Итак, судьба православной России в руках беглого расстриги, продажного ставленника польско-иезуитского. Это второй акт смуты, во время которого впервые на поприще служения всенародного и самоотверженного подвига патриотического выступает, в эту пору еще наш, казанский митрополит, Гермоген. Все дни царствования Лжедимитрия, окружившего себя иностранцами и иноверцами, были сплошным оскорблением русской России, народной нашей чести и православной святыни. |
|
|
