| Заметим разве здесь для топографии Болгарского городища два следующие места: в первом из них говорится, что грани стоят в углу подле увалу и речки Меленки по конец старого Татарского селища, где наперед сего бывал их Татарский Яга-Базар. Речка Меленка протекает от развалин Булгара на запад в Волгу. А помянутый Ага-Базар, известный и ныне, есть пристань, находящаяся в 6 верстах от Булгара близь Волги (как оказывается она и по Выписи) с признаками и остатками бывших зданий. Во втором месте говорится, что монастырю сверх указного числа земли оставлено «длинного болота, сквозь которое течет вышеписанная речка Меленка, на скотинный выпуск 50 десятин для того, что та речка и болото под самым Болгарским городищем». Означение показанного селища Ага-Базар, речки Меленки и этого болота в настоящем акте, относительно древнем, имеет вес и в решении вопроса, занимающего многих, о первоначальном течении Волги мимо самого Булгара (см. Свиньина стр. 6, Кафтанникова 50. 51, Второва 180 и Березина 7–9). Южный городок и другие там здания не показаны в Выписи: ибо дьяк по делу своему занимался только северною половиною развалин. Этому недостатку мы несколько поможем выпискою из другого акта XVII в. У Березина (стр. 26)говорится, что в этом южном городке или цитадели находился якобы ханский дворец с помещением для войск и придворных служителей, что дворец был обведен особым неглубоким рвом; у северного входа его стояли две башни, у южного одна, – все четвороугольные, что к СВ. углу дворца примыкал небольшой четвероугольник, обведенный валом. Все это утверждается лишь по фундаментам зданий, и уже по аналогии наводится, что башни и дворец был каменный. Сверх того Второв (стр. 195) говорит, что в недальнем расстоянии от подошвы горы, на которой находятся развалины малого городка, за болотом возвышается довольно большой бугор с кучею камней, свидетельствующих, что и на этом месте было здание, – по преданию тут стоял маяк. В нижепомянутой памяти 1659 г. о патриаршей земле и угодьях по рекам Майне и Утке 17 указываются эти ров и вал и башни каменные и вышепомянутый маяк таким образом: «а едучи дорогою (от Балымского городища, т. |
| Строительная деятельность Н. охватила всю Вавилонию, но основное внимание царя было сконцентрировано на столице. Н. называет себя «тем, кого Мардук, великий господин, призвал для украшения культовых мест и обновления святилищ» ( Berger. 1973. S. 75-76. N 47), «кто ежедневно добросовестно заботится об украшении Эсагилы [храм Мардука в Вавилоне] и Эзиды [храм Набу в Борсиппе]» (Ibid. N 49), «кто украсил Эсагилу и Эзиду», «кто украсил культовые места великих богов» (Ibid. N 65; Streck. 2001. S. 199). Вавилон в правление Н. населял приблизительно 1 млн жителей ( Czichon. 2001. S. 201). При этом основной план города, по-видимому, в значительной степени сохранялся еще со средневавилонского периода (примерно 1595-1000 гг. до Р. Х.). Н. завершил постройки, начатые Набополасаром, в т. ч. отреставрировал и достроил дворец своего отца. Еще один дворец он построил с неким сооружением, вероятно задумывавшимся как сокровищница и музей. В нем были установлены многочисленные военные трофеи, напр. большой базальтовый лев, возможно из страны Хатти, знаменитая стела правителя Мари и Суху Шамаш-реш-уцура, стела хеттского бога дождя, а также диоритовые статуи древних правителей. На севере Вавилона был построен т. н. Летний дворец. Н. укрепил оборонительные сооружения Вавилона. Внешнее кольцо укреплений состояло из стены, сооруженной почти за 2 км от города. Две огромные кирпичные стены и ров шириной в 40 м окружали внутренний город. Мощные стены причала защищали фундаменты зданий от вод Евфрата. Все 5 входов в город были укреплены двойными воротами, в т. ч. Ворота Иштар. Н. была отстроена Церемониальная ул., на к-рой находились Ворота Иштар. Она соединяла храм бога Мардука Эсагила на юге с храмом праздника Нового года на севере. Улица шириной в 16 м в ранней строительной фазе была вымощена белыми известняковыми и красными брекчиевыми плитами. Стены вдоль улицы украшали изображения львов. На западе Церемониальная ул. заканчивалась мостом через Евфрат, также обновленным при Н. Мост имел 7 опор из обожженных кирпичей, скрепленных асфальтом; при входе стояли ворота. |
| О высоком совершенстве минойской культуры эпохи ее расцвета, лучше всего можно судить по раскопкам Кносского дворца – знаменитого лабиринта, который многократно перестраивался и достраивался. Это был комплекс, соединенных переходами, сооружений, общей площадью до 16 тысяч квадратных метров, состоявший из почти трехсот помещений. Дворец, в основной своей части, был двухэтажным, но отдельные его части состояли из 3-х и 4-х этажей. Этажи связывали лестницы, опорами для которых служили, расширяющиеся кверху, колонны. В центре дворцового ансамбля находился большой двор, вымощенный гипсовыми плитами, вокруг него размещались помещения, разделенные, в свою очередь, небольшими двориками, которые служили световыми колодцами. Под помещениями находились подвалы. Помещения были многофункциональными – парадные залы, святилища, жилые комнаты, кладовые, в которых стояли огромные пифосы с вином, маслом, оливками и другими продуктами, кухни, склады оружия, мастерские, помещения для прислуги. Обитатели дворца пользовались комфортом, которого не знали ни античный, ни европейский средневековый мир: дворец был снабжен водопроводом и канализацией, ванными комнатами – в раскопках найдена терракотовая ванна, украшенная изображениями дельфинов, во дворце была устроена совершенная система вентиляции и освещения, состоявшая из продуманной системы световых колодцев, больших окон и открытых веранд. Дворец представляет собой совершенно оригинальный памятник архитектурного искусства. Он не похож ни на, отличающиеся тяжеловесной монументальностью, египетские или месопотамские дворцы, ни на, строго симметричные, строения античной классики. Кносскому дворцу свойственна прихотливая асимметрия и декоративная красочность, но без вычурности, органически сочетавшаяся с функциональной продуманностью, логикой и естественностью. Редким гармоническим совершенством отличается «тронный зал», пол которого покрыт красной штукатуркой. Рядом находился бассейн, для ритуальных омовений, к которому вели ступени. Потолок зала поддерживали, утолщенные кверху, колонны. По обе стороны от трона вдоль стены стояли гипсовые скамейки. Рядом с тронным залом размещалось святилище с алтарем. |
| Совершенно исключительное значение как в истории искусства, так и в культурном отношении имеют постройки времени Феофила. Главнейший Большой дворец украшен и расширен громадными и дорогими сооружениями, служившими предметом удивления для современников и иностранцев, посещавших Константинополь в X и XIbb. Как можно догадываться, между двумя главными частями дворца, из коих одна принадлежала ко времени Константина Великого и была поблизости от ипподрома, а другая лежала к юго-востоку и возникла в позднейшее время (хрисотриклик), находилось не занятое постройками место, на котором и были предприняты Феофилом замечательные постройки в восточном стиле: Триконх, Сигма и ряд портиков; между ними особенной известностью пользовалась мистическая фиала по своим чудесам акустики. В ближайшем расстоянии от Триконха был дворец из карийского мрамора для дочерей Феофила и знаменитый илиак — площадка, или балкон. Все эти здания отличались изысканной роскошью, украшены были мраморными колоннами, мозаикой и золотом. Затейливые неожиданности, встречавшие посетителя в тронном зале Магнавры, т. е. золотой трон с развесистым золотым деревом, с грифонами и львами и золотым органом,— все это характеризует вкусы царя Феофила, как и заново построенный им на азиатском берегу дворец Врийский . Но Феофил был представителем старого, уже пережитого периода, кругом него подготовлялась религиозная реформа, о чем он, по-видимому, не имел надлежащего представления. Его предсмертные распоряжения о регентстве, в которое были введены ревностные иконопочитатели, и приказание умертвить Феофова ввиду его приверженности к иконопочитанию — могут служить ясным указанием, что царь Феофил не отдавал себе ясного отчета в происходившем тогда в империи внутреннем перевороте. Прямо против острова Протии. Ссылки по теме Церковно-Научный Центр «Православная Энциклопедия» По Благословению Святейшего Патриарха Московского и Всея Руси Кирилла © Православная Энциклопедия, 2001–2024. Все права защищены © Сделано в Stack Group , 2008–2024 |
| Дворец Советов. Б.Иофан, О.Гельфрейх, О.Щуко. Скульптор С.Меркулов. Один из вариантов утвержденного проекта. 1934. Дворец Советов – вторую опору красной Москвы – постигла собственная участь. Задуманный, по словам Луначарского, как зримый архитектурный центр Москвы – красной столицы мира – и как главный памятник сталинской эпохи, он был остановлен войной. После победы Иофан предложил еще 6 вариантов его уменьшенного проекта, но денег в послевоенной разрухе не хватило, а Хрущеву воплощать идею могущества и прославления Сталина было совсем не нужно. Итогом стал всего лишь Дворец Съездов, испоганивший кремлевский ансамбль, хотя под него предлагали вновь Воробьевы горы, но честолюбие было сильней. Гостиница «Москва». История разбросала по Москве несколько ключевых общественных зданий-памятников советской эпохи, доживших до наших дней. Важные здания разместились на линии от Охотного ряда до Волхонки в магистрали запроектированного главного проспекта Ильича, который вел к Дворцу Советов. Это была первая советская библиотека им. Ленина, построенная к 10-й годовщине Октября на углу Воздвиженки и Моховой по проекту соавторов Дворца Советов, архитекторов Щуко и Гельфрейха, для чего уничтожили несколько церквей. Это была и снесенная в наше время гостиница «Москва» как архитектурная представительница советского парадиза. Выстроенная в 1935 году, она оказалась в ту пору самой большой в столице – на 438 номеров. Задуманная как монументальное парадное здание проспекта Ильича, расположенная неподалеку от Дворца Советов, она сознательно противопоставлялось дореволюционной роскоши «дурного купеческого тона», как выразился ее архитектор Щусев. Всем известна легенда о подписи Сталина одновременно двух разных проектов, отчего они были совмещены в одном здании. Теперь же есть версия, что Щусев просто угадал новые веяния, то есть неприятие Сталиным конструктивизма, уже не отвечавшего его эпохе. И он быстро поправил в нужном ключе прежний конструктивистский проект молодых архитекторов Л. Савельева и О. Стапрана. Отчего стал считаться официальным автором гостиницы. |
| Прежде чем возник Петровский парк, в моде было Нескучное, принадлежавшее в прежнее время графу Орлову, а после него его дочери, графине Анне Алексеевне. Рядом была дача князя Дмитрия Владимировича Голицына, а за его дачей – дача князя Шаховского. Когда покойный государь Николай Павлович купил Нескучное у графини Орловой за 800 000 ассигнациями, Голицын купил участок у Шаховского и просил государя принять от него в дар обе дачи, и таким образом Нескучное, названное Александрией, очень расширилось. Александровский дворец – это тот самый дом, в котором живал граф Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский, давал праздники и пиршества для забавы своей единственной дочери и для утешения всей Москвы в начале восьмисотых годов. 388 Дом так и остался в том виде, как был; конечно, его приспособили к царскому обиходу. В Нескучном долгое время был воздушный театр, то есть прекрасная крытая галерея полукружием, а самую сцену приспособили так, что деревья и кусты заменяли декорации. He могу сказать, был ли этот амфитеатр остаток орловского великолепия, или нарочно был выстроен от дирекции театров для забавы московской публики; 389 только два раза в неделю, в воскресенье да еще в какой-то день, там бывали представления, и зрителей собиралось довольно. В эти дни бывало гулянье, а после театра очень часто пускали фейерверк. Когда устроили Петровский парк и там выстроили театр, а в Нескучном бывший стал ветшать, то его упразднили; начали ездить больше в парк, и Нескучное пришло в забвение. Точно так же было время, когда посещали дачу князя Гагарина за Трехгорною заставой, то, что теперь называется Студенец, а тогда называли Гагаринские пруды. 390 Туда тоже съезжались на гулянье, были разные забавы: ходили по канатам, представляли разные фокусы, играла музыка, были песельники, пускали фейерверки. Но этого в мое время уже не было, а было в царствование императрицы Елизаветы. Летом обыкновенно все дворяне живали у себя по именьям, конечно, исключая тех, которые, будучи при дворе или по службе, не могли отлучиться из города, и потому у многих богатых бар были не дачи, а загородные дома в отдаленных частях Москвы, вошедших потом в состав города. Поблизости от Кремля всего более избирали места на Девичьем поле, около Хамовников, у Крымского брода. Так, по левую руку Девичьего поля, едучи к монастырю, был загородный дом князя Голицына, 391 потом перешедший по наследству к князю Долгорукову, женатому на его воспитаннице Делициной; теперь это дом Олсуфьевых, с прекрасным и обширным садом, с оранжереями, совершенно сельская барская усадьба; подальше был дом князя Трубецкого, тоже с большим садом и рощей, и подалее, рядом с церковью, еще чья-то дача, теперь князя Вадбольского. На Воробьевых горах был потешный деревянный дворец, тот самый, который во время праздника, устроенного графом Румянцевым, находился на Ходынском поле. Этот дворец поставлен был на каменных подклетях, остававшихся от прежних царских теремов. Кругом был большой сад и аллеи. |
| Свидание Его Высочества с Султаном происходило около часу, причем, после краткого официального разговора, продолжительная беседа велась в глубине гостиной, куда Султан отвел Великого Князя и сел с Ним на отдельном диване. Сначала Султан был застенчив и говорил через драгомана, а потом разговорился и стал произносить целые фразы по-французски. Султан был очень доволен этим визитом и охотно согласился на предложение Его Высочества и впредь вести переговоры без посредников. Оказалось, что еще накануне Лейярд употреблял все усилия к тому, чтобы это свидание не состоялось. По окончании беседы Султан проводил Главнокомандующего до нижней площадки большой парадной лестницы. Великий Князь сел в паровой катер, на котором развевался Его значок, и переехал на азиатский берег, в отведенный Ему загородный дворец Бейлербей, где уже собрались чины штаба. От пристани до дворца стояли друг против друга почетные караулы: наш - от Гвардейского Экипажа и турецкий - от дворцовой гвардии, а на самой пристани еще третий - от дворцовой пехоты. Караулы отдали честь и заиграли русский гимн. Поздоровавшись с ними, Его Высочество прошел во дворец, где было предложено угощение. Вскоре на пароходе прибыл Султан. Великий Князь встретил его на пристани, стоя на фланге нашего почетного караула и взяв под козырек, когда все три караула отдали честь и музыка заиграла турецкий гимн Султан и Его Высочество, в сопровождении обеих свит, проследовали во дворец. Яркое солнце освещало живописную картину этого шествия, во главе которого шли Султан, маленький, тщедушный и невзрачный, в черном сюртуке, с двумя звездами, и красною фескою на голове и рядом с ним - наш красивый, статный и величественный Главнокомандующий, в блестящем мундире... Около двадцати минут продолжался визит Султана, после чего он предложил Его Высочеству вместе вернуться на султанском пароходе в Константинополь, в виду желания Великого Князя посетить германского посла и его тещу, герцогиню Софию Саксен-Веймарскую. Его Высочество, принявший это любезное приглашение, по-видимому, очаровал Султана, который пожелал не только оказать внимание своему Гостю, но и продолжить беседу с Ним. Во время этого нового визита беседа наедине, через драгомана Ону, продолжалась четверть часа. |
| Читатель, может быть, помнит, что в числе условий, на которых мне была дарована свобода, были очень для меня унизительные и неприятные, и только крайняя необходимость заставила меня принять их. Но теперь, когда я носил титул нардака, самый высокий в империи, взятые мной обязательства роняли бы мое достоинство, и, надо отдать справедливость императору, он ни разу мне о них не напомнил. Однако незадолго перед тем мне представился случай оказать его величеству, как, по крайней мере, мне тогда казалось, выдающуюся услугу. Раз в полночь у дверей моего жилья раздались крики тысячной толпы; я в ужасе проснулся и услышал непрестанно повторяемое слово «борглум». Несколько придворных, пробившись сквозь толпу, умоляли меня явиться немедленно во дворец, так как покои ее императорского величества были объяты пламенем по небрежности одной фрейлины, которая заснула за чтением романа, не погасив свечи. В один миг я был на ногах. Согласно отданному приказу, дорогу для меня очистили; кроме того, ночь была лунная, так что мне удалось добраться до дворца, никого не растоптав по пути. К стенам горевших покоев уже были приставлены лестницы и было принесено много ведер, но вода была далеко. Ведра эти были величиной с большой наперсток, и бедные лилипуты с большим усердием подавали их мне; однако пламя было так сильно, что это усердие приносило мало пользы. Я мог бы легко потушить пожар, накрыв дворец своим кафтаном, но, к несчастью, я второпях успел надеть только кожаную куртку. Дело казалось в самом плачевном и безнадежном положении, и этот великолепный дворец, несомненно, сгорел бы дотла, если бы благодаря необычному для меня присутствию духа я внезапно не придумал средства спасти его. Накануне вечером я выпил много превосходнейшего вина, известного под названием «лимигрим» (блефускуанцы называют его «флюнек», но наши сорта выше), которое отличается сильным мочегонным действием. По счастливейшей случайности я еще ни разу не облегчился от выпитого. Между тем жар от пламени и усиленная работа по его тушению подействовали на меня и обратили вино в мочу; я выпустил ее в таком изобилии и так метко, что в какие-нибудь три минуты огонь был совершенно потушен, и остальные части величественного здания, воздвигавшегося трудом нескольких поколений, были спасены от разрушения. |
| В моменты кризисов такие смены власти становились привычными, и императором мог стать любой гражданин державы (принцип наследственной власти оформился лишь в Византии последних столетий), потому на троне мог оказаться как достойный, так и недостойный человек. По последнему поводу горестно сетовал Никита Хониат , историк, переживший разгром своей родины крестоносцами: «Были люди, которые вчера или, словом сказать, недавно грызли желуди и еще жевали во рту понтийскую свинину [дельфинье мясо, пищу бедняков. – С. Д.], а теперь совершенно открыто изъявляли свои виды и претензии на царское достоинство, устремляя на него свои бесстыдные глаза, и употребляли в качестве сватов, или лучше [говорить] сводников, продажных и раболепствующих чреву общественных крикунов... О знаменитая римская держава, предмет завистливого удивления и благоговейного почитания всех народов, – кто не овладевал тобою насильно? Кто не бесчестил тебя нагло? Каких неистово буйных любовников у тебя не было? Кого ты не заключала в свои объятия, с кем не разделяла ложа, кому не отдавалась и кого затем не покрывала венцом, не украшала диадемою и не обувала затем в красные сандалии?» т. II, с. 210]. Кто бы ни занимал престол, этикет византийского двора не знал себе равных по торжественности и сложности 7 . Местом пребывания императора и его семьи был, как правило, Большой императорский дворец – комплекс зданий в центре Константинополя. Во времена последних Комнинов Большой дворец обветшал, и василевсы переехали во Влахернский. Любой выход государя строго регламентировался правилами. Каждая церемония с участием императора была расписана до мельчайших подробностей. И конечно, с великой торжественностью обставлялось вступление на трон нового царя. Сам обряд провозглашения с течением веков не оставался неизменным. В ранней Византии коронация носила светский характер, официально императора ромеев избирал синклит, но решающую роль играло при этом войско. Церемония коронации совершалась в окружении отборных частей, кандидата в императоры поднимали на большом щите и показывали солдатам. |
| Ленивая, неряшливая, с неповоротливым умом, и вместе с тем надменная, чванная, злобная, не прощающая другим ни малейшего шага, который почему-либо ей был противен, – Анна Ивановна не развила в себе ни способности, ни привычки заниматься делом и особенно мыслить, что было так необходимо в ее сане. Однообразие ее повседневной жизни нарушали только забавы, которые вымышляли прислужники, но забавы те были такого рода, что не требовали ни большой изобретательности, ни изящества. Анна Ивановна любила лошадей и верховую езду, заимствовавши эту склонность от своего любимца Бирона, который издавна был большой охотник до лошадей. Ей нравилось также забавляться стрельбою, и это делалось внутри дворца, из окон которого она часто стреляла птиц. Ей привозили также во дворец зверей и птиц для примерной охоты. Газеты того времени сообщали публике об охотничьих подвигах ее величества во дворце: то она убила дикую свинью, то – оленя, то – медведя или волка, то такую или иную птицу. Для того, чтобы для царской потехи не оказалось недостатка в животных, запрещалось подданным на расстоянии ста верст от столицы охотиться за всякой дичью, даже за зайцами и куропатками, под страхом жестокого наказания. Анна Ивановна любила наряды и, следуя вкусу Бирона, предпочитала яркие краски, так что никто не смел являться во дворец в черном платье. Сама государыня в будни одевалась в длинное, широкое одеяние небесно-голубого или зеленого цвета, а голова у нее была повязана красным платком, таким способом, каким обыкновенно повязывались мещанки. По воскресеньям и четвергам во дворце отправлялись так называемые куртаги, куда съезжались вельможи, разодетые в цветные одежды, танцевать или играть в карты и в другие игры, и где каждый должен был корчить улыбающуюся и довольную собой физиономию. Иногда давались спектакли, играли немецкие и итальянские пьесы, и в 1736 году императрица ввела первый раз в России итальянскую оперу. Но более всего она любила шутов и шутих. В числе придворных привилегированных шутов государыни известны: Балакирев, исполнявший эту обязанность еще при Петре Великом, португальский жид Лякоста и итальянец Педрилло, прибывший в Россию в качестве скрипача и нашедший для себя выгодным занять должность царского шута. |
|
|
