| Жена Пашкова выразила неудовольствие решением суда о разводе, потому что двое детей остались без обеспечения 133 . По делу Миронова его жена, обвиненная в прелюбодеянии, себя виновной не признала, обвинила мужа в сожительстве с другой женщиной, но при этом заявила: «примириться с мужем желает» 134 . Так же по делу Огневой, ответчица заявляла: что «Всю жизнь я от мужа страдала, а я осталась ему верна по настоящий день, всю жизнь он меня мучил, а я его любила и люблю до сих пор, он всячески меня истязал, из деревни он меня гнал служить в город, отнимал мой заработок до последней копейки и тяжелым трудом заработанные мной деньги и приобретенные вещи раздавал любовницам в деревне и в городе, а теперь единственное, что у меня осталось – честное имя – хочет затоптать в грязь» 135 . Однако Синод подтверждал развод. Как правило, женщины оправдывали свое поведение грубым обращением мужей: «Федор Сытченко не раз спасал меня и детей от побоев, истязаний и нагло грубых обращений мужа со мною и детьми» 136 ; «ушла от мужа вследствие его невозможного характера, он бил ее, издевался, поэтому она и принуждена была укрываться у посторонних» 137 . Необходимо отметить, что эти заявления женщин не могли отменить решения о разводе вследствие их вины, и, следовательно, они должны были нести епитимию. О каких-либо мерах против мужей в данных делах, как правило, не упоминается, и это очень симптоматично: по-видимому, ни Консистория, ни Синод не видели возможности выхода за рамки формального решения дела (только в деле надворного советника И. Караваева, жена которого подала встречный иск, на обоих супругов накладывается епитимия на 7 лет) 138 . Но если жена не соглашалась с тем, что факт прелюбодеяния установлен, то опротестовать показания свидетелей ей было не под силу (дело Д. К. Кондрашовой). В решении о деле Подшибякиных жене рекомендовалось установить факт лжесвидетельства в гражданском суде, а потом подать на пересмотр дела. В судебном решении было записано: «Если она находит данные против нее свидетелями мужа показания ложными, то может привлечь сих свидетелей к уголовной ответственности». В случае если суд докажет факт лжесвидетельства, она может просить о пересмотре дела 139 . |
| Несмотря на жесткое и неменяющееся законодательство с 1860-х гг. начался рост разводов (до этого ситуация отличалась удивительной стабильностью: с конца 1830-х гг., когда начали публиковаться сведения о разводе, ежегодно Св. синод разрешал 80–90 разводов на всю страну) 15 . Наибольшее число разводов в этот период – по безвестному отсутствию, что объясняется сравнительно легким оформлением развода по этому поводу 16 . В 1870-е гг. на первом месте по числу разводов по прелюбодеянию стояла Санкт-Петербургская епархия: в 1869 г. – в ней расторгнуто по причине прелюбодеяния одного из супругов 88,2% от общего числа разводов по прелюбодеянию; в 1870 г. – 51%; в 1873 г. – 54%; в 1874 г. – 33%; в 1875 г. – 48%. Число разводов по стране росло, в начале XX в. ежегодно оформлялось около 3000 разводов. Тем не менее получить развод было очень сложно: по переписи 1897 г. на 1000 мужчин приходился 1 разведенный, женщин – 2. В 1913 г. по Российской империи на 98,5 млн православных был оформлен 3791 развод (0,038%) 17 . Несомненно, что тенденция запретить развод шла в разрез с реальной ситуацией в обществе. Происходил стремительный рост нефиксированных разводов. Статистик П. Бечаснов отмечал, что в русском обществе сер. XIX в. была распространена ситуация, когда происходит «разлучение по существу – выдача отдельного вида на жительство, но оценить это явление невозможно ввиду отсутствия его учета» 18 . О неудовлетворительности существующих норм для развода свидетельствует число незаконнорожденных детей 19 . В Санкт-Петербурге в 1867 г. было 19 342 рождений, в том числе 4305 незаконнорожденных; в 1889 г. – рождений 28 640, незаконнорожденных 7907 20 . Эти цифры, опубликованные Центральным статистическим комитетом и приведенные И. В. Преображенским , показывают, что почти каждый третий ребенок в Петербурге – незаконнорожденный 21 . По официальной статистике в 1890 г. число детей, принесенных в воспитательный дом Санкт-Петербурга, составляло 9578 человек, в Москве в 1889 г. – 16 636 чел., в Киеве на содержание приказа общественного призрения поступало в 1890-е гг. не меньше 2000 человек в год. В начале XX в. ежегодное число подкидышей по всей России исчислялось десятками тысяч 22 . |
| – был указан также новый повод к разводу, не предусмотренный канонами: «супруг вправе просить о расторжении брака в случае нанесения ему другим супругом тяжких оскорблений и вообще причинения ему расшатывающих самые основы семьи постоянных нравственных истязаний, если, по убеждению духовного суда, продолжение брачной жизни представляется для супруга-истца невыносимым» (ст. 9); – в качестве болезней, которые могут служить поводом к разводу, назывались неизлечимое сумасшествие (ст. 10), проказа, сифилис, «неизлечимая прилипчивая и отвратительная болезнь» (ст. 11); – «злонамеренное оставление другого супруга, длящееся не менее двух лет» (ст. 12); – существенным добавлением стала статья, согласно которой причиной развода может быть раздельное жительство по причине неприязненных отношений или «нравственного расхождения» супругов длительностью не менее трех лет. Новый проект принимал во внимание новую для русского общества свободу смены вероисповедания и пытался защитить интересы православного супруга в случае ухода из православия другого супруга. Революционные события прервали работу Междуведомственной комиссии. Однако ее проект послужил основой для обсуждения вопроса о разводах на Поместном соборе. 5. Революционное законодательство о расторжении браков и реакция Поместного собора 1917–1918 гг. В 1917 г. консистории были буквально завалены бракоразводными делами. Приводим донесение Святейшему синоду от 18 октября 1917 г. святителя Тихона (Белавина) , избранного в 1917 г. митрополитом Московским и Коломенским: «За последние два года (1915 и 1916) Московская духовная консистория несла усиленные труды по исполнению бракоразводного делопроизводства, весьма обильного и загруженного по многочисленности возникающих здесь этого рода дел. К войне присоединилась революция, удесятерившая оплату труда и жизненные на все продукты цены, а число бракоразводов непомерно стало расти. Если в 1916 г. и даже в январе-феврале текущего 1917 г. бракоразводных дел поступало 50–60 в месяц, то ныне число таковых поступлений доходит до 130 и более в месяц. Наблюдающийся всеобщий развал государственных, моральных и других устоев жизни, видимо, отражается и на этих делах. 1700 дел, состоявших в производстве бракоразводного стола консистории к началу текущего 1917 г., видимо, возрастут к концу его» 92 . |
| Коллектив авторов Е. В. Белякова. Русская рукописная традиция скитского устава 434 В XIV в. в истории православия начался новый этап, связанный с общим подъемом православного монашества и ростом его влияния на византийскую культуру. Это был период наиболее тесного сотрудничества греческого и славянского монашества, обусловленный политическим и культурным подъемом славянских государств. Исследователи уже отмечали, что только в этот период славяне активно переводили и усваивали новые, современные им греческие тексты 435 . Произведения Григория Паламы , Григория Синаита , патриарха Филофея, патриарха Каллиста и др. получили широкое распространение в славянской традиции. Для истории славян особое значение имела деятельность святого Григория Синаита (t 1346 г.), подвизавшегося как на Афоне, так и в Парории (современная Странджа планина) 436 . Среди его учеников был и Феодосий Тырновский, болгарский патриарх. Произведения Григория Синаита были переведены на славянский, как полагает А. Э. Тахиаос, еще при жизни преподобного 437 . Однако рукописная традиция сочинений Григория Синаита , как греческая 438 , так и славянская остается не исследованной. Не определен и круг памятников, который подвергся новой переработке и редактированию в связи с исихастским движением. Несмотря на интерес исследователей к этому движению, оно до сих пор не рассматривалось исследователями на уровне рукописной традиции, что отмечал уже А. Э. Тахиаос 439 . Болгарские исследователи связывают перевод произведений Григория Синаита с деятельностью Феодосия Тырновского, И. Богданов называет даже дату перевода сочинения Григория (« Григория Синаита главы с краегранесием зело полезны, их же краегранесие ес(ть) сие словес различна, о заповедех. о веле- ниих прещениих и о обетованиих еще ж и о помыслех») – 1355 г., но без указания источника 440 . Вместе с сочинениями Григория Синаита в XIV в. в славянской книжности появляется Азбучно-Иерусалимский патерик – сборник, содержащий краткие статьи о палестинских монахах 441 . Греческий протограф этого памятника не установлен, хотя и известны близкие по составу греческие сборники. |
| С нач. XVIII в. начала складываться государственная система благотворительности. Однако финансирование благотворительных учреждений этого периода осуществлялось сначала через Патриарший, затем Монастырский приказы, а с 1721 г. через Синод и Камер-контору 354 . 30 декабря 1701 г. был издан именной указ, по которому запрещалось монастырям владеть доходами с вотчин и угодий. Ими должен был распоряжаться Монастырский приказ, и уже из приказа хлеб и деньги распределялись по монастырям «в общежительство», «а что будет в остатке хлеба и денег, сверх вышеписанныя монахом дачи», следует отдавать «на пропитание нищих в богадельни и в убогие неимущие монастыри» 355 . Он же ведал распределением нищих по монастырям и богадельням 356 . Финансирование государственных благотворительных учреждений и мероприятий в основном велось за счет «венечных денег» и штрафных денег с раскольников. В учреждениях Московской губернской канцелярии в 1724 г., таким образом, содержалось 865 детей до 8 лет и насчитывалось 90 богаделен на 4 тыс. женщин 357 . Кроме того, Петр I считал, что не только монастырские доходы, поступающие в Монастырский приказ, должны использоваться на благотворительные цели, но и непосредственно сами монастыри должны участвовать в служении нищим, престарелым и детям. Программа социального служения монастырей, как уже отмечалось выше, была изложена Петром I в «Объявлении, когда и коей ради вины начался чин монашеский»: «служити прямым нищим, престарелым и младенцем» 358 . По словам «Объявления», «монахиням в служении нищих равное ж определение, яко и монахом своего пола». Кроме того, необходимо было определить несколько монастырей для содержания сирот-девочек и мальчиков до 7 лет, после 7 лет мальчиков «отсылать в школы определенныя, а женскаго пола обучать грамоте, такожь следующих мастерств: пряжи, шитья, плетенья кружев (для чего надлежало выписать из Брабандии сирот, которыя выучены в монастырях)». Монахам, не занятым уходом за нищими и инвалидами, «отвесть монастырския земли, дабы сами хлеб себе промышляли». Монахиням же «питатца рукоделием вместо пашни, а имянно: пряжею на мануфактурные дворы.....» 359 . Таким образом, основной функцией женских монастырей и одновременно оправданием существования была их социальная роль. |
| Таким образом, в конце XVIII – начале XIX в. женские монастыри, не имея специальных благотворительных и просветительских учреждений, тем не менее содержали престарелых и больных, а также занимались воспитанием и обучением сирот. Благотворительная деятельность в конце XVIII – нач. XIX в. также была свойственна так называемым женским общинам, возникавшим стихийно в результате реформы 1764 г. и первоначально не имевшим никакого правового статуса. Многие из этих общин учреждались на основе богаделен, странноприимных домов, «домов сестер милосердия», «сестер трудолюбия» и т. д. 398 Что представляли собой подобные богадельни? Так, в Зеленогорской богадельне Нижегородской епархии было 45 чел., из них только восемь вдов. Богадельня содержалась за счет собственных трудов, рукоделия и подаяния за чтение псалтири 399 . Собственно благотворительные учреждения (больницы, богадельни, приюты, школы и училища) начинают появляться в женских монастырях в нач. XIX в. По штатам 1764 г. больницы были устроены и содержались за счет казны только в первоклассных мужских монастырях и архиерейских домах. В женских монастырях больницы и богадельни стали появляться в начале XIX в. и содержались на пожертвования частных лиц, проценты с капиталов, за счет собственных трудов, подаяния, перечисляемого процента от кружечного сбора. В 1802 г. в Покровском Хотьковском монастыре на средства княгини Ф. Л. Черкасской была выстроена деревянная богадельня на шесть престарелых монахинь. Затем в 1826 г. на средства Н. М. Нероновой была построена больница на 12 чел., «из живущих в монастыре и из других престарелых больных, не имеющих других способов к прожитию». Больница содержалась на проценты с 12 000 руб., пожертвованных Н. М. Нероновой и хранящихся в билетах Опекунского совета, и 8000 руб., переданных игуменье 400 . С 1808 г. существовала больница для монашествующих в Зачатьевском монастыре, устроенная на средства «неизвестной особы». С 1831 г. – больница в Горицком монастыре на 16 келей в одно окно 401 . В 1836 г. помещица Покорская пожертвовала деньги на устройство больницы в Каменском Успенском монастыре Черниговской епархии 402 . |
| Задачи внутренней миссии требовали решения вопроса о богословском образовании женщин. Попытки создания разного рода богословских курсов для женщин делались уже в 80-е гг. XIX в. Одна из них была предпринята протоиереем А. М. Иванцовым-Платоновым в виде отдельных чтений по богословским вопросам для образованных женщин. Такого рода курсы долго не существовали 56 . Предпринимались попытки по созданию общин диаконисс с просветительскими целями в Санкт-Петербурге. Ф. Знаменский сообщал, что «в 1900 г. идея древних диаконисс воскресла, впрочем, в измененном виде, в учрежденном при Санкт-Петербургском обществе религиозно-нравственного просвещения в духе Православной Церкви религиозно-просветительном союзе интеллигентных лиц женского пола, принявших на себя труд, под непосредственным наблюдением и руководством известного столичного деятеля по благотворению протоиерея К. И. Ветвеницкого, заниматься чтением Св. Писания, святоотеческих творений, житий святых и проч. Для больных в клиниках, лечебницах и больницах… В минувшем году таких чтиц было 90, чтения проводились в 19 местах» 57 . В 1910 г. открылись женские богословские курсы – одновременно в Москве и Казани. Это совпадение понималось как «знак, что вопрос назрел; мысль о необходимости высшего богословского образования для женщин в России явилась не в одном месте и, следовательно, не может быть признана чем-то случайным или искусственным» 58 . В том же году в Москве возникли женские богословские курсы, основанные Союзом христианских матерей под председательством графини З. В. Коновницыной при Обществе содействия религиозно-нравственному и патриотическому воспитанию детей княгини С. А. Голицыной. «В задачи курсов входило сообщать образованным женщинам научное изложение веро- и нравоучения христианской педагогики в применении к обучению детей дошкольного и школьного возраста и преподаванию их народу в народных и иных школах посредством чтений» 59 . Прот. И. Восторгов , который принимал активное участие в открытии этих курсов и разработал их устав, написал докладную записку на имя митрополита Владимира (Богоявленского) 60 и подал ее вместе с прошением об открытии Высших богословских женских курсов. Записка И. Восторгова заслуживает, несомненно, пристального внимания. И. Восторгов объяснял причины необходимости серьезного отношения к женскому религиозному образованию. |
| Отличительной особенностью этих училищ было то, что они содержались на средства духовного ведомства – Духовно-учебного комитета Св. синода 18 , а служащие в этих училищах состояли на государственной службе. Однако число дочерей духовенства, преимущественно сирот, обучавшихся в этих училищах, было незначительно. К 1860 г. существовало четыре училища для девиц духовного звания (Царскосельское, Ярославское, Казанское, Иркутское), в которых обучалось в общей сложности 279 человек. К 1866 г. таких училищ стало уже 11, в них обучалось 594 воспитанницы. К 1879 г. значительно возросло число воспитанниц этих училищ и составило уже 1006 учениц, так что Св. синод вынужден был ограничить принятие воспитанниц в эти училища 19 , и до 1917 г. число учащихся в них увеличилось только в два раза (в 1914 г. – 2177 воспитанниц). Рост числа женских духовных учебных заведений начался в период Великих реформ в России, повлекших за собой значительные изменения в социальной структуре общества. Ежегодные отчеты обер-прокурора Св. синода сообщали, что в епархиях на местные средства начали открываться женские училища, создаваемые по инициативе местного духовенства, которое, «глубоко осознавая потребность в образовании своих детей женского пола и все более убеждаясь в благодетельности учрежденных для сего женских духовно-учебных заведений» 20 , активно занимается их открытием и благоустройством. Отчет за 1867 г. объяснял деятельность духовенства в этом направлении тем, что «выгоды образования, получаемого в женских духовно-учебных заведениях, которые при скромных экономических и учебно-воспитательных силах с достоинством выполняют свое призвание, более и более привлекают к сим училищам симпатии духовенства, укореняя в нем убеждение в их необходимости и благодетельности для духовного сословия» 21 . Епархиальные училища состояли в ведении Св. синода под управлением епархиальных архиереев и были вверены попечению местного духовенства. Содержались они за счет местных епархиальных сумм, на взносы благотворителей и на пожертвования духовенства. |
| Автор отмечал, что социальные проблемы здесь должны быть решаемы вместе с религиозным воспитанием: «Но не менее темная деревенская женщина нуждается и в религиозно-нравственном учении. Так как строй домашней жизни в крестьянской среде складывается под значительным влиянием женщины и на женщине лежит воспитание детей, то через нее можно было бы много сделать для подъема общего уровня деревни как в бытовом, так и религиозно-нравственном отношениях. Словом, для женской миссии простор в крестьянской среде чрезвычайно большой и нужда в сколько-нибудь просвещенной, религиозной и сердечной женщине-руководительнице чрезвычайно велика» 98 . Потребность в женщинах-диакониссах ощущалась и на приходах. Священник Александр Васильевич Гумилевский 99 , после своей неудачной деятельности в Крестовоздвиженской общине сестер милосердия (см. ниже), пришел в 1861 г. к выводу о необходимости устройства приходских диаконисских общин для заботы о бедствующих прихожанах, которые должны были «образовываться в приходских церквах под непосредственным ведением священников и ближайшим ведением местных епископов» 100 , а затем формироваться в епархиальные общины 101 . В апреле 1863 г. Гумилевским был основан приют на Песках для «больных, престарелых и малолетних нищих», при котором функционировала и «братская община сестер, служащих братству, по примеру древних православных диаконисс» 102 . Двенадцать сестер трудились в приюте при этой общине ради Христа и способствовали нравственным успехам этого приюта; одни из них занимались обучением детей, другие работали в приютской кухне, третьи посещали квартиры бедных, четвертые ходили по больницам. Но в 1869 г. А. В. Гумилевский был перемещен в Обуховскую больницу, где заразился тифом и скончался. 4. Общины сестер милосердия как вид женского служения в Церкви С середины XIX в. в России стали появляться общины сестер милосердия, как правило, находившиеся под покровительством знатных женщин, которые были хорошо знакомы с западноевропейскими образцами. Первая русская община сестер милосердия – Свято-Троицкая – была основана в 1844 г. |
| И. Пирогов. Эта община послужила прообразом для деятельности в России Общества Красного Креста. В общине были определенные правила приема, во время службы в общине сестры обязывались жить в ней и не вступать в брак. Существовало и некоторое церковное посвящение, которое было описано сестрой общины Е. М. Бакуниной. Сначала она постилась и приступила к Св. Тайнам, потом выслушала свое клятвенное обещание, зачитанное священником, перед которым она, приложившись к Евангелию и Кресту, стала на колени. Иерей надел ей на шею позолоченный серебряный крест на голубой ленте. На лицевой стороне креста стояла надпись: «Ты еси, Боже, крепость моя!», а на оборотной: «Возьмите иго Мое на себе» 106 . Неопределенность церковного, да и государственного статуса сестер милосердия осознавалась современниками. Когда священнику Александру Васильевичу Гумилевскому через несколько лет после войны было поручено написать устав для Крестовоздвиженской общины, он предложил придать ей, да и другим, схожим по задачам общинам сестер милосердия, статус диаконисский, отказавшись от подражания западным образцам. А. В. Гумилевский отмечал, что идея сестер милосердия не прижилась на русской почве: «Представши в глазах народа не с церковным характером, не в народной форме одежды, они не оказали никакого влияния на изменение народного взгляда на христианское милосердие и до сих пор ограничиваются тесными пределами той рамки, в которую поставлены… Как привить к нашему народу дела христианского милосердия?». А. Гумилевский считал необходимым установление традиционной церковной формы служения, «которое обнимало бы собой религиозную жизнь христианского милосердия. и вместе освящено было Церковью как учреждение душеспасительное. Подобное учреждение было в древней Церкви одно: диакониссы». Правда, Гумилевский считал неактуальным восстановление литургического аспекта служения диаконисс, который присутствовал в древней Церкви, а предлагал ограничить их деятельность «как служительниц христианского милосердия» 107 . |
|
|
