| Хотя проф. Мюллер в заглавии своего новейшего труда обозначает как предмет своего исследования только пророка Иезекииля и псалмы, он в самом деле дает гораздо больше, чем обещает, так как в Прибавлении (Anhang, S. 52–63) он показывает строфический строй и некоторых проповедей пророка Иеремии, равно как и Михея. На первом месте, после короткого предисловия, заменяющего введение, проф. Мюллер строфически излагает в еврейском оригинале и в переводе 20 главу пророка Иезекииля, затем следует 23 глава того же пророка и —606— 78 псалом; в упомянутом Прибавлении излагаются 7, 17, 22 и 26 главы пророка Иеремии, а также и 3 и 5 гл. пророка Михея, публикованные автором уже раньше. Сколько мы знаем, строфическая теория проф. Мюллера в России мало или почти совсем неизвестна. Мы воспользуемся случаем появления рассматриваемого нами сочинения и на одном примере познакомим читателей с этой теорией. Для этого выбираем одну часть более всех интересной 20 главы пр. Иезекииля. Эту главу проф. Мюллер считает серьезно-прозаическою проповедью, в которой преобладает мысль и обнаруживается известный схематизм. При определении строфического строя этой проповеди, точкою отправления для проф. Мюллера является «историческое обозрение» (ст. 5–24), состоящее из трех частей: А) Израильтяне в Египте, В) Израильтяне в пустыне – первая генерация, С) Израильтяне в пустыне – вторая генерация. Строфический строй этой части проповеди можно, как выражается проф. Мюллер, математически доказать. Этот строй показывает следующая схема: Ао Ст. 17–19а (7 строк) (7 строк) Ст. 6–7 Ст. 10–12 Ст. 19в–20 (7 строк) (7 строк) (7 строк) Ст. 21. (7 строк) (7 строк) (7 строк) Ст. 14. Ст. 21. (4 строки) (4 строки) (4 строки) Ст. 15–16. Ст. 23–24. (7 строк) (7 строк) Это расчленение текста в строфы основывает автор на так называемых респонзиях. Автор берет, именно, в основу строфы обыкновенное, совершенно простое предложение. Иногда в последующем тексте находятся предложения вполне сходствующие с известными предложениями в предшествующем тексте. В строфах, первоначально только по смыслу определенных, эти сходствующие предложения находятся во взаимно вполне соответствующих строках. Это взаимное соответствие определенных строк |
| — Тьяден, я приказываю вам по долгу службы: встать! — Еще что прикажете? — спрашивает Тьяден. — Вы будете выполнять мой приказ или нет? Тьяден отвечает, не повышая голоса и, сам того не зная, заканчивает свою речь популярнейшей цитатой из немецкого классика. Одновременно он оголяет свой тыл. Химмельштос срывается с места, словно его ветром подхватило: — Вы пойдете под трибунал! Мы видим, как он убегает по направлению к ротной канцелярии. Хайе и Тьяден оглушительно ржут, — так умеют хохотать только торфяники. У Хайе от смеха заскакивает челюсть, и он беспомощно мычит открытым ртом. Альберт вправляет ее ударом кулака. Кат озабочен: — Если он доложит, тебе несдобровать. — А ты думаешь, он доложит? — спрашивает Тьяден. — Обязательно, — говорю я. — Тебе закатят по меньшей мере пять суток строгого, — заявляет Кат. Тьядена это ничуть не страшит. — Пять суток в кутузке — это пять суток отдыха. — А если в крепость? — допытывается более основательный Мюллер. — Пока сидишь там, глядишь и отвоевался. Тьяден — счастливчик. Он не знает, что такое заботы. В сопровождении Хайе и Леера он удаляется, чтобы не попасться начальству под горячую руку. Мюллер все еще не закончил свой опрос. Он снова принимается за Кроппа: — Альберт, ну а если ты и вправду попал бы сейчас домой, что б ты стал тогда делать? Теперь Кропп наелся и стал от этого уступчивее: — А сколько человек осталось от нашего класса? Мы подсчитываем: семь человек из двадцати убиты, четверо — ранены, один — в сумасшедшем доме. Значит, нас набралось бы в лучшем случае двенадцать человек. — Из них трое — лейтенанты, — говорит Мюллер. — Ты думаешь, они согласились бы, чтобы на них снова орал Канторек? Мы думаем, что нет; мы тоже не захотели бы, чтобы он орал на нас. — А как ты представляешь себе, что такое тройное действие в «Вильгельме Телле»? — вдруг вспоминает Кропп и хохочет до слез. — Какие цели ставил перед собой геттингенский «Союз рощи»? — испытующе спрашивает Мюллер, внезапно переходя на строгий тон. — Сколько детей было у Карла Смелого? — спокойно парирую я. |
| — Будь добр, удружи… — Ну, ладно, — говорит он. Кропп идет с ним в палату, — он не доверяет ему и хочет сам присутствовать при этом. Мы ждем его во дворе. Мюллер снова заводит речь о ботинках: — Они бы мне были как раз впору. В моих штиблетах я себе все ноги изотру. Как ты думаешь, он до завтра еще протянет, до того времени, как мы освободимся? Если он помрет ночью, нам ботинок не видать как своих ушей. Альберт возвращается из палаты. — Вы о чем? — спрашивает он. — Да нет, ничего, — отвечает Мюллер. Мы идем в наши бараки. Я думаю о письме, которое мне надо будет завтра написать матери Кеммериха. Меня знобит, я с удовольствием выпил бы сейчас водки. Мюллер срывает травинки и жует их. Вдруг коротышка Кропп бросает свою сигарету, с остервенением топчет ее ногами, оглядывается с каким-то опустошенным, безумным выражением на лице и бормочет: — Дерьмо, дерьмо, все вокруг дерьмо проклятое! Мы идем дальше, идем долго. Кропп успокоился, мы знаем, что с ним сейчас было: это фронтовая истерия, такие припадки бывают у каждого. Мюллер спрашивает его: — А что пишет Канторек? — Он пишет, что мы железная молодежь, — смеется Кропп. Мы смеемся все трое горьким смехом. Кропп сквернословит; он рад, что в состоянии говорить. Да, вот как рассуждают они, они, эти сто тысяч Кантореков! Железная молодежь! Молодежь! Каждому из нас не больше двадцати лет. Но разве мы молоды? Разве мы молодежь? Это было давно. Сейчас мы старики. II Странно вспоминать о том, что у меня дома, в одном из ящиков письменного стола, лежит начатая драма «Саул» и связка стихотворений. Я просидел над своими произведениями не один вечер, — ведь почти каждый из нас занимался чем-нибудь в этом роде; но все это стало для меня настолько неправдоподобным, что я уже не могу себе это по-настоящему представить. С тех пор как мы здесь, наша прежняя жизнь резко прервалась, хотя мы со своей стороны ничего для этого не предпринимали. Порой мы пытаемся припомнить все по порядку и найти объяснение, но у нас это как-то не получается. Особенно неясно все именно нам, двадцатилетним, — Кроппу, Мюллеру, Лееру, мне, — всем тем, кого Канторек называет железной молодежью. Люди постарше крепко связаны с прошлым, у них есть почва под ногами, есть жены, дети, профессии и интересы; эти узы уже настолько прочны, что война не может их разорвать. У нас же, двадцатилетних, есть только наши родители, да у некоторых — девушка. Это не так уж много, — ведь в нашем возрасте привязанность к родителям особенно ослабевает, а девушки еще не стоят на первом плане. А помимо этого, мы почти ничего не знали: у нас были свои мечтания, кой-какие увлечения да школа; больше мы еще ничего не успели пережить. И от этого ничего не осталось. |
| Мониторинг СМИ Мьянма закрепляет исход рохинджа стенами, блокпостами и буддистами Вернуться в страну беженцам практически невозможно 13.04.2018 10:29 Мьянма не готова принять обратно более 700 тыс. ее бывших жителей-рохинджа, которые вынуждены были покинуть свои дома в августе—ноябре прошлого года. К такому выводу пришла помощница генерального секретаря ООН по гуманитарным вопросам Урсула Мюллер, посетившая штат Ракхайн. По ее словам, в регионе не создано никаких условий для возвращения беженцев: нет ни жилья, ни медицинской помощи, ни даже базовых гарантий безопасности. Несмотря на достигнутое между Бангладеш и Мьянмой в конце ноября прошлого года соглашение о репатриации беженцев, кризис до сих пор не разрешен. На территориях, где раньше жили мусульмане, расселяются буддисты и устанавливают армейские блокпосты. «От людей (в штате Ракхайн Мьянмы.— “Ъ”) я слышала, что там нет доступа к здравоохранению, нет гарантий безопасности и продолжается насильственное перемещение»,— заявила вчера Урсула Мюллер, завершившая шестидневный визит в Мьянму. Госпоже Мюллер было впервые позволено посетить районы, сильнее всего пострадавшие от «контртеррористической операции». Там, как свидетельствуют спутниковые фото, за последние полгода десятки деревень рохинджа были сожжены и разрушены до основания. «Я попросила власти Мьянмы остановить насилие,— добавила Урсула Мюллер.— И сделать все, чтобы возвращение беженцев из округа Кокс-Базар (регион в Бангладеш, где скопилось наибольшее число бежавших рохинджа.— “Ъ”) было добровольным, в ходе него уважалось человеческое достоинство, а вернувшиеся могли рассчитывать на постоянное проживание». Напомним, что конфликт между мусульманами-рохинджа и буддистами длится в Мьянме уже более столетия, но последняя острая фаза пришлась на август прошлого года. Власти и большая часть населения страны считают рохинджа нелегальными мигрантами из Бангладеш, отказывают им в базовых социальных и гражданских правах. После нападения «Армии спасения рохинджа Аракана» (требует самоопределения рохинджа) на позиции мьянманской армии 25 августа войска Мьянмы начали антитеррористическую операцию. |
| – А есть у вас ручка с ядом? – Сэм! Наверх! – Теперь ответь на вопрос мистера Мюллера, Сара, – сказал Кэсл. – Где и каким образом ты перешла границу в Свазиленд? – По-моему, я вовсе не обязана ему об этом рассказывать, как ты считаешь? Корнелиус Мюллер сказал: – О, забудем про Свазиленд. Это дело прошлое, и было это в другой стране. Кэсл наблюдал, как Мюллер приспосабливается к обстановке, словно хамелеон к цвету почвы. Вот так же, должно быть, приспосабливался он и во время своих уик-эндов в Лесото. Возможно, Мюллер не вызывал бы у Кэсла такой неприязни, если бы меньше приспосабливался. На протяжении всего ужина Мюллер поддерживал вежливую беседу. «Да, – подумал Кэсл, – право же, я предпочел бы капитана Ван Донка. Ван Донк, увидев Сару, сразу ушел бы из дома. У предрассудков есть что-то общее с идеалами. А у Корнелиуса Мюллера нет ни предрассудков, ни идеалов». – Как вы находите, миссис Кэсл, здешний климат после Южной Африки? – Вы хотите сказать – погоду? – Да, погоду. – Здесь меньше крайностей, – сказала Сара. – А вы иной раз не чувствуете, что вам недостает Африки? Я приехал сюда через Мадрид и Афины, так что я уже несколько недель не был дома, и знаете, чего мне тут недостает больше всего? Отвалов возле Йоханнесбурга. Их цвета на закате солнца. А вам чего недостает? Вот уж никак Кэсл не подозревал, что у Мюллера есть эстетическое чувство. Появилось ли оно вместе с продвижением по службе, сопровождавшимся расширением интересов, или же это приспособление к данному случаю и к данной стране, такое же, как и его любезность? – У меня другие воспоминания, чем у вас, – сказала Сара. – И моя Африка – другая. – Да ну что вы, мы же оба африканцы. Кстати, я привез с собой несколько сувениров для моих здешних друзей. Хоть я и не знал, что вы будете в их числе, я привез вам шаль. Вы же знаете, какие великолепные ткачи в Лесото – «королевские ткачи». Вы примете шаль от вашего старого врага? – Конечно. Это очень любезно с вашей стороны. – А как вы думаете, леди Харгривз примет сумку из страусовых перьев? |
| – Я об этом не слышал. Кэсл подошел к буфету и снова налил себе двойную порцию виски. Если добавить достаточно содовой, двойная порция «Джи-энд-Би» будет выглядеть, как обычная. – Вам не нравится этот портвейн? – спросил Мюллер. – Мы получали замечательный портвейн из Лоренсу-Маркиша. Увы, те времена прошли. – А от чего он умер? – От воспаления легких, – сказал Мюллер. И добавил: – В общем, это спасло его от долгого суда. – Мне нравился Карсон, – сказал Кэсл. – Да. Так жаль, что он считал африканцами только людей определенного цвета кожи. Это ошибка, обычно свойственная людям второго поколения. Не желают признавать, что белый может быть таким же африканцем, как и черный. Моя семья, к примеру, прибыла в Африку в тысяча семисотом году. Мы были среди первых поселенцев. – Он взглянул на свои часы. – Бог ты мой, как я у вас задержался. Шофер ждет меня, должно быть, уже целый час. Придется вам меня извинить. Я вынужден проститься. Кэсл сказал: – Наверное, нам все-таки следовало бы немного поговорить о «Дядюшке Римусе», а потом уж вам ехать. – Это может подождать до нашей встречи на работе, – сказал Мюллер. У порога он обернулся. И сказал: – Мне, право, жаль, как у меня вышло насчет Карсона. Если бы я знал, что вы не слышали об этом, я бы так неожиданно вам этого не сообщил. Буллер без всякой дискриминации дружелюбно лизнул край его брюк. – Хорошая собака, – сказал Мюллер. – Хорошая собака. Ничто не сравнится с собачьей преданностью. В час ночи Сара прервала долгое молчание. – Ты ведь еще не спишь. Только притворяешься. Это так на тебя повлияла встреча с Мюллером? Он же был вполне вежлив. – О да. В Англии он ведет себя по-английски. Он очень быстро адаптируется. – Дать тебе таблетку могадона? – Нет. Я скоро засну. Вот только… я должен тебе кое-что сказать. Карсон умер. В тюрьме. – Его убили? – По словам Мюллера, он умер от воспаления легких. Она просунула голову ему под руку и уткнулась лицом в подушку. По-видимому, заплакала. Он сказал: – Я невольно вспомнил сегодня последнюю записку, которую от него получил. Она лежала в посольстве, когда я вернулся после встречи с Мюллером и Ван Донком. «Не волнуйся насчет Сары. Садись на первый же самолет, вылетающий в Л.-М., и жди ее в „Полане“. Она в надежных руках». |
| – Милая моя девочка, что вы так перепрыгиваете с одного на другое? Давайте подождем и не будем решать насчет портвейна, пока не доберемся до сыра: у них тут превосходный «уэнслидейл». Я только хотел сказать: пожалуйста, будьте разумны. Живите спокойно здесь, с вашей свекровью и вашим сыном… – И сыном Мориса. – Возможно. – Что значит – возможно? – Вы же встречались с этим человеком – Корнелиусом Мюллером из БОСС, такой несимпатичный тип. А имечко! Так вот, у него такое впечатление, что настоящий отец… дорогая моя, вы уж извините меня за то, что я выскажусь напрямик… Я не хочу, чтобы вы совершили ту же ошибку, какую совершил Морис… – Вы говорите не очень-то напрямик. – Так вот, Мюллер считает, что отец ребенка – из ваших. – О, я знаю, кого он имеет в виду… Даже если бы это была правда, тот человек мертв. – Он не мертв. – Конечно же мертв. Его убили во время бунта. – А вы видели его тело? – Нет, но… – А Мюллер утверждает, что он благополучно сидит под замком. Осужден пожизненно – так говорит Мюллер. – Я этому не верю. – Мюллер утверждает, этот человек готов предъявить свои отцовские права. – Мюллер лжет. – Да, да. Вполне возможно. Не исключено, что это подставная фигура. Сам я еще не занимался законной стороной дела, но сомневаюсь, чтобы этот человек сумел что-либо доказать в наших судах. Ребенок записан в вашем паспорте? – Нет. – У него есть собственный паспорт? – Нет. – В таком случае вам придется просить о выдаче ему паспорта, чтобы вывезти его из страны. А это значит пройти через уйму бюрократических препон. Люди, выдающие паспорта, могут быть иногда очень, очень медлительны. – Какие же вы мерзавцы. Вы убили Карсона. Вы убили Дэвиса. А теперь… – Карсон умер от воспаления легких. А бедняга Дэвис – у него был цирроз. – Это Мюллер говорит, что он умер от воспаления легких. А вы говорите, что у Дэвиса был цирроз, теперь же вы угрожаете мне и Сэму. – Не угрожаю, дорогая моя, а советую. – Ваши советы… Ей пришлось умолкнуть. Подошел официант, чтобы убрать тарелки. У доктора Персивала тарелка была почти чистая, на тарелке же Сары так и осталась большая часть еды. |
| Из желания отстоять свободный характер домирного падения Мюллер всеобщность падения ограничивает падением многих, но этим создает новую трудность, ведущую к отрицанию всеобщности искупления. Души, сохранившие себя от греха, не могут нуждаться в искуплении и скорее сами должны были бы явиться в роли искупителей своих падших собратий. Мюллер решительно отказывается дать определённый ответ на вопрос о назначении этих душ в домостроительстве человеческого спасения. Признанием, что в домирном бытии пали не все души, но лишь бесчисленное множество, роковой характер падения не устраняется. Так как там не было никакого искушения и взаимного индивидуального воздействия, души же тем не менее пали и притом в бесчисленном множестве, то ясно, что их падение совершилось не столько по свободе, сколько вследствие природной их организации. При допущении необходимости падения падает необходимость искупления, предполагающего свободное падение. Стремясь к обоснованию идеи личной ответственности за наследственный грех, теория предположением домирного существования и падения душ расторгает органическое духовное единство людей с их общим для всех родоначальником. Здесь не признаётся общечеловеческий или родовой грех, но только сумма индивидуальных грехов и вин. Если же нет у людей органической связи с греховным прародителем, то не может быть органического единства с Искупителем или Вторым Адамом, в Котором человечество видит своего духовного главу и представителя рода. Богочеловечество Христа, воспринятое Им полной человеческой природы объяснимо лишь на почве естественного происхождения природы всех от природы одного, т. е. Адама. Мюллер последовательно должен был бы учить о нравственном единении Логоса с душой человека – Христа. Отсюда понятно, почему о Лице Иисуса Христа Мюллер умалчивает. Наконец, с точки зрения психологической непонятно забвение людьми совершённого ими в полном сознании и свободно, столь важного по следствиям своим, домирного грехопадения. Из аналогичного факта – не прекращающегося и в будущей жизни сознания нами земного нашего бытия мы в праве заключить, что и факт довременного, вполне сознательного, чисто духовного падения, вызвавший столь важный следствия, не мог бы быть забыт людьми при переходе их в земную жизнь, если бы он действительно имел некогда место. |
| Впрочем, не у одних только Отшийцев, но и у других африканских негров, называемых обыкновенно фетишистами, как, напр., ваников (Wanika), кимбундов (Kimbunda), Мпонгве (M’pongwe), Йеву и Кру – путешественники и антропологи находят первоначальные монотеистические верования. Поэтому неудивительно, что многие ученые приходят к заключению совершенно противоположному тому, чем какое высказывают эволюционисты, что в своем религиозном сознании люди шли не от фетишизма к монотеизму, а наоборот от монотеизма к фетишизму. Макс Мюллер, по принципу, не враждебен учению эволюционистов: он стоит к ним ближе, чем к учению Божественного Откровения, однако же и он говорит следующее: „Я утверждаю, что до сих пор никем не доказано, что где либо, в Африке ли то или в других странах, фетишизм составляет всю религию народа. Где только представлялся случай подвергнуть продолжительному и тщательному исследованию религиозные верования самих низших племен (негров), никогда однако же не было найдено, чтобы все племя ничего не могло указать из религии, кроме простого служения фетишу. Я утверждаю, что служение фетишу в Африке, точно также как и где либо в другом месте, означает лишь упадок религии, что первоначально негр имел более возвышенные религиозные понятия, чем почитание палок и камней, и что многие, верующие в фетиша, в то же время имеют более высокие, более чистые и более истинные представления о божественном“. Мало того, М. Мюллер, хотя и увлекся в последнее время эволюционизмом, но все-таки объявил себя самым непримиримым противником теории фетишизма вообще. В свое время мы увидим, что он с полным основанием обнаруживает несостоятельность этой теории. Фетиши, т. е., камни, чурбаны, якори, скалы, львиные хвосты и т. п., суть вещи „осязаемые“. Но „осязаемые“ вещи, говорит М. Мюллер, не могли быть предметом поклонения или религиозного почитания, потому что человек всегда имел возможность рассмотреть их, осязать, ощупать и признать совершенно понятными, вследствие чего они и не могли производить впечатления чего-то непостижимого, загадочного ми сверхъестественного, а что познает человек, то, и по словам защитников теории фетишизма, перестает быть для него богом. Вот почему, – говорит М. Мюллер, – фетишизм, состоящий в боготворении указанных вещей, не мог быть первоначальною религиею, а является формою производною, выродившеюся из других более древних форм. |
| В одной китайской книге сказано: «Если существует только одно небо, то не может быть много богов». Вообще Tien или небо у китайцев представляется высочайшим живым существом. «Славное небо, говорит Конфуций, называется широким; оно сопутствует тебе, куда бы ты ни пошел; славное небо называется также блистающим и простирается над тобою, хотя бы ты убегал от него». Tien называется также праотцем всех вещей, существом наивысшим. Кроме того он именуется великим мастером, потому что он создает существа и вещи, подобно горшечнику, выделывающему из глины кухонную утварь. Китайцы говорят также о предопределении и воле неба, о шагах неба или провидении и т. д. Так представляет себе М. Мюллер первобытную религию человечества. Теперь спрашивается: откуда же явилась эта религия в роде человеческом? Дана ли она от вне человеку или человек сам создал ее? На этот вопрос М. Мюллер отвечает таким образом. Такое слово, как Бог, в своем действительном значении, и даже римское слово Deus или греческое θες, заключающее в себе силу известного свойства, не существовало и не могло существовать в первобытных эпохах истории языка и мысли. Чтобы понять религии древности, следует выучиться понимать язык. Первоначально язык доставлял слова для означения впечатлений, полученных при помощи чувств. Следовательно, корень, означающий жечь, светить, греть, мог служить для озвучения солнца или неба. У нас рождается невольно вопрос: по какому пути шел дух человеческий, прежде чем слово «небо» потеряло свое первоначальное, чисто материальное значение и облеклось в совершенно иное? Первоначально в сердце человека существовало, говорит М. Мюллер, какое то чувство несовершенства, слабости или зависимости, как нам приятно было бы назвать его на нашем абстрактном языке. Нам также трудно объяснить это чувство, как трудно объяснить, почему новорожденное дитя чувствует голод и жажду. Однако так было вначале, между тем то же происходить и теперь. Человек не знает, откуда приходит и куда идет. Он желает найти проводника, друга, ищет опоры, которая бы его поддерживала, он жаждет небесного Отца. |
|
|
