| 2 Рущинский: Религиозный быт русских у иностранцев XVI и XVII вв. Чтения общ. ист. и древн. росс. 1871 г. кн. 3, 170 стр. 15 Стоглав гл. 25. Были даже особые мастера, обучавшие церковному пению, так называемые «роспевщики и творцы», которые, подобно древним рапсодам, путешествовали с этой целью по разным городам и странам русским. Так, в статье «откуду и от коего времени начался быти в Рустей земли осмогласное пение», относящейся к концу XVI, или к началу XVII в., говорится: «Иван Нос, да Христианин (знаменитые певцы) были во царство благочестивого царя Ивана Васильевича. И были у него с ним в любимом его селе, в слободе Александрове; а Стефан Голыш тут не был, ходил по градом и учил Усольскую страну» (Ундольский: ст. о церк. пении в России; 22 стр.). 24 Опис. рук. синод. библ. отд. III. I, т. 96 стр. На ростовской кафедре в XVII в. было два митрополита Ионы: один около 1604 г., другой – от 1652 до 1691 г. См. там же, 92 стр. 39 Олеарий сообщает, что в его время в Москве находилось около 1000 одних протестантских семейств. Рущинский. Чт. об. ист. и древн. росс., 1871 г., т. III, 215 стр. 41 Это делали король польский Сигизмунд III –й (см. Сбор. Оболенского, изд. 1838 года, 7-й) и король шведский Карл XI (см. Ист. Росс. иер. I т. 418–419 стр.). 42 Эту мысль с особенною подробностию раскрывает Паисий Лигарид в заключении своего обширного опровержения челобитной Никиты, писанного по поручению царя Алексея Михайловича. См. рук. Москов. Духов. Акад. (листы не нумерованы). 43 Об этом училище имеются, впрочем, самые смутные сведения. Единственный писатель, сообщающий о нем сведения Адам Олеарий, – бывший в России в 1633–1634 гг. и потом еще в 1643 г, – говорит только, что оно открыто «недавно», и что учителем в нем был Арсений Грек. Но выражение – «недавно» неопределенно; потому что неизвестно в точности от какого времени должно считать назад. – Арсений же Грек прибыл в Россию вместе с иерусалимским патриархом Паисием в 1649 г., и его, конечно, не мог знать Олеарий, издавший свою книгу в 1647 году. |
| Большая часть тогдашних образованных греков училась в западных школах, из которых они иногда выносили и западные, несогласные с Православием, понятия. На самих патриарших восточных престолах сидели иногда такие патриархи, строгое Православие которых подвергалось некоторыми сильному сомнению. Что же касается нравственных качеств различных восточных иерархов, то они довольно часто были даже очень невысоки. Самого, например, Паисия народная молва упорно обвиняла в варварском убийстве Константинопольского патриарха Парфения Старшего, как об этом, по крайней мере, не раз доносили в Москву разные агенты. Поэтому такая личность, как Арсений, не была на Востоке исключением, а явлением довольно обычным, к которому все привыкли и к которому в большинстве случаев относились или равнодушно, или прямо снисходительно. Наконец, Паисий, вероятно, в существе дела вовсе не интересовался московскою школою, ее направлением и процветанием; его в Москве занимали совсем другие вопросы, тем более что как грек он, конечно, смотрел на русских по-гречески, т.е. свысока, пренебрежительно, только как на грубую материальную силу, неспособную к высшему развитию. Что же касается того обстоятельства, как могло случиться, что патриарх Паисий, оставив Арсения в Москве в качестве учителя, сам же потом сделал на него донос, то это объясняется просто следующим: вместе с патриархом Паисием отправился из Москвы и Арсений Суханов , назначенный сопровождать патриарха. Прибыв в Киев, Суханов постарался собрать все сведения о личности оставленного в Москве учителя, чтобы все узнанное сообщить о нем в Москву. Поэтому патриарху Паисию необходимо было поспешить объясниться с московским двором относительно Арсения Грека, чтобы не испортить своих отношений к Москве и предупредить Суханова. Благодаря этому обстоятельству и появился донос Паисия на Арсения, причем Паисий сознается, что Арсений вовсе не был его действительным дидаскалом, как он назвал его в Москве, а дидаскалом, взятым в Киеве, так сказать, напрокат, только для пополнения свиты на время пребывания патриарха в Москве. |
| Действуя по-прежнему быстро и энергично, Никон затребовал из монастырей и церквей старые богослужебные тексты, которые он хотел использовать для сличения с бывшими в то время в ходу русскими богослужебными книгами. Некий монах Зосима и Арсений Грек были к тому же посланы для розысков таких же текстов в монастырских и архиерейских библиотеках. Сбор старых материалов дал прекрасные результаты, и вскоре в распоряжении Печатного Двора оказалось около 2700 старых служебников, уставов, псалтырей, евангелий и других богослужебных и церковных книг 378 . Этот ценный материал, так же как и книги, позже привезенные Арсением Сухановым , все же никогда не были использованы при Никоне. Подлинное научное сличение этих текстов потребовало бы многие годы тщательной научной работы и, по всей вероятности, также не дало бы требуемых результатов, так как эти книги, конечно, отражали все перемены, происшедшие в Уставе за столетия истории христианства в России, и не могли дать правщикам никакого окончательного текста, но их, видимо, и не пытались использовать для работы Печатного Двора при Никоне. Вместо старых славянских и греческих книг, изучение которых все же объяснило бы Никону его недоумения над русскими текстами, патриарх приказывает попросту взять современные греческие книги венецианского издания конца XVI и начала XVII века 379 . Уже 9 октября 1652 года, до отъезда Арсения Грека за книгами и прибытия старых книг из библиотек и монастырей, и до получения материалов от Суханова, начинает печататься новое издание Псалтыри, в которое вводятся, по сравнению с прежними русскими печатными изданиями, значительные перемены. В частности, пропускаются указания, как надо делать перстосложение при осенении себя крестным знамением, и указание на поклоны при чтении молитв Ефрема Сирина во время поста. Так как старые справщики воспротивились нововведениям Никона, Арсения и Славинецкого, то патриарх уволил двух ветеранов печатного дела в Москве – справщиков Ивана Наседку и Силу Григорьева 380 . Смерть в конце лета 1652 года Ш. Мартемьянова, верного друга Неронова и Вонифатьева, тоже помогла ослаблению пробоголюбческих традиционных сил Печатного Двора. Старый состав справщиков заменяют упорный грекофил и друг Славинецкого монах Евфимий, монах Матвей, верный старый друг Никона по Новоспасскому монастырю, и уже упомянутый Арсений Грек. 20. Разгром боголюбцев |
| Действуя по-прежнему быстро и энергично, Никон затребовал из монастырей и церквей старые богослужебные тексты, которые он хотел использовать для сличения с бывшими в то время в ходу русскими богослужебными книгами. Некий монах Зосима и Арсений Грек были к тому же посланы для розысков таких же текстов в монастырских и архиерейских библиотеках. Сбор старых материалов дал прекрасные результаты, и вскоре в распоряжении Печатного двора оказалось около 2700 старых служебников, уставов, псалтырей, евангелий и других богослужебных и церковных Этот ценный материал, так же как и книги, позже привезенные Арсением Сухановым, все же никогда не были использованы при Никоне. Подлинное научное сличение этих текстов потребовало бы многие годы тщательной научной работы и, по всей вероятности, также не дало бы требуемых результатов, так как эти книги, конечно, отражали все перемены, происшедшие в Уставе за столетия истории христианства в России, и не могли дать правщикам никакого окончательного текста, но их, видимо, и не пытались использовать для работы Печатного двора при Никоне. Вместо старых славянских и греческих книг, изучение которых все же объяснило бы Никону его недоумения над русскими текстами, патриарх приказывает попросту взять современные греческие книги венецианского издания конца XVI и начала XVII Уже 9 октября 1652 года, до отъезда Арсения Грека за книгами и прибытия старых книг из библиотек и монастырей и до получения материалов от Суханова, начинает печататься новое издание Псалтыри, в которое вводятся по сравнению с прежними русскими печатными изданиями значительные перемены. В частности, пропускаются указания, как надо делать перстосложение при осенении себя крестным знамением и указание на поклоны при чтении молитв Ефрема Сирина во время поста. Так как старые справщики воспротивились нововведениям Никона, Арсения и Славинецкого, то патриарх уволил двух ветеранов печатного дела в Москве — справщиков Ивана Наседку и Силу Смерть в конце лета 1652 года Ш. Мартемьянова, верного друга Неронова и Вонифатьева, тоже помогла ослаблению пробоголюбческих традиционных сил Печатного двора. Старый состав справщиков заменяют упорный грекофил и друг Славинецкого монах Евфимий, монах Матвей, верный старый друг Никона по Новоспасскому монастырю, и уже упомянутый Арсений Грек. |
| как и его противники, он так же далек и чужд был от всякой ереси, как и они. Все различие между ними заключалось только в том, что Никон уверовал в троеперстие, как единственно правильную форму перстосложения для крестного знамения, в троение, а не двоение аллилуия, в правильность написания имени Христа Иисус, вместо прежнего Исус, в порчу русских церковных книг и т. под., тогда как его противники по-прежнему веровали в двоеперстие, в сугубую аллилуию, в писание имени Христа Исус и т. под. Ни какой действительной вероисповедной разности между ними не было и обе враждовавшие стороны были одинаково православны, одинаково далеки от каких бы то ни было неправославных, а тем более еретических воззрений и верований. Но Никон, как скоро он уверовал в большую правильность троеперстия, троения, а не двоения аллилуии и под., естественно, как ревностный к процветанию православия архипастырь, постарался энергично реформировать русскую церковную старину сообразно своим новым верованиям, причем Никон вполне искренно верил, что своею реформаторскою деятельностью он только еще более возвышает старое русское православие, несознательно усвоившее было в последнее время кое-что неправое и нововводное в сфере церковного обряда и чина. В этих именно видах, а не ради своего еретичества, он и начал свои книжные исправления. К сожалению, Никон задачу исправления книг понял не в том смысле, что нужно исправлять в них только ошибки, описки, произошедшие от небрежности или невежества переписчиков, разные темные, неточные и устаревшие слова и выражения, что было бы ему по силам, а значительно шире. Он, вовсе не знавший греческого языка, решил однако делать новые переводы с греческих церковно-богослужебных книг, причем, конечно, сам не мог ни контролировать, ни проверять правильность новых переводов, а всецело зависел в этом деле от случайных переводчиков, которые неизбежно были настоящими господами положения. Главным переводчиком и справщиком книг при Никоне был известный Арсений грек. Защитники старины постоянно и с особою настойчивостью указывают на то обстоятельство, что Арсений грек был еретик, что |
| Прежде всего ошибочна мысль, что причиной открытия школы Арсения грека была нужда в знающих справщиках, ученых корректорах, как говорит г. Забелин. Если справщики – ученые корректоры только, то для чего же нужно было им знание греческого и латинского языков? Ведь никаких греческих и латинских книг в то время на Московском печатном дворе не печатали; а славянские книги справщики-корректоры могли вполне исправно прокорректировать и без знания этих языков. Таким образом открывать училище для обучения корректоров славянских книг греческому и латинскому языкам – не имеет смысла. И на самом деле школа Арсения грека вовсе не для этого была открыта, как видно из слов Олеария, свидетельство которого очевидно осталось неизвестным г. Забелину. Олеарий прямо и ясно говорит об обучении русского юношества греческому и латинскому языку, а не справщиков будущих ли то или настоящих. В настоящее время не может подлежать никакому сомнению, что известный в нашей русской истории XVII столетия деятель Арсений грек приехал в первый раз в Москву в 1649 году с Иерусалимским патриархом Паисием. Каким же образом этот Арсений грек мог быть учителем греко-латинской школы при патриархе Филарете? И не быв сим учителем, как он мог «потонуть на одинокой и потому утлой своей ладье в глубине всеобщего невежества и быть сосланным в Соловки?». Очевидно учителем греко-латинской школы при патриархе Филарете должно быть какое-либо другое лицо, если только школа в то время была. Точно также неверно г. Забелин говорит, что про Арсения грека по поводу его педагогической деятельности стали говорить, что он волхв, еретик, звездочетец и т. д. Очевидно, что И.Е. Забелину известно только (вероятно из словаря митрополита Евгения) существование этих сказаний, но содержание их для него terra incognita. Про Арсения грека действительно сложено немало сказаний. Но кем? Раскольниками и вообще лицами, восставшими против реформ патриарха Никона . И не по поводу педагогической деятельности Арсения грека сложены эти сказания, а по поводу его трудов по исправлению богослужебных книг; и притом трудов его по возвращении из Соловок, а не до отправления туда. |
| 13 Во всяком случае, не ранее этого числа, потому что 29 июля Арсений несомненно был еще в Константинополе и следовательно раньше 30 июля выехать оттуда никоем образом не мог. См. грамоту Паисия патр. константинопольского на имя царя Алексея Михайловича от 29 юля 1654 года. 15 Когда приехал в Москву грек Иван Панкратьев – сведений нет. Первое известие о пребывании его в Москве сохранилось от 20 августа 7163 (1655) года. Греческие дела, кар. 49. дела 24. Об нем, равно как и об архимандритах афонских монастырей: хиландарского, есфигменского и павловского был написан доклад государю, где он назван слугою иерусалимского патриарха. Здесь же говорилось, что с ним приехали два его сына и что как де старец Арсений ездил во Афонскую гору и он де был при нем долгое время на своих проторех и едучи назад в Ясех занемог и старец Арсений взял человека иво с товаром и поехал к Москве и ныне де он приехал для того своего человека и для товаров. 7164 (1656) года января 4-го он вместе с вышеупомянутыми архимандритами – хиландарским, есфигменским и павловским – представлялся царю Алексею Михайловичу. 7165 (1656) года сентября 1 он выехал из Путивля. Греческие дела, кар. 49, дела 24. В челобитной на имя патриарха Никона он писал, что ему учинилось проторей в дивет месяцов триста рублей. Дано ему соболми на 40 рублей. 16 Высокопреосвященный Макарий – неизвестно на каком основании – говорит, что эта отписка прислана Арсением из волошской земли и следоват. на обратном пути его из Константинополя в Москву он был в волошской земле в ноябре 1654 года [« Патриарх Никон в деле етс... стр. 48»). Но 1) отписки этой не сохранилось и потому нам неизвестно, откуда высокопр. Макарий заимствовал сведения, что она прислана из волошской земли. Дело, в котором должна была бы она находиться, озаглавливается: ...о приезде грека Юрия Константинова с отписками, посланнаго в Иерусалим, Арсения Суханова . Эта надпись говорит, следоват., в пользу нашего мнения, но никаким уже образом не в пользу мнения высокопр. Макария. 2) Далее. Если эта отписка и действительно была прислана из волошской земли, то в таком случае она могла быть прислана Арсением не на обратном пути его из Константинополя в Москву, а прислана, «из волошской земли» о приезде его туда [во время второго его в 1654 году путешествия] на пути в Иерусалим. |
| Понятно после этого, почему Неронов, уже при начале книжных никоновских исправлений заявлял, что исправление русских книг никак не следует поручать таким сомнительным лицам, «яков оный лукавый чернец Арсений, о нем же патриарх иерусалимский писал к тебе, государю, из Путимля, что он, Арсеней, еретик, велел его остерегать. А ныне он, Арсеней, взят к Москве и живет у патриарха Никона в келье, да ево и свидетеля, врага, поставляет, а древних великих мужей и чудотворцев свидетельство отметает и ложно нарицает». Этот упрек Никону, что он доверенным книжным справщиком у себя сделал во всех отношениях подозрительного Арсеиния грека, был справедлив, не потому конечно, что Арсенни был действительный убежденный еретик и мог сознательно вносить какие либо ереси в русские церковные книги, или каким-нибудь образом портить их, но потому, что против него лично существовали очень сильные, на фактах основанные подозрения, Никоном не уничтоженные, вследствие чего Арсений, действительно мог служить соблазном для многих русских. В интересах успеха своего дела Никон обязан был принять во внимание совесть тех немощных, которых крайне смущало доверие патриарха к уличенному в неправославии и сосланному за еретичество на вечное житье в Соловки Арсению. Но Никон, по обычаю, не обращал никакого внимания на существовавшие в существовавшие в обществе подозрения и обвинение против Арсения, не постарался их разъяснить и опровергнуть, и потому деятельное участие Арсения в книжных Никоновских исправлениях послужило потом одним из главных оснований для противников реформам Никона признать новоисправленные книги еретическими, так как, говорили они, ведомый всем еретик Арсений грек внес в них, под видом и справ летя, свои ереси. По поводу книжных исправлений при Никоне невольно и сам собою возникает вопрос: каково было личное участие самого Никона в книжных исправлениях? Если мы для ответа на этот вопрос обратимся к предисловии первого новоисправленного служебника, изданного в 1655 году, где подробно излагается история возникновения у нас книжных исправлений при Никоне, то отсюда окажется, что главным инициатором и действительным исполнителем всех книжных исправлений был сам Никон патриарх: ему первому пришла мысль о порче наших книг, о необходимости их исправление по древним славянским харатейным спискам и древним греческим, и что он Никон первый начал исправлять наши книги с древних славянских и греческих. |
| В связи с начатым патриархом Никоном исправлением богослужебных книг возникла необходимость в возможно большем количестве древнегреческих текстов, так как число имевшихся в России оказалось недостаточным для подобных работ. В 1654 г. для приобретения необходимых греческих рукописей по совету Епифания Славинецкого и Арсения Грека патриарх Никон послал Суханова на Афон и Восток. Поездка требовала особой осторожности, поскольку старец Асений вез с собой «государеву милостыню», взамен которой в греческих монастырях предполагалось получить необходимые рукописи. «Милостыня» состояла из денежной казны и «государевых соболей» на огромную сумму — около пятидесяти тысяч рублей. В этой связи Суханову приходилось не раз нанимать провожатых, так как, по его словам, в то время в тех краях был «страх великий от воинских людей, и от татар и от венгров, и от междоусобий». Отправившись в путь под видом простого монаха — «в чернеческом образе», Суханов собирался продать соболя в Константинополе, но опасения, что по пути туда его могут ограбить, заставили его продать их уже в Яссах по сходной цене молдавскому воеводе Стефану. Там же Суханов нанял в провожатые грека Ивана Панкратьева «для толмачества турского языка». По замыслу Арсения, если бы турки стали отнимать деньги, Панкратий должен был выдать себя за едущего за товаром купца — торговые люди находились под защитой султана. Во время путешествия, продлившегося два года, Суханов посетил восемнадцать афонских монастырей, в которых лично отобрал 500 греческих рукописей. На обратном пути, который проходил через Константинополь, Суханов подвергся новым опасностям — он был объявлен в розыск османскими властями. В послании царю Алексею Михайловичу константинопольский грек Фома Иванов писал об этом: «Лихие люди наварили об нем султану и хотели его пытать, а я ево в то время сохранил и про него сказал, что он уже давно ушол и ево, Арсения, отпустил тайно и мысль их злая от того отошла». Проехав Яссы, Арсений вновь подвергся опасностям, о чём позднее написал в своем докладе царю: «в то время по обе стороны были люди воинские, с одну сторону от Умони татарове, а з другую сторону от Бряславля стояли ляхи. А я, Арсений, ехал промежь их на Балановку и ден и ноч, прося у Бога милости, чтоб уйти … И на те де места после меня ударили с обеих сторон татарове и ляхи и те местечка разорили, пожгли, а людей посекли и поимали». |
| При известной несокрушимой энергии этого замечательного человека, стремления его были бы, конечно, гораздо успешнее, если бы, по крайней мере, вне окружавшей его русской действительности «греческое учение» стояло высоко, в смысле особой, самостоятельной и широко развитой греческой науки и образованности. Но дело в том, что и с этой стороны он оставался почти без поддержки. Старая византийская ученость, переместившись на запад, явилась здесь, как мы уже сказали, в новых латинских формах, и отрицавшие ее московские книжники, со своей точки зрения, были совершенно последовательны: их капитальное заблуждение состояло здесь собственно в том, что по невежеству своему, смешивая форму с сущностию, они стали рассматривать ее как еретическую, доходя в своем отрицании, так сказать, до геркулесовых столпов. На месте, в самой Греции и вообще на православном востоке замечался, напротив, даже явный упадок просвещения, и, кроме остатков павшей Византии, не было почти ничего оригинального и самобытного в области научного развития; так что наиболее образованные греки стали приходить к нам преимущественно с латинского запада. Весьма знаменательно в этом отношении, что даже первый сподручник патриарха Никона , Арсений Грек был, именно, усердный питомец западной науки, принимавший даже католичество, чтобы быть допущенным только в ее высшие православные святилища. Сменивший его, другой знаменитый сотрудник Никона, Епифаний Славинецкий, также был выходцем с латинствующего Киева, и московские книжники, по крайней мере в первые годы жизни его в Москве при патриархе Никоне прямо трактовали его за одно с латинниками 297 . Но вот самому Никону довелось испытать злейшую иронию судьбы: его жесточайшим противником, наиболее содействовавшим его падению, оказался, именно, никто иной, как сам натуральный грек, пришедший к нам с Запада величайший латинник того времени, Паисий Лигарид. Таким образом, не имея достаточной поддержки ни в современном русском обществе, ни вне его и основываясь единственно почти на высокой исторической традиции, Никон явился деятельным поборником в Москве «греческого учения», и понятно, что при такой исключительности своего стремления, он должен был рано или поздно потерпеть здесь неудачу. |
|
|
