| Мне думается, что изначала и вы крестились, как мы ныне и как в церкви на иконе у вас и у нас Спасова рука пишется. А то вам написал новый ваш учитель Дамаскин иподиакон и сделал вам в одном кресте три креста, людей велел крестить пятью перстами, а себя тремя; мы же старое предание держим, как пишет блаженный Феодорит. Вы сказали, что армяне так слагают персты, как мы, но если и армянин добро делает и по древнему преданию крестится, чем то виновато? А если и грек изменит старое предание, чем то право?..» Четвертое, и последнее, прение происходило 4 июня. Прение это вели с Арсением патриарший старец Иоасаф и другие греки. Иоасаф: «Не добро у вас на Москве делают, что в другой раз крестят христиан». Арсений объяснил, что на Москве вновь крестят только тех, кто крещен неправильно, чрез обливание, римлян и ляхов, ибо «еретическое крещение несть крещение, но паче осквернение». Иоасаф: «Почему же у вас вновь не крестят греков, когда и они обливаются в крещении, а не погружаются?» Арсений: «Потому что мы не знаем этого, а если сведают в Москве про ваше обливание, то и вас станут крестить». Иоасаф: «Нестаточное то, чтобы нас снова крестить, не гораздо у вас то делают, и наш патриарх хочет писать об этом к другим патриархам, и, согласившись, будут о том в Москву писать к государю и патриарху». Арсений: «Если добре будут писать, ино послушают, а станете писать противно св. апостолам, то на Москве и четырех патриархов не послушают, знают на Москве древнее предание и без четырех патриархов». Иоасаф: «Невозможно не послушати четырех патриархов, о чем ни станут писать один или четверо». Арсений: «Отчего невозможно? Папа и главный был у четырех патриархов, да вот ныне его не слушают». Иоасаф: «Папа — еретик, потому не слушают его». Арсений: «А и то неправославное ж дело, что св. апостолы велели крестить в три погружения, а четыре патриарха обливают или покропляют, и то есть папина ересь». Иоасаф: «Да как вам не послушать четырех патриархов, кого же вам слушать?» Арсений: «Если по преданию св. |
| Понятно после этого, почему Неронов, уже при начале книжных никоновских исправлений заявлял, что исправление русских книг никак не следует поручать таким сомнительным лицам, «яков оный лукавый чернец Арсений, о нем же патриарх иерусалимский писал к тебе, государю, из Путимля, что он, Арсеней, еретик, велел его остерегать. А ныне он, Арсеней, взят к Москве и живет у патриарха Никона в келье, да ево и свидетеля, врага, поставляет, а древних великих мужей и чудотворцев свидетельство отметает и ложно нарицает». Этот упрек Никону, что он доверенным книжным справщиком у себя сделал во всех отношениях подозрительного Арсения грека, был справедлив, не потому конечно, что Арсений был действительный убежденный еретик и мог сознательно вносить какие либо ереси в русские церковные книги, или каким-нибудь образом портить их, но потому, что против него лично существовали очень сильные, на фактах основанные подозрения, Никоном не уничтоженные, вследствие чего Арсений, действительно мог служить соблазном для многих русских. В интересах успеха своего дела Никон обязан был принять во внимание совесть тех немощных, которых крайне смущало доверие патриарха к уличенному в неправославии и сосланному за еретичество на вечное житье в Соловки Арсению. Но Никон, по обычаю, не обращал никакого внимания на существовавшие в обществе подозрения и обвинения против Арсения, не поста- —559— рался их разъяснить и опровергнуть, и потому деятельное участие Арсения в книжных Никоновских исправлениях послужило потом одним из главных оснований для противников реформам Никона признать новоисправленные книги еретическими, так как, говорили они, ведомый всем еретик Арсений грек внес в них, под видом исправления, свои ереси. Таким образом уже одна, так сказать, внешняя постановка книжных исправлений при Никоне, именно, что книги исправлялись по греческим печатным венецианским изданиям, что разные выпуски их разнились между собою, что их исправление совершалось при деятельном участии такого подозрительного и ненадежного человека, каким, в глазах многих, был Арсений грек, помимо самого характера исправления, давала основание противникам реформы Никона предполагать в его исправлениях только порчу русских книг, думать, что в них внесены разные новшества и даже ереси. |
| Он, вовсе не знавший греческого языка, решил, однако, делать новые переводы с греческих церковно-богослужебных книг, причем, конечно, сам не мог ни контролировать, ни проверять правильность новых переводов, а всецело зависел в этом деле от случайных переводчиков, которые неизбежно были настоящими господами положения. Главным переводчиком и справщиком книг при Никоне был известный Арсений грек. Защитники старины постоянно и с особой настойчивостью указывают на то обстоятельство, что Арсений грек был еретик, что он научал еретичеству Никона, что он, переводя и исправляя книги, нарочно вносил в них все соблазнительное и еретическое. В действительности же это дело стояло так: Арсений, до своего приезда в Москву, проживая в Киеве, несколько выучился говорить по-малороссийски. Прибыв в Москву и будучи сослан на Соловки, он здесь практически выучился понимать русскую речь и говорить по-русски. Как грека образованного и знающего русский язык, Никон охотно сделал Арсения справщиком книг, поручил в то же время ему вновь переводить книги с греческих. Но несомненно, что Арсений, как иностранец-грек, не настолько, однако, владел русским языком, чтобы постичь все его тонкости, понимать все его особенности и оттенки, уметь всегда подыскать нужное слово, нужный оборот речи, чтобы точно, ясно выразить ту или другую мысль, точно и верно, по строю речи, формулировать известное учение. Многое и, конечно, очень многое для Арсения, как иностранца, оставалось в русском языке непонятным и закрытым, почему его переводы, естественно, во многом отличались от старых, нередко уступали им в ясности, точности, в уместности того или другого выражения, казались иногда двусмысленными и соблазнительными. Но, очевидно, все недочеты книжных переводов Арсения, следует объяснять не его еретичеством, а его недостаточным знанием русского языка, и уменьем владеть им, как следует. Другим видным переводчиком при Никоне и после него, был Епифаний Славинецкий. Этот переводчик известен как крайний приверженец буквализма в переводе, – он, в жертву буквализму, приносил ясность и понятность самой речи, сочинял собственные слова и их сочетания очень искусственные и маловразумительные, лишь бы ближе быть к подлиннику, от чего его переводы всегда неуклюжи, нередко темны и малопонятны, так что смысл некоторых наших церковных песней и сейчас усвояется с трудом. |
| Но не трудно видеть, что этими словами Неронов имел в виду указать не на школьное учительство Арсения, а на его будто бы инициаторскую роль в церковной реформе Никона. Да и вообще название «учитель» в приложении к Арсению Греку еще не дает права заключать отсюда, чтобы он действительно был у нас основателем и учителем греко-латинской школы. Арсений явился в Москву с официальным титулом «дидаскала» при Иерусалимском патриархе Паисии (с которым он приехал в Москву), и этот титул «учитель» мог потом иногда прилагаться к нему и в Москве, хотя бы он и не был здесь учителем в школе. В доказательство того, что Арсений Грек был в Москве основателем и учителем греко-латинской школы, ссылаются на известное свидетельство иностранца Олеария, который говорит: «В настоящее время к немалому удивлению надо заметить, что по распоряжениям патриарха и великого князя русское юношество начинают обучать греческому и латинскому языкам. Для этого близ патриаршего двора учреждена уже латинская и греческая школа, которою заведывает и управляет один грек по имени Арсений». Но дело в том, что Олеарий в последний раз был в Москве в 1643 году, значит, сам он не видал ни Арсения, ни основанной им школы, а говорит о ней только на основании дошедших до него слухов, которые легко могли возникнуть ввиду того, что Арсений явился в Москву с официальным титулом дидаскала и в Москве оставлен был между прочим и для риторического учения, хотя этим делом ему и не пришлось потом заняться. Во всяком случае, если бы греко-латинская школа Арсения Грека действительно существовала, она необходимо оставила бы по себе какой-либо след и воспоминание, мы знали хотя бы одного ее ученика, так как самая греко-латинская школа в Москве и ее воспитанники, представляя для тогдашнего времени явление новое, небывалое и даже неслыханное у нас, не могли бы укрыться от внимания современников настолько, чтобы об них не дошло до нас никакого современного туземного известия, помимо сомнительного слуха, сообщенного иностранцем Олеарием. |
| Выше мы говорили, что патриарх Паисий отправляясь в Москву включил в свою свиту много купцов, которые на казенных подводах и на казенных кормах отправились вместе с своими товарами и патриархом в Москву. В числе этах гречан купцов был и грек Мануил Юрьев, который гнал в Москву гурт волов в 200 штук. Как причисленный к патриаршей свите, Мануил отправился, имея при себе другие товары, вместе с патриархом в Москву, причем волы остались назади. Когда патриарх возвращался из Москвы, вместе с ним поехал (конечно опять на казенный счет) и Мануил Юрьев. Проводив патриарха до встречи с своими волами, Мануил дружелюбно распростился с патриархом, получил от него благословение и вместе с волами снова прибыл в Москву. Здесь ему в посольском приказе предъявлен был на него иск в 75 рублей, который оставил Иерусалимский патриарх, уезжая из Москвы. От Мануила потребовали, чтобы он заплатил по предъявленному иску. Но грек решительно заявил, что он у патриарха никогда денег не занимал, в противном случае патриарх имел бы на него кабалу, которой однако у него нет. В пояснении, как мог возникнуть на него подобный иск со стороны патриарха, Мануил показал: «А как он (патриарх) был здеся на Москве и он просил у меня часов в подарок, и я ему тех часов не дал, а продал я их на сторону и взял за них полтораста рублев, а дал я ему (патриарху) вместо милостыни по отле своей двадцать пять рублев денег». Теперь патриарх, пояснил грек «мстя ему за часы», и подал на него ложный иск, о котором он однако ничего не говорил, будучи в Москве. Ничего не говорил и дорогою, когда Мануил провожал его из Москвы. Наконец грек, в доказательство, что он действительно не должен патриарху, сослался на оставшегося в Москве старца грека Арсения и на другого грека, известного в Москве Ивана Петрова. Арсений имел неосторожность вмешаться в это кляузное дело и стать на сторону Мануила против патриарха. Он не только подтвердил показания Мануила, но и сделал больше: он бил челом государю, чтобы с Мануила не брали денег для патриарха Паисия, и чтобы его (Мануила) ради патриаршего челобитья не сажали в тюрьму и не ссылали. |
| D-r Lud. v. Pastor, Gesch. der Papste, 2 В 1886 и 1889 (рец. К.Шварсалона, Ж. М. Н. Пр. 1890, 9, с. 205–233) 376 Еп. Арсений, Нил Дамила, Новг. 1895; А.Раин, Тайна одного из поборников соедин. церквей (Хр. Чт. 1894, II, 322–326); Виз. Врем. 1895, III, 464–466, 469–470 379 Еп. Порфирий, Ист. Афона, Спб. 1892, стр. 182–183; ср. Виз. Врем. 1894, в. 2, с. 417. Хотя афонцы радовались низвержению Исидора и хвалили твердость вел. князя (Макарий, VI, с. 11). Афонская гора имела значение и относительно консерватизма церковных мнений на Руси (Речь И.С.Некрасова, 14) 388 Разбор их см. у А.И.Соболевского (Материалы и исследования в области славян, филологии, Спб. 1910, с. 208–213) 396 Notices biogr. sur Jean et Theodose Zygomalas, par Em.Legrand, P. 1889; замеч. Г.С.Дестуниса (Ж. М. Н. Пр., 1891, 1, с. 166–187) 397 Сочин., I, 363–364. «Бе же тогда велия скудость одержаше Греческую землю мужей философов за разорение турского салтана» (Сказ. о Мак. Греке, Белокуров, XLIX) 398 Е.Голубинский , Оч. ист. просв. у греков. (Правосл. Обозр. 1872, II, 705–706). Некоторые указывают на училище в Арте в 1500 г., быть может, низшее (Современный греч. язык, Ф.Иоаиниди, Ж. М. Н. Пр. в 1873, 11, с. 76), в котором мог (раньше) учиться М.Грек 399 В «сказаниях» указание на происхождение («сын воеводский») взято, вероятно, из предисловия к переводу Псалтири, исполненному М.Греком для Нила Курлятева, знавшего его лично (Опис. рук. Соловец. библ. I, 19). Голубинский сомневается в титуле «сын воеводы», так как по завоевании отец Максима не мог быть воеводой, и предлагает заменить это название выражением: «от благородных родителей» (666–667); но, судя по летам М.Грека, отец его мог нести означенную должность раньше 400 А. С.Белокуров , Библ. моск. государей, прил., IV-V, XIX, XXXIX, XLII, XLIV. В 1905 г. студентам Киев. дух. акад. была дана тема: « Максим Грек как представитель византийского просвещения и выразитель византийских культурно-исторических задач на Руси» (Ответ профессоров пр. Антонию, 35). В подробном жизнеописании говорится, что он стал учиться дома в 5 лет. |
| Возмущенный против греков, Крижанич включает в число тех из них, которые приходили в Москву за собиранием денег, и М.Грека и нападает на него за отзывы о трудностях грамматического учения; за отзыв об истреблении греческих книг латинами (неправильно переданный Курбским) и даже клевещет на него, когда говорит, что М.Грек называет И.Дамаскина еретиком; но такие мнения вызваны у него соображениями, как интересовавшегося влиянием латинской пропаганды. Кроме того он перевел сочинение Максима Грека об исхождении Св. Духа (из Кирилловой книги, гл. 36 2217 ). Между тем в беседах с раскольниками он оправдывал исправление книг М.Грека и патр. Никона. Он называет даже статью М.Грека об аллилуйи подложной, сочиненной раскольниками 2218 . Известный Арсений Суханов , побывавший на Востоке (1654–1665 г.), по поручению патр. Никона и вывезший оттуда много греческих книг, но заподозривший греков в истинном православии, в своем споре о двуперстии ссылается на авторитет М.Грека 2219 . Мнения последнего об аллилуиа, двуперстии и неприкосновенности бороды, на которые М.Грек смотрел лишь как на обычаи, особенно были дороги в глазах раскольников, которые возвели их как бы в догматы. Поэтому ссылки на М.Грека, как столпа православия, пестрят в раскольничьих произведениях, начиная с первых их писателей до позднейших, причем имя его стоит рядом с отцами церкви и древними русскими церковными писателями, а сам он величается титулом блаженного и святого 2220 . С другой стороны, на М.Грека ссылаются и православные писатели в полемике к. XVII в. (мон. Евфимий) по вопросу о пресуществлении 2221 и тот же Евфимий в своих ответах на вопросы об иконописании приводит слова многих греческих отцов церкви и в том числе М.Грека 2222 . Патр. Адриан переводы М.Грека ставил уже в пример, как образцовые 2223 , хотя с этим, по указанным выше замечаниям, нельзя согласиться. А.И.Соболевский замечает: «Лишь тогда Максим решился писать по-славянски, когда прожил некоторое время в Москве и освоился с ее литературным языком. Но он никогда не мог овладеть последним вполне, и язык даже позднейших его трудов отличается своеобразными словами, необычными синтаксическими сочетаниями, получающими наилучшее объяснение то из греческого, то из латинского, то из болгарского языка, и тяжелой конструкцией фразы (Переводн. литер., 264; примеры, 261–264, в примеч.). Может быть (на основании особенностей языка) часть его оригинальных сочинений первого периода его деятельности в России (до 1525 г.) была написана им на латинском языке и переведена на славянский яз. толмачами или кем-либо другим. По нашему мнению, несомненно написано на латин. яз. послание к вел. кн. Василию» (Сочин., II, 25). Приходится сожалеть, что «язык Толковой Псалтири и других крупных переводных трудов М.Грека остается совершенно неисследованным» (263, примеч. 3). § XII-1 |
| о следственном деле Арсения), что де он родом греченин и был черной non и потом де неведомо каким случаем был он бусурман, а из бусурманской веры ушел в Волоскую землю и был в унеятцкой вере и пришод де из Полыни жил в Киеве. А как Еросалимской патриарх пришел в Киев, а дидаскала его не стало и патриарх вместо своего дидаскала взял того старца Арсения с собою к Москве и нарек его дидаскалом, и котораго де града он родом и оне де все того не ведают и ныне де Паисей патриарх скорбит о том гораздо, чтоб де тот старец Арсеней с Москвы неушел опять в бусурманскую веру. А как де тот старец Арсений на Москве незахотя жить уйдет, и он де будучи в бусурманской вере пакость ему учинит большую». 1118 Очевидно, что Арсений Суханов интересовался личностью оставленного в Москве Арсения грека, и вероятно старался собрать об нем сведения в Малороссии, чтобы сообщить и царю. Поэтому патриарху Паисию безусловно необходимо было поспешить с объяснением с Московским двором относительно Арсения грека. Всякое промедление его в этом случае могло очень дурно повлиять на его отношения в Москве. Вследствие этого он и поспешил с доносом на Арсения. В нем Паисий принужден был сознаться, что Арсений вовсе не был его действительным дидаскалом, как он его выдал в Москве, а дидаскал, взятый в Киеве, так сказать, только напрокат, для полноты свиты на время пребывания патриарха в Москве. Что же касается того заявления патриархова, что он будто бы только теперь в первый раз услыхал от киевских старцев, что Арсений менял несколько вер, и что он человек крайне неблагонадежный, то верить патриарху в этом случае очень трудно. Арсений-грек на допросе в Москве сознавшись наконец, что он действительно побусурманен, в тоже время решительно заявил, что об этом обстоятельстве он рассказал Иерусалимскому патриарху, который его простил и благословил, и «грамату прощальную и благословенную патриарх ему дал, и та де патриархова грамата и ныне у него». Против этого показания Арсения ничего не возражали, а между тем, если бы оно было несправедливо, Арсения нетрудно было уличить во лжи, так как печать и подпись руки патриарха в Москве знали хорошо. |
| В истории русской церкви высокопреосвященного митрополита Макария причислены к составу никоновских справщиков еще три известных деятеля XVII века – старец Арсений Суханов , Епифаний Славинецкий и грек архимандрит Дионисий святогорец, но приичислены ошибочно, на основании отрывочных данных в печатных трудах других исследователей русской старины 232 . Ни одно из указанных здесь лиц не занимало оффициальной должности справщика при п. Никоне ; в книгах печатного двора за это время имена их вовсе не встречаются ни в списке справщиков при росписании и выдаче денежных окладов за книжную справу, ни при обычном жалованьи книгами; Арсений Суханов и Дионисий грек значатся здесь справщиками уже по удалении Никона с патриаршего престола 233 ; а Епифаний Славинецкий не был книжным справщиком и после Никона. Не смотря на то, что означенные лица не были справщиками печатного двора при п. Никоне , они и в это время помогали делу книжной справы и нуждам печатного двора другими способами. Иеромонах Епифаний Славинецкий всегда пользовался вниманием п. Никона и служил ему составлением церковных канонов и предисловий ко многим изданным при нем богослужебным книгам, также своими переводами с греческого и латинского языка на русский; многие из этих переводов начаты были по указаниям патриарха и назначались прямо к печати; а некоторые из них тогда же вошли в состав никоновских печатных книг 234 . Дионисий греческий архимандрит не был таким плодовитым переводчиком, как Епифаний Славинецкий; в историях литературы указывают на участие его в двух переводных трудах, начатых раньше его другими лицами; но он был близок к п. Никону , как толмач при беседах его с приезжими греческими духовными властями, как знаток греческих церковных обрядов и порядков, как собеседник и советник патриарха при исправлении книг 235 . Русский старец Арсений Суханов не пользовался таким вниманием патриарха, какое умели находить себе греки; в своих источниках мы не нашли ни одного указания на проявление такого внимания к Суханову. |
| под., тогда как его противники: по-прежнему веровали в двоеперстие, в сугубую аллилуию, в писание имени Христа «Иисус» и т. под. Ни каков действительной вероисповедной разности между ними не было и обе враждовавшие стороны были одинаково православны, одинаково далеки от каких бы то ни было неправославных, а тем более еретических воззрений и верований. Но Никон, как скоро он уверовал в большую правильность троеперстие, троение, а не двоение аллилуии и под., естественно, как ревностный к процветанию православия архипастырь, постарался энергично реформировать русскую церковную старину сообразно своим новым верованиям, причем Никон вполне искренно верил, что своего реформаторскою дятельностию он только еще более возвышает старое русское православие, несознательно усвоившее было в последнее время кое-что неправое и нововводное в сфере церковного обряда и чипа. В этих именно видах, а не ради своего еретичества, он и начал свои книжные исправления. К сожалению, Никон задачу исправления книг понял не в том смысле, что нужно исправлять в них только ошибки, описки, произошедшие от небрежности или невежества переписчиков, разные темные, неточные и устаревшие слова и выражения, что было бы ему по силам, а значительно шире. Он, вовсе не знавший греческого языка, решил однако делать новые переводы с греческих церковно-богослужебных книг, причем, конечно, сам не мог ни контролировать, ни проверять правильность новых переводов, а всецело зависел в этом деле от случайных переводчиков, которые неизбежно были настоящими господами положение. Главным переводчиком и справщиком книг при Никоне был известный Арсений грек. Защитники старины постоянно и с особою настойчивостию указывают на то обстоятельство, что Арсений грек был еретик, что он научал еретичеству Никона, что он, переводя и исправляя книги, нарочно вносил в них все соблазнительное и еретическое. В действительности же это дело стояло так: Арсений, до своего приезда в Москву, проживая в Киеве, несколько выучился говорить по-малороссийски. |
|
|
