| В какой степени верно утверждение, содержащееся в посланиях Собора и архиепископа Анатолия, согласно которому принятое в Халкидоне решение относительно полномочий Константинопольской кафедры над митрополиями следует рассматривать в качестве простого утверждения издавна бытовавшего обычая? Прежде всего необходимо отметить следующее: нельзя проводить параллель между расширением церковной юрисдикции Константинополя на три диоцеза и прерогативами в отношении архиерейских хиротоний, которыми пользовались кафедры Рима, Александрии и Антиохии. Действительно, в отношении этих последних можно сказать, что установление их доминирующего влияния хронологически предшествовало установлению системы митрополий. Что же касается Константинополя, то его юрисдикция распространяется на территории, где эта система уже существовала, в ущерб этой системе. Отсюда и юридически неясный характер обычая, опиравшегося на правила, который устанавливался лишь постепенно и не без сопротивления. Ссылки на правила делались и на двенадцатом, и на четырнадцатом заседаниях Халкидонского Собора. Большая часть выступлений архиепископа Константинопольского, а также реакций, вызванных ими, хорошо известны; они были сохранены для нас историей. В первом выпуске «Регест» изложены со всей полнотой все случаи такого рода действий начиная с 381 г. 1484 При этом следует отметить, что такие действия начались еще раньше, в особенности при Македонии (341–360) 1485 . Период, когда епископом Константинопольским был св. Иоанн Златоуст , по справедливости считается решающим этапом в распространении влияния Константинопольской кафедры на Асию и Понт 1486 . В деле практиковавших симонию асийских епископов он не только председательствует на Соборе, низложившем виновных, но и назначает им преемников. Возвращаясь из Эфеса в Константинополь по суше, Иоанн Златоуст по пути низлагает Геронтия Никомидийского, что вызывает ярость жителей города. На Соборе «под дубом» среди обвинений, выдвинутых против св. Иоанна Златоуста , есть и следующее: «...он вторгался в чужие области и поставлял там епископов» 1487 . |
| С совершенной определённостью и В.В.Болотов (как и Самуилов) выставляет то положение, что Василий Анкирский, глава партии омиусиан, не был арианин, а был только «человеком, прошедшим старую школу богословского образования, основанного на трудах Оригена и его последователей». – Свои взгляды на историю арианства, далеко не во всём совпадавшие со взглядами А.П.Лебедева , В.В.Болотов излагал и в своих лекциях, которые в литографированном виде были доступны и А.А.Спасскому. У В.В.Болотова и В.Н.Самуилова мы и встречаем впервые изложение тех же в существе дела взглядов на историю арианства, подробное обоснование которого дал А.А.Спасский в своей докторской диссертации. И в западной науке 27 лет, разделяющие выход в свет докторских сочинений А.П.Лебедева и А.А.Спасского, не прошли бесследно для истории Церкви IV в. Особенную ценность имеют (помимо вышедшей ещё в 1867 г., но оставшейся неизвестною А.П.Лебедеву книги Т.Цана «Маркелл Анкирский») книга англичанина Гуоткина «Этюды об арианстве» (Gwatkin Η.М. Studies of Arianism. 1-е издание 1882 г., 2-е – 1900 г.) и соответствующие отделы в «Учебнике истории догматов» А.Гарнака и в Leitfaden zum Studium der Dogmengeschichte Ф.Лоофса (4-е издание 1906 г.). Самый важный вопрос истории догматических споров IV в., составляющий центр тяжести и в книге А.А.Спасского, есть вопрос о причинах антиникейской реакции. Не решив его, невозможно понять смысла событий истории IV в. На Никейском I Вселенском соборе учение Ария было осуждено почти единодушно всеми его членами. Даже такие покровители Ария, как оба Евсевия·. Никомидийский и Кесарийский, как Феогний Никейский, Марий Халкидонский, Минофант Ефесский, Феодот Лаодикийский, Наркисс Нерониадский и Патрофил Скифопольский, подписали и Никейский символ с его анафематизмом на арианские положения, и (исключая, может быть, только Евсевия Никомидийского и Феогния Никейского) самое низложение Ария, которого они раньше так энергично защищали. Верными Арию остались только два его египетских единомышленника: Феона Мармарикский и Секунд Птолемаидский. |
| Царствовал в ту пору император Феодосий Младший с сестрой Пульхерией. Во-вторых, в Царьграде и его окрестностях произошло мощное землетрясение, разрушившее немало грандиозных и красивейших зданий. Тогда патриарх с царем и сонмом духовенства, а также с множеством вельмож и простого народа вышли служить молебен [об избавлении от напасти]. И когда во время литии молились они Богу, случилось, что некое дитя было чудесно поднято в воздух, так что даже скрылось из глаз. Затем медленно спустилось оно на землю. Когда спросили его, куда оно поднималось, дитя ответило, что было вознесено на небо, в среду Ангелов, и слышало, как Ангелы поют: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас!» Выслушав это песнопение, все люди стали петь его на литии – и землетрясение немедленно прекратилось. С тех пор сия дивная песнь была включена в церковные богослужения. А оное дитя вскоре упокоилось, и его погребли в церкви святой Ирины. Святитель Прокл послужил в архипастырстве 20 лет и мирно почил в Господе в 446 году. Славный ученик славнейшего учителя, О премудрый Прокл, служитель Бога и Спасителя, Укрепил ты веру, ереси попрал, Кораблем церковным мудро управлял. умом и сердцем прозревал ты ясно, Был Святому Духу струной доброгласной. Чудеса ты видел, Бога присно славил И царя в премудрости Божией наставил Возвратить в престольный Константинов град Златоуста мощи, коими богат Будет он отныне; и прияв по праву Божию святыню, узрел Божью славу! Кто прославил Бога – и себя прославил: Прокла Бог светильником истины поставил; Славит его Церковь в дивных песнопениях. Ты, Христовой пастве данный во спасение, Помяни нас в радостных небесных чертогах, Чтобы нашей верой мы и угодили Богу! 3. Свв. мученики Евстафий, Феспесий и Анатолий . Родные братья из Никомидии, из языческой семьи. [Их] родители, Филофей и Евсевия, впоследствии вместе со своими сыновьями приняли истинную веру от священномученика Анфима, еп[ископа] Никомидийского. Филофей был рукоположен в пресвитера. Когда он упокоился вместе с супругой, в правление злочестивого императора Максимиана, началось страшное гонение на христиан. |
| Сюда относятся, прежде всего, мученичества из эпохи гонения императора Юлиана, являющиеся подобно всем другими рассказам о мучениях, риторической обработкой сухих протоколов допроса и казни, и почти нет содержания культурно-исторических данных. Таковы мученичества Евсигния, Артемия, Дометия, Варвара, Василия Анкирского; Емилиана, Кириака, еп. Иерусалимского, Мануила, Савела и Измаила, Патермуния и Коприя, Феодорита и муч. Тивериапольских. Далее, к отделу агиографических произведений, классифицируемых по их содержанию, следует отнести жития всех тех знаменитых церковных деятелей, биографии которых изобилуют не столько общебытовыми, сколько специально церковно-историческими подробностями. Это будут жития святителей IV и V вв. преп. Афанасия Александрийского , Василия Великого , Григория Богослова , Амфилохия Иконийского Мирона Критского, Маркелла Апамейского, Акакия Мелитинского . Затем биографии константинопольских патриархов: преп. Павла, Иоанна Златоуста , Анатолия, Евтихия, Мины, Иоанна Постника , Каллиника, Германа, Павла, Тарасия, Никифора, Мефодия, Игнатия, Антония Кавлея и Евфимия. Далее, жития исповедников VII, VIII и IX вв. (из эпохи монофелитства и иконоборства): преп. Максима, Феофана Сигрианского, Платона, Феодора и Николая Студитов, Феофана и Федора Начертанных, Никиты Мидикийского, Феофилакта Никомидийского, Синкелла и Макария Пеликитского. Наконец мученичества пострадавших при иконоборстве: мучч. Константинопольских, Феодосии, Стефана Нового и Андрея ν Кρσει. В третью группу следует отнести жития святых из круга высшего византийского общества, дающие ценный материал для характеристики его быта и нравов. Любопытнейшие подробности из жизни знатных девушек IX века сообщают жития императриц: Феодоры, восстановительницы иконопочитания, и Феофано, одной из супруг императора Льва VI. Для понимания экзальтированного благочестия знатных византиек V столетия, имеют большое значение жития преп. Мелании Младшей, Евсевии или Ксении Миласской, Евпраксии Фиваидской и Олимпиады диакониссы. Деятельную религиозность, церковное строительство и широкую филантропию византийских аристократов V и VI вв. рисуют жития преп. Маркиона эконома и Самсона Ксенодоха, редакция Г. сказания об Аморийских мучч. важна своим подробным описанием учебной, придворной и военной карьеры знатного юноши – Каллиста. Наконец, эпитафии-панегирики IV в., принадлежавшие перу великих церковных ораторов эпохи, дают возможность нарисовать обще-византийский идеал семейных, общественных, религиозно-нравственных добродетелей выдающихся по социальному положению лиц. Сюда относятся надгробные слова Григория Богослова своему отцу Григорию Низианзину, брату Кесарию, сестре Горгонии и святителю Григорию Нисскому , панегирики Григория Нисского Макрине, сестре Василия Великого и Мелетию Антиохийскому , похвалы Иоанна Златоуста свв. Евстафию и Филогонию Антиохийским. |
| Письма посылались к Александру и Арию, – в защиту и утешение их. «Прекрасно мудрствуя, – говорил Евсевий никомидийский Арию, – желай, чтобы все так мудрствовали, потому что всякому ясно, что сотворенного не было, пока оно не приведено в бытие; приведенное же в бытие имеет начало» 28 . Афанасий аназаварский и Георгий, впоследствии епископ Лаодикийский 29 , писали к Александру, обличая его в неправильном понимании церковного учения и давали арианам совет, как относиться к воззрениям Александра. 30 В этом печальном положении александрийский епископ решился на крайнюю меру: около 318 года он созвал собор из ста подвластных ему епископов, отлучил Ария и его сторонников от церкви, осудил его учение, изгнал из Александрии и в окружном послании объявил о своем поступке по всем церквям 31 . Это был такой шаг, который не только не помог ослаблению споров, а напротив, разнес эти споры по всему Востоку и делу Ария придал не местный, александрийский, характер, а общее церковное значение. Прежде всего недоволен был Евсевий никомидийский, добросовестность намерений которого подрывалась оскорбительными намеками Александра, не относящимися к сущности дела 32 . Но осуждение, произнесенное Александром на Ария и его сторонников, затрагивало не одного Евсевия, а всех восточных епископов, выразивших свое сочувствие его учению. Оно казалось неслыханным оскорблением, нарушением всех канонических прав и вмешательством Александра в области, неподлежащие его ведению. Изгнанные теперь из Александрии Арий и его александрийские сторонники хорошо воспользовались этим положением дела. В своем письме к Евсевию никомидийскому Арий, напоминая ему о прежней своей связи по школе Лукиана, жалуется на несправедливость произнесенного на него Александром осуждения. «Не я один, но и брат твой Евсевий в Кесарии, Феодот (лаодикийский), Павлин (тирский), Афанасий (аназабарский), Григорий (беритский) и Аэций (лидский) и все восточные, т. е. сирские и палестинские, за исключением только трех, учат то же самое; поэтому, и они все подвергнуты анафеме» 33 Арий, без сомнения, выражал здесь то, что чувствовали и все поддерживавшие его епископы. |
| Если иметь в виду епископов-ариан, названных в источниках по имени, то нельзя не согласиться с Руфином, что число их не превышало 17-ти. Основное ядро этой группы образовывали собой епископы, вышедшие из антиохийской школы и славившиеся своими связями с основателем этой школы, знаменитым мучеником, пресвитером Лукианом, так что по преобладающим в ее составе элементам и всю арианствующую группу на соборе можно назвать кружком богословов – лукианистов. Кроме Евсевия никомидийского сюда принадлежали епископы трех городов, прославленных вселенскими соборами, – Феогнис никейский, Минофан ефесский и Марий халкидонский; затем, Афанасий аназабарский, Антоний тарский, Патрофил скифопольский, Павлин тирский и др. Вместе с лукианистами сторону Ария держали и все семь ливийских епископов, явившихся на соборе, которыми, быть может, руководило в этом случае простое чувство землячества в отношении к александрийскому пресвитеру. Не будучи многочисленной, арианствующая группа не могла похвалиться и единством своих убеждений; ее связывали скорее общие богословские тенденции, чем точно выработанные догматические формулы. В центральном вопросе об отношении Сына Божия к Отцу члены этой партии держались неодинаковых мнений; так, Евсевий никомидийский готов был, вопреки Арию, согласиться, что Сын равен Отцу, Феогнис никейский говорил, что Отец и до рождения Сына был Отцом, так как имел намерение родить Его и т. д. 108 Но ни численная незначительность, ни отсутствие единства в убеждениях не колебали надежд арианствующих епископов на победу. Ариане шли на собор и держали на нем себя смело и уверенно. Ничто, по видимому, не предвещало им, что их делу предстоит полный и всесторонний разгром; напротив, многие признаки говорили в пользу их и пророчествовали им успех. Они имели связи во дворце чрез Констанцию, сестру императора; главою их был столичный епископ; епископ города, в котором происходил собор, также числился в рядах их; большинство членов их партии состояло из людей образованных, уверенных в своей диалектической силе и пользовавшихся моральным влиянием на Востоке. |
| Однако, и на Востоке борьба пошла немного успешнее, чем в Египте. Представить действительно серьезные обвинения на Афанасия было трудно, а потому единственным орудием в распоряжении мелетиан была беззастенчивая клевета, рассказ о которой составляет одну из самых неприглядных страниц в церковной истории IV-ro века. Мы отметим лишь главные пункты в содержании этой страницы. Первое обвинение на Афанасия было представлено в Никомидии в 331 – м году; здесь мелетианские епископы подняли какое-то дело о льняных стихарях и о налоге, будто бы введенном Афанасием в Египте. Но когда два александрийские пресвитера отвергли это обвинение 1028 мелетиане выступили с новой, более серьезной клеветой. Они донесли на Афанасия, что он помогает какому-то узурпатору Филумену и уже послал к нему ящик золота. Афанасия вытребовали ко двору, но и на этот раз он так блистательно оправдался в своей политической благонадежности, что Константин отпустил его с честью и снадбил особым посланием, в котором называл его «Божиим человеком» 1029 . С 334 – го года клеветы на Афанасия опять возобновились и с большей энергией. Его обвиняли в двух тяжких преступлениях-а) в том, что убил мелетианского епископа Арсения, отрезал у него руку и употребляет ее для волхвований и б) в том, что напал на мареотского епископа Исхиру во время богослужения, избил его, пролил чашу и, таким образом, совершил святотатство 1030 . Чувствуя свое положение прочным после свидания с царем, Афанасий сначала не придал значения этим обвинениям. Он даже не явился на собор в Кесарию, составившийся для рассмотрения мелетианских жалоб, ограничившись словесным протестом 1031 . Но в этом увидели доказательство непочтительности александрийского епископа к приказаниям царя, по воле которого состоялся собор в Кесарии, и тогда дело об Афанасии перенесено было на тирский собор 335 года. Здесь собрались многие восточные епископы; в числе их были и православные, как, напр., Макарий Иерусалимский и Александр фессалоникский, но большинство собора стояло на стороне Евсевия никомидийского, от которого Афанасию нельзя было ожидать много хорошого. |
| Так, напр., все ее попытки принудить его дать церковное общение Арию разбились о непоколебимую его твердость; не помогли ни угрозы Евсевия никомидийского 1020 , ни жалоба Константину, в которой александрийский епископ представлялся виновником беспорядков в епископских церквах, закрывающим двери церкви для тех, кто ищет мира с нею. Афанасий отвечал, что он не может нарушить постановления, утвержденного волею 318 – ти отцов, и блистательно оправдался пред царем 1021 . Очевидно было, что этот противник реакции не уступит ей ни одного шага и не пойдет ни на какие сделки. Но борьба с Афанасием оказывалась значительно труднее, чем борьба с Евстафием или Маркеллом. Обычное обвинение в савеллианстве было неприложимо к нему, – за ним стоял солидный ряд местных епископов, всегда готовый подтвердить его правоверие, да и сам Афанасий не давал к тому повода. В этом отношении он был настолько неприступен, что за все время после – никейских споров ни разу и никем не было выдвинуто против него обвинения в неправомыслии. К несчастью для Афанасия в его собственной пастве нашлось не мало личных врагов ему, которые дали богатый обвинительный материал в руки противников и позволили им борьбу с ним перенести на совершенно иную почву. В первой половине IV-ro века обширная александрийская кафедра являлась одной из самых беспокойных кафедр в церкви, переживавших критически период вследствие непрерывных внутренних смут и неурядиц; власть александрийского епископа не стояла прочно; еще ранее появления арианства, она была сильно подорвана местным расколом, возникшим во время гонения Диоклитиана и известным под именем мелетианской схизмы. Происхождение этой схизмы, которой суждено было оказать свое влияние и на развитие арианских движений, весьма темно освещено в сказаниях древности. По более вероятному рассказу, передаваемому у Епифания 1022 , поводом к расколу в Египте послужил тот же самый вопрос о падших, который вызвал точно такие же результаты в Риме и Карфаген в III веке. Как и во всех других местностях, гонение Диоклитиана тяжелой бурей пронеслось и над Египтом; много христиан пало, много искало спасения в бегстве; в числе бежавших значился и тогдашний александрийский епископ Петр. |
| Между тем, пока происходили эти состязания во дворце царя, в столицу империи прибыли Урзакий и Валент с радостным известием, что все западные епископы подписали никскую формулу, провозглашавшую учение только о подобии. К общему удовольствию придворной партии оказалось, что результаты стараний Урзакия и Валента совпали вполне с тем окончательным исходом, к какому привели и споры на Востоке. Это, конечно, свидетельствовало только о том, что западные и восточные руководители дела действовали по ранее намеченной программе, но неожиданность совпадения произвела глубокое впечатление на Констанция. Он решился теперь во что бы то ни стало провести никскую формулу и среди восточных епископов. Снова были призваны омиусианские депутаты и снова начались горячие дебаты. Акакий и Евдоксий еще раз произнесли анафему на учение о неподобии и потребовали от омиусиан отказа от употребления слова «сущность». Споры длились целый вечер. Омиусиане поддались и подписали никскую формулу глубокой ночью по 1 – ое января 360-го года 1264 . Никская формула 1265 должна считаться догматическим определением, и историческим завершением ариминского и селевкийского соборов, заменивших собой первоначально предложенный Констанцием вселенский собор. При помощи всевозможных средств-притеснений, обманов, угроз, беззастенчивых уловок и софизмов вся церковь еще раз была приведена к одной формуле. Но победа не досталась ни аномэям, ни омиусианам, вызвавшим последние волнения в церкви. Никская формула, признававшая Сына только подобным Отцу, без всяких более близких определений степени этого подобия, не оставляла подле себя места ни тем, ни другим, Около нее соединились теперь другие люди, – во-первых, прежние вожди антиникейской реакции, Урзакий, Валент и Георгий александрийский, прямые наследники Евсевия никомидийского и Феогниса никейского, затем с Востока к ним примкнули лица, доселе значившиеся в рядах аномэйства, как Евдоксий антиохийский и, наконец, Акакий кесарийский с его приверженцами. Таким образом, на развалинах антиникейской коалиции возникла новая партия, ставшая рядом с аномэйством и омиусианами и получившая в истории имя омиев или подобников. Достигши победы упорной борьбою с противниками, она теперь прочно уселась у кормила церкви и удержала за собой первенствующее положение вплоть до окончательной победы никейского учения. Это возникновение новой омийской партии и нужно признать главнейшим результатом всех тех сложных событий, какие наполнили собой последние годы царствования Констанция. |
| Обстоятельства их возвращения неизвестны. В последующей истории антиникейских движений заявил о себе только Секунд, в конце 30 – х годов поспешивший рукоположить в епископа для Александрии некоего Писта в то время, когда Афанасий лично находился в городе своей кафедры. 2 . В процессе развития антиникейской реакции возвращение сосланных за арианство епископов, – и в особенности возвращение Евсевия никомидийского, – имело важное значение. Бывшие защитники Ария ничего иного не могли принести с собой из ссылки кроме ненависти к никейскому собору и его деятелям. На никейский собор они должны были смотреть, как на свое собственное поражение и свою личную обиду. Они шли в Никею с уверенностью в победе, рассчитывали при помощи собора поднять выше свой богословский авторитет в церкви;-вместо же этого были осуждены, как еретики, лишились кафедр и подверглись изгнанию. Самое возвращение их из ссылки могло совершиться лишь под условием отречения их от прежних строго арианских воззрений, следовательно, ценой некоторой нравственной измены своим убеждениям, моральной жертвой противниками которая редко прощается и забывается. С начавшейся реакцией никейскому собору их связывали, таким образом, не одни только теоретические богословские воззрения, но и более жизненные практические расчеты. Только это усилившееся среди восточных епископов недовольство никейским вероопределением и его защитниками давало возможность им оправиться от понесенных после собора материальных лишений и нравственного поражения и отмстить противникам. Поэтому, Евсевий и Феогнис лишь только успели занять свои прежние кафедры, тотчас же приняли живое участие в развитии антиникейских движений; они стали в главе оппозиции собору, сплотили около себя все недовольные элементы и в борьбе с никейцами перешли от слов к делу. Прежде всего они постарались восстановить свое пошатнувшееся значение в глазах двора. Евсевий приходился родственником императорской фамилии при дворе имел людей, готовых содействовать его интересам. Близкие отношения его к Лицинию, управлявшему восточной половиной импорт до 323-го года и часто враждовавшего с Константином, навлекли на Евсевия подозрительность последнего. |
|
|
