| S. Some Problems in the Acta Judae Thomae. Essays in Honour of Gilbert Murray. Ed. H. A. L. Fisher, J. Α. Κ. Thomson, A. J. Toynbee. London, 1936. P. 249−259; Quasten J. Monumenta eucharistica et liturgica vetustissima. Bonn, 1935−1937. P. 341−345; Παντελκης Ε. Γ. Αι ρχα της κκΛησιαστικς ποισεως. Θεολογα 16 (1938). Ρ. 5−31; Quasten J. Patrology. Vol. I. Utrecht-Brussels, 1950. P. 139−140; Devos P. Actes de Thomas et Actes de Paul. AB 69 (1951). P. 119−131; Ortiz de Urbino I. Il viaggio di S. Tommaso in India. Alma Mater. Roma, 1952. P. 7−12; Perumalil. The Apostles in India: Fact or Fiction. Patna, 1952; Placid P. Les syriens du Malabar. OS 1 (1956). P. 375−425; Adam A. Die Psalmen des Thomas und das Perlenlied als Zeugnisse vorchristlicher Gnosis. Berlin, 1959; Klijn A. F. J. The so-called Hymn of the Pearl. Vigiliae Christianae 14 (1960). P. 154−164; Idem. Das Thomasevangelium und das altsyrische Christentum. Christ. 25 (1961). S. 146−159; Dihle A. Neues zur Thomas-Tradition. Jahrbuch för Antike und Christentum 6 (1963). S. 144−172. § 9. Псевдо-Мелитон Сардский Под названием «Речь философа Мелитона, произнесенная перед императором Антонием», в рукописи Brit. Mus. 987 Add. 14658, датируемой VII в., сохранился текст апологетического содержания. Автором этого текста не может быть Мелитон. Скорее всего, он был написан по-сирийски кем-то, кто хорошо знал г. Иераполь (сир. Маббуг, араб. Манбидж). Произведение посвящено какому-то императору, возможно Каракалле, правившему в 211−217 гг. Автор совершенно православен по своим убеждениям, не склонен к философским умозрениям какой-либо школы и при этом достаточно хорошо знаком с современной ему мифологией. Вначале он восхваляет идею истинного Бога, Который может быть только един, и Который непричастен несовершенствам твари. Отсюда делается вывод о нелепости многобожия и идолопоклонства. Затем прославляется человеческая природа, и благородство духовной души. Поклонения достоин один лишь Бог; Бога следует почитать и служить Ему, так как Ему принадлежит верховная власть над всем сущим. |
| После его утверждения Святейшим Патриархом Алексием I, осенью того же года при Ленинградских духовных школах также было открыто новое духовно-музыкальное учебное заведение, руководство которым было поручено профессору Н. Д. Успенскому . Программа обучения была расчитана на три года, в течение которых учащиеся класса изучали элементарную теорию музыки, гармонию, сольфеджио, историю церковного пения, чтение хоровых партитур, хороведение, дирижирование, вокальные основы хорового пения и общий курс фортепиано. Детальная разработка учебных планов каждого предмета была осуществлена Николаем Дмитриевичем на основе типовых программ и методических рекомендаций для светских средних музыкальных учебных заведений, которые ему были хорошо известны по административно-педагогической работе в музыкальных училищах. В сентябре того же, 1967 г., Николай Дмитриевич неожиданно получил приглашение прочесть курс лекций по истории и теории древнерусского церковного пения в Ленинградской консерватории. Особой радости он при этом не испытал: помешали сразу нахлынувшие тяжелые воспоминания о недавних преследованиях. Но приглашали настойчиво, и в конце концов он согласился, хотя и предвидел, что это не может быть надолго. Войдя в назначенный час в знакомый четвертый подъезд своей alma mater, Николай Дмитриевич испытал сильное волнение. Он не спеша снял шляпу и плащ, сдал одежду в гардероб и медленно стал подниматься по парадной лестнице. Стараясь не глядеть на гипсовый бюст вождя мирового пролетариата, он смотрел на старые ступени лестницы, вспоминая годы учебы и дорогих сердцу наставников – М. Г. Климова, Х. С. Кушнарева. Оба уже ушли путем всея земли: Климов еще в 1937 году, а Кушнарев – в 1960-м. За три дня до смерти, предчувствуя кончину, Христофор Степанович позвал именно его, своего любимого ученика... Миновав первую лестничную площадку, Николай Дмитриевич поднял глаза – и остановился... На втором марше лестницы его торжественно встречали профессора и преподаватели консерватории. Этого он никак не ожидал, и был очень тронут и искренне рад. |
| XXI. Новые отношения к старой бурсе в нашей светской литературе Мы едва ли ошибемся, если скажем, что доселе еще не улеглось в нашем читающем обществе впечатление, произведенное талантливыми «очерками бурсы» покойного Помяловского, – этим правдивым в своем источнике, но беспощадным и непомерно карикатурным обличением недостатков нашей духовной школы недавнего прошлого. Тем менее конечно забыты подвиги самозаушения наших позднейших литераторов семинарского образования – Решетникова и других, с неменьшей беспощадностью бросившихся на бичевание своей alma mater – бурсы. Но хотите ли, читатель, видеть, как судит и говорит о тех же, не безупречных конечно во многих отношениях, явлениях нашего прежнего духовно-учебного мира трезвая, спокойная, умудренная жизненным опытом, но не утратившая ни горячности чувства, ни ясности понимания старость, смотрящая на вещи без страсти и запальчивости? Прочтите прекрасное во всех отношениях письмо достопочтенного нашего педагога-ветерана М. Б. Чистякова в редакцию иллюстрированной газеты «Пчела» 7-й и 9-й), напечатавшую на своих страницах и его портрет. Вы невольно согласитесь, что для старой бурсы наступило время правдивой и беспристрастной истории. Время отдать должную дань учреждению, которое при всех своих недостатках в течение столетий сослужило не малую службу, давши отечеству и церкви столько полезных и энергических тружеников на самых разнообразных поприщах не только церковной, но и государственной и общественной деятельности, от государственного сановника, каков был Сперанский, и знаменитого основателя юридической науки в России, каков был Неволин, до знаменитого педагога, каков М. Б. Чистяков и до бесчисленного сонма скромных деятелей народного образования прошлого и настоящего времени, их же имена един ты, Господи, веси! Бурса старого времени не давала дитяти семи нянек, у которых оно оставалось бы без глаза; взамен их являлись самообразование и самопомощь, о которых мы узнали впервые не из прекрасных сочинений Самюэля Смайльза. |
| Нас уже намного больше сотни! Будет, мы соберемся этой толпой! Мы имеем возможность, чтобы мы собрались и это обеспечит нам проживание, пропитание. Мы соберем, эй на всю Украину! На всю Россию! Еще Украину подтянем и никто уже не сможет заглушить этого, потому что это Бог возродил! Аминь! Если мы будем иметь это в сердце, вот кто нам сможет помешать? Скажите...» Такая вот проповедь псевдопатриота России и фанатика своей организации. То есть, по сути, агента прозападных сил, чуждого духу нашего Отечества, но близкого украинскому духу современной прозападной демагогии пастора-баптиста Александра Турчинова, и.о. президента Украины и иже с ним. В связи с этим очередной вопрос. Как вы думаете, сегодня в его сердце изменилось ли что-нибудь по отношению к России? Стал ли этот человек патриотом. Думаю, вопрос скорее риторический. В этих словах суть господина Лушникова, его жизненное кредо, которому он не изменит никогда. Как бы он ни пытался предстать перед нами патриотом России и лоббистом интересов наших попавших в беду соотечественников, позируя перед объективом телекамер и объективов фотоаппаратов, его присутствие, несмотря на обещание в открытом письме организации «ЦЗМ» 2012 года отойти на предельно дальнее расстояние от неопятидесятнических практик и контактов в этой деструктивной для нашего государства среде, на служениях этой по сути антигосударственной организации, именуемой как «Царство Бога», на мероприятиях породившей его религиозной группы, продолжает свидетельствовать не в его пользу. Политические и общественные деятели пока еще не осознали в полной мере ту опасность, что несет в себе адепт «Царства Бога» Никита Лушников. Так, 3 мая 2013 года, этот человек, на тот момент президент «Центра здоровой молодежи», отрицающий свою связь с сектами неопятидесятнического толка, совершенно четко и однозначно, не ведая того, попал в объектив видеокамеры, снимающей ликование адептов «Царства Бога», собравшихся в Москве на чествовании очередной годовщины своей сектантской неопятидесятнической «alma mater»: http://www.youtube.com/watch?v=0xoaXZmHs-8 |
| Если же эти труженики евангельского слова прониклись бы еще одним выводом моего сочинения, а именно тем, что развитие нравственной воли не идет вне связи с общим развитием сознания, что напротив первое и дает пищу для истинной философии человеческого духа: то они не считали бы себя отдельными от науки, но старались бы через сознательное проникновение в тайники душ обогащать и свой собственный ум и делиться с читателями столь высокоценными фактами из области нравственной природы человека, фактами, не писанными, не навязанными ей из отвлеченных умозрений, как это бывает нередко в трудах ученых теоретиков, но живой действительностью внутренней жизни. Если бы мое сочинение хоть в каком – нибудь поддержало подобную попытку, то оно тем самым вызвало бы ценный вклад в философию. Воздавая искреннюю и глубокую благодарность тем профессорам, которые оказали нам непосредственную помощь в наших занятиях, т. е. главным образом М. Ив. Каринскому, за значительное усовершенствование в систематизации отдельных частей сочинения, затем бывшему преподавателю академии Н. Гр. Дебольскоми, преимущественно за рекомендованное им изучение «Критики Чистаго Разума», так сильно подвинувшей мою мысль, и, наконец, увы покойному А. Ем. Светилину, задавшему мне эту тему, о незабвенном и теплом отношении которого к первым шагам наших работ было сказано в надгробном слове и будет всегда воспоминаемо при молитве о упокоении его души: я считаю своим долгом заявить, что чувствую себя бесконечно обязанным перед целой академией, нравственная атмосфера которой пробуждала во мне энергию к исследованию истины с двойной силой. В этом отношении, в отношении поднятия идеалов науки и жизни я вместе с многими другими остаюсь неоплатным должником всей академии вообще, как своих профессоров, так и студентов, но в особенности ее бывшего о. ректора, протопресвитера Иоанна Леонтьевича Янышева, умевшего таким могучим образом затрагивать священные струны души. Как поступивший в академию из светской школы и поэтому имевший лучшую возможность заметить ее отличительные свойства, которые прочим ее сынам кажутся свойствами общими для всякой школы, я считаю позволенным и должным исповедать здесь перед лицом общества о тех высоких преимуществах, которыми отличается наша alma mater перед всеми светскими учебными заведениями. |
| Здесь открывается возможность уникальной исследовательской позиции – дистанцирование изнутри, что в культурологии предоставляется ученым, пожалуй, впервые в практике гуманитарных наук. И грех этим по мере способностей не воспользоваться. Очевидно, что через столетие у ученых будет значительно больше и более систематизированного и упорядоченного материала по христианской культуре, однако перед ними уже будет лежать музейно-археологический экспонат. Нам же довелось еще интимно пообщаться со своей Alma mater, присутствовать при ее успении, начать писать портрет ее неповторимого лика почти с натуры, а также попытаться приподнять тяжелый занавес грядущего: что же рождается из и на основе уходящих в прошлое культур (XX в. подвел черту не только под христианской культурой, но практически все традиционные культуры завершают свое славное многовековое бытие и поступают в распоряжение ученых и архивариусов). Занавес этот, однако, слишком тяжел... В данном исследовании большое внимание уделено русской религиозной и художественно-эстетической культуре первой трети XX в., когда свершился последний и яркий взлет христианской культуры и ясно наметились черты ее окончательного угасания. В работах крупнейших мыслителей того периода Вяч. Иванова, Андрея Белого, В. Кандинского, С. Булгакова , Н. Бердяева , П. Флоренского и некоторых других этот процесс нашел свою дискурсивную фиксацию и в них же были намечены перспективы постхристианского (хотя в тот период это представлялось еще христианским) 1 духовно-художественного обустройства универсума. Зрелая христианская культура имеет меньший возраст, чем некоторые другие великие культуры, однако все же достаточно солидный для того, чтобы встать в один ряд с крупнейшими культурами древности (древнеегипетской, шумеро-вавилонской, индийской или китайской) и современности (буддистской или исламской). Ясно, конечно, что значимость культуры определяется отнюдь не только и не столько ее возрастом, сколько совокупностью непреходящих духовных ценностей, созданных ею. |
| Календарь Материалы 20 ноября 2009 г. [Пресса] То тут, то там продолжают рождаться разнообразные законопроекты, посвященные различным программам по профилактике алкоголизма и борьба с пьянством, заключающиеся в регулировании оборота спиртосодержащей продукции. [Интернет-журнал/Общество] Протоиерей Дионисий Поздняев Для меня он еще и личный друг, с уходом которого чувствуешь невосполнимую ничем горечь утраты. Вместе мы поступили в Московскую семинарию в 1991 году – ему не было еще и 18 лет, я был немного старше, но уже на вступительных экзаменах поняли, что есть объединяющий нас общий дух – и сохраняли дружбу все последующие годы, и в Alma mater, и в годы служения в Москве, и позднее – когда я уехал в Гонконг. [Пресса] В Тамбове уже тщательно разработан и осуществляется комплекс мероприятий, ориентированных на профилактику подросткового алкоголизма и употребления пива подростками. Этот план рассчитан на кратковременный период с сентября по декабрь 2009 года. [Интернет-журнал/Общество] Архимандрит Тихон (Шевкунов) К 10 июля 2010 года в России будет ограничена розничная продажа алкоголя. Также будет ужесточен ряд требований к участникам алкогольного рынка. Об этом было объявлено вчера на первом заседании Правительственной комиссии по регулированию алкогольного рынка. Председательствовал первый заместитель председателя правительства РФ Виктор Зубков. [Пресса] Егор Холмогоров Сказать, что убийство священника Даниила Сысоева повергло православную Москву в шок — значит ничего не сказать. Священников в России убивают нередко. Но впервые за неизвестно сколько десятилетий в черте города, среди бела дня, на глазах у прихожан пал от пули убийцы православный священник. Даже воинствующие безбожники времен Гражданской старались обычно делать такие вещи потише. Видимо, надо приучать себя к тому, что мы вступили в новую эпоху. [Пресса] Впредь за исполнение обязанностей в нетрезвом виде, ущемление прав инвалидов и несоблюдение различных авиационных норм, включая десантирование с парашютами, работники гражданской авиации будут караться повышенными денежными штрафами. |
| С этой стороны Ал. П. Лебедев был у нас собственно первым по времени и по достоинству историком православно-восточной церкви, давшим отчетливую картину исторических судеб христианства. По широте замысла и успешности выполнения трудно теперь подыскать ему равного и во всей мировой богословской науке. Больше подходит в этом отношении разве Берлинский профессор Адольф Гарнак, как называли покойного Московские академические студенты уже в 80-х годах. Фундаментальность конструкции и обширность перспективы должны были устранять всякую искусственную тенденциозность, обеспечивая принципиальную объективность. К сожалению, по этой части Ал. П. Лебедев страдал до самой гробовой доски от тяжких недоразумений и жестоких подозрений, часто имевших для него горечь не простой теоретической оппозиционности, а самой реальной жизненной отравы... Ползучая рожа, сведшая в могилу, преследовала покойного всю жизнь в образе клеветы и злоречия... Его упорно считали и не переставали трактовать в качестве неправославного либерала с характером задорного и вызывающего смутьяна. Докторство прошло с большим трудом и создало автору крайне опасную репутацию даже по тому самому, что ученый Запад устами Ад . Гарнака, чуть ли не впервые, отметил с похвалой это русское церковно-историческое сочинение. Атмосфера сгущалась до такой удушливости, что в половине 80-х годов Ал П. Лебедев вынуждался-было, покинуть Московскую Духовную Академию 6 и (в 1885 г.) уже совсем был назначен в Казанский Университет. 7 Ему величайшим мучением было расстаться с Alma Mater, которой он был предан всей душой, 8 – и только счастливое ходатайство на время спасло от изгнания. Тем не менее недоверие продолжало висеть над почившим темной тучей, и по случаю 25-летия академического профессорства (в сентябре 1895 года) ближайшая власть не нашла возможным выразить, хотя бы простое приветствие достойному юбиляру, 9 а позаботилась о том, что уже пожилым человеком, „25 лет прослужив верой и правдой дорогой ему Московской дух. Академии, 10 – Ал. |
| Академия же без своих нормальных жизненных отправлений атрофировалась, замирала и являлась как бы несуществующей – если не по обязанностям, то по своим правам. Пред этим временем я расстался с Alma Mater и не могу судить непосредственно. О всех перипетиях расскажут потом ближайшие свидетели и подневольные участники, когда отверзнутся сомкнутые теперь уста их. Впрочем, и со стороны было ясно главное течение, хотя оно лучше известно тем пловцам, кто по милости Божией не захлебнулся и не потонул. Во главе стали появляться не простые ректора, а властители дум разнообразнейших темпераментов, всех цветов и всяких оттенков – включительно до таких, у кого «умякнуша словеса паче елея, – и та суть стрелы»... Невозможно их не только объединить, но и подвести под одну категорию, ибо они решительно не объединялись никем и ничем по академическому делу, взирая на него лишь гордым оком и воздыхая несытным сердцем к иерархическому повышению. Все это временные владыки, которые должны были и старались проявлять всю полноту своего владычества в кратчайший срок и во всем блеске. Столь трудная задача, неосуществимая фактически для простых смертных, обыкновенно разрешалась каждым с гениальностью Цезаря: «пришел, увидел, победил». Они все знали, и не было науки, недоступной их безапелляционному суду, который напрасно смешивался с предоставленным контролем относительно церковности и ортодоксальности. Все специальности и частные вопросы в них равно им знакомы и подведомы, – и с изумительной легкостью не только читались, но и печатались систематические курсы по всяким предметам. Носители православия естественно мнили себя величайшими авторитетами в его истолковании и «обновлении» (хотя бы декадентско-богоискательского футуризма) – с правом непогрешимого решения над всеми работниками в этой области, смело раздавая непрошенные дипломы и еще менее требуемые приговоры. Такие научные корифеи, конечно, достойны всяких богословских отличий и получают их просто и беспрепятственно, ни в ком не нуждаясь, поскольку сами себе и друг другу предают всякие степени или получают по приказу свыше, между тем митр. |
| Эти оппозиционные настроения отмечены и в докладах обер-прокуроров. Так, в докладе от 1870 г. говорилось о том, что в поведении воспитанников семинарий замечалось огрубение, проявлявшееся в непослушании начальству; недостаточное развитие религиозного чувства приводило к пренебрежению молитвой и невнимательному поведению на богослужении в Такое положение вещей вполне соответствовало господствовавшему тогда среди всей учащейся молодежи России умонастроению, которое в современной и позднейшей литературе называли нигилизмом. То был дух времени, коренившийся не столько в недостатках воспитания, сколько в преклонении перед естественными науками, характерном для России 60-х гг., и этот дух требовал слепо следовать «научной» критике религии. Неразвитая православная апологетика была в сущности бессильна бороться с нападками на веру, и в духовной школе не могло быть и речи об апологетически выверенном и убедительном опровержении ошибочных выводов из естественнонаучных фактов. Вдобавок и сами преподаватели, в особенности молодые, порой бывали просто заворожены философией дарвинизма, позитивизма и С другой стороны, многие учителя семинарий никак не интересовались внутренней жизнью своих воспитанников. Старые педагогические шаблоны в новую эпоху оказались совершенно непригодными. Но, если отвлечься от духа времени, ответственность за равнодушие молодежи к вере, по мнению митрополита Евлогия, лежала на преподавателях, которые проявляли слишком мало заботы о своих воспитанниках и мало влияли на них: «Начальство было не хорошее и не плохое, просто оно было далеко от нас... Начальство преследовало семинаристов за усы (разрешалось одно из двух: либо быть бритым, либо небритым, а усы без бороды не допускались), но каковы были наши умственные и душевные запросы и как складывалась судьба каждого из нас, этим никто не интересовался... Из казенной учебы ничего возвышающего душу семинаристы не выносили. От учителей ожидать дружеской помощи было нечего... При таких условиях ни для кого семинария alma mater быть не могла. Кто кончал — отрясал ее Несколькими годами позже в письме чиновника обер-прокуратуры одному из епископов по поводу беспорядков в некоторых семинариях в 1893 г. можно прочесть следующее: «Причина беспорядков — бестактность инспекции и малоопытность ректоров... Наши помощники инспектора — именно полиция, а не Да и откуда было взяться доверительным отношениям между учителями и учениками при постоянных сменах ректоров и инспекторов. В период от 1867–1869 гг. до назначения обер-прокурором Победоносцева положение стало меняться к лучшему, но при Победоносцеве ректор мог оставаться на одном месте не более трех лет. |
|
|
