| 1901 год был ознаменован серьезным беспокойством университетских классиков в связи с решением Министерства народного просвещения о реформе средней школы и устранении греческого языка как обязательного для изучения в гимназиях. Курс министерства на сворачивание греческого языка был воспринят и Ернштедтом как катастрофический (ср.: РНРВ. С. 119–120). В письме к С. А. Жебелеву от 27 июня/10 июля 1901 г. (Herrenalb) он сетует по поводу гибели «нашего среднеучебного классицизма». За сына (Петра) он не боится, так как уверен, что отстоит свой классицизм, однако что же будет с историко-филологическими институтами – разве что их преобразуют в институты отчизноведения и военной выправки (Д. 7. Л. 37 об.). Сказано метко и выразительно, – пожалуй, и для наших дней. Параллелью к этому является высказывание М. Н. Крашенинникова: в письме к Ернштедту из Юрьева от 13 апреля 1902 г. он написал, что узнал из «Правительственного вестника» о переменах в Министерстве просвещения и очень хотел бы видеть Виктора Карловича товарищем нового министра «для возрождения искалеченного военно-тюремным персоналом классицизма» (Д. 107. Л. 66–66 об.). С. А. Жебелев еще подлил масла в огонь, сообщив Ернштедту, что на филологический факультет решили принимать женщин (с правом преподавания по окончании во всех классах женских гимназий и в младших классах мужских) и что будет «нашествие прекрасного пола» (3 июля 1901 г., Гатчина. Д. 80. Л. 64–67). Испуганный Виктор Карлович в ответном письме возражает против барышень на факультете, выражая опасение, что alma mater превратится в saeva mater cupidinum 1699 и что круглый год будут сходки (7/20 июля 1901 г., Herrenalb. Д. 7. Л. 39 об.). Сергей Александрович 12 июля успокоил Ернштедта, написав в Herrenalb, что известие о барышнях на факультете оказалось уткой. Сам он тоже с прискорбием обсуждает проблему реформы средней школы (Д. 80. Л. 68–69 об.). 1700 Весьма информативная переписка Ернштедта со своим учеником и коллегой Сергеем Александровичем Жебелевым занимает в фонде, бесспорно, особое место – прежде всего потому, что сохранились письма обоих корреспондентов: Виктор Карлович за 1895–1901 гг. |
| За недостатком места о ней напишу в другой раз». 1463 Между тем Сырку оставалось почти 5 лет физической жизни и почти 3 года гражданской, которые оказались калейдоскопом событий и переживаний. 25 мая 1902 г. Соболевский подает записку в Министерство народного просвещения: «П. А. Сырку на службе нигде не состоит и постоянного заработка нигде не имеет. Моя просьба очень скромна. Ввиду исполняющегося 25-летия службы, семейного положения, 1464 ученых трудов, я прошу, чтобы Вы соблаговолили назначить П. А. Сырку экстраординарным профессором, штатным или сверхштатным с полным 2000-рублевым содержанием, или с тем, какое он получает в настоящее время, и тем дали ему возможность рассчитывать на пенсию на общем основании». 1465 Впоследствии Ягич напишет: «Сырку, заупрямившись быть непременно профессором в Петербурге, не достиг цели и остался до конца жизни доцентом этого университета». 1466 Не «упрямился» Сырку, просто естественно было претендовать на открывшуюся вакансию в alma mater. Но, проиграв на выборах, он готов был попробовать неожиданный вариант. На записке в Министерство народного просвещения от 20 августа 1902 г. резолюция: «Весь материал о Сырку можно препроводить попечителю Варшавского округа по переходе Кулаковского 1467 в другое ведомство», 1468 а 3 октября 1902 г. Сырку пишет Соболевскому: «Не слыхали ли что-нибудь о Варшаве? Дело о переводе Кулаковского сюда – свершившийся факт. Не думайте, что я стремлюсь в Варшаву, я хочу устроить там себе только годы службы, если будет возможно». 1469 С 1902 г. в поведении Сырку явственно проступают признаки болезни, которые раньше могли восприниматься как странности и дурной характер. В отношении судебного следователя Санкт-Петербургского окружного суда ректору университета от 11 ноября читаем: «Приват-доцент Санкт-Петербургского университета доктор славянской филологии Полихроний Агапиевич Сырку привлечен мною в качестве обвиняемого по 1535 ст. Уложения о наказаниях в оклеветании г(оспо)ж Казанской и Сергеевой в бумагах, поданных им мировому судье 25 уч(астка) г. Санкт-Петербурга и приставу 1 уч(астка) Васильевской части, и что г-н Сырку... обязан мною подпискою о явке к следствию и неотлучке с места жительства». 1470 |
| [подпись] Д. 20. Л. 101–102 об. Подлинник. Автограф. 3. Около 27 апреля 1957 г. Ваше Преосвященство, Преосвященнейший Владыка! Буквально час тому назад почта доставила мне Ваше ответное письмо, второе по счету, на которое сразу же, не откладывая в долгий ящик, без малейшего промедления, пишу Вам. Не нахожу слов, чтобы выразить свое удовольствие по поводу полученных писем – как того, так и другого. Получил и Вашу фотографию и храню (и буду хранить ее до конца своих дней!) как священную реликвию, живонапоминающую своему благодарному ученику своего досточтимого ментора как последнего из могикан (только вдобавок Вам можно назвать лишь Сергея Федоровича Архангельского) 551 той плеяды моих воспитателей, которую составляла корпорация незабвенной alma mater – Владимирской духовной семинарии. По прочтении Ваших писем я снова почувствовал себя Вашим учеником – Вас, этого на всю жизнь близкого, родного человека. Поверьте, что это не красивые слова и не цветистые фразы... Анна Сергеевна, моя жена, в прошлом питомица Владимирского епархиального женского училища (выпуска 1918 г.), а ныне учительница-пенсионерка, и я взаимно приветствуем и поздравляем Вас, желая Вам доброго здоровья, всякого благополучия и долголетия. Примите, пожалуйста, поздравление от моей Мамы, 77-летней старушки Александры Ивановны , которую я, движимый сыновним чувством, навестил в конце марта. Она была очень обрадована моим сообщением о том, что Вы здравствуете, и оч[ень]-оч[ень] просила Вас поминать ее, когда Вы сочтете это возможным и необходимым. Она вспомнила разговоры в нашем доме в далеком прошлом (1904–1908 гг.), когда мой Папа служил в Шуйском духовном училище. За чайным столом Владимир Дмитриевич Крутецкий восторженно отзывался о мальчике Сереже Сахарове как об одном из примерных учеников училища, достойных для подражания. Чувствуя угрызение совести, я очень прошу Вас извинить меня за мою непорядочность, оставившую без ответа Ваше февральское письмо, совпавшее по времени с моим тезоименитством. Искреннее Вам спасибо! Не желая отнюдь оправдывать себя за этот неблаговидный поступок, я должен Вам сказать, что задержка с ответом получилась вследствие того, что меня смутило то, что Вы не указали срока своего пребывания в Москве. |
| 11-го ч. писал я в Киев профессору духовной академии А.Д. Воронову: «Призываю Вам благодать Божию, врачующую и исцеляющую недуги душевные и телесные. Что это вздумалось Вам, молодому человеку, болеть и в бездействии возлежать на одре? Освободились ли теперь от своей болезни и продолжаете ли заниматься своими учёными делами? Недавно прочитал я с живым сочувствием и сердечным умилением составленный Вами в 1878 г. некролог земляка и сотрудника вашего по академии О.О. Гусева 2218 . Отдельный оттиск этого некролога доставил мне брат, покойного преподаватель Казанской семинарии, бывший у меня в августе. Какой талантливый учёный был покойный Гусев и как, по-видимому, рано смерть пресекла его учёное поприще! Что нового у вас? Пишите мне, но на меня, пожалуйста, —311— 1880 г. строго не взыскивайте, если не скоро буду отвечать на Ваши письма: до крайности обременён частной корреспонденцией, не говоря уже об официальной переписке и ежедневных служебных делах». 13-го ч. писал я в Пензу родственнику своему Кафедральному Протоиерею, Ф.М. Пантелеевскому: «Поздравляю Вас с Монаршей наградой 2219 и благоуспешным окончанием дела о пенсии. Теперь Вы беспечально и благодушно можете продолжать труды на пользу общую. Мысленно я сопутствовал Вам в святой град Киев и порадовался за Вас, что Вы, через столько лет, посетили незабвенный для Вас град и свою дорогую Alma Mater. – Но жаль, в самом деле, что Вы не застали там своего доброго товарища, преосв. Димитрия 2220 : свидание с ним усугубило бы Вашу радость. А правда ли, что преосв. Димитрий приезжал в Киев будто бы для совета с преосв. Митрополитом 2221 об увольнении на покой по причине нездоровья и по недовольству подведомым ему духовенством? Да и можно ли быть довольным таким духовенством, которое дозволило себе такую неслыханную дерзость против его Викария 2222 на епархиальном съезде в Кременце, – о чём заявлено в газетах и, между прочим, в газете «Восток», 58 стр. 259. Не могу не посетовать на Вас возлюбленнейший о. протоиерей, за то, что Вы, бывши в Москве, не заглянули ещё раз в нашу Тверь; но ведь летом она лучше, чем зимой. А сколь бы ещё нашлось новых предметов для взаимной нашей беседы! Кто знает, представится ли для Вас другой столь благоприятный случай для свидания со мной; разве когда-нибудь вздумаете опять слетать в северную столицу. |
| А. В-ч проникся особенной любовью, желанием помочь нуждающимся. С готовностью он давал желающим справки, делился открытиями, посылал письма и лекции свои. Обаяние его светлой личности, его влияние на окружающих были так сильны, что современники не знали как назвать его, как выразить свою любовь и уважение к нему, как полнее определить его значение в ученом мире. «Исполин знания», «Великан русской науки», «Краса и слава Академии», «Слава русской науки», «Украшение св. Церкви» называли они его. Они свидетельствовали, что труды Горского имели значение в науке вообще, в развитии просвещения в России и особенно для Московской Духовной Академии, где он создал особенное направление, где не было другого ученого, который мог бы сравниться с А. В-м. Исторические свидетельства, приведенные в «Очерках», показывают, что А. В-ч принимал деятельное участие в разработке науки, делал указания крупным ученым, пользовался любовью ученого сословия не только в России, но и за границей; был не только профессором Академии, но и ученым России. Московской Духовной Академии посвятил А. В-ч все силы свои – служил и трудился в ней с 16-тилетнего возраста до гробовой доски. Даже почести сана святительского не могли убедить его оставить свою «alma mater», вблизи стен которой он и погребен. Таким студентом, профессором, библиотекарем и ректором она может гордиться! Сто лет существует она. Много славных имен украшают страницы ее истории, и среди них первое место занимает имя А. В. Горского. Сорок пять лет с честью трудился он в Академии. Сорок лет сохраняет она благодарную память о своем великом питомце и руководителе. – Так память о Горском и его трудах наполняет почти все столетие ее существования. Много достойных похвал и искренних пожеланий будет высказано Академии в знаменательный день ее столетнего юбилея. Но пусть пожелают ей помнить заветы А. В-ча, быть академией Горского!.. Эти же малые и несовершенные строки пусть будут хотя слабым выражением уважения и любви к великому ученому, незабвенному ректору родной Академии от ученика учеников его. |
| Меню Закрыть Доктор философских наук, филолог-классик, переводчик, издатель. Благодаря трудам Юрия Анатольевича на русский язык были переведены многие классические тексты античности. Кандидат политических наук, профессор кафедры мировой литературы и культуры МГИМО. Церковный и общественный деятель, журналист, педагог, специалист в области культурологии, политологии и религиоведения. Главный редактор журнала «Фома», председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ. Доктор философских наук, профессор кафедры философии МГИМО – университета МИД РФ. Вице-президент российской Ассоциации исследователей стран ибероамериканского мира. Кандидат богословия, профессор. Сфера научных интересов: сравнительное богословие и история западных исповеданий Кандидат филологических наук, научный сотрудник Болонского университета Alma mater studiorum Università di Bologna. Кандидат философских наук, преподаватель НИУ ВШЭ. Доктор исторических наук, профессор. Преподаватель РГГУ, МФТИ. Главный научный сотрудник отдела сравнительного изучения древних цивилизаций Института всеобщей истории РАН. Философ, кандидат богословия, доцент ПСТГУ, доцент МГЛУ, доцент МФТИ, доцент СДА и доцент МДА. Кандидат филологических наук, кандидат богословия, доцент Московской духовной академии, автор ряда научных исследований и монографий. Исследователь истории арамейского языка и месопотамской христианской мистической традиции, занимается поиском и изданием утраченных текстов восточносирийских мистиков. И. о. научного руководителя Института Китая и современной Азии РАН, профессор НИУ ВШЭ, директор Центра исследований Восточной Азии и ШОС МГИМО МИД России, д. и. н. MPhil, DPhil (Оксфордский университет), доцент факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ, ведущий научный сотрудник ИКСА РАН Византинист, кандидат филологических наук, доцент Института классического Востока и античности Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики». Историк искусства, выпускник Отделения истории искусств МГУ, специалист в области Искусства поздней античности и раннего христианства II–VII вв. Преподаватель кафедры Истории и теории христианского искусства ПСТГУ. |
| Иванов в фильме режиссера Вадима Дубровицкого получился вполне чеховским. Алексей Серебряков в этой роли задумчив, непредсказуем и явно подвержен затяжной депрессии. Впрочем, как тут не унывать: умирающая от чахотки жена, чудаковатый граф Шабельский, навязчивый доктор, который постоянно читает нотации, пристающий по денежным вопросам управляющий имением Михаил Михайлович Боркин и актер Валерий Золотухин. Точнее, юродивый Иван Сидоров, который постоянно ходит где-то рядом, но роль его не до конца очевидна: такое ощущение, что он еще не пришел в себя после съемок в фильме «Дневной дозор». Сидоров — персонаж, которого не было у Чехова, — придает ивановской усадьбе настроение безумия. Он пародирует окружающих его людей, что-то мычит, кривляется. Но в то же время возникает ощущение, что блаженный знает нечто большее, о чем никогда не скажет в силу своего убожества. Образ Ивана Сидорова открывает зрителю глаза на обитателей усадьбы. Все они больны безумием. При этом Иванов еще и банкрот. Он сидит и думает. Мысли его по большей части грустные. В таком тоскливоосеннем настроении под звуки виолончели и рояля проходит первый час картины. Начинает казаться, что, кроме этой усадьбы с вечной осенью и распахнутыми окнами, в мире нет ничего. Воздушный шар с двумя пассажирами пролетает мимо. Они смотрят на унылую картину и летят дальше. Нечего тут делать... То ли дело ближайший уездный город! Здесь много народу, все при чинах и при деньгах. Однако прислушайтесь, о чем говорят его жители. Осуждение, ненависть, подозрительность во всем увидеть корысть и лукавство. Подобным образом многие наши современники нередко говорят о Церкви: там душно, несовременно, там наживаются на простых людях. «А сами-то Вы там были?» — «Нет, зачем? Я и так все знаю, дело совершенно ясное»... Почти растворившийся в этих сплетнях мужичок по фамилии Лебедев (тоже по сей день очень распространенная фамилия) пытается разглядеть в презираемом всеми Иванове своего: «Гляди на меня как на друга... Студенты мы с тобой... либералы... общность идей и интересов... Вместе в Московском университете учились... Alma mater»... Эти слова для Лебедева — воспоминание об утраченной, потерявшейся гдето юности. Ну, право, какой из него либерал? Прятать деньги от жены, участвовать поневоле в различных интригах — для этого не обязательно учиться в университете. Впрочем, и Иванов не похож на прогрессивного деятеля: он тоже тонет в болоте, где выражение «общность интересов» звучит как издевательство. Здесь каждый за себя, вот и вся «альма-матер». |
| Как истинный христианин, он был проникнут истинным -и глубоким христианским смирением, и потому он с христианскою терпимостью относился к несовершенствам других, к мыслившим о предметах познания иначе, чем он сам. Он внутренне, сердечно чувствовал, что каждому дается свой талант, что нельзя подогнать под одну мерку ученых воззрений, что каждый призван осуществить в науке ту сторону великой правды Божией, которая находит наиболее сильный отклик в его душе. Как далек он был от того, чтобы считать совершенно чуждым истины все то, что не входило в его собственная философские познания. Как далек был от исключительности и нетерпимости! С каким участием относился он ко всякому искреннему проблеску мысли, хотя бы и не соглашался с ним ! В своих философских работах студенты часто не соглашались с воззрениями Виктора Дмитриевича, подвергали их разбору, посильной критике и в таком виде подавали ему свое сочинение. Вам известны такие случаи, и вы легко их припомните. Как же относился к этому В. Д.? В его заметках нельзя было прочесть ни тени раздражения. Напротив, он с радостью приветствовал пробуждающийся анализ молодого ума. Он поощрял его и воспитывал. На его слова и мысли отзывались наши души, но каждый отзвук отличался своеобразным характером. Без сомнения, жизнь нас, студентов, во многом отклонялась от идеалов покойного профессора. Но припомните, пожертвовал ли он хоть однажды ради них живым человеком ? Слышал ли кто-нибудь от него жестокое слово? Тяжело ли было сказать ему правду? Как мягко, как деликатно было его прикосновение к больной совести! Как отзывчиво было его сердце! С каким участием относился он к жизни каждой единицы! Пусть же воспоминание о нем будет последним заветом вам от академии! Пусть воскреснут дух, сердечность и все жизненные правила дорогого профессора и в нашей деятельности! Будем верны преданиям нашей родной alma mater! Пусть наша верность и будет знаком нашей благодарности! Да будет свята и высоко ценна для нас всякая человеческая личность, да будет неприкосновенна ангельская чистота детской души, к воспитанию которой мы призываемся! Остережемся служить Богу человекоубийством, к которому по Апостолу причисляется всякое ненавистное чувство к ближнему (1 Ио. 3. 15)! Будем помнить, что осужден будет виновник всякой напрасной человеческой слезы, а соблазнившему единого от малых сих облежит камень жерновный на выи ( Марк. 9, 42 ). |
| Таков был режим, завоёванный лагерниками Ховрина их работой для фронта: они всю войну выпускали мины. К этой работе заводик приспособил и наладил заключённый инженер (увы, его фамилии не могут вспомнить, но она не пропадёт, конечно), он создал и конструкторское бюро. Сидел он по 58й и принадлежал к той отвратительной для Мамулова породе людей, которая не поступается своими мнениями и убеждениями. И этого негодяя приходилось терпеть! Но у нас нет незаменимых! И когда производство уже достаточно завертелось, к этому инженеру как-то днём при конторских (да нарочно при них! — пусть все знают, пусть рассказывают! — вот мы и рассказываем) ворвались Мамулов с двумя подручными, таскали за бороду, бросали на пол, били сапогами в кровь — и отправили в Бутырки получать второй срок за политические высказывания. Этот милый лагерёк находился в пятнадцати минутах электричкою от Ленинградского вокзала. Сторона не дальняя, да печальная. (Зэки-новички, попав в подмосковные лагеря, цеплялись за них, если имели родственников в Москве, да и без этого: всё-таки казалось, что ты не срываешься в ту дальнюю невозвратную бездну, всё-таки здесь ты на краю цивилизации. Но это был самообман. Тут и кормили обычно хуже — с расчётом, что большинство получает передачи, тут не давали даже белья. А главное, вечные мутящие параши о дальних этапах клубились в этих лагерях, жизнь была шаткая, как на острие шила, невозможно было даже за сутки поручиться, что проживёшь их на одном месте.) В таких формах каменели острова Архипелага, но не надо думать, что, каменея, они переставали источать из себя метастазы. В 1939 году, перед финской войной, гулаговская alma mater Соловки, ставшие слишком близкими к Западу, были переброшены северным морским путём, кто не на Новую Землю, те в устье Енисея и там влились в создаваемый НорильЛаг, скоро достигший 75 тысяч человек. Так злокачественны были Соловки, что даже умирая, они дали ещё один последний метастаз — и какой! К предвоенным годам относится завоевание Архипелагом безлюдных пустынь Казахстана. Разрастается осьминогом гнездо карагандинских лагерей, выбрасываются плодотворные метастазы в Джезказган с его отравленной медной водой, в Моинты, в Балхаш. Рассыпаются лагеря и по северу Казахстана. |
| Главврач больницы Пирогова объяснил, что произошло с выездными хирургами 31 октября, 2016. Новостная служба Алексей Свет прокомментировал информацию о закрытии 41 отделения сердечно-сосудистой хирургии 31 октября. ПРАВМИР. Главный врач московской больницы им. Н.И.Пирогова Алексей Свет прокомментировал информацию о закрытии 41 отделения сердечно-сосудистой хирургии. Как сообщил «Правмиру» главврач больницы Алексей Свет, отделение городской выездной бригады сосудистых хирургов действительно базировалось в больнице Пирогова. Но в начале 2016 года был издан приказ Департамента здравоохранения о передаче всех выездных служб, которые базировались в больницах, скорой помощи с соответствующей закупкой оборудования, инвентаря и т. д. «Поскольку все это передается скорой помощи, отделение закрывается. Дело в том, что на больницу эти люди не работают. В больнице есть свои сосудистые хирурги, которые замечательно проводят операции. Поэтому люди получают уведомление о том, что с переводом выездной службы на скорую помощь, отделение подлежит расформированию», — рассказывает он. Врачам предлагется возобновить работу в качестве сердечно-сосудистых хирургов в специализированной выездной бригаде на базе скорой помощи. «Эти люди не работали в больнице, они просто числились здесь. Им были предложены врачебные должности, но это их не удовлетворило. Когда людям предлагалось принимать участие в операции, как-то интегрироваться, они говорили, что мы переданы скорой, мы вообще городская бригада…»,— добавляет Алексей Свет. О закрытии 41 отделения сердечно-сосудистой хирургии в московской больницы им. Н.И.Пирогова ранее написал на своей странице в Facebook один из врачей Константин Синякин. Это бригада экстренной ангиохирургической помощи, в которой работали выездные сосудистые хирурги. «Два месяца назад нам раздали уведомления о сокращении отделения, больница предложила должности «врачей статистического отдела» — сосудистые хирурги, видимо, больше не нужны Alma Mater…». Он напоминает, что сотрудники бригады могли оказать любую экстренную и плановую помощь больным с сосудистой патологией — оперировали и разбирали все ситуации «ниже нижней челюсти». «Работа в бригаде всегда была не самым легким трудом — бригада состояла из одного сосудистого хирурга на сутки, который должен был в режиме 24/7/365 реагировать на все вызовы из всех стационаров г. Москвы, а с недавнего времени и Новой Москвы. Но не было никогда такого случая, чтоб в трудный момент (будь то операция или просто совет) коллеги не пришли бы друг другу на помощь. Все в том же режиме — 24/7/365….», — пишет он. |
|
|
