| XXI век – итоги наших дней. Реконструируем общую картину взаимосвязи научных, философских и религиозных учений в интеллектуальной истории человечества. В истории европейской культуры можно увидеть волнообразное сближение и расхождение религиозных учений по отношению к философии и науке. Первое сближение: древнегреческие мифы и теогонии, или сказания о происхождении богов и мира, до VIII—VII вв. до Р.Х. в синкретическом мифологическом знании. Первое расхождение : отделение философии от языческой мифологии в Древней Греции и Древнем Риме в период от VII—VI вв. до Р.Х. по III—IV вв. Второе сближение : христианская и арабо-мусульманская религиозная философия в период от II—III и VII—VIII вв. до XIV—XV вв. Второе расхождение : все большее разделение религиозных учений с ренессансной наукой и философией в период от XV—XVI до XIX—XX вв. Третье сближение : постнеклассическая человекоразмерная наука и философия второй половины XX — начала XXI в. со вновь обозначившимися эсхатологическими знамениями. В данном контексте речь идет о сближении и расхождении науки, философии и религии, рассматриваемых как учения о мироустройстве. Что же касается религиозности, духовности, нравственности и других социологических и культурологических измерений соответствующих исторических периодов, то они находятся вне основного предмета нашего анализа. В заключение нужно назвать факторы сближения науки, философии и религии в наше время. Факторы эти связаны с актуальностью следующих интердисциплинарных проблем: происхождение Вселенной, долговременное последовательное возникновение из простого сложного, конечная судьба человечества, проблемы биомедицинской и экологической этики, все более раскрывающаяся человекоразмерность научного знания. АСПЕКТЫ ВЗАИМОСВЯЗИ Онтологический аспект. Постановка вопроса о существовании Бога так же научна, как и постановка вопросов о бесконечности в математической теории множеств или вопроса о начале Вселенной в космологии. Принципиально важно понять, что в вопросе о существовании Бога, Его реальности, Его бытии, Его истинности (все эти понятия сходятся) нет ничего ненаучного. |
| С этого же времени быстро разрастаются скромные загородные кладбища, над ними сооружают базилики и «мемории», возникает множество новых кладбищ. В IV-V вв. К. Рима вытянулись вдоль дорог примерно на 5 км от стены Аврелиана (273); их расположение за городскими стенами связано с запретом на погребения в городе (исключение - Александрия I-II вв.). Т. о., с нач. IV в. кардинально меняется придорожный ландшафт рим. пригорода с его частными поместьями и виллами: его пространство, где формируются христ. богослужебные и погребальные традиции, приобретает общественно значимый характер. Кубикула в катакомбах св. Каллиста Кубикула в катакомбах св. Каллиста С сер. VI в. в связи с резким уменьшением городского населения снизилась потребность в кладбищах, а военная опасность вынудила хоронить умерших внутри города, и законодательные нормы были изменены. В предместьях теперь хоронили в основном местных жителей, но наиболее известные К. сохранили значение loca sancta - св. мест; около них в память мучеников возводили храмы и монастыри. К мощам святых и их реликвиям устремлялось все больше паломников; с VII в. в итинерариях (их протографы возводят к рубежу V и VI вв.) содержатся точные указания, как найти то или иное погребение. В VII в. залы К. еще продолжали украшать росписями: последнее оформление К. и святилищ мучеников относят к кон. VIII - нач. IX в., периоду понтификата Адриана I и Льва III. Окончательный упадок К. в Италии, Галлии и рим. Африке начался в VII-VIII вв. с переноса из них в города мощей. Так, освящая Пантеон, папа Бонифаций IV (608-615) вывез из К. ок. 30 повозок с мощами; при папе Пасхалии I (817-824), согласно надписи в базилике Санта-Прасседе, из К. были вынуты останки 2300 умерших. Мощи из К. извлекали вплоть до нач. IX в. и позже, о чем свидетельствуют росписи XI-XII вв., такие как образ св. Бенедикта в катакомбах св. Эрметы (di Sant " Ermete). Единичные галереи в наиболее известных К. посещали и в средневековье (катакомбы св. Лаврентия (di San Lorenzo) и их часть - св. Кириака (di San Ciriaco) на Тибуртинской дороге, св. Панкратия (di San Pancrazio) на Аврелианской дороге, св. Валентина (di San Valentino) на Фламиниевой дороге, св. Себастиана и св. Агнессы (di Sant " Agnese)). |
| Напольная мозаика в базилике еп. Феодора в Аквилее. Нач. IV в. Напольная мозаика в базилике еп. Феодора в Аквилее. Нач. IV в. После издания Миланского эдикта (313) христ. искусство не сразу получило преобладание над языческим и светским. Особенно трудным было его утверждение в Риме, где сохраняли влияние знатные роды, приверженные языческим религиям и культам. В 1-й пол. IV в. большую роль по-прежнему играли памятники, прославлявшие императорскую власть, прежде всего портреты правителей: напр., «Тетрархи» - рельефы основания колонны Константина, стоявшей на форуме Константина в К-поле (вмонтированы в юго-зап. угол собора Сан-Марко в Венеции; еще одно изображение тетрархов находится в Музеях Ватикана); т. н. Колосс Константина, предназначавшийся для базилики Максенция (впосл. Константина; Капитолийские музеи, Рим). От произведений античной скульптуры, к-рые требовали для осмотра кругового обхода, их отличают ориентация на фронтальную т. зр. и, как в случае с т. н. Колоссом Константина и др. бронзовой статуей имп. Константина (Палаццо-деи-Консерватори), огромный, нечеловеческий масштаб; ощущение мощи имп. власти сочетается с выражением отрешенности. До сер. V в. в Риме создавали скульптурные изображения античных философов и мудрецов. После V в. монументальная скульптура как особый жанр на долгое время практически исчезла, осталась преимущественно мелкая пластика, как в виде отдельных статуэток, так и в составе убранства литургических сосудов, светильников и других предметов церковного обихода, и консульские диптихи. Продолжал существовать жанр имп. скульптурного портрета, но большинство памятников этого жанра создавалось уже в К-поле. Ап. Павел. IV–V вв. (Главное управление по охране памятников, Кальяри) Ап. Павел. IV–V вв. (Главное управление по охране памятников, Кальяри) Искусство И. IV-V вв. развивалось в русле раннехрист. искусства Средиземноморского региона, в котором влияние классической античной образности было весьма велико. Локальные различия трудно выявить, и потому у исследователей существуют разногласия по поводу происхождения мастеров, особенно тех, кто работали в провинциальных центрах. |
| Критика взглядов Лебедева, в к-рой собственная позиция И.-П. вырисовывается более конкретно, заключалась в следующем: все богословские споры IV-V вв. Лебедев старался объяснить из противоборства 2 школ, Александрийской и Антиохийской, не учитывая, отмечает И.-П., др. направлений или оттенков в самих школах; школы эти представлялись в постоянной борьбе; деятели эпохи относились либо к «александрийцам», либо к «антиохийцам», наделяемым общими характеристическими чертами; употребление таких выражений, как «идеи антиохийцев», «воззрения александрийцев», приводило наконец Лебедева к утверждению, что «догматические воззрения александрийцев и антиохийцев во многом были неодинаковы»; «александрийцы» были непременно защитниками «никейской догмы», а «антиохийцы» должны были стоять на арианской стороне, что подтверждается и наличием выражений «александрийцы, или никейцы», «антиохийцы, т. е. ариане или полуариане» (Там же. С. 43-45; ср.: Лебедев А. П. Вселенские соборы IV и V вв. 2004. С. 44-55); те же «односторонности и натяжки» повторяются Лебедевым и при анализе несторианских споров (Там же. С. 230). Из этого следует, согласно И.-П., что «непременно защитниками еретической мысли в известную эпоху должны были стать последователи одной школы, а защитниками православия - последователи другой. Непременно таким образом из одной школы в известную эпоху должны были выходить православные богословы, а из другой еретики и т. д.» (Там же. С. 45). Лебедев именует «унией» «соединение доктрин александрийских и антиохийских» в 433 г. (Там же. С. 172); по мнению И.-П., «слово «уния» с тем смыслом, какой выработался в западной богословской науке и церковной жизни, неприложимо к фактам истории древне-вселенской православной церкви... В православной церкви унии не бывает», то, о чем говорит Лебедев, продолжает И.-П., было «лишь разъяснение недоразумений и соглашение между лицами православными по убеждению, но выражавшими свои православные убеждения не совсем в одинаковых формулах (что всегда возможно при научной невыясненности догмата и неустановленности богословской терминологии)...» ( Иванцов-Платонов А. М., прот. Религиозные движения на христианском Востоке в IV и V вв. 1881. С. 233-234). И.-П. считал, что книга Лебедева написана в подражание нем. ученым, поэтому А. фон Гарнак и не увидел в ней ничего нового (ср.: Лебедев А. П. Из истории Вселенских соборов IV и V вв. 2004. С. 23). |
| В жанровом отношении Ж. л. представлена 2 основными направлениями - книжно-риторическим и народным. В XI-XIII вв. господствующим становится 1-е направление. Был создан ряд похвальных житий и панегириков, посвященных как деятелям прошлого, так и современникам. Значительным явлением в арм. Ж. л. стали Жития Нерсеса IV Шнорали, Геворга Скевраци. В народном направлении выделяются жития: повествовательные; памятные записи; краткие синаксарные. Простые повествовательные жития XII-XIII вв.: Ованнеса Саркавага, Степаноса Сюнеци в редакции Мхитара Айриванеци, занимательное и сказочное Житие Степаноса, сына Тер-Иусика; исключительное в своем роде Житие Григора Нарекаци, к-рое состоит из 28 чудес святого. Источниками Жития Григора послужили как канонические, так и апокрифические евангельские сказания о Христе. Широкое распространение в XI-XV вв. получили жития - памятные записи, а также синаксарные жития и мученичества. Разные редакции Синаксаря выражали определенные тенденции, имели новые художественно-идеологические подходы, как, напр., редакция латинофила Григора Анаварзеци или последняя редакция Синаксаря Григора Хлатеци, составленная в мрачные для Армении годы и расширенная за счет историй св. отцов и мучеников, современников Хлатеци. В Ж. л. народного направления XIII-XV вв. выделяется группа, посвященная деятелям научных и культурных центров: Гладзорского (1280-1338) и Татевского (1345-1410) ун-тов ( Нерсес Мушский , Есаи Ничеци , Ованнес Воротнеци , Григор Татеваци ), монастырских школ-вардапетаранов (Мхитар Саснеци, Григор Хлатеци, Товма Мецопеци). Их общая черта - антиуниатская направленность, противостояние влиянию Римско-католической Церкви в Армении. В условиях постоянных войн и завоеваний Армении после падения династии Багратидов (1045), особенно в XIV-XV вв., мученичества за веру приобретают массовый характер, интенсивно создаются истории армянских новомучеников. Развитие этого направления Ж. л. идет по пути упрощения жанра. В XVI-XVII вв. к жанру мученичеств обращаются крупные историографы Закария Канакерци и Аракел Даврижеци. Однако их произведения представляют собой уже литературно-исторические повествования с красочными описаниями быта и человеческих отношений. XVI-XVII века следует считать периодом упадка Ж. л. |
| Итоги взаимосвязей научных, философских и религиозных учений в интеллектуальной истории человечества. В истории европейской культуры можно увидеть волнообразное сближение и расхождение науки, философии и религии: Первое сближение: древнегреческие мифы и теогонии до VIII—VII вв. до Р.Х. Первое расхождение : философия и наука Древней Греции и Древнего Рима в период от VII—VI вв. до Р.Х. по III—IV вв. Второе сближение : религиозная христианская и арабо-мусульманская наука и философия от II—III и VII—VIII вв. до XIV—XV вв. Второе расхождение : ренессансная наука и философия от XV—XVI до XIX—XX вв. (Ф.Ницше: «Бог умер»). Третье сближение : постнеклассическая человекоразмерная наука и философия второй половины XX — начала XXI в. В данном контексте речь идет о сближении и расхождении науки, философии и религии, рассматриваемых как учения о мироустройстве. Что же касается религиозности, духовности, нравственности и других социологических и культурологических измерений соответствующих исторических периодов, то они находятся вне основного предмета нашего анализа. В заключение нужно назвать факторы сближения науки, философии и религии в наше время. Факторы эти связаны с актуальностью следующих интердисциплинарных проблем: происхождение Вселенной, долговременное последовательное возникновение из простого сложного, конечная судьба человечества, проблемы биомедицинской и экологической этики, все более раскрывающаяся человекоразмерность научного знания. Востребованность астрологов, экстрасенсов, колдунов, псевдопророков с их сектами — проявления своеобразного декаданса в интеллектуально-духовной атмосфере нынешнего общества. С точки зрения христианства названные формы декаданса вызваны отсутствием религиозной основы в жизни современного общества всеохватывающих технологий – от промышленных до информационных, от биомедицинских до мистических и колдовских, а также всепоглощающего потребления. С точки зрения других мировых религий ситуация оценивается так же. Заключение Знания в теологии и философии системны и в этом смысле философия и теология научны. С другой стороны, знания в теологии и философии не показывают определенной последовательной восходящей преемственности и в этом смысле теология и философия ненаучны. Поэтому естествознание и математика есть образец научности. По третьему критерию научности знания – его фальсифицируемости, нельзя назвать научными многие разделы математики, которые никак не связаны с эмпирическим знанием. |
| То же самое относится и к эпиграфике, Поэтому эпиграфические материалы сохраняют немаловажное место в исследованиях по экономической истории ранней Византии. В своем большинстве надписи византийского времени являются надгробными или посвятительными, составленными при постройке храмов и других общественных зданий. Надписи политического характера встречаются несравненно реже. Некоторые эпиграфические памятники, например, надписи из городов Корика и Сард, сообщают ценные сведения об общественной жизни ранневизантийских городов . Археологические изыскания, особенно последних лет, открыли первоклассный, хотя еще недостаточно обследованный материал для изучения экономической истории ранневизантийского общества. Новый мир — мир сельских поселений и вилл в Сирии IV—V вв. возник перед учеными благодаря недавним раскопкам Ж. Чаленко в Северной Сирии. В трудах археологов воскресают некогда прекрасные византийские города. На основании новых археологических изысканий можно воссоздать облик Афин, Филипп, Эфеса, Коринфа и города Стоби . Археологические памятники в большинстве случаев подтверждают данные письменных источников ранневизантийского времени. Иногда они вносят в них известные коррективы. Так, если некоторые нарративные и законодательные источники IV—VI вв. говорят об упадке экономики Византии, то археологические материалы свидетельствуют о высоком уровне развития хозяйства империи, особенно городов. Данные нумизматики в соединении с результатами археологических изысканий, определяющими ареал монетных находок, за последние годы стали занимать все более видное место в исследованиях по экономической истории Византии. Такие находки важны, например, для определения уровня развития товарно-денежного хозяйства и интенсивности городской жизни в ранней Византии. В целом можно с определенностью сказать, что папирологические, эпиграфические, археологические и нумизматические материалы в новейших исследованиях византинистов, особенно в трудах, посвященных социально-экономической истории Византии IV—VII вв., начинают играть все более заметную роль, тогда как раньше им отводилось лишь подчиненное место по сравнению с нарративными и законодательными памятниками. Именно эти материалы, хотя они и не могут заменить другие источники, благодаря новым открытиям дают возможность значительно расширить наши представления о жизни византийского общества в IV—VII вв. |
| Что касается современной российской историографии, то, несмотря на начавшееся в 90-е гг. XX в. возрождение интереса к церковно-историческим темам, пробелы в изучении арианской смуты так и не были в ней полностью восполнены. За последние два десятилетия в России не было создано ни одного монографического исследования по рассматриваемой тематике. Исключение в некотором смысле составляет лишь работа А. Ю. Митрофанова «История церковных соборов в Италии (IV-V вв.)», 485 в которой петербургский исследователь обращается в том числе и к истории соборного движения эпохи тринитарных споров. Присутствие в рамках указанного исследования переводов многих документов, связанных с италийскими соборами IV-V вв., безусловно, может способствовать пробуждению интереса к данной проблематике у российских исследователей. Отдельные проблемы истории «арианства» затронуты в работах П. Б. Михайлова, Д. С. Бирюкова, того же А. Ю. Митрофанова, В. П. Буда новой, И. А. Копылова и В. В. Лаврова. 486 Однако следует отметить, что указанные авторы сосредоточивают свое внимание главным образом на философской проблематике споров, а также на истории германского арианства, в то время как история арианской смуты «классического периода », т.е. IV – начала V в., в ее церковно-политическом и доктринальном аспектах все еще обходится вниманием в современной российской научной литературе. Таким образом, в настоящий момент возникает настоятельная необходимость в появлении обобщающих, комплексных историко-теологических исследований по истории доктринальных споров и церковно-политической борьбы IV-V вв., которые должны не только восполнить пробелы в современной российской историографии, но и стать необходимым фундаментом для дальнейших исследований российскими учеными отдельных исторических, богословских и философских проблем, связанных с историей арианской смуты. 2. Исследования по церковной истории Балкано-Дунайского региона 2.1. Арианская смута в Иллирике При изучении столь многогранных и глобальных явлений, как арианская смута, вполне естественным является стремление историков «уменьшить масштаб» и, таким образом, сделать исследование более детальным и персоналистичным. Одним из способов подобного рода «уменьшения масштаба» является региональный подход, получивший достаточно широкое распространение в историографии истории раннего христианства. И поскольку Иллирик традиционно рассматривается как один из центров «арианства», то неудивительно, что история арианских споров в этом регионе, а также шире – история «латинского арианства» привлекает особое внимание исследователей, изучающих церковную историю IV – начала V в. |
| Таргум (кодекс) Неофити (ТН). В 1956 г. Диес Мачо обнаружил в б-ке Ватикана полную рукопись палестинского таргума на Пятикнижие. Рукопись была приобретена в кон. XIX в. вместе с б-кой «Благочестивого дома Неофитов» (Pia Domus Neophitorum) и ошибочно каталогизирована как ТО. Рукопись датирована 1504 г., содержит множество глосс между строк и на полях, дающих разночтения из др. таргумов. В нек-рых местах текст близок к ТЙ II и фрагментам таргумов из каирской генизы. Как и в случае с ТО, необходимо различать текст основного материала и его окончательную редакцию. Нет сомнений, что в ТН включен древний материал, возможно восходящий к дохрист. времени, что выражается наличием домишнаистских правовых установлений, а также особенностями языка. Нередко ТН дает перевод текста, отличного от масоретского, что также указывает на древность ТН и делает его важным текстовым свидетельством ВЗ. Наиболее вероятно, письменную фиксацию ТН можно датировать III-IV вв. по Р. Х. Фрагменты из каирской генизы также представляют палестинскую традицию арам. переводов Б. Это 7 документов, содержащих отрывки таргумов отдельных книг Пятикнижия, одна из рукописей включает части таргумов на книги Бытие, Исход и Второзаконие. Ценность их заключается в том, что они являются весьма ранними свидетелями палестинского таргума: Кале датирует их VIII-XI вв. В орфографии и особенностях языка они представляют черты палестинского арам. I-II вв. по Р. Х. Фрагменты не совпадают ни с одной из др. известных версий палестинского таргума и разнятся между собой. В таргумы на Пятикнижие могут дополнительно входить таргумические тосефты (добавления) к ТО; праздничные лекционарии - переводы фрагментов из Торы, предназначенных для чтения в определенные праздники; таргумические поэмы (см. Alexander. 1988. P. 221-222). II. Таргум на Пророков охватывает разд. Невиим евр. Б. Этот Таргум, обозначенный как Таргум Йонатана (ТЙон), пользовался таким же авторитетом, как ТО. Его авторство засвидетельствовано Вавилонским Талмудом: «Таргум на Пророков был составлен Йонатаном бен Уззиэлем под руководством Аггея, Захарии и Малахии» (Мег 3а). Это сообщение вызывает сомнения, ибо Йонатан известен как ученик Гиллеля (Сукка 28а; Авот де рабби Натан А 14 и др.); кроме того, ряд цитат из таргума приводится в Талмуде под именем раввина бар Хийя (III в.). Ж. Д. Бартелеми считает, что в Мег 3а подразумевается не арам., а греч. перевод и что Йонатан - евр. вариант имени Феодотион. Значительное сходство ТЙон с ТО как в языке, так и в манере перевода объясняется, видимо, их сходной судьбой: ТЙон был создан, вероятно, в дохрист. период или в I-II вв. по Р. Х. в Палестине и в IV-V вв. отредактирован в Вавилоне. Поскольку значительная часть Пророков написана стихами, ТЙон содержит больше парафразов, чем ТО, и расширен толкованиями мессианского характера. Йеменские рукописи с надстрочной огласовкой хорошо сохранили оригинал вавилонской редакции и послужили основой критического издания Шпербера. |
| Жанр письма возникает в византийской литературе именно как литературный жанр в результате взаимодействия двух традиций. Когда мы разбирали тропарь святителю Григорию, мы касались этого взаимодействия. Напомню эти слова: «Пастырская свирель богословия твоего риторов победи трубы, якоже глубины духа изыскавшу, и доброты вещания приложишася тебе». Это можно отнести и вообще к взаимодействию античной и ближневосточной литературных традиций, т. к. громогласные трубы риторов постепенно побеждаются пастырскими свирелями восточных богословов, продолжающих традиции апостольских посланий. Но, побеждая, ближневосточная традиция впитывает в себя все самое лучшее, самое ценное из античности. Процесс развития жанра заключался в изменении соотношения информационной стороны письма и художественных приемов эпистолографии. IV–V вв. – ранневизантийский период истории жанра 55 . А если помните, три святителя, о которых мы говорили в прошлый раз, жили в IV веке. Для содержания писем в это время характерна большая значимость тематики, для формы – тесная связь с античными традициями. Содержание, суть излагаемого – на первом месте, а следование античной традиции заставляет добиваться совершенства формы при достаточно заметной лаконичности посланий. Пример такого послания как раз и был в центре нашего с вами внимания на прошлом занятии. VI–IX вв. – переход от ранневизантийского к средневизантийскому периоду. Причем для VI–VII вв. характерно то, что письма этого времени представляют собой скорее философские трактаты, а в VII–IX вв. происходит оживление эпистолярного жанра в связи с иконоборчеством. Обрядовая сторона касается всех, никто не остается равнодушным, письма по этому поводу получают большое значение, широко распространяются, публикуются и сохраняются; поэтому и до нашего времени дошло много писем той поры. X–XIV вв. – средневизантийский период. Происходит существенная творческая переработка античного наследия, особенно в частностях. Форма начинает превалировать над содержанием. Усложняется придворный церемониал, благодаря чему усиливается увлечение панегириками императорам и их приближенным. В результате чего письма становятся менее содержательными с событийной точки зрения, более абстрактными и обобщенными. В них преобладают идеи неопределенности временного и земного пространства, что достигается: |
|
|
