| Двурогому зверю поклоняются обольщенные им люди. Клеймо иконы " Апокалипсис " . XVI в. (ГТГ) Двурогому зверю поклоняются обольщенные им люди. Клеймо иконы " Апокалипсис " . XVI в. (ГТГ) Основатель психоаналитической философии З. Фрейд (1856-1939) писал о «врожденной склонности человека к «злу», к агрессии, к деструкции, а тем самым также и к жестокости» ( Freud S. Das Unbehagen in der Kultur//Gesammelte Werke. L., 1948. Bd. 14. S. 479). Однако в отличие от христианства, понимавшего такую склонность как следствие пораженности человека первородным грехом, Фрейд видел в ней проявление «сущностного содержания жизни», а именно «борьбы между эросом и смертью, стремлением к жизни и стремлением к разрушению» (Ibid. S. 481). Понятие «зло» порождается задаваемым культурой «сверх-Я», или «совестью», которое подавляет «Я» человека и его агрессию, порождая у человека чувство вины в том случае, если он делает нечто, что определено в культуре как «злое» (Ibid. S. 482-483). При этом само различие между добром и З., по учению Фрейда, не дано человеку от природы и не заложено в нем Богом, но является результатом общественного научения: маленький ребенок, будучи «беспомощен и зависим от других», опознает как З. то, что угрожает ему потерей любви окружающих (Ibidem). Поскольку «злые стремления» врожденны, они, даже будучи подавленными, не исчезают полностью, но всегда находятся в области бессознательного («Оно»). По словам К. Г. Юнга (1875-1961), З. «выходит на психологическую сцену как равноценный противник-партнер (Gegenspieler) добра» ( Jung C. G. Gut und Böse in der analytischen Psychologie//Gesammelte Werke. Stuttg., 1958. Bd. 10. S. 328), оно есть «черная тень, которую каждый ведет за собой» ( Idem. Die Psychologie der Übertragung. Zürich, 1946. S. 92). Тот, кто не решается признаться в существовании З. в себе самом, по мысли Юнга, неосознанно начинает проецировать его на других, а вместе с тем теряет способность должным образом обращаться со злом ( Idem. Gut und Böse... S. 328). Подавляемый и тревожимый таким неосознанным внутренним З. индивид подпадает под его непреодолимую власть, делая то и желая того, чего не хочет и не допускает его сознание (см.: Seifert. 1966. S. 21). |
| Второй период падает на XIX век, когда происходит становление психиатрии как научной дисциплины на основе рационалистических теорий (школа соматиков). Согласно мнению сторонников этих теорий, психические болезни ничем не отличаются от соматических. Только врач, исходя из результатов чисто биологических исследований мозговых и общесоматических процессов, может понять психопатологические явления. Таким образом, богослов и пастырь оказываются здесь ни причем. Всякий немедицинский путь отвергается и осуждается как не имеющий познавательного значения. Проявления религиозности трактовались (как иногда и в наше время) как психическое заболевание или симптомы болезни. Религиозные идеи и догм расцениваются как навязчивые идеи невротиков. Для З. Фрейда (1856–1939), например, религия «массовое безумие» и в то же время попытка самолечения человечества, помогающая ограничить власть инстинктов и влечений. В последующие годы в психологической науке ставится задача создания «позитивной психологии религии» путем экспериментального воспроизведения и исследования религиозных переживаний, возникающих под влиянием религиозных текстов и образов как раздражителей. Исследователи этого направления, естественно, не идут дальше формального описания, личностный смысл отступает на задний план и игнорируется, как это вообще свойственно экспериментальным, чисто биологически ориентированным теориям в физиологии и психологии. Третий период падает на XX век, когда в психологии и психиатрии возникает настойчивая необходимость синтетического рассмотрения психических проявлений человека в норме и патологии, во всей полноте его духовного и психофизического бытия. Это направление в психологии и психопатологии привлекло внимание и сочувствие многих крупных ученых. В наше время широко распространено мнение, что наше знание обусловлено тем или иным познавательным методом, что научные положения имеют ограниченную и переходящую ценность в зависимости от применения метода (К. Ясперс; 1883–1969). Психологам и психиатрам, сторонникам целостного воззрения на человека во всей полноте его духовных и психофизических проявлений, предоставляется необходимым рассматривать религиозные переживания в двух аспектах: 1) поскольку проявления религиозной жизни в душе человека представляют собой определенные психологические состояния всей личности в целом и всегда связаны с теми или иными физиологическими процессами в организме человека, постольку они могут быть предметом психологического, психофизиологического, а в случаях патологии – психиатрического исследования; 2) однако содержание религиозных переживаний выходит за пределы компетенции этих методов: оно должно быть предметом религиозного исследования и богословия. Психиатрические гипотезы и концепции неприменимы для объяснения религиозных переживаний. |
| победил на диспуте с монофелитами в Карфагене, в 53 г. арестован, в 662 г. подвергнут отсечению языка и правой руки. Был сослан в Западную Грузию, где скончался в заточении. Преп. Максим Исповедник оставил Церкви большое богословское наследие. Главные сочинения: «Недоуменные вопросы к Фалассию о Св. Писании», «Спор с Пирром», «Главы о любви», «Диалоги о Св. Троице», «Мистагогия», а также обширные схолии к сочинениям святого Дионисия Ареопагита . Память 21 января (3 февраля) и 13 (26) августа. 18 Декадентство (от лат. – упадок) – течение в литературеи искусстве, проникнутое пессимизмом и отвращением к жизни, воспевавшее красоту как самодовлеющую ценность, эстетизировавшее грехи, пороки и небытие. Наиболее яркими представителями на Западе являются: Ш. Бодлер, П. Верлен, Фр. Ницше, Метерлинк, Гюисманс, Пшибышевский и др. Группу русских декадентов так называемого «старшего поколения» образуют такие поэты и беллетристы, как Бальмонт, А. Добролюбов, Коневской, Ф. Сологуб, Мережковский, Зинаида Гиппиус, а также «ранний» Брюсов. 19 Сюрреализм – направление в искусстве XX в., провозгласившее подсознание (галлюцинации, инстинкты, сновидения) источником искусства, а его методом – разрыв логических связей, замененных свободными ассоциациями. 20 Экзистенциализм – философия существования. Основной принцип человеческого существо-вания – это быть в мире. Одиночество человека перед лицом ничто, откуда и возникает основное состояние экзистенциализма, которое только и может открыть человеку бытие, привести его к самостоятельному бытию и к свободе, – страх. Основная структура самого существования – забота. В смерти становящееся целостностью существование приходит к самому себе, она и есть будущее, из которого вытекает также временность, а также историчность и конечный характер существования. 22 Фрейд Зигмунд (1856–1939) – австрийский невропатолог, психиатр, психолог, с 1902 г. – профессор невропатолоии в Вене, с 1938 г. – в Англии. Фрейд – создатель психоанализа, который он развивал сначала как психотерапию для лечения различных форм истерии (психотерапев-тический метод – отреагирование, основанное на выявлении в состоянии гипноза бессознательных переживаний травмирующего характера), а потом преобразовал в учение о собственной закономерности и действии бессознательного, в особенности в сфере влечений, инстинктов. |
| Л.Н. Заливалова Скачать epub pdf Николай Васильевич Покровский (1848–1917) – церковный историк, выдающийся специалист по церковной археологии и археографии, принадлежит к плеяде ученых и церковно-общественных деятелей, заложивших в России фундамент церковно-исторической науки. В центре его научных интересов были вещественные и письменные памятники средневековой русской, византийской и европейской христианской культуры, особенно искусства, литургика и история литургики в России. Богатое творческое наследие Н. В. Покровского включает многочисленные статьи, монографические публикации по широкому кругу вопросов христианской иконографии и архитектуры, аннотированные публикации русских историко-художественных памятников, а также учебные пособия по церковной археологии. Крупным вкладом в мировую и отечественную историографию явилась монография «Евангелие в памятниках иконографии, преимущественно византийских и русских» (1892), в которой ученый обобщил многолетние исследования памятников художественной культуры. В свое время она получила высокую оценку русских и зарубежных ученых 1 . Эта работа при жизни автора несколько раз переиздавалась и не утратила научной ценности в настоящее время. По мнению Г. И. Вздорнова, крупнейшего специалиста по историографии истории русского средневекового искусства, труд Н. В. Покровского – «одно из самых замечательных исследований конца XIX века... Памятники евангельской иконографии изучались и до Покровского и после него, но ни одна другая работа на эту тему не достигает фундаментальности труда русского ученого». Монография «была и остается главным пособием для каждого, кто обращается к изучению иконографии Евангелия» 2 . Во второй половине XIX века Николай Васильевич Покровский не был одинок в изучении христианского средневекового искусства. Плодотворно работали церковные историки И. Д. Мансветов (1843–1885) и А. П. Голубцов (1860–1911) в Московской духовной академии, А. А. Дмитриевский (1856 – 1929) в Киевской духовной академии, а также университетские профессора Н. П. Кондаков (1844–1925) и его ученики Д. В. Айналов (1862–1939), Е. К. Редин (1863–1908) и ряд других ученых. Все исследователи занимались иконографическим исследованием художественных памятников. |
| Надо признать, что популярность книг Кастанеды сегодня не та, что раньше. Подействовали разоблачения, или место заняли новые лжеучителя, но ажиотаж спал. Можно ли сказать, что этот бред побежден? Разумеется, нет. Он породил в свою очередь множество более мелких бредиков. Он вошел в сознание нескольких поколений, без остатка растворился в духовной атмосфере нашего века. Характерно, что разоблачения были услышаны лишь тогда, когда души и умы были уже отравлены ложью. Одновременно выяснилось, что никто из антропологов и этнографов никогда не воспринимал всерьез оккультный бред Кастанеды. Об этом ученые говорили друг другу и своим ученикам уже при появлении первой книги, то есть 40 лет назад. Но эти голоса не были услышаны. Таков своего рода рок, который преследует заблуждающееся человечество. Когда появляется вредоносное учение, то все как будто нарочно создано для его беспрепятственного проникновения. Когда же болезнь переходит в следующую стадию, то никакие лекарства уже не действуют, и даже полное разоблачение лжи не освобождает от нее. Действие “рока” еще более явно видно на примере фрейдизма. Не будем вдаваться в излишние подробности, но укажем, что сегодня вне всяких сомнений доказана ложность и принципиальная нечестность фрейдизма. Учение психоанализа - это научная подделка. Давно установлено, что выводы Зигмунда Фрейда (1856 - 1939) никак не связаны с его врачебным опытом. С самого начала Фрейд не учитывал тот коренной факт, что психиатр влияет на сознание пациента. Он полагал, что даже показания под пыткой могут содержать достоверные психологические сведения. Вооруженный научной и человеческой бесчувственностью, Фрейд безбоязненно внушал свои собственные сексуальные фантазии несчастным пациентам. Профессор Фредерик Крус (Frederick Crews) приводит слова Фрейда: “Нас не должен обескураживать отказ признаться (в якобы пережитом сексуальном насилии). Если мы будем твердо держаться того, что мы предположили, то в конце концов победим всякое сопротивление пациента, подчеркивая непоколебимость нашего убеждения… Более того: саму мысль, что врач, настаивая на своем, может принудить психически здорового пациента обвинить себя в сексуальных отклонениях, - саму эту мысль можно спокойно отбросить, как чистую иллюзию” (см. The New York Review of Books, Volume 41, Number 3 · February 3, 1994). |
Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
| Также основания религиозной веры подверглись критике со стороны Зигмунда Фрейда (1856–1939), который считал религию видом душевной болезни. С помощью метода психоанализа он стремился показать тесную связь между верой в Бога и родительским комплексом. Религиозная вера есть лишь знак того, что человек еще не стал взрослым. Идея личного Бога есть лишь представление о фиктивном Сверх-Отце. Эта инфантильная иллюзия есть лишь попытка найти защиту от неконтролируемых сил природы, судьбы и смерти, что схоже с опытом детской беспомощности. Сила религиозных представлений, по Фрейду, заключается в силе инстинктивных желаний человека (таких как безопасность, справедливость, преодоление смерти и т.п.). Фрейд признает, что реальность того, к чему стремится человек, не может быть исключена. Отсюда также невозможно доказать, что постулаты религиозного откровения лживы. Если учитывать выводимость всех этих стремлений из психологии человека, то современному человеку нельзя всерьез воспринимать их как данные откровения. Возникает вопрос, в самом ли деле генезис религии поддается так легко психологическому объяснению и справедливо ли утверждение, что религия препятствует взрослению человека? Существует целый ряд квалифицированных психологов, показывающих, как религия может поддержать человека в процессе эмансипации и самоопределения. Представленные Штошем критические взгляды известных мыслителей не предлагают убедительных аргументов против веры. Несмотря на это, они предлагают важные стимулы, которые заслуживают размышления в ответе собственной веры на вопросы разума. Они ставят вопросы, которые должны оставаться в поле зрения при экспликации веры в Откровение, и подводят к самому решающему вопросу: является ли сущность христианской веры результатом человеческих желаний и устремлений, либо она есть следствие действия божественного откровения? Откровение как опыт и коммуникация, модели откровения в теологии XX в. Традиционным ответом на религиозно-критические возражения, что содержание религии представляет собой лишь отражение человеческих желаний, стало утверждение, что религиозная вера основывается на религиозном опыте. В данной перспективе в откровении можно видеть шифр достоверного религиозного опыта. Отсюда следует, что религия не может быть проекцией каких-то человеческих аффектов или чаяний, поскольку она имеет своим источником реально происходящие события. Эти события не являются исключительно опытом религиозных людей, они есть опыт, доступный для каждого, и потому каждый может воспринять иную, сверхчувственную сторону нашей действительности. |
| Этим верования их отличались от религиозных, но преданы они им были религиозно, отчего и сохранив власть над умами дольше, чем на одно десятилетие. В девяностых годах, однако, власть эта уже ослабевала. Образованные люди, даже и не становясь консервативнее, чем прежде стали ускользать из-под прежней идеологической опеки; подчиняться ей беспрекословно продолжали почти одни лишь читатели просветительных брошюр, «полуинтеллигенты», кличку эту как раз и получившие от интеллигенции обновленной, уже не состоявшей сплошь из людей, скроенных по шестидесятнической выкройке. Политическая тенденциозность перестала быть мерилом художественной оценки, а то и стала оцениваться отрицательно. Уже в 1883 году Врубель по поводу выставки верных шестидесятым годам передвижников жалел о том, что «художник не вел любовно бесед с натурой, весь занятый мыслью поглубже запечатлеть свою тенденцию в зрителе». С него, Врубеля (1856—1910), Левитана (1860— 1900), Серова (1865—1911) освобождение живописи и началось. О скульптуре можно сказать, что начал освобождать ее Трубецкой (1866—1938), а чтобы судить о быстроте, с которой теперь зашагала история, достаточно вспомнить, что сверстник его, Кандинский (1866— 1944), был старше Борисова-Мусатова (1870—1905), Бенуа (1870-1960), Сомова (1869-1939), Бакста (1868— 1924), Дягилева (1872—1929) и всего на год моложе Серова. Москвич Кандинский славу себе создал в Мюнхене, куда отбыл еще в 1897 году, том самом, когда родившийся и выросший в Италии князь Павел — или Паоло — Трубецкой приехал по вызову государя в Москву, где и стал учить лепке не с гипсов, а с живой модели; в 1906 году он вернулся за границу и до конца своих дней жил в Париже и в Италии. Врубель, Левитан и Серов за границей бывали и живую, несалонную западную живопись знали лучше, чем кто-либо в России до них (хоть и очень характерно, что в молодости Врубель увлекался знаменитым Фортуни, не разглядев его ничтожества). Борисов-Мусатов числился учеником Кормона, но восхищался в Париже больше Пювис де Шаванном и Гюставом Моро. |
|
|
