| В идеях мы приближаемся к абсолютному бытию, а следовательно, и к тому, что выше было названо «элементарной сущностью» в эйдосах (в типах) бытия. «Разум идеальный (т.е. познающий в идеях. – В.З.), – пишет архиеп. Никанор 1599 , – только вершиной своей проникает в «индивидуальную сущность» эйдоса, а расходящимися основаниями теряется в необъятной бесконечной элементарной сущности эйдоса». Приближаясь внешне к трансцендентализму, архиеп. Никанор говорит даже 1600 : «Дух наш носит в самом себе, в скрытом состоянии тайны внешней природы». Однако архиеп. Никанор далек от трансцендентализма – ибо для него только в Боге бытие и мышление тождественны. Но «прирожденные идеи не суть познания», – они только «точка отправления, primum movens всякого научного изыскания и в тоже время и цель в стремлении ума к абсолютному» 1601 , они образуют особую, отдельную сферу нашего ума, восходящего от «предположений» в идее к «постижению» реальности. Архиеп. Никанор пробует даже набросать внутреннюю диалектику в познавательной работе духа – закон последовательных стадий в постижении реальности. Не входя в подробности 1602 , укажем, что эта реальность не покрывается и не заключается в данных ощущений. Сама материя «оказывается бытием сверхчувственным» 1603 , а «внешне чувственная перцепция будит внутри нас сферы духовной деятельности… и в силу этого эйдосы являются бытием более объективно реальным, чем всякое наиконкретнейшее внешне чувственное впечатление» 1604 . «Наименее объективно реально то, о чем свидетельствуют… внешние чувства; более реально то, о чем свидетельствуют внутренние чувства… и, наконец, наиболее и безусловно реально то, что чувствуется, как безусловный постулат… Наиболее сверхчувственное и есть наиболее объективно реальное… а всё внешне чувственное есть только убегающая тень истинно сущего» 1605 . Архиеп. Никанор развил даже особое учение о различных «степенях реальности». «Реальное вообще имеет разные степени реальности», – говорит он 1606 . Любопытно учение архиеп. Никанора о «норме» в бытии (как совпадении истины с добром – ср. выше учение Кудрявцева о понятии истины), но мы не будем входить в подробности, так как нам ещё нужно изложить антропологию нашего автора. |
| В средние века сознавались недостатки принятого текста. Так, Р. Бекон, П. Б. Абеляр указывали на большую испорченность рукописей; в 1109 г. предпринимался пересмотр всей Библии на основе еврейских и халдейских рукописей; неоднократно исправлялся текст Вульгаты 4 и составлялись так назыв. Epanorphotae или Correctoria, представлявшие собою род мазоры 5 . Но в общем можно сказать, что в средние века библейской текстуальной критики не существовало. Препятствием для нее служил недостаток филологических знаний вообще и знания еврейского языка в особенности. Возрождение библейской текстуальной критики и дальнейшее развитие ее начинается со времени гуманизма. Гуманистическое движение пробудило интерес к филологическим занятиям и, в частности, к занятию языком свящ. книг. Важное значение имело в данном случае и изобретение книгопечатания, так как появление в конце XV в. печатной Библии наглядно показало недостатки текста и породило естественное желание исправления его. Этому содействовал и выдвинутый реформацией на первый план авторитет Св. Писания, как единственного источника вероучения и нравоучения. С средины XVI в. священная филология на ряду с классической становится модой. Выступает целый ряд ученых, посвящающих себя изучению текстуальной стороны ветхозаветных книг. Из них особенно должно назвать И. Меркера († 1570), Друзия (1550–1616), И. Букедорфа (1564–1629), Людовика де-Дье (1590–1642), Вальтона (1600–1661), Готтингера (1620–1647), Е. Кастелла, Капелла и мног. др. Начинают исследовать памятники восточной литературы, привезенные в Европу Пококком, Делла-Валле и другими путешественниками по востоку. С XVI в. учреждаются кафедры восточных языков в Риме, Париже, Оксфорде и Лейдене, причем изучение восточных языков направляется к уяснению еврейского. Со времени знаменитого арабиста А. Шультенса (1686–1750) и учеников его Шредера (1721–1798) и Венемы (1697–1787) пользование семитическими языками для указанной цели получает систематический научный характер. В 1503 г. Пелликаном († 1566) была издана уже небольшая еврейская грамматика под заглавием De modo legendi et intelligendi hebraea. В 1606 году появилась составившая эпоху в истории изучения еврейского языка книга Рейхлина Rudimenta linguae hebraicae, заключавшая и словарь евр. языка и его грамматику. Несколько позже вышли руководство Ф. Капито (Institutiones hebraicae. 1525) и С. Пагнина (Inst. hebraicae. 1526). Одновременно с этим издавались грамматики и для других восточных языков – арабского (Postellus, Grammaticae arabicae rudimenta 1538), халдейского (S. Munsteri, Basel. 1527), сирского (Vidmanstadt, Syriacae linguae elementa 1555; Masius, Gramm. Linguae syriacae 1557). |
| jezuitów u w. Barbary w Krakowie. Kraków, 1886. [T. 2:] Od r. 1600 do r. 1608. (Scriptores rerum Polonicarum; 10); Сборник мат-лов по рус. истории нач. XVII в. СПб., 1896; Дмитриевский А. А. Архиеп. Елассонский Арсений и мемуары его из рус. истории по рукописи Трапезундского Сумелийского мон-ря. К., 1899; Pamitnik Stanis awa Niemojewskiego/Wyd. A. Hirschberg. Lwów, 1899; Polska a Moskwa w 1-j po. XVII w./Wyd A. Hirschberg. Lwów, 1901; Белокуров С. А. Разрядные записи за Смутное время. М., 1907; РИБ. Т. 1, 13; Мат-лы по Смутному времени на Руси XVII в./Собр.: В. Н. Александренко//Старина и новизна. М., 1911. Кн. 14. С. 227-238, 341-420; СбРИО. 1912. Т. 137; Масса И. Краткое известие о Московии нач. XVII в. М., 1937; Буссов К. Московская хроника, 1584-1613. М.; Л., 1961; Тебекин Д. А. Перечень иммунитетных грамот 1584-1610. Ч. 2: 463-532//АЕ за 1979 г. М., 1981. С. 227-235; Budzi o J. Wojna moskiewska: wzniesiona i prowadzona z okazji faszywych Dymitrów od 1603 do 1612 r. Wrocaw, 1995; Дневник Марины Мнишек/Пер. и вступ. ст.: В. Н. Козляков. СПб., 1995; ПСРЛ. Т. 34; Poselstwo od Zygmunta III, króla polskiego, do Dymitra Iwanowicza, cara moskiewskiego (Samozwaca), z okaziji jego zalubin z Maryn Mniszchown / Opr. J. Byliski. Wrocaw, 2002; Маржерет Ж. Состояние Рос. империи [в 1606 г.]. М., 2007. Лит.: Pierling P. Rome et Demetrius: d " aprés des documents nouveaux. P., 1878; он же (Пирлинг П. О.) Из Смутного времени: Ст. и заметки. СПб., 1902; он же. Названный Дмитрий и польские ариане//РС. 1908. Т. 134. 4; он же. Димитрий Самозванец. М., 1912; Левитский Н. М. Лжедмитрий I как пропагандист католичества в Москве. СПб., 1886; Иконников В. С. Дмитрий Самозванец и Сигизмунд III. К., 1890; Hirschberg A. Dymitr Samozwaniec. Lwów, 1898; epkin E. V. Wer war Pseudodemetrius//ASPh. 1898. Bd. 20. S. 224-325; 1899. Bd. 21. S. 99-169, 558-606; 1900. Bd. 22. S. 321-432; Платонов С. Ф. Очерки по истории Смуты в Московском гос-ве XVI-XVII вв. СПб., 1899; Голубцов И. А. «Измена» смольнян при Борисе Годунове и «Извет» Варлаама//УЗ Ин-та истории РАНИОН. |
| В позднем творчестве Эль Греко мир предстает как единая одухотворенная стихия, изобразительные приемы принимают все более ирреальный характер на грани мистического видения («Пир у Симона фарисея», Ин-т искусств, Чикаго; «Вознесение Марии», 1613, Музей Санта-Крус, Толедо; «Встреча Марии и Елисаветы», 1610-1614, Дамбартон-Окс, Вашингтон; «Моление о чаше», 1606-1610, Музей изящных искусств, Будапешт; «Лаокоон», 1610-1614, Национальная галерея, Вашингтон; «Снятие пятой печати», 1610-1611, Нью-Йорк, Метрополитен-музей). Эль Греко занимался также архитектурой и скульптурой. Помимо восковых моделей, использовавшихся им во время работы над картинами, он готовил модели для резных фигур алтарей; по контракту на работы для ц. Санто-Доминго-эль-Антигуо в Толедо он должен был выполнить не только картины, но и модели для деревянных статуй: 2 фигур пророков и 3 аллегорий Добродетелей (1577-1579, скульптор Х. Б. Монегро), неск. деревянных статуй были закончены им самостоятельно («Воскресший Христос» (1595-1598, Госпиталь Тавера, Толедо), «Эпиметей и Пандора» (1600-е, Собрание графа де ла Инфантас, Гранада), «Бюст апостола» (1612-1614, Музей Тиссен-Борнемиса, Мадрид)). Бонавентура, получающий францисканскую рясу. 1629 г. Худож. Франсиско Эррера Старший (Прадо, Мадрид) Бонавентура, получающий францисканскую рясу. 1629 г. Худож. Франсиско Эррера Старший (Прадо, Мадрид) Эль Греко не имел прямых последователей, хотя нек-рые приемы его живописи повлияли на мастеров, среди к-рых его сын Хорхе Мануэль Теотокопулос («Семья Эль Греко», 1605, Музей Академии Сан-Фернандо, Мадрид) и Луис Тристан де Эскамилья; учениками Эль Греко были Хуан Баутиста Майно и Педро Орренте. Группа художников, работавших в Толедо (т. н. толедская школа) в течение 20 лет после смерти Эль Греко (нек-рые учились у него), изменила стиль живописи и стала работать в новой манере, в основе к-рой лежал не идеализм и отвлеченность живописи великого мастера, а объективная предметность мира, реалистичность видения. Самым крупным их представителем был Майно, искусство к-рого можно назвать искренним, простым и основанным на изучении жизни. От Эль Греко у него слепящий свет и чистые цвета, но все формальные признаки позволяют отнести его к мастерам, работавшим в русле концепции художников болонской школы, прежде всего Аннибале Караччи и Гвидо Рени («Поклонение волхвов», 1612-1614, Прадо, Мадрид); однако в отличие от них он менее строг и однообразен, формы в его работах плотные, поверхности тканей и предметов осязаемые, в композициях заметна барочная усложненность, свет передан сложнее, чем на картинах Караччи и Рени (что приближает его к Орацио Джентилески, в эти годы обратившемуся к ранним работам Караваджо). |
| Бедствие прекратилось, но следы его не могли быть скоро изглажены: заметно уменьшилось число людей в России и достояние многих! оскудела без сомнения и казна, хотя Годунов, великодушно расточая оную для спасения народного, не только не убавил своей обыкновенной пышности Царской, но еще более нежели когда-нибудь хотел блистать оною, чтобы закрыть тем действие гнева Небесного, особенно для послов иноземных, окружая их на пути от границы до Москвы призраками изобилия и роскоши: везде являлись люди, богато или красиво одетые; везде рынки полные товаров, мяса и хлеба, и ни единого нищего там, где за версту в сторону могилы наполнялись жертвами голода. В сие-то время Борис столь пышно угощал своего нареченного зятя, Герцога датского – и в сие же время украшал древний Кремль новыми зданиями: в 1600 году воздвигнув огромную колокольню Ивана Великого, пристроил в 1601 и 1602 годах, на месте сломанного деревянного дворца Иоаннова, две большие каменные палаты к Золотой и Грановитой, столовую и панихидную, чтобы доставить тем работу и пропитание людям бедным, соединяя с милостию пользу, и во дни плача думая о велелепии! Однако ж не Московские летописцы, а только чужеземные историки упрекают Бориса гордостию неуклонною и в общем бедствии, суетою, тщеславием, рассказывая, что он запретил тогда Россиянам купить весьма умеренною ценою знатное количество ржи у Немцев в Иванегороде, стыдясь питать народ свой чужим хлебом. Известие конечно несправедливое: ибо наши государственные бумаги, свидетельствуя о приходе туда Немецких кораблей с хлебом в 1602 году, не упоминают о таком жестоком запрете. Борис, оказав в сем несчастии столько деятельности и столько щедрости, чтобы удостоверить Россию в любви истинно отеческой Царя к подданным, не мог явно жертвовать их спасением тщеславию безумному. Но Борис не обольстил Россиян своими благодеяниями: ибо – мысль, для него страшная, господствовала в душах мысль, что Небо за беззакония Царя казнит Царство. «Изливая на бедных щедроты, – говорят Летописцы, – он в золотой чаше подавал им кровь невинных, да пиют во здравие; питал их милостынею богопротивною, расхитив имение Вельмож честных, и древние сокровища Царские осквернив добычею грабежа». Россия не благоденствовала в новом изобилии; не имела времени успокоиться: открылось новое бедствие, в коем современники непосредственно винили Бориса. |
| Но Годунов, как бы не страшась Бога, тем более страшился людей, и еще до ударов Судьбы, до измен счастия и подданных, еще спокойный на престоле, искренно славимый, искренно любимый, уже не знал мира душевного; уже чувствовал, что если путем беззакония можно достигнуть величия, то величие и блаженство, самое земное, не одно знаменуют. Первою знаменитою жертвою подозрения и доносов был тот, с кем Годунов жил некогда душа в душу, кто охотно делил с ним милость Иоаннову и страдал за него при Феодоре – свойственник Царицы Марии, Бельский. Спасенный Годуновым от злобы народной во время Московского мятежа, но оставленный надолго в честной ссылке, – снова призванный ко двору, но без всякого отличия, и в самое Царствование Бориса удостоенный только второстепенного думного сана, сей главный любимец Грозного, считая себя благодетелем Годунова, мог быть или казаться недовольным, следственно виновным в глазах Царя, имея еще и другую, важнейшую вину за собою: он знал лучше иных глубину Борисова сердца! В 1600 году Царь послал его в дикую степь строить новую крепость Борисов на берегу Донца Северского, без сомнения не в знак милости; но Бельский, стыдясь представлять лицо уничиженного, ехал в отдаленные пустыни как на знатнейшее Воеводство, с необыкновенною пышностию, с богатою казною и множеством слуг; велел заложить город своим, а не Царским людям; ежедневно угощал стрельцов и Козаков, давал им одежду и деньги, не требуя ничего от государя. Следствием было то, что новую крепость построили скорее и лучше всех других крепостей; что делатели не скучали работою, любя, славя начальника; а Царю донесли, что начальник, милостию прельстив воинов, думает объявить себя независимым и говорит: «Борис Царь в Москве, а я Царь в Борисове!» Сию клевету, основанную, вероятно, на тщеславии и каком-нибудь неосторожном слове Бельского, приняли за истину (ибо Годунов желал избавиться от старинного, беспокойного друга) – и решили, что он достоин смерти; но Царь, хвалясь милосердием, велел только взять у него имение и выщипать ему всю длинную, густую бороду, избрав Шотландского хирурга Габриеля для совершения такой новой казни. Бельский снес позор и, заточенный в один из Низовых городов, дожил там до случая отмстить неблагодарному хотя в могиле. Умный, опытный в делах государственных, сей преемник Малюты Скуратова был ненавистен Россиянам страшными воспоминаниями своих дней счастливых, а иноземцам своею жестокою к ним неприязнию, которою он мог гневить и Бориса, их ревностного покровителя. Мало жалели о старом, безродном временщике; но его опала предшествовала другой, гораздо чувствительнейшей для знатных родов и для всего отечества. |
| В это время католической пропагандой в Англии тайно руководил отец Гарнетт. Но он нашел трагическую смерть. После того как восшествие на престол Якова I не принесло никаких улучшений в положении католиков, несколько фанатиков задумали при открытии парламентской сессии 1605 года взорвать короля, королевскую семью и весь парламент. Гарнетт узнал об этом безумном предприятии от одного из заговорщиков, бывшего у него на исповеди. Помешать заговору было не в его власти, но он, несомненно, и не пытался сделать этого. 3 мая 1606 года он погиб на эшафоте. При Карле I [Карл I (1600–1649) – король Англии, Шотландии и Ирландии (1625–1649). Был предан суду парламента и казнен], та же участь постигла еще четверых иезуитов. Довольно большое количество их погибло и при республике, во время подавления ирландского восстания. Лишь при Карле II [Карл II (1630–1685) – король Англии и Шотландии (1660–1685)] надежды ордена, казалось, должны были наконец осуществиться. В 1669 году трусливый монарх обещал в тайном Дуврском договоре своему покровителю и банкиру, Людовику XIV, восстановить в Англии католицизм. Но отцы-иезуиты слишком рано поверили в свой успех. Недоверие и ненависть английского народа связали королю руки. Уголовные законы, направленные против католических священников, остались в силе, но иезуиты, по крайней мере, видели, что король и наследник трона тайно перешли в католицизм и что католики массами вошли в состав армии и администрации; они смогли проникнуть во двор предполагаемого наследника и даже устроить в его дворце тайное собрание иезуитов провинции Англии. Народу стала известной лишь часть этих событий. Но и нескольких выяснившихся фактов оказалось вполне достаточно, чтобы вызвать невероятное возбуждение. Вся Англия дрожала перед призраком Лойолы и заговором иезуитов. Отвратительный авантюрист Тит Оатс решился использовать это настроение. В августе 1678 года по всему Лондону распространилось с быстротой молнии известие о раскрытии большого иезуито-папистского заговора. Король понимал, что это – провокация. Но чтобы не совершать «нового путешествия за море», он вероломно выдавал всех, выдал и иезуитов. 20 июня 1679 года в Тибурне было повешено пять иезуитов, обвиненных в государственной измене. Это было одним из самых ужасных юридических преступлений, которые можно только представить себе, но в то же время и грозным предупреждением иезуитам – отказаться на будущее от организации всяких смут в Англии. Но они не вняли этому предупреждению, все еще надеясь на победу, и первое время имели как будто серьезные на то основания. |
| Рудель, Рудлевы : Рудель, крестьянин, 1545 г., Новгород; Рудель Воронин [см. Ворона], землевладелец, середина XV в., Переяславль; Исаак и Карп Чурины (Чуровы) [см. Чура] дети Рудлевы, середина XVI в., Новгород Рудин Пятый, дозорщик, 1614 г., Тотьма [см. Архаровы, Караул] Рудневы , вторая половина XVI в. и позже, Тульский уезд; Кондрат Руднев, крестьянин, 1606 г., Белев; Рудневы, вторая половина XVI в. и позже, Тульский уезд Рудный : Андрей Акинфович Картамазов [см. Картамазов], третья четверть XV в., Москва; Федор Иванович Фомин, митрополичий слуга, убит в 1535 г. в Стародубе [см. Маракушев] Рудный – кровавый Ружевский Евстафий, помещик, 1580 г., Арзамас Руженинов Иван, помещик, 1608 г., Нижний Новгород Рукавичников Кузьма Иванов, 1608 г., Нижний Новгород Рукавовы Некрас [см. Некрас] и Михаил Васильевичи, помещики, 1495 г., Новгород; Рукавов Григорий, подьячий, 1611 г. [см. Непытай] Рукенев Борис Андреев, послух, вторая половина XV в., Кострома Рукин Петр Никонович, 1596 г., Можайск Румянец, Румянцевы : Румянец, боярин, князь, Нижний Новгород; Румянцевы, вотчинники, с начала XV в., Московский уезд [см. Копос, Сверчок] Ср. существующее селение Румянцево в бывшей волости Воре Румяный Алексей Михайлович, 1538 г., Тверь; Никита Румяного, митрополичий дьяк, 1572 г. Рунец Иванович Шишмарев [см. Шишмарев], помещик, 1550 г., Москва Руно Иван Дмитриевич, московский воевода в походе под Казань, 1469 г. Рунцов Матвей Позняков [см. Позняк], 1530 г., Дмитров Рупос, Рупосовы : Яков Рупос, крестьянин, 1498 г., Новгород; Рупосов Свойтин [см. Свойтин], городской голова, 1600 г., Москва; Яков Никифорович Рупосов, помещик, 1608 г., Новгород [см. Шелпяк] Рупос – полосовое железо Рупосниковы , солевары, XV–XVII вв., Соль Галицкая Русава Алена, холопка, 1603 г., Новгород Русава – русалка Русак Федорович Головцын, конец XVI в., Кострома Русалка Михаил Яковлевич Морозов [см. Мороз], боярин и дворецкий вел. кн. Ивана III, умер в конце XV в. Русанов Семен Васильевич, 1596 г., Одоев Русин, Русиновы : Осип Тимофеевич Русин Мошнин [см. Мошна], 1563 г.; Русин Степанович Муравьев [см. Муравей], 1571 г. [см. Айгустовы, Аталык, Белава, Вронский, Дурасов, Каверзин, Корин, Кривошея, Кроткий, Лучанин, Мещерин, Ножнев, Перша, Ратов, Сарыхозин, Хорошев, Черемисин, Шиловцев] |
| [Ср. Репчук] Чепыжников Степан, 1630–1640 гг., Белоозеро Чепыжиться – чваниться, важничать (Даль); ср. современное – пыжиться Черевин Федор Никитич, судья, 1504 г., Кострома; он же Федор Неклюд сын Моклоков [см. Неклюд, Моклок], 1515 г., Галич; Черевины, XV–XVII вв., Галицкий уезд Чрево, черева – внутренности, желудок, кишки и пр. Черевна Григорий, бобыль, 1623 г., Гороховец Черед Истома [см. Истома] Васильевич Левашев [см. Леваш], середина XVI в.; Чередов Семен, думный дьяк Поместного приказа, 1606 г. Через, Черезов : Дмитрий Иванович Через Пешков-Сабуров [см. Пешек, Сабур], середина XVI в.; Каур [см. Каур] Черезов, губной староста, 1584 г., Рязань Через, черес – поясной кошель с застежками и пряжкой (Даль) Черемисин – прозвище в нескольких русских фамилиях; Русин [см. Русин] и Мещерин [см. Мещерин] Федоровичи Черемисиновы, 1508 г., Ростов; от Мещерина – Мещериновы и Черемисиновы; Черемисин Алексеевич Караулов [см. Караул], помещик, 1550 г., Москва [см. Абаш, Чуфаров] Черемша Иванович Лопков, 1591 г. г Ряжск Черенков Сидор, крестьянин, 1571 г., Новгород Череп, Черепов : Гридя [см. Гридя] Череп, крестьянин, 1534 г., Белоозеро; Иван Черепов, холоп, 1603 г., Новгород; Иван Михайлович Черепов, 1596 г., Путивль Череп, черепок – глиняный горшок Черепанов Ерема Иванов, 1537 г., Вологда Черепан – горшечник, гончар Черепаха Яков, крестьянин, 1612 г., Арзамас Черепенницын Пахом, 1624 г., Тула Черет Юрий Александрович Беклемишев [см. Беклемиш], середина XVI в. Черет, очерет – камыш, тростник Черечухин Юрий, помещик, 1610 г., Арзамас Черкас, Черкасов : Черкас Тугаринов Мякинин [см. Тугарин, Мякинин], 1600 г., Новгород; Иван Максимович Черкасов, 1594 г., Новгород [см. Шаршава] Черленков Никита Иванович, 1610 г., Арзамас Черленый Федор Семенович Рождественский-Заболоцкий [см. Заболоцкий], вторая половина XV в. [см. Тонкий] Черленый, червленый – багровый Чермазов Иван, казнен в 1570 г. в опричнине Чермный Иван Иванович Годунов [см. Годун], 1551 г. Чермный, червленый – багровый, ярко-красный |
| Через два года после этого польскому правительству опять шло от русского двора «напомнание» отом же 1600 , а ещё через два года – опять 1601 . Через двадцать лет, при заключении тридцатилетнего перемирия (1679 года), русский престол снова требует от Польши, «дабы церквам ижителям в Польше и Литве грекороссийския веры никакого утеснения, разорения и принуждения ни к римскому закону, ниже к унии чинимо не было» 1602 . И это же условие было внесено в статьи договора о вечном мире (1686 г.) 1603 . Вообще, русский престол пользовался всяким случаем переговоров с Польшей, чтобы оказать заступничество православным западноруссам. С Алексея Михайловича заступничество за православных, бывших под Польшей, сделалось уже традицией русского престола. Государи NempI 1604 , Петръ II 1605 , государыни – Анна Иоанновна 1606 , Елисавета Петровна 1607 , – неизменнно и настойчиво поддерживали то, что было начато Алексеем Михайловичем. Императрица Екатерина II не отступила от этих традиций, и в первый же год своего царствования напомнила польскому двору о «воздыханиях единоверных своих, как в Польше, так и в Литве пребывающих» 1608 , поддерживая, затем, этого рода напоминания прикаждом удобномслучае впоследствии 1609 . Правда, исторические обстоятельства складывались так, что с каждым годом положение православных в Польше становилось «теснее»; но рядом с этим с каждым годом росло и могущество России, дававшее жизнь и силу терпению православных западноруссов – во всё возраставшей надежде, что от руки сильной и могучей соседней единоверной и единоплеменной державы рано или поздно дано будетим избавление. Эта надежда, робко встретившая воцарение Екатерины II 1610 превратилась скоро в твёрдую уверенность, что могущественная государыня «не посрамит " утеснённых своих единоверцев «в их чаянии» и «спасет их десницею своею». «Попечительница грекороссийския восточныя православныя церкви в Польше» 1611 постепенно выростала в сознании народном в «единственную после Бога защиту и утеху» западнорусского православного народа 1612 . |
|
|
