| «Можно думать», – прибавлял миссионер, – «что они даже скопятся» 1091 . По донесению прот. А. Капустина от 4 июля 1866года, в слободе Заводах под Волочанском оказатась секта скопцов. По произведенному потом дознанию, оказалось, что 1) скопцы эти не ели мяса, не носили серег и монист, не пили водки, разговор их был всегда монотонен, располагающий к умилению; 2) на допросе шалапут Феодоров показал, что, действительно, он оскоплен еще в 1862 году неизвестным ему человеком, встретившим его на пути из Коренной пустыни в г. Курск. Незнакомец попросил его, под предлогом утомления, отдохнуть, на что он согласился, и во время этого отдыха предложил ему выпить немного вина. Вино оказалось на вкус кислое и, когда он выпил его, то впал в бессознательное состояние и уснул. Спутник его, воспользовавшись этим временем, оскопил его. Проснувшись, Федоров не нашел уже своего незнакомого спутника 1092 . Миссионер священник С. Сулима 1 июня 1867 года доносил преосв. Макарию, что в слободах – Каменке и Тополях, Купянского уезда – оказалась секта скопцов. «Скопцы эти», – писал миссионер, – «принадлежал к секте шалапутов, называющих себя монахами, людьми духовными, а никак не душевными, по той единственно причине, что они не употребляют мясной пищи (плоти). Секта эта так скрытна, что сколько я ни старался проникнуть в её мистерии, не мог успеть в этом. Те, которые поступали в секту шалапутов и потом опять оставляли ее, рассказывают, что они, действительно, собираются по ночам для пения и молитвы, и что к ним приезжает на белом коне дух святой (простой мужик, хорошо одетый), но последних мистерий они и им не открывают, и в чем таковые состоят, им неизвестно. Между прочим, они говорят, что есть у шалапутов какие-то, по их выражению, – «тайные тайны», которые открываются одним только твердым в их веровании. Равным образом, нет возможности узнать, какие песни они поют при своих мистериях: говорят, что «псалмы», а какие именно, не знают» 1093 . Характерно еще для знакомства с учением и устройством шалапутского сектантского общества следующее донесение священника слободы Козинки, Волчанского уезда, Павла Булгакова. |
| Шумный успех в Варшаве (67 апреля) 1093 и в Вильне (11 апреля) 1094 подействовал на заговорщиков заразительным образом и зашевелил Литву, в которой почти не было русского войска 1095 . 19 апреля было объявлено «посполитое рушенье» 1096 . «Огненные универсалы» Костюшки, то молящие о помощи 1097 , то угрожающие местью 1098 , поджигали шляхту. Крестьянству была объявлена «свобода», но универсал об этом не произвёл ожидаемого впечатления на тех, кто нёс на своих плечах двойной гнёт тяжестей войны 1099 . Без отклика осталось и обращение к православному духовенству. Странной нотой звучали в нём запоздалые обещания: «Не думайте, чтобы разница мнений и обрядов мешала нам любить вас, как братьев и соотечественников; напротив, мы считаем своею главною обязанностью дать вам почувствовать разницу грубаго и неправосуднаго владычества, под которым вы находитесь, и владычества закона и свободы, к которому мы вас призываем». Тут же упоминалось утверждение польским правительством, «с удовольствием», постановлений генеральной Пинской конгрегации 1100 . Универсалы, прокламации, говорили одно, а на деле было совсем другое. Православное духовенство, остававшееся после второго раздела под Польшей, застигнутое теперь мятежом, находилось в критическом положении. Мало того, что всё ценное движимое церковное имение было отнято на усиление средств мятежа 1101 ; отдельные представители православного духовенства подвергаемы были жестоким истязаниям. «При отыскивании здесь россиян» – пишет Виленский старший, игумен Георгий Яновский: «в церквах и монастырских келиях, и даже в мертвых гробах, когда меня допрашивали, их домогаясь, чинили мне несносныя муки и ругательства; не взирая на восьмидесятилетнюю мою старость, дряхлость, били меня по щекам, повергши на землю, потом, поднимая за волосы и за бороду и ударяя паки о землю, топтали без милосердия ногами и, разграбив, как церковное, так и все бедное келейное имение 1102 , оставили полумёртвого, в ранах в в крови, без всяких чувствий» 1103 . IX Из пределов Польши «пламень возгоревшагося мятежа» перекинулся и в присоединённые к России области. |
| Половцы снова осадили Торческ. Граждане оборонялись мужественно; но, изнуренные голодом и жаждою, напрасно требовали съестных припасов от Святополка: бдительный неприятель со всех сторон окружил город, который держался более двух месяцев. Половцы, оставив часть войска для осады, приближились к столице. Святополк хотел еще сразиться и, вторично разбитый под Киевом, ушел только с двумя воинами. Торческ сдался Июля 1093 г.]: стены и здания его обратились в пепел, а граждане были отведены в неволю. г.]. Не имев счастия воинского, Святополк надеялся иным способом обезоружить Половцев и женился на дочери их Князя, Тугоркана. Но сей родственный союз, который мог быть оправдан одною государственною пользою, не защитил России от варваров: Князь Тмутороканский, Олег Святославич, в третий раз пришел с ними разорять отечество, осадил Мономаха в Чернигове и требовал сей области как законного наследия: ибо она принадлежала некогда его родителю. Владимир, любимый своею дружиною и народом, несколько дней оборонялся; но жалея крови, великодушно сказал: Да не радуются враги отечества! и добровольно уступил Княжение Олегу: вторая жертва, принесенная им общей пользе! Он выехал из Чернигова в Переяславль с женою и детьми, под щитами малочисленной, верной дружины, готовой отражать толпы хищных Половцев, которые, несмотря на мир, еще долгое время свирепствовали в Черниговской области: жестокий Олег, довольный их помощию, равнодушно смотрел на сии злодейства. – Вся южная Россия представляла тогда картину самых ужаснейших бедствий. «Города опустели, – пишет Нестор: – в селах пылают церкви, домы, житницы и гумны. Жители издыхают под острием меча или трепещут, ожидая смерти. Пленники, заключенные в узы, идут наги и босы в отдаленную страну варваров, сказывая друг другу со слезами: Я из такого-то города русского, я из такой-то веси! Не видим на лугах своих ни стад, ни коней; нивы заросли травою, и дикие звери обитают там, где прежде жили Христиане!» К умножению несчастий, Россия узнала в сие время новый бич естественный: саранча, дотоле неизвестная нашим предкам, покрыв землю, совершенно истребила жатву; тучи сих пагубных насекомых летели от юга к северу, оставляя за собою отчаяние и голод для бедных поселян. |
| Достоин похвалы следующий за тобою, более достоин похвалы нашедший тебя, еще блаженнее возлюбленный тобою, принятый тобою, вселившийся в тебя, наученный тобою, напитавшийся тобою, пищею, Христом бессмертным, Христом Богом нашим» 1086 . Желание и любовь к Богу никогда не могут быть удовлетворены, мы всегда желаем любить еще больше. Но парадоксальным образом невозможность любить, как желаешь, производит чувство, что эта любовь совершенно потеряна. Этот парадокс удивляет пр. Симеона. «Слыхал ли ты когда-нибудь таковую вещь? – спрашивает он. – Ибо вожделение возжигает вожделение и огонь питает пламя, но во мне это не так, но как – не могу сказать. Преизобилие эроса гасит мой эрос, потому что я не люблю ( ρ), сколько хочу, и мне мыслится, что я совсем не стяжал божественного эроса. Ища же ненасытно любовь ( ρν), сколько желаю, я теряю также и тот эрос к Богу, который я имел, о чудо! Как тот, кто имеет сокровище и сам сребролюбец, так как он не имеет всего, ему кажется, что он совсем ничего не имеет, даже если он имеет много золота, так и мне представляется, что я страдаю, жалкий, в том, что я не вожделею, как хочу, во всяком случае не насколько хочу, и мне кажется, что совсем не вожделею. Таким образом, вожделеть, сколько хочу, есть вожделение выше вожделения, и я насилую мою природу любить выше природы, но природа, изнемогая, лишается и той силы, которую имеет, и тогда парадоксально еще более умерщвляется живой эрос, потому что он живет во мне и процветает» 1090 . В другом месте пр. Симеон говорит об искании Бога, Которого он любит: «Я искал Его, Кого вожделел, Кого (пламенно) возлюбил ( ρσθην), прекрасной красотой Кого я был ранен, я воспламенялся, я горел весь, сожигался» 1091 . Это огонь божественной любви: «Ты освещаешь меня сиянием бессмертия, и я поражаюсь и горю внутренне, желая поклониться Тебе Самому» 1092 . Пр. Симеон ранен красотою Бога: «Ибо, видя Тебя, я ранен внутри сердца, и видеть Тебя я не имею силы, и не видеть не переношу. Неприступна Твоя красота, неподражаем вид, несравнима Твоя слава, и кто когда-нибудь видел Тебя или смог видеть Тебя всего, Тебя, моего Бога?» 1093 Пр. Симеон описывает в брачных образах свое соединение с олицетворенным бесстрастием: «Было со мною молниевидное бесстрастие и соединялось всегда, понимай меня духовно, это читающий, да не осквернишься жалким образом! соделывающее во мне невыразимое наслаждение соития ( συνουσας) и беспредельное вожделение брака, божественного соединения, которому и я приобщившись, стал бесстрастным, разжегшись наслаждением, воспламенившись вожделением его и причастившись света, да стал светом» 1094 . Здесь следует отметить, с какой силою пр. Симеон предостерегает читателя против всякого плотского истолкования этих образов, понимаемых им духовно. Пр. Симеон допускает возможность падения после этого состояния Божественного единения. «Охладев, как железо, – говорит он, – я стал черным, и, замедлив лежать (на земле), я принял ржавчину» 1095 |
| Счастливее Ростиславичей был Давыд Игоревич: он ушел с своею дружиною в днепровские устья, захватил здесь греческих купцов, отнял у них все товары; но от греческой торговли зависело богатство и значение Киева, следовательно, богатство казны великокняжеской, и вот Всеволод принужден был прекратить грабежи Давыда обещанием дать волость и, точно, назначил ему Дорогобуж на Волыни, Но этим распоряжением Всеволод не прекратил, а еще более усилил княжеские распри: Ярополк Изяславич, князь волынский, в отдаче Дорогобужа Давыду видел обиду себе, намерение Всеволода уменьшить его волость, и потому начал злобиться на Всеволода, собирать войско, по наущению злых советников, прибавляет летописец. Узнав об этом, Всеволод послал против него сына своего Владимира, и Ярополк, оставя мать в Луцке, бежал в Польшу. Луцк сдался Мономаху, который захватил здесь мать, жену Ярополкову, дружину его и все имение, а во Владимире посадил Давыда Игоревича. Вероятно, в это время Червенские города, область последующего Галицкого княжества, были утверждены за Ростиславичами, потому что после мы видим старшего из них – Рюрика князем в Перемышле; очень вероятно также, что эта область была отнята Ростиславичами у поляков, союзников Ярополковых, не без согласия Всеволода. Но в следующем году Ярополк пришел из Польши, заключил мир с Мономахом и сел опять в Владимире; вероятно, такому обороту дел много содействовала прежняя дружба Мономаха к Ярополку, благодарность старого Всеволода к отцу его, Изяславу, и нежелание ссориться с сыновьями последнего, из которых старший должен был получить старшинство по смерти Всеволодовой. Ярополк, однако, недолго пользовался возвращенною волостию: посидев несколько дней во Владимире, он поехал в Звенигород, один из городов галицких; когда князь дорогою лежал на возу, то какой-то Нерадец, как видно, находившийся в дружине и ехавший подле на лошади, ударил его саблею; Ярополк приподнялся, вынул из себя саблю и громко закричал: «Ох, этот враг меня покончил!» Нерадец бежал в Перемышль к Рюрику Ростиславичу, а Ярополк умер от раны; отроки взяли его тело и повезли сперва во Владимир, а потом в Киев, где и погребли его в церкви св. |
| Давая знать в другом письме означенному обер-прокурору о прибытии в Москву белокриницкого митрополита и указывая на особенную важность этого события, он далее пишет: «доведено сие до сведения г. Московского генерал-губернатора; но он едва ли что предпримет. Знающие думают, что здешняя полиция не откроет его. Раскольники умеют рано узнавать меры правительства и брать против них своп меры» 1092 . Эти предположения митрополита Московского вполне оправдались. «Белокриницкий раскольнический лжемитрополит Кирилл, скажем словами самого же Филарета, приезжал в Москву, здесь лжесвященнодействовал, собирал лжесоборы; все это знали; если все сие не находили незаконным, по крайней мере, могли бы обратить внимание на то, что он пришел с ложным паспортом. На сие не обращено внимания» 1093 . В частности насколько справедливо последнее замечание Московского митрополита, высказанное в письме к синодальному обер-прокурору, как действительно искусно рогожские раскольники умели устроять свои дела, живо разузнавая о направленных против их иерархии распоряжениях гражданской власти и не менее энергично принимая против этих распоряжений соответствующие меры, это показывает новый случай из противо-раскольнической практики м. Филарета за указанное время. Получивши в сентябре 1865 года известие о прибытии в Москву из Белой-Криницы инока Алимпия и архимандрита Евфросина по весьма важному церковно-иерархическому делу – для совещания с Московскими духовными властями об избрании нового наместника белокриницкой митрополии, в виду судебного преследования м. Кирилла со стороны австрийского правительства за поездку в Россию, в каковую должность и предназначен был приехавший Евфросин, – м. Филарет поспешил «конфиденциально» сообщить эти сведения синодальному обер-прокурору Д. А. Толстому «для принятия, как сам он писал, мер, чтобы умирающая белокриницкая митрополия не возродила в большей силе Евфросина не так беспробудного, как Кирилл, и потому более Кирилла способного размножить раскольническую лжеиерархию» 1094 . |
| Здесь мотивы удаления ясно выражены. „Когда Антоний увидел, что многие беспокоят его, читаем мы здесь, и не дают пребывать в избранном им уединении, как бы желалось, тогда, опасаясь, чтобы или самому не превознестись тем, что творит через него Господь, или чтобы другой не подумал о нём выше того, что он есть, рассудил и решился уйти в верхнюю Фиваиду, где его не знали“ 1090 . Не эти соображения побудили Антония уйти из гробницы в гору. В это время ему было только 35 лет. Он не пользовался ещё известностью – она обещана ему видением ещё в будущем („сделаю именитым тебя всюду“ 1091 – и это предсказание исполнилось лишь 20 лет спустя 1092 ). Таким образом, посетители не могли его беспокоить в гробнице. Чудес Антоний в это время ещё не творил и, следовательно, не мог опасаться тех греховных недоразумений, боязнь которых побудила его удалиться во внутреннюю пустыню. Но если в данном случае мы должны предположить другую цель удаления Антония в пустыню, и если повествователь не выяснил нам её, то о ней позволительно судить по тому, что представляется в рассказе достигнутым вследствие этого удаления. Обращаясь к повествованию о жизни Антония в пустынном уединении, мы видим, что на первый план здесь выдвигается борьба его с демонами, о которой исключительно и идёт речь. Приходившие к Антонию посетители, проводившие дни и ночи —118— вне ограды, слышали, „что в ограде как бы целые толпы мятутся, стучат, жалобно вопят: удались из наших мест, что тебе в этой пустыне? не перенесёшь наших козней“. Посетители, подсмотрев в скважину, что с Антонием никого нет, заключают, что вопли производят демоны, и начинают звать подвижника. „Антоний скорее услышал слова последних, чем позаботился о демонских воплях“. Успокоив посетителей, Антоний остаётся и не терпит ни малого вреда от демонов, даже не утомляется в подвиге, потому что учащение горних видений и немощь врагов доставляют ему великое облегчение в трудах и возбуждают усердие к большим трудам. Знакомые часто заходили к нему, думая найти его уже мёртвым, но заставали поющим: да воскреснет Бог и расточатся врази Его…“ 1093 Таким образом, главным занятием Антония в пустынном уединении была борьба с демонами „в их местах“, в самом их жилище. |
| После этого небольшого отступления докончим изложение сведений о выпускных экзаменах. По окончании экзаменов схоларх и наставники богословских наук, нарочито собравшись, посредством закрытого голосования (δι μυστηκς ψηφοφορας) производят оценку каждого из оканчивающих курс учеников, принимая при этом во внимание успехи, оказанные ими на прежних годичных испытаниях по богословским наукам. Отметки успехов и при этом случае остаются те же, какие встречаем и на первых курсах: «отлично», «хорошо», «порядочно». Ученики, получившие отметку: «отлично» и «хорошо», удостаиваются диплома, с печатью школы, подписанного схолархом и утвержденного патриархом. А имеющие отметку: «порядочно» обязываются явиться на экзамен в эту же школу в будущем году в обычное время. Воспитанники, еще не приявшие свящ. сана, хотя и присужденные получить диплом, получают таковой по посвящении. Если же воспитанник, не удостоенный диплома, не пожелает подвергнуться вторично экзамену, то он оставляет школу без всякого аттестата, причем поручитель его несет известным уже нам последствия (§ 79–81). Если воспитанник, получивший при окончании курса лишь отметку «порядочно», и во второй раз потерпит неудачу, если же притом он уже носит священный сан, то он увольняется без обычного взыскания с поручителя и получает от школы аттестат, удостоверяющий его благоповедение и то, что он слушал уроки в школе: аттестат этот имеет подпись схоларха и утверждается патриархом. Если же таковой неудачник не получил еще посвящения, то пору- —47— читель его обязан понести не раз уже упомянутые последствия, впредь до хиротонии этого питомца школы. Лица, получающие диплом, провозглашаются «дидаскалами православного христианского богословия» (§ 81:83). Эта степень в переводе на язык наших ученых степеней значит: «магистр богословия». В прежнем же уставе те же, удостаивавшиеся получить диплом, именовались даже «дидакторами богословия», т.е. докторами богословия. 1092 Но не следует слишком обольщаться этими громкими титулами: в практике же усвояется учено-богословской степени, даруемой Халкинской школой, не больше значения, чем известной нашей степени: студент духовной семинарии 1093 , что конечно вполне справедливо, так как вся ученость питомца рассматриваемой школы исчерпывается представлением в совет школы письменного сочинения объемом в печатный лист (о чем уже было упомянуто). |
|
|
